Посмотрев на бесстрастное лицо баронессы, он зажмурился, глубоко вдохнул и, решившись, начал сплетать ажурное кружево давно похороненной в памяти печати Черной метели. Почти не прислушиваясь к тому, что говорила баронесса:
— Благодарю вас, барон! Я счастлива, что у моего отца есть такой друг, как вы. И мне…
Однако за пару ударов сердца до того, как получившееся плетение успело напитаться силой, он услышал срывающийся голос начальника замковой стражи. И мгновенно открыл глаза.
— Ваша милость… Прибыл посыльный из Наргина… Ваш брат… погиб… Вместе со всем своим отрядом… Тело барона привезут в замок через четыре дня…
Глава 18 Крегг Молчун
Прислушавшись к урчанию в желудке, я мрачно посмотрел на опустевшую тарелку и вздохнул: от жареного мяса уже ничего не осталось, а супа из голяшек, обещанного Марыськой, надо было ждать чуть ли не до полуночи. Принюхавшись к запахам, доносящимся снаружи, я сглотнул слюну и потянулся за очередным куском овечьего сыра. И чуть не оглох от вопля возникшей в дверном проеме пастушки:
— Ваша милость! Тут Марч вернулся… Говорит, что хочет с вами поговорить… Впускать?
Я удивленно посмотрел на Марыську и утвердительно кивнул.
— Лисица! Подь сюда! Его милость тебя примет… — уперев в бока кулачки и выставив вперед немаленькую грудь, заорала она.
Услышав последнее предложение, я мысленно усмехнулся: девушка вела себя так, как будто являлась наперсницей какого-нибудь графа. Или, на худой конец, барона. А не пастушкой, выхаживающей обычного бастарда.
Тем временем в дверном проеме возник жилистый, плотно сбитый рыжеволосый мужчина лет тридцати. Тот самый, который, по рассказам Марыськи, и нашел меня где-то рядом с Полуночным трактом.
Разглядев меня в полумраке кошары, он поклонился, подхватил соскользнувшую с головы шапку и, выпрямившись, негромко произнес:
— Меня зовут Марч, ваша милость! Я… это… из деревни Белый Камень… Я… это… подумал… ну-у-у… в общем…
— Да говори же, наконец! Его милость тебя слушает! — пихнув его в спину, потребовала Марыська. — Хватит мекать! Чай не баран…
Рыжий прервался на полуслове, нехорошо прищурился, однако отвечать слегка охамевшей пастушке не захотел:
— Ярена… ну, наша знахарка, говорит, что вы встанете на ноги только через пару недель. А ходить сможете где-то через пять-шесть. Значица, зиму вам придется провести тут, в урочище…
Я тут же забыл о своем желании поблагодарить его за спасение и удивленно уставился на охотника:
— Это почему?
Марч пожал плечами и почесал окладистую бороду. А вместо него ответила Марыська:
— С середины осени и до весны перевал Последнего вздоха непроходим. А снег тут ляжет уже недели через три…
— Да, ваша милость! Лето было холодное, значица, тропу засыплет рано… И я это… подумал, что вам надо бы продуктов всяких принесть… Струмент какой… Силков, опять же… А то вы до весны-то не протянете…
— И ты решил это все нам продать? — презрительно усмехнулась Марыська.
«Нам?» — мысленно отметил я. А потом сообразил, что девушка права: оставлять меня без присмотра Ярена и Марч точно не захотят. Ибо если я умру, то можно будет забыть и об обещанных мною двадцати золотых. А значит, они обязательно оставят в Седом урочище хотя бы пастушку.
— Угу… — кивнул Лисица. — Не бесплатно же мне ноги бить! Знаешь, скока всего надо сюда притащить, чтобы вы дотянули до весны?
— Нет, ну ты и…
— Отнесите меня в деревню… — жестом приказав Марыське замолчать, буркнул я.
— Не получица, ваша милость! — опустив взгляд, вздохнул Марч. — Черенок и Оглобля ышшо не оклемались… По утрам, грят, руки трясутся… И… значица, не захотят они вас снова тащить. Видать, печать-то ваша уж слишком лютой для них оказалась…
— Слушай, Лисица, а куда тебе столько денег? — перебив его, внезапно выпалила Марыська. — Вам же обещано целых два десятка золотых! Тебе, Ярене и Растику с Китсом…
— А про Рогатину забыла? — криво усмехнулся рыжий. — Делить придется на пятерых. И что там останется? Четыре золотых? Разве это деньги?
Девушка поперхнулась. И, покраснев от возмущения, зашипела, как готовящаяся к броску змея:
— Не деньги? Четыре золотых — не деньги? А сколько тебе надоть, а?
— Хороший боевой лук стоит в два раза больше…
— Боевой-то тебе зачем? — Марыська посмотрела на Марча, как на юродивого. И для пущего эффекта покрутила пальцем у виска: — Что, из своего ты по зайцам уже не попадаешь?
— Попадаю — не попадаю! Тебе-то какая разница? А, Порченая?! — набычился охотник. И, уставившись мне в глаза, поинтересовался: — Ну что, ваша милость, продукты вам надобны? Али как?
Я помотал головой.
— Как «нет»? — растерялся рыжий. — А, это… ну, мы ж отару скоро в деревню погоним… Че кушать-то будете, ваша милость? Купите ышшо пяток овец? Дык все одно маловато будет! А охотник из Марыськи никакой… Могет только мужиков пришлых на сеновал затаскивать…
Увидев, как побледнела пастушка, я хмуро свел брови у переносицы и процедил:
— Говори только по делу. Понял?!
А потом, додумав мелькнувшую в голове мысль, раздраженно поинтересовался:
— Зачем тебе боевой лук?
Смяв свою шапку, Лисица угрюмо уставился на меня:
— Нужон, ваша милость! Хочу в город податься. Постыло в деревне сидеть… Вона, свояк моей покойной супружницы в Молаге служит. Уже до десятника дорос! С самим Лиддиком ходит!
— Кто такой Лиддик?
— Глава купеческой гильдии Наргина, ваша милость! — Охотник гордо выпятил грудь. — Герко у него на хорошем счету! Значица, словечко за меня и замолвит. Только вот оружие мне надобно. И доспех справный…
— Лук, две сотни стрел и дублет… — буркнул я. — Получишь в замке Орейн… Если доставишь меня туда до начала зимы…
— А… деньги, ваша милость?
— И деньги… — побледнев от бешенства, прошипел я. — Я дал слово!!!
— Простите, ваша милость! Я… это… просто спросил… А то староста всю душу вытрясет… И… Ярена тоже… — Марч перепуганно посмотрел на Марыську, потом снова на меня, зачем-то поклонился и еле слышно пробормотал: — А как вас туда доставить? Вы же пока не ходок! Да и снег скоро ляжет…
— Лук хочешь? — зло прошипела пастушка. — Тогда думай! И не тут, а снаружи — видишь, его милость уже устал? Давай, пошевеливайся! Охранник торговых караванов, Тьма тебя забери…
Через два дня после ухода Марча в Седом урочище выпал первый снег. Увидев в дверной проем укутавшее землю белое покрывало, я тяжело вздохнул: где-то внизу, в долинах, только-только начинали желтеть листья, а сюда, в горы, уже заглянула зима. Видимо, проведать свои будущие владения. Откинув одеяло из овчины, я оглядел грудь, живот и левую руку, «полюбовался» на несколько пятнышек крови, выступивших из-под повязок за ночь, и, почувствовав тяжесть в животе, заскрипел зубами: несмотря на то, что ел я сравнительно немного, раза два в сутки организм настоятельно требовал справить нужду. Что при моих ранениях было крайне сложным процессом. И обычно заканчивалось потерей сознания…
Поэтому, кое-как разобравшись с потребностями организма и поставив ночную вазу обратно на землю, я удивленно хмыкнул: как ни странно, сегодня я остался в сознании!
Более-менее оклемавшись от боли в животе и потревоженной левой руке, я закрыл глаза, сконцентрировался на своих ощущениях и, решив, что перед завтраком не мешает немножечко нагрузить мышцы, медленно оторвал голову от ложа. По животу тут же прокатилась новая волна боли. Однако не такая сильная, как обычно. Поэтому, привычно задвинув ее куда подальше, я приподнял голову еще немного и с энтузиазмом принялся крутить ею вправо-влево. Стараясь напрягать мышцы шеи как можно сильнее.
После пятидесятого повторения шея налилась кровью. А еще немного ускорился пульс. И… все: ни темноты в глазах, ни шума крови в ушах!
Радовался я недолго: стоило начать двигать головой вперед-назад, как мышцы пресса перенапряглись, в животе полыхнуло, и я был вынужден на какое-то время прекратить тренировку. Вернее, не прекратить, а сменить упражнение на более щадящее. В общем, вместо того чтобы нагружать шею, я согнул правую руку, поставил ее на локоть и принялся крутить кулаком в разные стороны. Как обычно, до потери сознания…
…К моменту когда за стенами кошары раздалось многоголосое блеяние, я был мокрым, как мышь. И почти ничего не соображал от усталости и боли в разнывшихся ранах. Поэтому не сразу среагировал на раздраженное шипение Марыськи:
— Что, опять тренировались? Ну, сколько можно, ваша милость? Посмотрите, вся рубашка в крови… Да потерпите же хотя бы неделю!
Я осторожно пожал плечами и прикрыл глаза: доказывать ей, что мне надо как можно быстрее встать на ноги, не было ни желания, ни сил.
— Что, опять тренировались? Ну, сколько можно, ваша милость? Посмотрите, вся рубашка в крови… Да потерпите же хотя бы неделю!
Я осторожно пожал плечами и прикрыл глаза: доказывать ей, что мне надо как можно быстрее встать на ноги, не было ни желания, ни сил.
Бурча, как старый дед, Марыська загнала овец в кошару, потом разожгла очаг, вынесла ночную вазу, сбегала за водой и, дождавшись, пока она нагреется, аккуратно стащила с меня одеяло:
— Ну, что, готовы?
Я кивнул.
— Вот и отлично! Сейчас посмотрим, до чего вы себя довели…
…Что бы ни говорила пастушка, а нагрузку на мышцы я давал вполне нормальную: пятен крови на моей рубашке было всего штук двенадцать-тринадцать. Не очень больших. Ну, и добрая половина из них оказалась на левом рукаве. То есть на руке, которую я пока не нагружал.
С ногами оказалось еще лучше — закровили всего две раны на левом бедре и одна — на правой голени. Поэтому, дождавшись, пока девушка закончит смазывать меня какой-то пахучей мазью и снимет с веревки сухое белье, я негромко поинтересовался:
— Ты бы не могла принести мне десяток голышей разного размера? А еще переложить мой меч куда-нибудь поближе? А то мне не хватает нагрузки…
— А костыли вам пока вырезать не надо? Чего время-то терять? Вона, выходите с утра из кошары, да и машите своей железякой! — съязвила она. И, тяжело вздохнув, принялась подпихивать под мою спину разрезанную по шву рубашку: — Ваша милость! Ну, дайте же своим ранам хоть немножечко зажить! Куда вы так торопитесь?
Немного подумав, я высказал самый понятный ей аргумент:
— Я — телохранитель… И должен быть рядом со своим сюзереном…
— Ну, и какой из вас сейчас телохранитель? — поморщилась девушка. — Вы, вона, даже с ложа встать не можете! Вот восстановитесь — тогда и вспоминайте и про своего сюзерена, и про свои обязанности. А пока вам надо лежать, спать и есть. И как можно больше…
Марч вернулся в урочище через полторы недели. Причем не один, а с несколькими мужиками. Услышав их голоса, я отложил камень, с помощью которого тренировал правое предплечье, накрылся одеялом и вытер вспотевшее от нагрузки лицо.
— Разрешите войти, ваша милость? — тут же донеслось из-за двери.
— Входи! — устало выдохнул я.
В кошаре сразу стало тесно: кроме самого охотника, в нее втиснулось еще четыре мощных, кряжистых мужика.
Церемонно поклонившись, Марч продемонстрировал мне добротные деревянные носилки и прищурился:
— Наш уговор в силе, ваша милость?
Я молча кивнул.
— Отлично! Тогда выходим прямо сейчас…
— В ночь? — удивился я.
— Ветер поменялся, ваша милость… — буркнул один из здоровяков. — Облака, вон, с полуночи идут… К непогоде, значица…
— Угу… — поддакнул ему рыжий. — Если начнется метель, то перевал завалит снегом. Боюсь, до самой весны…
— А овцы, сыр, шерсть? А Марыська? — вспомнив о пастушке, вместе со стадом обретающейся где-то на пастбищах, спросил я.
— Рогатина… ну, староста наш, с остальными мужиками уже на подходе. Погонят отару следом за нами. И сыр с шерстью заберут…
— И Порченую прихватят! — гыкнул один из здоровяков. И, наткнувшись на мой взгляд, виновато замолчал.
— Что ж… — кивнул я. — Если так, то я готов. Есть куда сложить мои вещи?
Глава 19 Баронесса Меллина Орейн
— Митр! Посыльного — в кабинет… Ее милость сейчас подойдет… Господа! Прошу прощения — госпожа баронесса вынуждена отлучиться по делу, не терпящему отлагательств…
Услышав голос эрра Маалуса, донесшийся до меня словно сквозь толстое одеяло, я с большим трудом сообразила, о чем он говорит. Мысль о том, что я ДОЛЖНА расспросить посыльного, резанула по нервам так, что я с трудом удержалась от стона. Поэтому, сжав зубы, начала вгонять себя в медитативный транс — восстанавливать то самое состояние, из которого меня выбила искренность барона Раздана.
— Прошу за мной, ваша милость, — негромко произнес маг, и я, развернувшись, чинно двинулась следом за ним.
…К моменту, когда эрр Маалус распахнул передо мной дверь отцовского кабинета, я была спокойна, как удав, и холодна, как лед. Поэтому без каких-либо колебаний прошла к стоящему на небольшом возвышении креслу и уселась на место главы рода. А потом вопросительно посмотрела на оставшегося у двери иллюзиониста.
Эрр Маалус пожал плечами, высунул голову в коридор и сделал неопределенный знак рукой, который я поняла, как «кажется, идут».
Еще несколько секунд ожидания, и звук шагов поднимающихся по лестнице людей донесся и до меня.
Я положила руки на подлокотники, отодвинулась до упора назад, уперлась спиной в широченную спинку кресла и застыла.
— Ваша милость! Посыльный от бургомистра Наргина, — заглянув в кабинет, крайне напряженным голосом произнес десятник Митр. И, вглядевшись в мои глаза, чуточку более спокойно поинтересовался: — Прикажете впустить?
— Угу… — кивнула я.
А через мгновение в дверном проеме показался невысокий, но довольно ладно скроенный воин в сером от пыли кожаном дублете, потрепанных шоссах и заляпанных грязью сапогах. Остановившись в предписанных правилами этикета пяти шагах от моего кресла, он приложил к груди правый кулак, склонил голову в приветствии, вновь поднял ее и замер, дожидаясь разрешения говорить.
Я перевела взгляд на его лицо, механически отметила желтизну склер, черные круги под глазами, сухость дочерна загорелой кожи и, сообразив, что выбрала для занятия диагностикой не самое лучшее время, вздохнула:
— Говори…
Все то, что передал бургомистр Наргина, можно было выразить в двух предложениях: Лагар и его воины попали в засаду в двух днях пути от Наргина и погибли. Все до одного. На мой вопрос о каких-либо подробностях посыльный пожал плечами: на месте засады не был, с сотрудниками Тайного приказа, отправленными к месту засады, не общался. Однако стоило эрру Маалусу продемонстрировать ему золотую монету и попросить рассказать все слухи, которые имеют хоть какое-то отношение к этому происшествию, как воина словно прорвало:
— Говорят, что никакие это не разбойники, ваша милость! Иначе к нам не прислали бы такое количество придворных шарку… — сообразив, что общается не с соседями по казарме, посыльный густо покраснел и уставился на носки своих сапог: — Я имел в виду отряды королевской стражи, ваша милость!
Я равнодушно посмотрела на него и приказала продолжать — в нынешнем состоянии меня не интересовало ничего, что не относилось к причинам гибели моего брата.
Поняв, что я не собираюсь наказывать его за оскорбление воинов королевской стражи, посыльный воспрял духом и затараторил:
— Говорят, что каждый из этих отрядов Черных Соколов усилен боевыми четверками! И что они прибыли не только в Наргин, но и в Молаг, Лонс и Ферс! Говорят, что они ищут группы миардианцев, нападающих на караваны с продовольствием, патрули и дворян, попавшихся им на глаза…
— Миардианцы? В Пограничье? — удивился эрр Маалус. — Что они там потеряли?
— Ходят слухи, что пожары, уничтожившие складские помещения пшеничных слобод в Ферсе, Лонсе и Молаге — тоже их рук дело… — вздохнул воин. — И голод в Пограничье — тоже: они жгут отправленные к нам обозы с зерном и продуктами…
— Да, но сейчас — осень! Время сбора урожая! Какой, во Тьму, может быть голод?!
— В день моего отъезда из конюшни бургомистра украли четырех коней, эрр! И съели. А из кожи и копыт сварили суп… — криво усмехнулся посыльный. — Люди готовы потерять десницу[54], но накормить своих детей хоть чем-нибудь…
— Так! Постой! — Поймав ускользающую от меня мысль, я хлопнула ладонью по подлокотнику и хмуро посмотрела на вытянувшегося в струнку воина: — В отряде моего брата было два боевых мага! Зачем миардианцам на них нападать? Они же не самоубийцы?
— Не знаю, ваша милость… — воин пожал плечами. — Говорят, у них у самих есть маги. И очень сильные. Кажется, ритуалист и иллюз…
Услышав слово «иллюз», я медленно перевела взгляд на эрра Маалуса и заметила, что он слегка побледнел.
— Что, еще один?
— Получается, что так, ваша милость…
— Что ж… Это меня даже радует… — холодно усмехнулась я и, уставившись на посыльного, поинтересовалась: — А что, отряды королевской стражи пока никого не отловили?
— Кажется, нет… По крайней мере, я такого не слышал… — пожав плечами, ответил воин. — Миардианцы же не дураки бросаться на тех, кто вобьет их в землю по самые ноздри… то есть порубит в капусту! Простите за грубость, ваша милость…
— Митр!
— Я, ваша милость!
— Посыльного накормить, напоить и… дать в дорогу столько продуктов, сколько он будет в состоянии увезти. Вопросы?
— Как прикажете, ваша милость! — отозвался десятник. И, кивнув воину, успевшему спрятать брошенную ему монету, вышел в коридор…