Шрайер Вольфганг
Тень шпионажа
Аннотация издательства: В книгу известного немецкого писателя из ГДР вошли повести: «Лисы Аляски» (о происках ЦРУ против Советского Союза на Дальнем Востоке); «Похищение свободы» и «Записки Рене» (о борьбе народа Гватемалы против диктаторского режима); «Жажда» (о борьбе португальского народа за демократические преобразования страны) и «Тень шпионажа» (о милитаристских происках Великобритании в Средиземноморье).
Тень шпионажа
Для меня эта история началась с обыкновенной повестки, в которой говорилось, что лейтенанту Роджеру Андерсону, проживающему в Ливерпуле по Лайм–стрит, 207, надлежит в течение сорока восьми часов прибыть в гарнизон, откуда он демобилизовался пять лет назад, отслужив положенный срок.
Стоял прекрасный августовский вечер. Я только что вернулся домой со службы из района порта, когда на глаза мне попалась повестка. Не стану утверждать, что она до смерти напугала меня или вызвала какие–либо неприятные ощущения. Я повертел ее между пальцев и невольно подумал, что ведомство по мобилизации поступило не особенно удачно, прислав вместо телеграммы–вызова обыкновенную повестку на бланке старого образца. В ней, например, говорилось, что кроме всего прочего я обязан захватить с собой продовольственную карточку, хотя даже дети знали, что карточки в Великобритании были отменены в 1954 году. Судя по этой повестке, нетрудно было догадаться, что в военном министерстве экономили даже на бланках.
Я быстро собрал вещички, уведомил о случившемся на работе и в назначенный срок прибыл в Олдершот, где была расквартирована 16–я воздушно–десантная бригада, личный состав которой жители той местности называли «красными дьяволами». Там я когда–то неплохо проводил время. Миновав проходную, я невольно вспомнил о том, что мы проделывали здесь несколько лет назад. Если не считать курса новобранцев, который в любой армии мира не спутаешь с отпуском на морском курорте, моя служба проходила настолько легко, что, заканчивая ее, я дал письменное обязательство в случае «угрозы национальным интересам» еще до объявления мобилизации добровольно вернуться в строй. Вполне вероятно, что столь поспешное решение я принял в юношеском порыве, под впечатлением великолепного прощального вечера, но, как бы там ни было, теперь я сидел в казарме и с нетерпением ожидал, что же будет дальше. И лишь гораздо позднее мне стало абсолютно ясно, что добровольно взятое мной обязательство было самой большой глупостью, которую я совершал когда–либо в жизни.
Первое, что я увидел перед своими глазами, была увешанная орденами и медалями грудь моего старого друга Билла Шотовера, который, находясь на срочной службе, успел повоевать не то в Кении, не то в Малайе и уже дослужился до капитана.
— Хэлло, Роджер! — воскликнул он, хлопнув меня огромной ручищей. — Правильно, отечество зовет нас…
— …и лучшие сыны спешат под его знамена, — скромно добавил я.
— Для тебя в моей роте всегда найдется местечко, — сразу же заявил он. — Сегодня вечером я переговорю с нашим полковником, и все будет в полном порядке, старина.
Выпив несколько стаканчиков виски, мы углубились в воспоминания, не забыв, однако, порассуждать о том, что нынешнее молодое поколение ни к черту не годится, после чего Билл принялся разъяснять мне военное положение британского Содружества наций. Эта тема еще со времен нашей совместной службы была его любимым коньком.
— Наше положение, — начал он, — можно считать безнадежным, но не чересчур безнадежным. Таким оно станет в том случае, если нам не удастся свалить этого Насера{1}. Его примеру могут последовать другие, которые сейчас еще трусливо поджимают хвост, но со временем могут осмелеть настолько, что перестанут нас бояться. Если ты, Роджер, хоть изредка просматриваешь газеты, то должен знать, что затевает этот Насер. Однако из заварухи с Суэцким каналом ему победителем не выйти. Все равно мы его замордуем. Вот посмотри… — И он подошел к карте Европы, висевшей над музыкальным автоматом.
Грубое лицо Билла, покрытое пигментными пятнами, из–за чего он страдал всю жизнь, само походило на географическую карту, на которой коричневые места изображали горные хребты выше трех тысяч метров над уровнем моря, а светлые — заснеженные вершины с глетчерами.
— В Красном море, — продолжал поучать меня Билл, — в настоящее время находится наш крейсер «Кения», а вдоль ливанского побережья курсирует крейсер «Ямайка». У острова Мальта стоит авианосец «Игл», на котором дислоцируется несколько эскадрилий истребителей–бомбардировщиков. Там же базируются шестьдесят бомбардировщиков «Канберра», переброшенных вчера на Мальту. Здесь, в Иордании, — ткнул он пальцем в точку на карте, — расквартирован 10–й гусарский полк, усиленный ротой пехотного полка и танками «Центурион». В Ливии, у западной границы с Египтом, находятся 10–я танковая дивизий, пехотный полк королевского стрелкового корпуса и 3–й артиллерийский полк королевской артиллерии на конной тяге, который на осенних маневрах 1951 года прикрывал наш левый фланг. Ну, как тебе это нравится?
— Неплохо, — ответил я. — Ну а мы?
— Мы — пожарная команда британского Содружества наций, — гордо выпятив грудь, заявил он. — Нас будут кидать в самые горячие точки.
— А резервистам выплатят денежное содержание? — поинтересовался я, однако Билл не услышал моего вопроса и продолжал:
— Кроме того, сюда перебрасываются части 2–й пехотной дивизии, расквартированной в Западной Германии. Командование НАТО сильно обеспокоено событиями на Ближнем Востоке, в не меньшей мере беспокоят они и Францию. Но сэр Антони уже уломал Грюнтера. Ходят слухи, что мы реквизировали девяносто гражданских самолетов, с помощью которых можно будет спокойно перебросить на Ближний Восток даже нашу лейб–гвардию…
— Выходит, те, кто купил в рассрочку кое–какие вещи, как я, например, попадут в скверное положение.
— Добавь к этому еще французскую армию. Вице–адмирал Баржо стянул на Тулонский рейд линкор «Жан Бар», крейсер «Жорж Лиг», два авианосца и десять эсминцев. Неплохо, а?
— Меня больше беспокоит, что будет с моим телевизором, если я своевременно не внесу очередной взнос, — приставал я к Биллу.
— Плюнь ты на него, — грубо оборвал он мои жалобы. — Здесь, дружище, тебе не понадобится никакой телеящик. В рядах королевской армии ты увидишь весь мир.
Билл, если смотреть на него со стороны, был похож на добродушное чудовище, однако в военном деле он разбирался неплохо.
* * *
В следующий понедельник — а это было 6 августа 1956 года — в порту Портсмут мы, освещенные яркими лучами солнца, взошли на борт корабля. Это был авианосец «Тезей» водоизмещением 13 тысяч тонн, обычно бравший на борт тридцать истребителей–бомбардировщиков, сейчас же он принял две тысячи парашютистов–десантников. Билл по секрету сообщил мне, что остальная часть нашей бригады грузится в Девонпорте на судно такого же типа «Океан» и военный транспорт «Булвак» водоизмещением 22 тысячи тонн, которые выйдут в море через два дня.
Весь Гемпширский пляж в тот день буквально кишел отдыхающими. Парусные яхты и моторные лодки скользили вдоль береговой линии взад–вперед, молодежь развлекалась катанием на водных лыжах. А в это время тысячи матерей, отцов, жен и невест собрались на причале, чтобы сказать последнее общее «прощай» пятидесяти специально отобранным десантникам, так как наш полковник запретил прощаться каждому в отдельности. Этот краснолицый офицер с серо–рыжей бородкой, как оказалось, не переносил сцен прощания. Поэтому когда капитан Шотовер передал ему просьбу солдат, желавших хотя бы пожать руку своим родственникам, он недовольно пробурчал: «Черт побери, для этого было достаточно времени в казарме! Черт побери!» — и пнул при этом корабельного кота по кличке Насер, который намеревался усесться на его ботинок.
Меня проводы нисколько не тронули, так как моя старушка не смогла приехать в Портсмут из–за болезни, а девушки у меня в ту пору еще не было. Следовательно, никто не махал мне мокрым от слез платочком, когда наше судно, миновав мол, вошло в воды канала. Для остальных же это была довольно печальная сцена.
Наше командование оказалось не только черствым, но и довольно скупым, чего я особенно боялся. Его нисколько не волновало, что большинство резервистов вынуждены были бросить работу. Никакой компенсации оно нам не обещало.
— Мы призвали в армию добровольцев, а не нищих, — заявил Билл Шотовер, повторяя слова бригадного генерала Мервина Батлера, особенно любимого «красными дьяволами» командира.
Мы стояли на палубе и любовались заходом солнца, которое медленно скрывалось за мысом Корнуолл. Был великолепный вечер.
— Наш ящик делает двадцать четыре узла в час, — проговорил Билл, сплюнув в бурлящую кильватерную струю. — Послезавтра мы будем уже на рейде Лиссабона, в среду войдем в Средиземное море, а в пятницу утром проплывем мимо Ла–Валлетты. Что будет дальше — известно лишь господу богу да сэру Антони.
— Как только египтяне узнают о нашем походе, они сразу струсят, а когда мы появимся на Мальте, то уберутся восвояси.
— Настоящая драка устраивает меня больше, Роджер.
Позднее я узнал из газет, что частичная мобилизация, которой я был обязан столь чудесной морской прогулкой, проводилась строго в соответствии с нашей конституцией. Так как нижняя палата английского парламента за несколько дней до объявления о национализации Суэцкого канала ушла на каникулы и большая часть парламентариев охотились на куропаток в Шотландии, а королева Елизавета развлекалась на скачках в Гудвуде, премьер–министр Иден созвал заседание государственного совета, который и объявил о введении чрезвычайного положения, торжественно поручив военному министру, высокочтимому Генри Хиту, призвать резервистов. Так, по крайней мере, писала одна из газет. Этот высокочтимый джентльмен для начала поставил под ружье двадцать тысяч человек, в их число попал я. Но, несмотря ни на что, я испытал настоящее удовольствие, прочитав о том, что частичная мобилизация была проведена при соблюдении образцового порядка, присущего только такой великой нации, как наша.
* * *
Восемь дней спустя мы высадились на острове Кипр. Я попал в авангард, которым командовал мой друг Билл. На двух джипах морской пехоты мы на целых шестьдесят километров вклинились в глубь острова, миновав плоскогорье. Сознаюсь, что сопровождавшие нас солдаты держали автоматы на коленях, готовые в любой момент открыть огонь, и это навело меня на мысль, что местное население все еще довольно враждебно относилось к солдатам британской короны. Однако ничего страшного на этот раз не произошло.
Жара стояла невыносимая. Как только показались первые домики столицы острова Никосии, Билл Шотовер обернулся ко мне и сказал:
— Послушай, старина, здесь наши с тобой дороги расходятся. Командование военно–воздушных сил затребовало тебя для выполнения специального задания… Не спрашивай какого, так как я понятия не имею, но думаю, для ответственного и почетного. Держи ухо востро, Роджер! Увидимся позже. — С этими словами он с силой хлопнул меня ручищей по спине, приказал шоферу остановить машину и, высадив меня посреди дороги, скрылся из виду.
Я стоял перед низким длинным зданием, огороженным колючей проволокой. Рядом с часовым в сдвинутой на макушку потной головы каске висела серая, покрытая пылью табличка: «ШТАБ–КВАРТИРА ВВС НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ». Здесь располагалось командование британских королевских военно–воздушных сил, которому подчинялись все аэродромы и английские авиационные части, расположенные в Ираке, Иордании, на Кипре, в Ливии, а всего полгода назад — и в зоне Суэцкого канала. При взгляде на штаб–квартиру я почему–то не почувствовал никакого облегчения, и виновата в этом была отнюдь не жара.
Если военно–воздушные силы запрашивали для выполнения специального задания парашютиста–десантника, ничего хорошего ждать не приходилось. И вообще, как мне казалось, что–то тут было нечисто. Я не стал ломать себе голову над тем, почему именно на меня, новоиспеченного резервиста, пал выбор, а сразу решил энергично противиться любой попытке использовать меня в рискованном предприятии как диверсанта–одиночку. Я знал, что к делам, в которых приходится рисковать головой, обычно привлекают добровольцев. Единственную возможность выйти из такого положения живым и невредимым молодые офицеры упускают в тот момент, когда, руководствуясь патриотическим порывом либо другой кажущейся им благородной причиной, не находят в себе мужества сказать решительное «нет» своему начальству, которое лезет из кожи, лишь бы убедить подчиненного в том, что его посылают на правое дело.
— Вам в комнату сто восемнадцать, сэр, — оказал мне дежурный сержант, под мышками у которого обозначилась большие пятна пота. При этом он как–то странно посмотрел на меня, отчего предчувствие чего–то недоброго возросло во мне.
Табличка на двери комнаты с надписью: «Санитарная часть летного состава» — отнюдь не улучшила моего настроения, поскольку к армейским эскулапам повсюду относятся с долей недоверия.
Я вошел в комнату и по–уставному доложил о своем прибытии. За письменным столом сидел седоволосый стройный мужчина, мало похожий на врача. У него было три серебряных галуна на погонах и столько же нашивок на рукаве, что соответствовало армейскому званию подполковника. Под потолком жужжал вентилятор, разрезая лопастями душный воздух. Я даже почувствовал на своем лице дуновение ветерка.
— Садитесь, лейтенант, — предложил подполковник очень приятным голосом. — Закурите? — Видимо, он принадлежал к числу вежливых начальников.
Я решил быть предельно внимательным и не поддаваться его любезности. Потом я сел и дал ему прикурить.
— Если меня правильно информировали, вы лейтенант Андерсон? — произнес он, глядя вверх и немного наискось, где вентилятор как бы отрезал порции струившегося ввысь сигаретного дыма, смешивал его с воздухом и разбрасывал в разные стороны. — Две недели назад в Ливерпуле вы работали в гражданском учреждении, не так ли?
— Так точно, сэр.
— И что же это была за работа?
— Я служил в таможенном управлении, сэр.
Подполковник кивнул так, что мне сразу стало ясно: я сказал то, что ему давно известно, тем более что в руках он держал густо исписанный листок — без сомнения, мой послужной список.
— В чем же конкретно состояла ваша работа? — спросил он. — Вы производили досмотр багажа или занимались контрабандистами?
Пренебрежительный тон подполковника, каким он говорил о досмотре багажа, задел меня, и я не без удовольствия рассказал ему, что в течение нескольких семестров изучал криминалистику, а когда был назначен на ответственную должность, мне доверили вести расследование бандитских ограблений и других серьезных преступлений. Помимо этого я вел расследование аферы с наркотиками, и, следует признаться, небезуспешно… Очень скоро я убедился, что лучше бы я скрыл свой талант — в армии, между прочим, это всегда считалось наипервейшей заповедью.
— Наркотики?! — обрадовался подполковник. — Да, как я посмотрю, мы с вами коллеги, мистер Андерсон. Моя фамилия Тинуэлл. Может, вы слышали обо мне? Я вел одно дело, связанное со Скотланд–ярдом. Продолжительное время я был начальником отдела «Ограбления и шантаж». Вам не нужно объяснять, какое это широкое поле деятельности…
Он так приятно улыбнулся, что я не осмелился испортить его радостные воспоминания. Я сделал вид, будто действительно слышал о нем, поскольку знал, что ничто не умиляет так криминалиста, как эхо его былой славы, которую некогда создали ему бульварные газетенки.
Подполковник Тинуэлл угостил меня стаканом апельсинового сока со льдом и в течение нескольких минут рассказывал о нашумевших преступлениях тридцатых годов, а затем незаметно перешел от уголовной жизни Англии к ситуации, сложившейся на Кипре.
— Здесь, — сообщил он мне как бы между прочим, — находится отдел контрразведки регионального командования на Ближнем Востоке. — Широким жестом подполковник словно призвал в свидетели всю обстановку кабинета — от жалюзи и зеленого сейфа до противомоскитной сетки. — Что же касается проблемы безопасности, то можете мне поверить: положение на Кипре не столь благополучное, как нам бы хотелось. У меня слишком мало людей. Мои опытные помощники заняты греческими партизанами. Они концентрируют свои усилия на том, чтобы предупреждать вражеские удары, которые чаще всего наносятся по нашим воздушным частям. И вдруг появляетесь вы, мистер Андерсон, словно господь бог услышал мои молитвы…
Я, к сожалению, слишком поздно понял, что попал в западню. После столь дружелюбного приема, который Он оказал мне как молодому коллеге, я уже не смог отдаваться от выполнения того щекотливого поручения, которое он приберег для меня. Мне оставалось лишь уйти в глухую защиту.
— К сожалению, я не знаю ни греческого, ни турецкого и никогда не был в стране, сэр… — начал я. — Боюсь, что окажусь для вас бесполезен.
— О нет, — хитро улыбнулся он. — У меня для вас есть кое–что получше. Пробелы в познаниях, о которых вы тут только что упомянули, в данном случае не играют никакой роли. Мы ведь не собираемся делать из вас второго Лоуренса. Слушайте меня внимательно. Нам стало известно, что на острове появился какой–то загадочный иностранец, лет пятидесяти, довольно богатый, о котором мы хотели бы получить как можно больше информации. Он якобы увлекается греческими древностями. По паспорту он Натан Уолпол, американский гражданин, однако все это может оказаться чистой липой, как и его увлечение археологией. Одно нам удалось установить точно: для своих раскопок он выбирает районы, в которых расположены наши военные объекты.
— Но, поскольку наши войска, выполняя свою благородную миссию, размещены по всему острову, сэр, — попытался было вставить я свое мудрое слово, — может, эти сведения не подтвердятся?