– Хотя ты происходишь от князя Олега по женской ветви, однако род твоего отца – королевский, поэтому, я думаю, никто не станет оспаривать твои права, – учтиво кивнув, будто узнал все это впервые, произнес Ульв конунг.
Киевляне тоже закивали.
Долгие войны с хазарами, деревлянами, а также владычество находников Аскольда и Дира уничтожили род потомков Кия. В отличие от иных племен, в которых князь являлся прямым потомком пращура-основателя по старшей ветви рода, поляне за многие годы привыкли, что ими правит пришлый князь-воевода. От него не требовалось кровной связи с первопредком, а через него – с богами. Достаточно, если он положенным порядком приносит жертвы и обладает достаточной силой и удачей, чтобы защитить свои земли от посягательств соседей.
В этот вечер еще говорили о многих важных вещах.
Привезенный киевлянами гусляр пел дружинные сказания о походах и победах князя Олега, бояре вспоминали, как ходили на Царьград и что оттуда привезли, похлопывая для наглядности по шелку своих кафтанов. Люди Ульва, связанные с торговыми делами, горячо обсуждали, что теперь будет с договором, который Олег Вещий шестнадцать лет назад заключил с греками. Можно ли надеяться, что условия для нового князя будут не хуже, не придется ли собирать войско для нового похода? Не посчитают ли в Царьграде, что со смертью одного из участников действие договора прекращается?
Назавтра, дабы оповестить Приильменье о важной новости, Ульв разослал гонцов по городцам и большим прибрежным селениям. Всем было ясно, что новому князю следует ехать в Киев как можно скорее, дабы тот не оставался без власти, вводя в соблазн воинственных соседей и всегда чем-либо недовольных старейшин.
Пока за делами присматривал князь Предслав, отец Олега, но поскольку он сам правами на киевский стол не обладал, имелись опасения, что те или иные недруги попытаются вмешаться.
Поэтому Честонег и другие просили Олега собраться поскорее, чтобы захватить санный путь и не застрять посреди дороги, дожидаясь, пока на Днепре пройдет ледоход.
Еще горячей замысел скорого отъезда поддерживала Мальфрид. Ничего пока не было решено, а она уже спешно заказала кузнецам десяток новых больших ларей, пересмотрела со служанками все запасы полотна, белья, одежды, меха и посуды, хранившиеся в холодной клети.
Над ней подшучивали – дескать, как нашей Мальфрид не терпится стать королевой в Киеве!
Она натянуто улыбалась и отводила глаза.
Олег и сам стремился скорее на родину, но обнаружилась одна сложность.
– Я весьма рад, что муж моей дочери займет достойное его положение, – в один из следующих дней заметил как-то Ульв конунг. – Но, поскольку он покидает мой дом, я хотел бы знать, кто здесь займет его место. Ты – наследник своего деда, а кто будет твоим наследником, князь Олег?
Тот приподнял брови: у него не было ответа на этот вопрос.
– По справедливости я должен был бы попросить у тебя даже двоих, – продолжал Ульв, – ведь кроме моего сына Ингвара, который и так уже в Киеве, с тобой уедет теперь туда и моя дочь. Я надеюсь, что наши дружеские отношения и родственная любовь продолжатся и после твоего возвращения в Киев, но уговор надо соблюдать.
– Я и не думал отказываться от уговора или оспаривать его правильность, – заговорил Олег. – Просто я не знаю, как быть: тебе ведь известно, что у меня пока нет сыновей. И братьев нет, есть только сестра, но она уже замужем. Вот ее муж: Острогляд, Боживеков сын!
И он указал на одного из киевлян.
Острогляд, еще молодой, но зрелый муж, был весьма красив – с русой бородкой и задорными кудрями. Он неизменно улыбался, был щеголеват и речист: говорил протяжно, будто пел. Ради пира он нарядился в кафтан желтой шерсти, отделанный зеленым шелком с золотыми узорными кругами и полосами желтой тканой тесьмы на груди. Увидев, что взоры всех присутствующих устремлены на него, он приосанился.
– Но теперь моя сестра принадлежит к его роду, и едва ли муж позволит…
Острогляд ухмыльнулся и замотал головой:
– Так у нас, князюшка, не водится. Я Ростиславу свет Предславну не силой брал, не неволею, не уводом увел, не угоном угнал, не украдом украл! Бил челом – кланялся батюшке, бил челом – кланялся матушке, шапку сняв соболиную, износил кафтан шелку греческого, истаскал кушак шелку хвалынского, все до Ростиславы свет Предславны доступаючи!
Спорить никто не стал: выкупленная по обычаю жена прежнему роду больше не принадлежала.
– Но возможно, твое место здесь займет кто-то из твоих собственных родичей? – Ветурлиди вопросительно посмотрел на киевлян.
Те озадаченно переглянулись.
– Каково родство между вами? – продолжал владыка Варяжска. – Кого из них ты назвал бы своим наследником на то время, пока боги не пошлют тебе сыновей?
Теперь Олег озадаченно воззрился на приезжих. Честонега с потомками и Острогляда связывало с ним всего лишь свойство различных степеней.
– Боярин Честонег – пасынок моей бабки, княгини Святожизны, – пояснил Олег. – Когда она бежала в Киев от угров, ее сын был еще совсем юн, а она сама – не так уж стара. К ней посватался боярин Избыгнев, вдовец. У него уже было четверо сыновей, старший из которых – Честонег, а эти молодцы – его братаничи.
– Выходит, они не в родстве ни с Оддом Хельги, ни с твоим отцом? – уточнил Ульв.
– Ты прав – не в кровном родстве. Кроме сестры и ее детей, из родни моей крови есть еще мой отец, князь Предслав. Я рад был услышать, что он здоров и крепок, но он тоже не имеет кровного родства с Олегом Вещим и потому не может быть моим наследником.
Ульв конунг нахмурился.
Договор должен соблюдаться, с этим никто не спорил – кроме судьбы, не дающей возможности его исполнить.
– Постойте! – поднял руку Ветурлиди. – Я слышал, что у Одда Хельги были младшие братья. Где они сейчас?
– Они живут в Плескове, – ответил Олег. – Там двое его младших братьев, Вальгард и Торлейв. Они – воеводы плесковского князя. Вальгард даже женат на дочери самого Судогостя.
– Ну, это же меняет дело! – оживился Ульв. – Ты уверен, что они живы?
– Они были намного моложе Одда. Думаю, что живы. Ведь вестей об их смерти дед не получал?
Олег вопросительно посмотрел на Честонега, и тот покачал головой.
– Надеюсь, что тебе братья твоего деда достаточно дороги, чтобы кто-то из них послужил заменой твоим сыновьям, пока те не родятся?
– Разумеется, они мне дороги. Никто не посмеет заподозрить, будто я способен предать кровную родню. Но я не имею власти приказывать братьям моего деда, живущим в Плескове. Там свой князь, и едва ли он захочет ради моего удобства лишиться своих воевод. Да и сами они едва ли пожелают сменить собственные дома на чужие, а почетное положение вождя дружины – на скамью для гостей-заложников.
– Это я понимаю! – усмехнулся Ветурлиди. – Я очень ценю и почитаю моего брата Ульва, но не хотел бы ради него ехать заложником в Плесков!
– Однако послать туда ради такого дела кого-то из сыновей я мог бы тебя уговорить! – Ульв с усмешкой окинул взглядом поросль племянников: шестерых парней в возрасте от двадцати до тринадцати лет. – Надеюсь, у братьев Одда найдется сын, который приедет сюда, к нам, раз уж наш Ингвар живет в Киеве.
– А если бы у них еще нашлась дочь, подходящая в жены, скажем, моим Фасти или Сиграду, – оживленно подхватил Ветурлиди, глянув на двоих старших сыновей, – это было бы хорошо и справедливо: ведь ты, Ульв, отсылаешь туда же, в Киев, и свою дочь Мальфрид!
– Это было бы наилучшим выходом, – заключил Ульв. – Думаю, нам стоит как можно скорее послать в Плесков – пригласить твоих родичей. Как ты думаешь, Хельги?
– Конечно, послать к ним необходимо… – начал было Олег, но, бросив взгляд на Мальфрид, заметил, как она переменилась в лице. – Однако… не слишком ли много времени мы потеряем? Если мне придется ждать до лета, чтобы попасть в Киев…
– Не стоит откладывать, – поддержал его киевлянин Стемир. – Лучше сделать вот как: послать в Плесков – да и пускаться в дорогу! На пути встретимся: пусть Олеговы родичи приедут… да хоть в Будгощ, там мы с ними и потолкуем. Поезжай, князь, с нами или брата пошли. Там и решим, кому у тебя жить.
– Мы еще поговорим об этом на днях, – помолчав, сказал Ульв.
Мысль о том, чтобы выпустить из рук зятя и дочь, не слишком нравилась ему, но он не видел, как этого избежать, не проявляя неразумного и бесцельного упрямства. Не может ведь Олег наскоро слепить пару сыновей из глины, чтобы оказать уважение тестю!
Первыми уехали гонцы.
После этого прошло немало тягостных дней в бездействии.
Но вот Ветурлиди прислал долгожданную весть: плесковские родичи Олега прибыли в Будгощ, что близ устья Шелони, на юго-западном берегу Ильмень-озера.
Но вот Ветурлиди прислал долгожданную весть: плесковские родичи Олега прибыли в Будгощ, что близ устья Шелони, на юго-западном берегу Ильмень-озера.
Теперь и сам будущий киевский князь мог пускаться в дорогу, для чего уже все было давно готово.
Ульв конунг принес жертвы ради благополучного путешествия дочери и зятя, а также их успешного вокняжения. На прощальный пир съехались старейшины со всех окрестных городцов. Олегу и Мальфрид это напомнило их свадьбу, которая была два года назад: они сидели на почетных местах, одетые в лучшее цветное платье, оба бледные и напряженные, явно с нетерпением ждущие, когда же это все закончится. И оба ничего не ели и не пили – тоже как на свадьбе. Затянувшееся прощание и неопределенность будущего вымотали их, не оставив сил на радость.
В рассветных сумерках холодного зимнего дня будущие князь и княгиня сели в сани. Они были в простых овчинных кожухах, как и их дружина и челядь; от прочих мужчин Олега отличала лишь кунья шапка, покрытая красным шелком. Мальфрид закуталась поверх кожуха и головного платка в другой большой платок из толстой шерсти: он укрывал ее до колен, точно плащ.
Этим утром она поднялась раньше всех в городце, сама разбудила служанок, сама распоряжалась приготовлениями утренней каши, которой до отвала накормили возчиков, челядь, дружину и киевлян. Правда, Олег в лихорадочном предвкушении начала новой жизни съел через силу лишь пару ложек, да и сама Мальфрид поковырялась для вида в овсянке с просяным маслом, а потом украдкой переложила ее из своей миски в чужую: в темноте при лучинах, в суете сборов никто этого не заметил.
С матерью и прочими женщинами Мальфрид простилась еще накануне вечером, попросив их утром не выходить к отъезду. Фру Сванхейд согласилась: она понимала, что дочери трудно будет сохранить приличную королеве невозмутимость. Ведь она окончательно отрывалась от родной семьи, навсегда отбывала в чужие края, где еще неизвестно, что ждет – почет или гибель.
Хозяин Волховца тоже произнес последние напутствия еще вчера, поэтому остался в спальном чулане.
Отъезд прошел так же буднично, как отправление в дорогу торгового обоза. И теперь Олег мог наконец вздохнуть с облегчением, устремив взор вперед.
Правда, при первых проблесках зимнего рассвета увидеть можно было немногое: лишь укатанные колеи на льду Волхова в бурых пятнах навоза, заснеженные берега, охраняемые, будто стражами, старыми развесистыми ивами по колено в сугробах.
А большую часть зримого мира занимало огромное темное небо. При взгляде на него Олегу вспомнился череп древнего великана Имира, из которого сотворен небесный свод. Таким он и был: темным, плотным, исполинским и непробиваемым.
Как его будущее…
Но если бы дед лишь пялился на небо, высматривая там благоприятные знамения, он так и окончил бы жизнь на отцовском хуторе среди овец.
Олег молча махнул рукой – и обоз тронулся.
Скрипел снег под полозьями, бодро шагали возчики в набитых чистой соломой черевьях. Мальфрид, по самые глаза укутанная в платок, сидела, привалившись к новому сундуку: от него даже еще чуть-чуть пахло сосновым деревом и каленым железом. В полутьме, если не приглядываться, ее саму можно было принять за большой тюк. Опустив веки, она переводила дух. Первый шаг сделан: она выскользнула из родительского дома, не дав никому ничего заподозрить. Удачно получилось: в эти дни все смотрели больше на Олега, чем на нее, а он тоже был бледен, беспокоен и мало ел, так что никому не пришло в голову удивляться, отчего она, его жена, сама не своя.
Пока обошлось.
Правда, дело не кончено. Им еще придется надолго задержаться в Будгоще, а там с ними будет дядя Ветурлиди, отряженный Ульвом для переговоров с плесковской родней. Но Ветурлиди – это не мать, по части женских дел ему далеко до наблюдательной фру Сванхейд. Там он будет занят совсем другими заботами, а она, Мальфрид, сможет засесть в женских покоях и притвориться, будто простыла в дороге. С кем не бывает?
Закружилась голова, и Мальфрид стиснула зубы, стараясь дышать глубоко и ровно. Это просто от волнения, сейчас пройдет.
Тяжело ей придется зимой в долгой дороге, но главное – чтобы никто не заподозрил, какую огромную ценность она увозит с собой.
Ехали вдоль западного берега, в полдень остановились на отдых в Варяжске, потом тронулись дальше, прихватив Ветурлиди с двумя сыновьями.
Уже к вечеру обоз вступил во владения рода Будогостичей, которые правили в низовьях Шелони как здешний старший род. Они платили дань Варяжску, а сами собирали подать «на богов», как это называлось, то есть на содержание родового святилища. Будогостичам были подчинены все окрестные гнезда поселений, числом с три десятка. Земли в устье Шелони, удобные для пахарей, считались наилучшими во всем южном Приильменье, а потому были густо заселены. Над белой равниной, пока еще не стемнело, тут и там можно было видеть дымки.
Будгощ был укреплен еще прадедами нынешних хозяев. Когда-то давно словене, пришедшие на Ильмень с юга, жили поодаль от речных путей, постепенно вытягивая цепи дедовых могил вдоль сухопутных дорог. Но поколений пять назад настали новые времена: от озера на Ловать поползли первые ватаги с Варяжского моря, ищущие дорогу на юг. Жить возле судоходных рек стало опасно: иной раз эти ватаги разоряли поселения, брали что могли, а пленников увозили с собой на продажу – целые роды пропадали так. Но те же варяги по пути назад везли арабское серебро, греческие шелка, которые соглашались выменивать на съестные припасы, полотно для рубах и парусов, отдавали в обмен на помощь в постройке и починке ладей. Сильные роды, способные за себя постоять и не стать жертвой разбоя, начали богатеть. Будогостичи принадлежали к тем, кому это удалось, и теперь их старейшина Житинег считался малым словенским князем: он вел род от давних первопоселенцев, был хозяином племенного святилища и скопил немалые богатства. Только собственную дружину ему по уговору с Варяжском содержать было нельзя, но от этого условия он рассчитывал, так или иначе, со временем избавиться.
По плотно укатанной дороге обоз подтянулся к раскрытым воротам. Будгощ был хорошо укреплен: поверх высокого вала шла стена из уложенных вдоль земли бревен, которые крепились ко вкопанным стоякам. Высотой стена была в два-три человеческих роста. С внутренней стороны ее подпирали срубы, служившие и жильем, и хлевами, и клетями для припасов, а поверх них имелся боевой ход.
Сейчас вокруг площадки в середине городца толпился народ: и местные жители, и приезжие. У дверей обчины горел костер. Туда и направился, выйдя из саней, Олег со своей киевской родней.
– Здорово, князь молодой! – слегка насмешливо, но приветливо произнес старейшина Житинег, мужчина средних лет, с золотисто-рыжей бородкой, говорливый, резкий в движениях. – Прибыли! К нашим чурам! А тут и родня твоя плесковская дожидается – на два дня вас опередила!
С Житинегом Олег был уже знаком, а вот к плесковичам подошел не без волнения. Среди людей у костра выделялись двое – и сразу было видно, что они братья.
При первом взгляде на них Олегу вспомнился дед – так и встал перед глазами, будто выглянул из отроческих воспоминаний, которые вдруг стали необычайно ясными. Эти двое, сводные младшие братья Одда Хельги, были моложе покойного князя лет на пятнадцать, но семейное сходство отчетливо проступало в продолговатых лицах с высокими и широкими лбами, в прямых носах, а главное – в очерке глаз и светлых бровей. Оба выглядели людьми уверенными в себе, но добродушными.
– Здравствуй, внучок! – смеясь, воскликнул тот, что казался чуть старше, – Вальгард. Он говорил по-словенски, не будучи уверен, что родич поймет северную речь. – Сколько лет жил по соседству почти, а познакомиться решил, только когда в даль далекую собрался!
– Простите! – Олег поклонился, потом дал Вальгарду себя обнять. – Но вы к нам жаловать не изволили, а меня к родне, пожалуй, не отпустили бы…
– Это верно: заложников берут не для того, чтобы они разъезжали по гостям на блины! – согласился Вальгард. – Ты ведь позвал нас, чтобы поговорить об этом?
– Вальгард, остановись! – второй брат, Торольв, прикоснулся к рукаву его мехового кожуха, потом тоже обнял Олега. – Мы же не будем обсуждать такие дела на морозе, не дав ему даже выпить пива! Лучше покажи нам твою молодую жену. Она ведь старшая дочь Ульва, правда?
Олег повел их к саням, где местные женщины уже помогли Мальфрид выбраться из-под шкур и собирались отвести к себе – отогревать и кормить.
Затеялись обычные разговоры: про дорогу, холод, баню, красоту молодой…
Потом родичи Житинега всех прибывших повели под крышу – кого куда. Расспросы и серьезные беседы отложили до завтра.