— Что ж… — буркнула я, потом проводила взглядом повеселевшего посыльного и встала с кресла. — Похороним Лагара и отправимся в Пограничье. Охотиться на миардианцев…
— Да, но…
— Никаких «но», Облачко! — уставившись на мага бешеным взглядом, прошипела я. — На мне Долг крови, эрр! И с тобой или без тебя, но в Пограничье я поеду! Ясно?!
Маг побледнел, закусил губу и, зачем-то выглянув в коридор, с грохотом закрыл дверь в кабинет:
— Ваша милость! Вы можете уделить мне несколько минут?
— Отговаривать меня бесполезно… — фыркнула я и, спустившись с возвышения, двинулась к выходу. — Открой двери и отойди в сторону!
— Я не буду вас отговаривать! Это касается состояния вашего резерва, — еле слышно выдохнул он. Потом прислонился спиной к двери, раскинул в стороны руки и уперся ими в дверные косяки.
Я привычно перешла на истинное зрение, вгляделась в клубок разноцветных линий на его груди, выделила взглядом контур Костра силы и… сообразила, что именно он мне сказал.
— Состояния моего резерва?
— Да, ваша милость… — кивнул иллюзионист. И, увидев, что я остановилась, поднес руки к лицу и зачем-то уставился на свои пальцы.
Я тоже перевела на них взгляд и ошалело посмотрела на мага: у него отчего-то тряслись руки!
— Что с тобой, Облачко? — удивленно спросила я: получалось, что никогда и никого не боявшийся боевой маг только что испугался меня!
Пропустив мой вопрос мимо ушей, эрр Маалус сглотнул подступивший к горлу комок и робко(!) попросил:
— Ваша милость! Вы не присядете обратно в кресло?
И, дождавшись, пока я поднимусь на возвышение, негромко произнес:
— Ваш отец очень любил вашу мать. И… в общем, давайте, я лучше кое-что покажу…
…Иллюзия, созданная Облачком, оказалась такой четкой, что мне стало не по себе: сидя в кресле отцовского кабинета, я видела вокруг себя спальню мамы. Гобелены, украшающие стены, ее кровать с балдахином, таз с водой, над которым поднимался пар, кучу тряпок на столе. Отца с комком окровавленной живой плоти на руках. Повитуху, стоящую над раздвинутыми ногами какой-то женщины… и лицо роженицы, чем-то неуловимо похожее на мое.
Вглядевшись в него, я вдруг поняла, кто передо мной! Мать! Женщина, которая меня родила! Кинув взгляд на то место, где только что стоял иллюзионист, я закусила губу и еле удержала рвущийся наружу стон: оказывается, маму можно было увидеть не только на портретах, а вот так! Живой и здоровой! Ведь ее лицо, фигура, улыбки и даже голос хранились в памяти человека, который с самого детства находился около меня!! А мне даже в голову не пришло попросить ее показать!!!
Боль в груди была такой острой, что я закрыла глаза, плеснула силы в печать Гармонизации канала сердца и не сразу поняла, что именно говорит повитуха:
— Ва-ва-ваша милость! Ваша дочь — маг Жизни! И… это… ее скорость восполнения выше второй категории! Уже выше, ваша милость!
— Облачко! Она права? — хрипло поинтересовался отец.
— Да, ваша милость… — откуда-то из пустоты раздался голос иллюзорного эрра Маалуса.
— Вы дали жизнь Темной! Чудовищу, способному ввергнуть мир в пучину кровавого безумия! Убейте ее, ваша милость! Убейте! Прямо сейчас, а то… это… ну…
Странно, но, услышав эти слова, я почему-то не испугалась. Наоборот, в глубине моей души поднялась волна какого-то холодного удовлетворения, а на губах против воли заиграла злая улыбка.
Мой отец растерянно посмотрел на бледную, как полотно, мать, потом на повитуху, не отрывающую взгляда от окровавленного тельца новорожденной, прижатой к его груди, и с угрозой в голосе прошипел:
— Это — моя дочь! Моя плоть и кровь! И… она НЕ УМРЕТ, пока жив я… Ясно?
Повитуха закусила губу и, побледнев, медленно попятилась к выходу из спальни…
Как только иллюзия исчезла, я вопросительно уставилась на мага:
— Кто такие эти Темные? И почему меня надо было убить?
Вместо ответа передо мной возникла еще одна иллюзия. Мое лицо, шея и верхняя часть груди. Такие, какими они были до того, как меня обожгло пламя Огненного шторма. Вглядевшись в такие знакомые черты, я удивленно приподняла бровь… и заметила, как за моей головой начало разгораться ослепительно-белое сияние. А через несколько мгновений, когда оно стало таким ярким, что на его фоне мое лицо показалось мне темным пятном, я вдруг поняла, что знаю, почему повитуха назвала меня Темной:
— Так называют магов Жизни с уровнем восполнения и резервом выше первой категории?
Иллюзионист мрачно кивнул:
— Выше второй…
— Хорошо. Допустим, название подходит. Но зачем их убивать? И-и-и… куда девалась моя вторая категория?
— Помните свиток некоего Шантлара Угрюмого «О природе света и различных его проявлениях»? — спросил маг.
Я молча кивнула.
— Вдумайтесь в цитату: «Белый цвет — отец всех остальных цветов. Когда солнечный луч проходит через прозрачную стеклянную призму, он превращается в радугу…» — На виске мага вздулась и запульсировала жилка, а на лбу начали появляться капельки пота. — Помните? Отлично. Так вот, точно так же происходит и с различными видами сил в магии. Сила жизни — это основа. Энергия, способная трансформироваться в любые другие. А маг Жизни первой категории и выше способен использовать плетения всех остальных школ…
— Ну и что? Никто же не убивает магистров Огня и Льда? — возмутилась я. — Или магистров школы Разума! При чем тут это?
— А еще маги Жизни могут изменять живое. Людей, животных, птиц. И то, из чего состоят их тела. Изменять так, что потом в мир приходят болезни, по сравнению с которыми моровое поветрие кажется обычной простудой…
— Да, но я не…
— Помните, вы мне показывали печать Чужой крови? — криво усмехнулся иллюзионист. — Это — запретное плетение. И ваш первый шаг к Темному знанию… Что касается вашей второй категории — она никуда не делась. Ее просто не видно… Вернее, не было видно: через месяц после вашего рождения мы выкололи у вас на голове пентаграмму… Печати Потерянного взгляда, Спутанных мыслей, Отрицания и еще пару десятков разного рода плетений… Ну, и прикрыли все это иллюзией… Потом у вас отросли волосы, и…
— Все три эти печати относятся к школе Разума! — уловив нестыковку, воскликнула я. — Ты не мог их наложить!
— Выколол не я, а МЫ! — вздохнул маг. — Я и мой ближайший друг. Один из сильнейших разумников Семиречья. По имени Гериельт. Гериельт Мудрый, ваша милость…
— То есть ты читал четвертую часть его трактата? — мгновенно поверив в то, что сказал иллюзионист, зачем-то спросила я.
Отпираться маг не стал. И молча кивнул. А потом продолжил свой рассказ:
— В общем, когда вас зацепил откат Огненного шторма, он повредил ту самую татуировку. И сейчас наше плетение выгорает! Соответственно, ваш резерв и скорость восполнения растут не по дням, а по часам!
— И что тебя так пугает? — оценив наполненность плетений, усмехнулась я. — Неужели я похожа на то самое чудовище, о котором твердила повитуха?
— Увидев вас истинным зрением, ваша милость, любой маг тут же поймет, что вы есть на самом деле! И тут же отправится либо в Академию магии, либо в орден Создателя, либо в Тайный приказ его величества. А максимум через неделю сюда пришлют пару десятков разумников, столько же стихийников и сотни полторы-две увешанных амулетами солдат. И… все…
— Что значит «все»?
— Вас уничтожат! — сжав кулаки, воскликнул иллюзионист. — Превратят в пепел раньше, чем вы успеете понять, что они уже в замке!
— Ну, и зачем меня уничтожать? Не проще отправить в орден Света? Или они перестали тренировать магов Жизни?! — как-то отстраненно удивилась я. — Ведь логичнее вытатуировать на мне ту же печать Подчинения и превратить в бессловесное животное, способное тупо лечить того, на кого покажет рука лидера боевой четверки!
— В орден Света берут тех, у кого скорость восполнения ниже второй категории. Все, кто сильнее, считаются неуправляемыми. И печать Подчинения на них не ставится. Вернее, ставится, но не работает… У вас скорость восполнения увеличивается на глазах — ночью была четвертой категории, а сейчас — выше первой. А что будет завтра-послезавтра, когда наша печать выгорит до конца?
— Понятия не имею… — злобно усмехнулась я. — Могу сказать только одно: в ближайшее время я умирать не собираюсь. У меня есть вполне определенные планы, связанные с миардианцами… Поэтому…
— Поэтому вам надо немедленно сказаться больной… — перебил меня эрр Маалус. — И не выходить из своих покоев до тех пор, пока я не привезу в замок Гериельта, и… пока мы не восстановим поврежденную татуировку…
Глава 20 Мейн Лоуд Молния
— На полигон приглашается Глош Полуночник!
Глава 20
Мейн Лоуд Молния
— На полигон приглашается Глош Полуночник!
Услышав имя очередного студента, мейн Лоуд с трудом удержал зевоту и без особого интереса уставился на противоположную трибуну. И, заметив, что один из сдавших экзамен стихийников усиленно трясет распростертое рядом с ним тело, удивленно приподнял бровь: судя по всему, этот самый Полуночник умудрился заснуть!
— Ох, я ему вечером и задам… — возмущенно пробурчал декан стихийного факультета эрр Арделл Зима. — Интересно, где его всю ночь носило? Эти первокурсники — просто живая головная боль…
— Вспомни себя… — улыбнулся Молния. — Помнится, на первом курсе ты мечтал освоить два вида магии и по ночам вытачивал основы для своих будущих амулетов…
— Ну, меня тогда старшекурсники разыграли… — смутился эрр Арделл. — Показали мне стихийника-ритуалиста. Да так, что я искренне поверил в то, что такое возможно. Но ведь я не спал всего-то дней пятнадцать! И… летом, а не перед экзаменами.
— А какая разница? Если он не спит ночами потому, что пытается освоить хоть какое-нибудь новое плетение — я возражать не буду. И наказывать — тоже: студентов, умеющих думать, у нас раз, два и обчелся…
— Ну, этот думает как-то очень уж своеобразно… — фыркнул Зима. — Можете себе представить, мейн, на одном из последних семинаров он заявил своему преподавателю, что только что придумал, как создавать точку фокуса для печати Ледяного копья!
— В каком плане «придумал»? — удивился глава Академии. — Помнится, этому его были обязаны научить в самом начале второго курса!
— Ну, насколько я понял объяснения эрра Георга, мальчишка почему-то решил, что печать Ледяного копья является оборотным аналогом Огненной плети. Ибо первая создает тонкий жгут сверхнизких температур, а вторая — такой же жгут, но сверхвысоких. Соответственно, по его мнению, плетения точек фокуса этих печатей тоже должны быть одинаковыми по сути, но оборотными по содержанию…
— Так! Сразу же после экзамена отправишь его ко мне в кабинет! — приказал мейн Лоуд. И задумчиво уставился на только что проснувшегося студента, пытающегося сообразить, что ему втолковывает сокурсник.
«С ума сойти! — подумал Молния, мгновенно забыв про донельзя удивленного его распоряжением декана. — Для того чтобы самостоятельно додуматься до принципов подобия, о существовании которых знает далеко не каждый преподаватель, надо иметь очень светлые мозги! А на втором курсе — так вообще… Интересно, а над чем он вчера экспериментировал?»
— Студент второго курса Глош к экзамену готов!
Как ни странно, вместо чувства вины в голосе Полуночника явственно прозвучали нотки самодовольства, легкого презрения к окружающим и сожаления о времени, которое ему придется сейчас потратить на всякую ерунду.
«Ну, и нахал! — удивился глава Академии. — Что ж, посмотрим, сколько времени ему понадобится, чтобы пройти „боевку“ для второго курса. Четыре последовательные мишени — это тебе не одна-две…»
— Можете начинать! — рыкнул распорядитель.
И в то же мгновение перед трибуной для преподавательского состава активировалось стационарное плетение Великой защиты…
В истинном зрении резерв Полуночника оказался очень даже ничего. По прикидкам эрра Лоуда, как минимум на уровне нижней границы первой категории. И с плетениями он работал довольно уверенно. Тщательно маскируя готовые участки будущей печати базовыми небоевыми конструкциями. Правда, понять, что именно он пытается создать, почему-то не получилось: во-первых, постоянно меняющиеся контуры будущей печати были слишком большими, а во-вторых, одновременно с ней мальчишка плел сразу четыре точки фокуса! За каждым из выбранных им манекенов!
«Это что, первые результаты его собственных экспериментов?» — подумал Молния, и в это мгновение на полигоне громыхнуло. Да так, что не успевший перестроиться на истинное зрение декан стихийного факультета выронил из рук стило.
— Студент второго курса Глош упражнение закончил!
— Так много времени на одну мишень? — шаря у себя под ногами, недовольно буркнул эрр Арделл. — И с количеством силы в плетении он здорово перестарался. Чувствую, останется на втором курсе…
— Не останется… — встав с места, хмыкнул мейн Лоуд. И, чувствуя, что улыбается, как кот, объевшийся сметаной, добавил: — Экзамен зачтен. Парня — ко мне в кабинет. Немедленно. Вернее, сначала его куратора, а потом — его самого!
— Простите, мейн, вы сказали, что ему зачтен экзамен или это упражнение? — глядя на главу Академии снизу вверх, растерянно уточнил Зима.
— Ему зачтен ЭКЗАМЕН! Целиком! Блестящее решение! Я — в восторге…
— А… остальные студенты? Вы разве не будете смотреть?
— Нет. Думаю, вы прекрасно справитесь и без меня…
Куратор Полуночника, эрр Нодар Кремень, восторгов главы Академии не разделил. Усевшись на краешек кресла для посетителей, он выслушал все те эпитеты, которые озвучило начальство его подопечному и, мрачно вздохнув, принялся рассказывать о другой стороне личности первокурсника. О его характере. Словно не услышав того, что его ученик только что продемонстрировал плетение, создать которое не способно девять из десяти выпускников, и что это — несомненный признак того, что мальчишка — будущий маг-экспериментатор. Такой же, каким являлся Гериельт Мудрый во время преподавания в ордене Создателя.
Причина такой «глухоты» стала понятной уже через пару минут: оказывается, по мнению Кремня, радоваться успехам «будущего» Гериельта Второго было как минимум преждевременно. Ибо личностью мальчик был весьма своеобразной. Скажем, еще в первые месяцы после появления в Академии Глош умудрился настроить против себя чуть ли не всех остальных студентов. Почему? Да потому, что искренне считал, что уже в ближайшем будущем он, маг первой категории, станет как минимум магистром. А магистр школы Стихии, по его мнению, являлся чем-то вроде Создателя: силой, способной «поставить на место» чуть ли не большинство правящих королей континента.
В общем, уверенный в своем светлом будущем юноша заранее готовил своих сокурсников к восприятию его будущего величия, регулярно унижая всех тех, чей уровень силы был ниже, чем у него, и всячески усложняя процесс учебы тем, кто был сильнее.
Очень неплохие мозги и умение тщательно спланировать гадость, как правило, позволяли ему добиваться поставленных целей: жертва получала нагоняй, на время отстранялась от занятий или лишалась права пользования библиотекой. И, соответственно, развивалась медленнее, чем сам Глош.
В случае неудачи нагоняй и все остальное доставались тем, кого он планировал выставить виноватым. А юноша, проанализировав причины своей неудачи, начинал планировать новую гадость. Только еще более изощренную…
Но это было еще не все: по слухам, которые периодически доходили до эрра Нодара, юноша частенько высказывал мнение, что повелевать народами могут только маги. А единственной силой, способной удержать быдло у их ног, является Страх. Страх с большой буквы. Соответственно, по его мнению, конечная цель развития любого нормального стихийника — Власть. А такие понятия, как патриотизм, вассальный долг или цеховая солидарность, являлись довольно примитивными инструментами, с помощью которых правители-немаги были вынуждены манипулировать мнением тупого быдла. В принципе не способного вдумываться в то, что ему «втирают» те, кто уже дорвался до своего куска власти…
Ну, и самой главной причиной, по которой эрру Лоуду не стоило радоваться успехам второкурсника, Кремень считал все усиливающуюся манию величия будущего Создателя: с момента, когда Глош высказал идею о тождественности плетений школ Огня и Льда, степень его самолюбования превысила все разумные границы. В общем, по мнению эрра Нодара, единственным правильным решением, которое мог принять глава Академии по итогам двух лет обучения, — это ограничить Глоша печатью Подчинения. Ибо этот мальчишка, не признающий никаких этических принципов и потенциально способный развиться до уровня магистра, обязательно должен был превратиться во второго Адинвара Безумного. Некогда сровнявшего с землей половину столицы королевства Ягеррон…
Вломившись в кабинет Молнии как к себе домой, Глош Полуночник без разрешения рухнул в кресло для посетителей и, скрестив руки на груди, неприятно усмехнулся:
— Что, так хочется узнать, как создается новая печать?
Мысленно отметив, что крайне непочтительное поведение мальчишки идеально укладывается в модель его характера, нарисованную Кремнем, мейн Лоуд еще раз оценил размер его резерва, сокрушенно вздохнул и, не переходя на нормальное зрение, зарычал:
— Встать!!!
Полуночник нехотя подал корпус вперед, уперся ладонями в подлокотники, слегка приподнялся над креслом… и опустился обратно. А потом наигранно приподнял бровь: