Главная улица Фаньюя вела прямо в порт. Моря отсюда видно не было: причалы тянулись вдоль берега реки Сицзян, чье глубокое русло выводило корабли прямо на морской простор.
У причалов теснились сотни кораблей – от маленьких, юрких сампанов до торговых ша-чуаней о двух или трех мачтах, прозванных джонками. Много было крутобоких арабских судов, дожидавшихся зимних муссонов, а в военной гавани корабли стояли борт к борту. Больше всего было чжань-сяней – боевых джонок – и мын-чунов, кораблей прикрытия. Если чжань-сянь можно было сравнить с триремой, то мын-чун тянул на либурну. А у самого причала едва помещался громадный лоу-чуань – «башенный корабль», гордость ханьского военного флота. Между его двумя мачтами возвышалась настоящая крепость в три этажа, с амбразурами, прикрытыми деревянными щитами, откуда велась стрельба из тяжелых арбалетов. Над верхней площадкой выглядывали метательные рычаги катапульт и полоскались заостренные желтые стяги.
– Надо искать императорский ша-чуань, – нервно заоглядывалась Давашфари. – Его кормчий мигом подчинится велению Сына Неба.
– Правильно, – одобрил консул. – Отобрать корабль у арабов будет непросто, да и шум поднимется. А к воякам лучше и не заглядывать – худо придется всем…
Отряд не спеша проехался вдоль пристани, распугивая грузчиков и мореходов, и остановился напротив трехмачтовой джонки, по размерам не уступающей триреме. Круглым глазом, намалеванным на скуле, она еще напоминала римские или эллинские корабли, но на этом сходство кончалось – нос был широкий и квадратный, с нарисованной спереди тигриной мордой, на корме, такой же угловатой и коробчатой, возвышалась надстройка. Средняя мачта была в обхват у основания и не крепилась ни штагами, ни вантами.
Тяжелые паруса из бамбуковых циновок удерживались горизонтальными рейкáми – по семь рейков на мачту, что придавало джонке некую «перепончатокрылость».
– Эй, на палубе! – крикнула Давашфари.
Крикнула она на ханьском, но Сергий ее понял без труда. Человек восемь команды вразвалочку приблизились к бортам – и разом брякнулись на колени, разглядев, кто именно их окликает.
– Мы реквизируем этот корабль, – холодно сообщила удельная принцесса. – Можете сходить на берег.
Экипаж сошел по трапу в совершеннейшей растерянности, и Го Шу их добил, развернув свиток с императорской печатью. Мореходы снова хлопнулись на колени.
– Кто ходил в Индию? – спросил консул.
– Я, господин, – пробубнил, не разгибаясь, седобородый кормчий.
– И я, – откликнулся еще один моряк, попузатее и помоложе.
– Вы можете остаться. Остальные свободны.
Ее лакированные лари перенесли на борт первыми, затем пришла очередь медицинского груза Чжугэ Ляна. По приказу удельной принцессы мореходы сбегали в ближайшие харчевни и потратили ее же деньги, натащив кучу снеди, закатив на борт огромные кувшины с чистой водой из горных ключей.
– Отдать концы! – скомандовал Эдик.
И никто из преторианцев не шуганул хитроумного ехидного Чанбу – всех трясло от радостного нетерпения.
Ша-чуань медленно отвалил от причала. Кормчий, не зная, как ему командовать столь важными господами, обратился к ним с почтительной просьбой поднять паруса.
Господа навалились, и рейки́ с жесткими парусами поползли вверх, занимая свое положение. Верхний реёк поднимался двумя фалами, которые накручивались шпилем и крепились на кнехт.
– К развороту!
Теперь надо было потянуть за два браса нижний реёк, разворачивая плоскость ветрила. Джонка стала описывать плавную дугу, выплывая по течению реки вниз.
– Смотрите! – закричал Эдик, показывая на берег.
На пристань вылетели остатки армии Орода, поднимая суету и переполох. После минутной заминки «головорезики» спешились и бросились к лоу-чуаню. Подействовал ли на моряков императорский свиток, или «свита» наня действовала более доступными средствами, осталось неясным, но когда джонка уже отплыла на приличное расстояние, Сергий заметил, как мачты лоу-чуаня одеваются парусами – по двенадцать парусов на каждую.
– Погоня нам обеспечена, – усмехнулся консул, глядевший в ту же сторону. – Во всяком случае, гонки.
– Это ж до чего надо нас ненавидеть… – покачал головой Искандер.
– Ничего, – успокоил его Эдик, – прорвемся!
Солнце поднялось в зенит, когда их джонка, окрещенная «Чжэнь-дань» – «Восточная заря» – вышла в открытое море.
На секунду Сергий почувствовал состояние невесомости – настолько легко стало на душе. Они вырвались! Да, конечно, их ждет долгая и полная опасностей Морская дорога, но это будет обратный путь. Путь домой.
Глава 15, в которой преторианцы не сходятся характерами с пиратами
Ша-чуань оказался великолепным средством передвижения по водам, хотя какого-нибудь эллина-морехода он привел бы в полуобморочное состояние. Начать с того, что у джонки отсутствовал киль – корабль являлся плоскодонкой, разве что в днище был встроен длинный брус лунчу – «кость дракона» – дабы смягчать удары в момент причаливания. Зато имелся самый настоящий навесной руль, удерживаемый тросами, и самые настоящие переборки, делящие корпус на отсеки. Так что, хоть мореходность корабля и находилась под вопросом, живучесть его была на высоте.
Сергий облазил весь «Чжэнь-дань» – от круто загнутого носа до оконечности кормы, где торчала невысокая бизань-мачта с прямоугольным парусом, смахивавшим на веер. Кормовая надстройка была довольно-таки вместительна, делясь на тесные каюты и закутки для снасти.
Но самое интересное открытие совершил Эдик – в трюме он обнаружил аккуратно сколоченные из бамбука и принайтованные ящики. В ящиках покоились кожаные мешочки, тщательно переложенные мягким войлоком. Одни мешочки были туго набиты рулонами прекрасного шелка, в других хранилась не менее прекрасная посуда из фарфора. Джонка везла богатейший груз!
– Вот здорово! – вопил Чанба. – Мало, что корабль угнали, да еще и с такой добычей! Босс, тут на всех хватит!
– А ты говорила, что вернешься нищей… – ласково попенял Гефестай своей Давашфари.
– Еще надо суметь вернуться… – вздохнула дочь ябгу.
И Ван осторожно вытащил один из рулончиков шелка и прочитал надпись на бирке:
– «Кусок гладкой ткани, из владений Жэньчен уезда Каньфу, ширина два чи и два цуня, вес двадцать пять лян, цена шестьсот восемнадцать монет[57]». Хороший шелк!
– А то! – гордо хмыкнул Эдик.
Лобанов выбрался из трюма на палубу и осмотрелся. Кругом блестело и переливалось на солнце море. Джонка шла мимо берегов острова Хайнань, огибая его с востока.
Впрочем, близость этого последнего оплота империи Хань не вызывала у принципа особого беспокойства. Чаще он смотрел на север – там, у самого небоската, темнело маленькое пятнышко. Таким виделся лоу-чуань, кинувшийся за ними в погоню.
Сергий мог лишь догадываться, почему Ород решился на это. Ведь тот уже вырвался из грязи в нани!
Зачем же ввязываться в авантюру, для чего удаляться от императорского двора? Что, Ород стал вдруг жутко принципиальным типом и не может соврать Сыну Неба, как он разгромил римлян, как примерно наказал убийц? Да и кто его будет проверять? Махнут рукой – и всё. До того ли императору? У Ань-ди под седалищем нежданно-негаданно оказалась вся Поднебесная, будет ли он расстраиваться из-за непойманных убийц, преподнесших ему такой подарок?
Неужто косоглазый парфянин действительно ненавидит Сергия Корнелия Роксолана? Да так, что готов все бросить, лишь бы испить сладкого вина мести? Ну, и дурак. Как был дураком, так им и остался. Хотя… Возможно, Ород просто погорячился. Увидал лоу-чуань, впечатлился его мощью – и решил по-быстрому догнать римлян и всех перевешать…
Одного не учел хитроумный парфянин – лоу-чуань, конечно, велик, вот только джонка маневренней и ходче. Идя в бакштаг, когда ветер дует в борт, «Чжэнь-дань» выдавала узлов тринадцать, если не больше. Тяжелому лоу-чуаню не догнать. Опять-таки, не всё тут просто.
Будь нынче зима, Сергию не пришлось бы тревожиться вовсе – стойкий муссон, задувавший с северо-востока, гнал бы и гнал корабль по волнам до самого Египта. Но сейчас лето на перепаде в осень, и ждать попутного ветра пришлось бы до декабря.
Приходилось приноравливаться – то западный ветер ловить, то восточный, то вообще паруса убирать, когда задувало с юга. Тогда всех свободных от вахты вежливо приглашали сесть на весла.
Весла тоже были «не как у людей». Весла-юло работали по принципу гребного винта или ласт – их широкие лопасти соединялись с веретенами, а те – с вальками. Конечно, большой скорости таким макаром не наберешь, но и на месте стоять не будешь.
Кормчий, а звали его Юй Цзи, быстро освоился и уже на второй день покрикивал на «важных господ». А те и не чванились: сказали им умерить парусность – умеряют, велели руль вправо заложить – закладывают. Не ропщут, не брюзжат, не хнычут. Чем не команда?
…Вечер подкрался незаметно. На темнеющем небе повисли облачка, растянутые жгутиками. И вдруг они вспыхнули, подпаленные уходящим солнцем; алыми, багрово-оранжевыми нитями расшили зеленоватое небо, переливаясь всеми оттенками кармина и пурпура. Море зеркально окрасилось цветами неба, зарябило золотом, впитывая затаенный жар. Коснувшись горизонта, светило побагровело, ужалось в овал, словно с натугой продавливая «воображаемую линию», и упала тьма.
Прошло время и наступила очередь Луны светить. Море сделалось гравюрным – черные тени мельтешили вперемежку с серебряными бликами. Закрапал дождик, в бледном отсвете озарилось заблудшее облачко, и в небе над джонкой заискрилась белая лунная радуга.
– Здорово! – выдохнула Тзана. – А я думала, их не бывает!
Сергий прищурился и различил разные цвета в провешенной дуге.
– Бывает… – протянул он. – Ты чего спать не ложишься?
– А ты?
– А мы с нашим кормчим по звездам двинем – он на руле, я на подхвате.
– Меня разбудишь только.
«Утром!» – подумал Лобанов, сказав вслух:
– Ладно…
Кормчий выбрал звезду и держал на нее. Луна скользила над морем, окрашивая небосклон в серо-синие тона. Голубые пенные валики тянулись рядом с ша-чуанем, прозрачными лессировками накладываясь друг на друга. Нежно мерцали воздушные пузырьки, а ночесветки под водою словно состязались с яркими звездами тропического неба. Маленькие рачки до того напоминали раскаленные угольки, что невольно оторопь брала – как же они не тухнут, в воде-то?!
К полуночи Сергий сменился, а Юй Цзи задремал у руля, доверив его ликторам. Изредка он просыпался, моргал сонно, отыскивая нужные звезды в небе, сверял курс и, успокоенный, снова погружался в сон.
К утру третьего дня за кормой остались почти пять сотен миль. Кормчий направлял ша-чуань строго на юг, куда указывал компас – намагниченная рыбка, плавающая на пробковой лодочке в круглой чаше.
Теперь на западе пролегли земли будущего Вьетнама, где пока что шло в рост государство Чампа, основанное индийскими колонистами.
Но как раз землю Сергий не видел: «Чжэнь-дань» старательно держался открытого моря. Кормчий правил туда, куда ходил не раз – к острову Ява, до которого было то ли десять дней пути, то ли все двадцать – это уж как повезет с ветрами и течениями. Юй Цзи дело знал туго – раз муссоны не дуют, надо спуститься ближе к экватору, чтобы паруса наполнил «вечный ветер» – пассат. А Ява как раз по пути – чего ж не зайти, не размяться?
Пока что Сергию сотоварищи везло – третье утро подряд Лобанов шарил глазами по северному горизонту и ощущал тихую радость – ничто не омрачало окоем, лоу-чуань пропал из виду.
На полпути к Яве неожиданно похолодало, и с рассвета джонка плыла в густом тумане. Кормчий немного занервничал, он то и дело застывал в неподвижности, напряженно прислушиваясь, но до ушей не доносилось ни единого звука – ни шума прибоя, ни скрипа и плеска встречного корабля.
Потом подул ветер и рассеял сырую пелену, распахивая голубой простор моря. У Сергия сперва упало настроение – он заметил паруса вдалеке, но тут же успокоился: к лоу-чуаню приближавшиеся кораблики не имели никакого касательства. Вытягиваясь в длину локтей на сорок-пятьдесят, кораблики были очень узкими. Чтобы не перевернуться, они опирались на поплавки-балансиры, удерживаемые за бортом на жердях-аутригерах.
– «Летучие проа»! – узнал обводы судов всезнающий Искандер. – Видишь, какие у них паруса?
На каждом из проа стояло по паре тонких мачт, вытянутых вверх буквами «V», между которыми натягивались треугольные паруса – вершиной вниз.
– И что только не плавает по морям, – пренебрежительно высказался Эдик. – Ох уж эти мне варвары…
Однако кормчего появление проа взволновало и растревожило. Он залопотал, делая выразительные жесты, и Го Шу сделал перевод:
– Юй Цзи говорит: «Эти южные варвары могут быть опасны, они часто промышляют пиратством!»
– Ага… – глубокомысленно измолвил Лобанов и почесал за ухом. – А спроси-ка его, Гоша, имеется ли на нашем славном корабле что-нибудь из оружия?
Даос задал кормчему вопрос, и тот закивал головой, подзывая Сергия. Юй Цзи провел его в самый нос, где спустился под палубу, отворив люк. Лобанов с Го Шу спустились следом. Кормчий продолжил говорить, даос – переводить.
– Наш кормчий уверяет, что тут собрано по десять пучков огненных стрел, – Го Шу показал на длинные оперенные древки, к которым, вместо наконечников, были приделаны пороховые ракеты. – А вот здесь, в ларях, находятся снаряды. С начинкой.
– С начинкой?
Го Шу осторожно взял в руки круглый керамический сосуд, спросил о чем-то Юй Цзи, и сказал:
– Этот снаряд зажигает все, что горит. В нем находится… как сказать по-вашему… горючее земляное масло.
– Понятно, – кивнул Лобанов. – А в этих что? Я смотрю, у них даже дырок для фитилей нет…
– О, это очень действенное оружие! – оживился даос. – Осторожней, у них тонкая оболочка… Тут внутри известь тонкого помола, мышьяк и порох. Когда снаряд разбивается о палубу вражеского корабля, поднимается белая туча, и противник вынужден не дышать, чтобы не наглотаться опасной отравы, и не открывать глаз, дабы их не выело едкой пылью. И пока не осядет ядовитый прах, враг беспомощен – он не может стрелять, потому что не видит, куда целиться, и не может спастись, ибо не знает, откуда ждать удара…
– И нам останется перестрелять их со всеми удобствами, – договорил Сергий. – Что ж, неплохо. Эдик! Гефестай! – две головы показались на фоне неба. – Хватайте корзины и грузите боеприпас, будем крепить обороноспособность…
Ша-чуань продолжал следовать прежним курсом, а «летучие проа» понемногу обгоняли его, словно охватывая с обеих сторон – два кораблика с правого борта, два – с левого. Уже стали заметны полуголые команды, и тут глазастый Чанба разглядел среди полураздетых южных варваров полуодетых варваров с севера.
– Там бойцы Орода! – закричал он. – Я их вижу! Их по двое, по трое на этих ваших проа… Вон, видите? Гаденыш, еще и мечом грозит! Видите, такой, в тюрбане?
– Похоже, наши заклятые друзья сговорились с местными пиратами, и отправили их на перехват, – усмехнулся Искандер. – Никаких шансов!
– Гефестай, – сказал Лобанов, – вы с Сашкой берите луки…
Ликторы подошли ближе.
– Мы тоже неплохо обращаемша с луком, – заявил Гай. – Правда, Квинт?
Квинт кивнул.
– Тогда вы и Лю Ху стреляете с левого борта, а Гефестай с Искандером и Го Шу – с правого. Эдик! Будешь поджигать фитили.
– А я? – нахмурилась Тзана.
– И тебе факел в руки, неугомонная моя!
Проа были еще далеко, но для ракет – в самый раз.
– Поджигай!
Заискрили фитили, загудели спущенные тетивы. Тяжелые стрелы полетели по дуге вверх, грозя плюхнуться в воду с недолетом, но тут яростно зашипели ракеты, распуская за собою дымные хвосты, и ринулись по крутой дуге на неприятеля. Две ракеты угодили по проа, обжигая пиратов и воспламеняя циновки палубы. Одна пробила парус и канула в волны, а другая воткнулась в поплавок. Пираты завопили, заметались в страхе – огненные драконы напали! – а тут им новая порция ракет. Из четырех попала лишь одна, но воющее пламя, дымные шлейфы стрел, пролетающих мимо, наносили куда больший урон – пираты и сами начали выть от ужаса, некоторые до того теряли самообладание, что выпрыгивали в море и отплывали прочь.
Приставленные к пиратам «головорезики» с бранью накинулись на мореходов, приводя их в чувство пинками и тычками. Тут же вспыхнула драка, и одного из «ородовцев» свалили за борт. В общем, абордаж срывался.
Между тем, проа приблизились настолько, что могучий Гефестай смог добросить до них «вразумляющие» снаряды. Эдик поджег фитиль на «зажигалке», и сын Ярная совершил мощный бросок. Глиняный кругляш раскололся от удара о борт, и расплескал чадящее пламя. Следом отправился еще один снаряд. Судя по молодецкому хэканью, метанием занялись и ликторы.
И лишь теперь, когда три из четырех проа загорелись, пираты оказали противодействие. Команды разделились – одни суматошно гасили пламя, другие обстреливали ша-чуань, вскоре перейдя к дротикам и копьям – так близко сошлись корабли.
Гай уцелел просто чудом – наконечник стрелы распорол ему мочку уха, а вот молодому помощнику кормчего, имени которого преторианцы так и не узнали, не повезло – копье прикололо его к мачте.
– Трави гадов! – взревел Лобанов.
Пригибаясь, Гефестай подхватил «химическое оружие» и запустил по пиратам два снаряда.
Над ближней проа вспухли белые клубы ядовитой пыли, и в то же мгновение пираты взвыли хором от жуткой рези в глазах. Вой их длился недолго – стоило глоткам вдохнуть распыленной щелочи, как морских разбойников стало наизнанку выворачивать от жуткого кашля.
– Стрелять на поражение! – скомандовал Лобанов, не ощущая особой жалости к пострадавшим. – Гефестай, обработай вон ту!