— Ну да, конечно. Грубый материализм и так далее. Ну и что?
Он заставил Рипли рассмеяться, и она перестала чувствовать себя глупо.
— Их чертовски много. Должно быть, когда ты уходил, владелец цветочного магазина стоял на коленях и плакал… Нужно подумать, во что их поставить.
Она приспособила под вазу пластмассовое мусорное ведро. Наполняя его под раковиной в ванной, Рипли понюхала букет и вздохнула.
— Дома я поставлю их во что-нибудь получше, — пообещала она, вернувшись. — Мне и в голову не приходило, что тюльпаны могут быть самых разных цветов. Никогда не обращала на это внимания.
— Моя ма обожает тюльпаны. Она… как это говорится… выгоняет их даже зимой. Выращивает в стеклянных баночках.
Рипли поставила импровизированную вазу на письменный стол.
— Держу пари, что сегодня ты послал матери цветы.
— Конечно.
Она посмотрела на Мака и покачала головой:
— Доктор Бук, вы ужасно милый.
— Ты так думаешь? — Он порылся в кармане, нахмурился, полез в другой карман, вынул маленькое шоколадное сердечко и сунул его в ладонь Рипли.
«Будь моей», — прочитала она и снова ощутила холодок в животе.
— Ну что? — Бук дернул ее «конский хвост». — Ты будешь моей Валентиной?
— О боже, ты серьезно? Ты меня достал. Придется вечером купить тебе поздравительную открытку.
— Это самое меньшее, что ты можешь сделать. — Он продолжал играть ее волосами. — Кстати, насчет сегодняшнего вечера… Когда я договаривался с Майей, то совсем забыл, что сегодня Валентинов день. Если хочешь, я отменю встречу. Мы сможем пообедать, куда-нибудь съездить — в общем, выбирай сама.
— Ох…
Рипли вспомнила, что сегодня пятница. Она старалась не думать об этом. Теперь Мак давал ей идеальную возможность разрушить глупую затею, по крайней мере на время. Увы, это было крайне важно для его работы.
«Да, — невольно вздохнув, подумала Рипли, — он действительно ужасно милый».
— Нет, не беспокойся. Уговор дороже денег.
— Ты можешь пойти со мной.
Рипли хотела отвернуться, но Мак удержал ее на месте, просто сжав пальцы. Ласковый жест тут же превратился в способ принуждения.
— Я еще не знаю, что буду делать вечером. Так что на меня не рассчитывай.
— Как скажешь. — Ему не хотелось расстраивать Рипли, но куда деваться. — Я должен тебе кое-что рассказать. Если ты решишь не приходить на встречу, то приходи попозже в коттедж.
— А в чем дело?
— Там узнаешь. — Мак слегка дернул ее за волосы и пошел к двери, но на пороге обернулся. — Рипли… — сказал он, оглянувшись, — в чем-то мы продолжаем оставаться по разные стороны баррикад. Если мы поймем, в чем дело, и признаем правоту друг друга, у нас все будет отлично.
— Ты чертовски упрям.
— Угу. Мои родители потратили кучу денег, чтобы убедиться в этом.
— На психиатров? — насмешливо улыбнулась она.
— Точно, черт побери. Тогда до вечера.
— Да, — пробормотала Рипли, когда дверь закрылась.
Беда заключалась в том, что упрямство самой Рипли дало трещину, потому что она сходила по Маку с ума.
Женщине трудно сохранить достоинство и репутацию крутой дамы, когда она идет по улице с ведром, полным цветов. Но когда ту же самую женщину застают за разглядыванием витрины с изрядно поредевшим запасом сентиментальных открыток в честь Дня святого Валентина, сделать это почти невозможно.
— Мне нравится эта. — Глэдис Мейси протянула руку и ткнула пальцем в большую открытку с огромным розовым сердцем. Рипли чуть не вырвало.
— Да? — вежливо спросила она.
— Я выбрала эту открытку для Карла неделю назад, а когда сегодня утром подарила, он был очень доволен. Мужчины любят большие открытки. Наверно, это заставляет их чувствовать себя более мужественными.
Рипли, не сомневавшаяся, что в таких делах Глэдис разбирается лучше, вынула открытку из гнезда.
— Последняя, — сказала она. — Мне повезло.
— В самом деле повезло. — Глэдис наклонилась и полюбовалась тюльпанами. — Тут не меньше четырех дюжин.
— Пять, — поправила Рипли.
Ну да, она их пересчитала. Не смогла побороть соблазн.
— Пять дюжин. Гм-м… В это время года они стоят целое состояние. Просто картинка, и все тут. А шоколадку получила?
Рипли вспомнила про лежавшее в кармане шоколадное сердечко.
— Вроде того.
— И шоколадку тоже… — Глэдис задумчиво кивнула. — Мужчина сражен.
Рипли чуть не выронила ведро.
— Что вы сказали?
— Я сказала, что мужчина сражен.
— Сражен… — У Рипли защекотало в горле — то ли от смеха, то ли от страха. — Это слово давно вышло из употребления. Почему вы так думаете?
— О господи, Рипли, в Валентинов день мужчина дарит женщине цветы, шоколадку и все остальное не для того, чтобы пригласить ее сыграть в канасту. Почему нынешняя молодежь так непонятлива?
— Я думала, что он из тех, кому нравится соблюдать все обряды на свете.
— Мужчины делают широкие жесты только тогда, когда им об этом напоминают, когда они испытывают тревогу, чувство вины и когда сражены наповал. — Глэдис загибала пальцы с ногтями, накрашенными праздничным алым лаком. — Говорю по собственному опыту. Ты напоминала ему про праздник?
— Нет. Я сама забыла.
— Вы поссорились?
— Нет, — призналась Рипли.
— Ему есть от чего чувствовать себя виноватым?
— Да нет, ничего такого…
— И что же остается?
— Выходит, последнее. — Рипли задумалась и стала изучать открытку. — Значит, говорите, они любят большие?
— Совершенно верно. Поставь эти цветы во что-нибудь красивое. Они слишком хороши для этого старого ведра. — Глэдис потрепала Рипли по плечу и ушла.
Сомневаться не приходилось: скоро весь поселок узнает, что помощник шерифа вздыхает по чокнутому профессору с материка. А он по ней.
А «профессор с материка» вернулся к работе. Мак обрабатывал данные, полученные в тот вечер, который они провели вместе с Рипли. Он сформулировал начальную гипотезу и теперь приближался к логическим выводам.
Бук не заметил, в котором часу они с Рипли занимались любовью. В это время он думал о более важных вещах. А продолжительность? Сколько времени это продолжалось, тоже было загадкой. Но если его теория о распространении энергии верна, то распечатки зафиксировали именно этот момент.
Самописцы регистрировали взрыв за взрывом, пики, долгие устойчивые подъемы и флуктуации. И как это он не слышал громких звуковых сигналов? Видно, забыл обо всем на свете.
Сейчас Мак смотрел на осязаемое доказательство ощущений, пережитых ими обоими, и испытывал странное возбуждение.
Он измерил расстояние между пиками и подъемами, высчитал продолжительность спадов между энергетическими пиками и высоту каждого пика.
Потом встал и долго ходил по кабинету. Наконец образ обнаженной Рипли растворился, и Мак смог вернуться к работе.
— Картина предельно ясная. Низковольтная энергия. — Он снял очки и стал есть яблоко. — Отдых. Теперь мы просто лежим рядом. Ленивая постельная беседа. Все понятно… Но почему дальше снова начинается подъем?
«Похоже на горы, — подумал он. — Подъем, плато. Подъем, плато…»
Мак вспоминал. Она встала, пошла за пиццей, потом зашла на кухню за пивом. Может быть, подумала, что неплохо было бы еще раз заняться любовью. Эта мысль польстила его самолюбию.
Но данная гипотеза не объясняла внезапный резкий выброс энергии. Не было никакого подготовительного периода, просто — вертикальный подъем, напоминающий старт ракеты с космодрома. Мак старался изо всех сил, но так и не смог обнаружить ни внешнего, ни внутреннего источника этой силы.
Смутно помнилось, что в этот момент он находился в полудреме, ждал ее возвращения и думал о пицце, о том, как они будут есть ее в постели, обнаженные. Картина была приятная, но не объясняла случившегося. Он сам был тут ни при чем.
Значит, Рипли. Но как и почему? Загадка…
Выход из шока? Возможно. Но выход из шока редко бывает таким же мощным, как сам шок, а этот пик вонзался острием прямо в потолок.
Если бы можно было восстановить событие… А это идея. Конечно, предложить Рипли повторить опыт нужно будет как можно более деликатно.
У них найдется о чем поговорить.
Мак откусил еще кусок яблока и с удовольствием вспомнил ошарашенный взгляд Рипли, когда он вошел на участок с цветами. Ему нравилось удивлять эту женщину, а потом следить за выражением ее лица.
Нравилось следить за всем, что она делает.
Интересно, много ли времени потребуется, чтобы уговорить ее поехать с ним в путешествие? Может быть, уже этой весной, еще до того, как он возьмется за дело и начнет писать книгу. По дороге можно будет сделать короткую остановку в Нью-Йорке. Познакомить Рипли с родителями.
А потом они ненадолго уедут куда-нибудь, по ее выбору. Ему без разницы.
Он проведет с ней несколько дней. Отложит работу и проверит еще одну собственную гипотезу о том, что это любовь.
В тот вечер Рипли решила держаться подальше от Майи. Поскольку вечернее дежурство выпало на долю брата, она сможет остаться одна. Ради разнообразия. Надо будет включить телевизор на полную громкость, съесть что-нибудь вкусное, но вредное и посмотреть по кабельному телевидению новый бое-вичок.
Почти все свободное время она проводила с Маком. Может быть, в этом и заключалась проблема. Ей было необходимо побыть одной и подумать.
Она затратит часть энергии на выжимание штанги, примет долгий горячий душ, потом погрызет попкорн, полный соли и масла, и посмотрит телевизор вместе с Люси и Диего.
Рипли включила на полную мощность музыку в комнате для гостей, которую приспособила под спортивный зал, и пошла в спальню переодеваться. Следом за ней увязались кот и собака.
Весь туалетный столик занимали тюльпаны. Просто взрыв цвета. В воздухе стоял тонкий аромат.
— Валентинов день — настоящий рэкет, — вслух сказала Рипли, но тут же махнула рукой. — Тем не менее, он делает свое дело.
Она взяла открытку, купленную для Мака. До коттеджа тут рукой подать. Нужно будет сунуть открытку под его дверь. Честно говоря, такое щекотливое дело лучше делать, не видя адресата.
Можно будет написать, что они увидятся завтра. Чем больше Рипли думала об этом, тем меньше ей хотелось говорить с Маком. Придет с шабаша ужасно довольный собой и начнет болтать…
Пусть это было нелепо и даже глупо, но Рипли не хотелось путать чувства, которые они испытывали друг к другу, с его работой или ее… даром. Не хотелось — и все.
До сих пор она ни разу не влюблялась по-настоящему. Что плохого, если она на время забудет обо всем остальном?
— Вот так, — сказала она Люси и Диего. — Вернусь в десять. Без меня не пить, не курить и не звонить в другие города.
Рипли взяла открытку, шагнула к двери, которая выходила на галерею…
И очутилась на берегу в самый разгар бури. Ветер хлестал как ледяная плеть. Воздух был голубым от молний. Она вращалась, вращалась в вихре энергии, покалывавшей кожу тысячами иголок.
Круг был белым пламенем на песке. Она находилась в этом круге, над ним и в стороне.
Внутри круга стояли три фигуры. Она видела себя и в то же время не себя, взявшуюся за руки с сестрами, и слышала поднимавшиеся к небу заклинания, которые эхом отдавались в ее ушах.
Она видела себя и в то же время не себя, одинокую, стоящую вне этого яркого круга. Руки подняты, ладони пусты. И скорбь, вырвавшаяся из этой одинокой души, хлынула в ее сердце.
Она видела себя такой, какой была: живой, охваченной бурей, стоящей за пределами круга, в котором ждали сестры. Внутри нее бушевали гнев и сила.
Один мужчина съежился у ее ног, второй бежал к ней в грозной темноте. Но до нее нельзя было дотянуться. В ее руке сверкал серебряный меч правосудия. Она с криком опустила клинок.
И уничтожила всех…
Рипли очнулась на полу галереи. Она дрожала всем телом. Ее кожа была влажной; в воздухе стоял острый запах озона. Когда она поднялась на четвереньки, живот свело судорогой.
Встать не было сил, поэтому она осталась в той же позе, слегка раскачиваясь всем телом и втягивая воздух в изголодавшиеся легкие. Рев в ушах сменился бесконечным рокотом моря.
До сих пор с ней не бывало ничего подобного. Так сильно, так стремительно… Даже тогда, когда она колдовала сама и сознательно стремилась к этому.
Она хотела уползти к себе в комнату, съежиться на коврике в темноте и захныкать, как ребенок. Но услышав собственные слабые всхлипывания, Рипли поднялась на колени и заставила себя вздохнуть полной грудью.
Не в силах избавиться от видения, она с трудом встала и бросилась бежать.
— Ты уверен, что хочешь этого? — Нелл, державшаяся с Заком за руки, нарочно замедлила шаг.
По небу плыли тонкие облака, пропускавшие свет звезд. Полумесяц был пухлым и белым. Но Нелл прошла бы здесь и в темноте. Она хорошо знала дорогу — через сад Майи, мимо зазубренных скал, в зимний лес. Майя и Мак ушли вперед.
Сквозь деревья и кусты до них еще доносился мелодичный голос Майи.
— А ты бы предпочла, чтобы я остался?
— Нет. Просто раньше ты никогда не ходил со мной.
— Потому что ты никогда меня не звала.
Пальцы Нелл в его ладони сжались, она остановилась. Она понимала его. Теперь она всегда понимала его.
— Не потому, что тебе не были бы рады. — Она увидела удивленно поднявшиеся брови Зака и улыбнулась. — Честное слово.
Муж неторопливо поднес к губам ее руку.
— Тебе неловко в моем присутствии? — спросил он.
— Может быть, я немного нервничаю. — Нелл, и в самом деле нервничавшая, погладила его предплечье. — Я не знаю, как ты будешь реагировать… и как относишься к моему дару.
— Нелл… — Зак положил ладони ей на плечи и слегка потрепал. — Я не Даррен.
— Кто?
— Ну, Даррен. Из «Заколдованного». Ты морщишь нос, а я сержусь.
Нелл немного подумала, а потом обняла его за талию. Все тревоги и сомнения улеглись, уступив место радости.
— Я люблю тебя.
— Знаю. Но есть одна вещь… Я хотел быть человеком широких взглядов и не собирался начинать этот разговор, однако… — Он посмотрел в темноту, где уже исчезли Мак и Майя. — Я читал про ритуалы, магию и тому подобное и знаю, что иногда для этого нужно раздеться. Пусть это звучит глупо, но я хотел бы, чтобы при Маке ты не снимала с себя одежду.
Нелл попыталась скрыть улыбку.
— Он ученый. Это то же самое, что идти на прием к врачу.
— Мне плевать. В этом вопросе я Даррен.
— Ну, Даррен, сейчас слишком холодно, чтобы ходить в плаще из воздуха. А если говорить начистоту, то я не раздеваюсь даже тогда, когда со мной только Майя. Наверно, я очень стыдливая ведьма.
— Это меня устраивает. Они пошли дальше.
— Значит… Майя раздевается?
— Носит плащ из воздуха, — поправила Нелл. — Не понимаю, почему это вызывает твой интерес.
— Чисто академический.
— Ага, как же.
Продолжая беззлобно поддразнивать друг друга, они вышли на поляну.
Ее окружали тени, серые, как дым. С голых сучьев свисали охапки сухой травы и бусы из самоцветов. Три высоких камня напоминали алтарь. Мак сидел на корточках, пристально рассматривая надписи.
Майя не разрешила ему взять с собой видеокамеру и диктофон. Никакие уговоры на нее не действовали. Но зато она позволила Маку принести блокнот и приборы.
Ему придется обойтись собственным умом и знаниями.
Майя уже поставила принесенную с собой сумку и подошла к Заку, который нес сумку Нелл.
— Пусть наш ученый немного поиграет, ладно? — Майя жестом показала на Мака. — Он так счастлив…
Потом она обняла Нелл за плечи.
— Не нужно нервничать, сестренка.
— Я слегка не в своей тарелке. Как-то непривычно.
— Рядом с тобой муж. Кроме того, теперь ты умеешь куда больше, чем в первый раз, и более уверена в себе. — Майя перевела взгляд на Зака. — Разве ты не чувствуешь, что он гордится тобой? Тем, какая ты есть? Некоторым просто не хватает жизненной энергии. А без нее свет не будет ярким.
Подбадривая Нелл, а заодно и самое себя, Майя слегка сжала ее плечи, а затем присоединилась к Маку.
— Майя ужасно одинока, — шепнула Нелл Заку. — Она не осознает этого и держится очень уверенно, так что никто ничего не замечает. Но временами у меня сжимается сердце от ее одиночества.
— Ты хорошая подруга, Нелл.
Майя засмеялась какой-то реплике Мака, а потом отвернулась от него. Это был не танец, впоследствии думал Мак. И все же тут было что-то от балета. Когда Майя поднимала руки, ее длинное серое платье колыхалось, а потом успокаивалось. А низкий звучный голос заменял музыку.
— Это наше место, место Трех. Оно было создано из нужды и знания, из надежды и отчаяния, из силы, вызванной смертью, страхом и невежеством. Это наше место, — повторила она, — завещанное | Трем Тремя. Но сегодня нас только двое.
Мак медленно поднялся. Стоявшая перед ним женщина изменилась. Ее волосы были более яркими, кожа сверкала как мрамор. Ее красота стала еще ослепительнее, словно Майя подняла тонкую вуаль, скрывавшую лицо.
То ли она сейчас применяла магию, чтобы усилить эффект, то ли постоянно использовала свой дар, чтобы приглушить собственную красоту. Мак чуть не плакал, жалея об отсутствии камеры.
— Мы пришли сюда вознести хвалу и благодарность тем, кто пришел раньше. Пришли, чтобы принять и запомнить. Эта земля священна. Добро пожаловать, званый гость Макаллистер Бук. Надеюсь, вы не обидитесь, если я попрошу вас дать обещание не приходить сюда без разрешения.
— Конечно, обещаю. Майя царственно кивнула.
— Зак, ты принадлежишь Нелл, а это место принадлежит и ей, и мне. Следовательно, оно и твое тоже. Если хотите, можете задавать вопросы, — добавила она, нагнувшись к сумке. — Думаю, что большинство ответов доктору Буку уже известно.
Поняв тонкий намек, Мак пересек поляну и встал рядом с Заком.
— Они пользуются серебром, олицетворяющим женское начало. Они принесли с собой ритуальные свечи. Догадываюсь, что эти свечи уже освящены и надписаны. Начертанные на них символы… — Он нагнулся и прищурился. — Ах да. Четыре стихии.