Компромат на Горбачева искали не только в 80-е, но и десятилетием раньше – в 1973 году, когда Щелоков пытался пресечь уголовный беспредел, творящийся в Ставрополье, и прислал туда своих людей. Но в обоих случаях Горбачеву удавалось избежать отставки, поскольку каждый раз за него вступались высокие покровители. В первом случае это был шеф КГБ и конкурент Щелокова Юрий Андропов, во втором случае – те влиятельные силы внутри партаппарата, которые были заинтересованы в том, чтобы именно симпатизант кавказцев Горбачев, а не Романов стал генсеком. Ведь стань руководителем страны последний, то вороватой номенклатуре и уголовной мафии пришлось бы несладко – как уже говорилось, Романова еще в бытность его «хозяином» Ленинграда прозвали Григорием Грозным именно за его крутой нрав и принципиальность. Мафии это нужно – иметь в руководителях страны такого человека? Поэтому она и вложила деньги и задействовала все свои связи для того, чтобы на трон взошел болтливый и мягкотелый муж-подкаблучник Горбачев.
Но вернемся в конец 70-х.
Известно, что именно тогда (1978—1979) КГБ СССР предпринял серьезные меры по борьбе с мафией – затеял дело «Океан». Однако целью этой операции (а управлял ею Андропов) было не столько наведение в стране порядка и начало бескомпромиссной борьбы с мафией, сколько желание нанести удары по конкурентам Андропова: министру рыбного хозяйства СССР Алексею Ишкову и хозяину Краснодарского края Сергею Медунову (оба были друзьями Брежнева). Медунова прочили на пост министра сельского хозяйства СССР и собирались переводить в Москву, чего Андропов не желал. Поэтому и было затеяно дело «Океан», которое помогло главному чекисту устранить Ишкова (его отправили на пенсию) и посадить на его место своего человека, а Медунову перекрыло путь в Москву и в министерское кресло.
Таким образом, аресты коррупционеров, которые проводились в ходе дела «Океан», не привели к системным изменениям: просто на место одних коррупционеров пришли другие, которые «ходили» уже под Андроповым. А тот, будучи либералом и опираясь на прозападное лобби внутри элиты, не мог привести страну к серьезным структурным изменениям. Что, собственно, и докажет период его недолгого полуторагодового правления (1982—1984). Но Андропов успеет главное: вытащит в Москву Горбачева и, став генсеком, укрепит его позиции внутри партаппарата.
Между тем дело «Океан» велось втихаря – то есть не освещалось в советских СМИ. Хотя, с другой стороны, что мешало власти раструбить о нем на всю страну, показав тем самым свою мощь и желание поставить мафию под жесткий контроль. Но этого сделано не было именно потому, что власти не были заинтересованы в том, чтобы выносить сор из избы – показывать своим гражданам и всему миру, что коррупция в СССР стала системным явлением и тесно срослась с властью. Это была не столько боязнь подорвать реноме социализма, сколько страх перед разоблачением того, к чему привела страну мелкобуржуазная конвергенция, начатая Хрущевым в начале 60-х. Это разоблачение могло консолидировать здоровые силы внутри элиты – силы, которые не позволили бы мелкобуржуазной конвергенции перерасти в империалистическую (когда восточный капитализм вливается в западный). При таком раскладе к власти мог прийти не либеральный диктатор вроде Юрия Андропова, а жесткий державник вроде Григория Романова, который весьма эффективно доказал профессиональную состоятельность во время своего правления в Ленинграде.
Вместо того чтобы вынести на суд общественности проделки собственной мафии, советские политтехнологи предпочли проделать это с мафией западной. Это был весьма умелый тактический ход: на фоне советской мафии западная на самом деле выглядела куда более кровожадной и хищной. То есть зрителю как бы говорилось: наша мафия – цветочки по сравнению с тем, что имеет место быть на Западе. В принципе правильное заключение, другое дело, что до прихода к нам кровожадной мафии по западному образцу уже остается совсем немного времени – каких-то десять лет.
В конце 70-х на советские экраны вышла целая череда «мафиозных» фильмов, снятых на Западе. Среди них: «Коррупция во дворце правосудия» (Италия; прокат с октября 1976 года), «В сетях мафии» (Италия; с мая 1977-го), «Прощай, полицейский!» (Франция; с мая 1977-го), «Сиятельные трупы» (Италия; с мая 1978-го), «Следователь по прозвищу Шериф» (Франция; с января 1979-го), «Вендетта по-корсикански» (Италия; с февраля 1979-го), «Смерть негодяя» (Франция; с июня 1979-го) и др.
Во всех этих фильмах критически рисовались политические и правоохранительные системы тех стран, где происходило действие картин, что вызывало у советских кинематографистов невольную зависть, поскольку у них снимать подобное кино возможности не было. Хотя им этого страсть как хотелось: со всем пылом своего таланта показать коррумпированных парт– и госчиновников, а также милиционеров, многие из которых в жизни не выглядели белыми и пушистыми и подчас действовали против преступников так же жестко, как, например, комиссар полиции в фильме «Прощай, полицейский!» (в этой роли снимался звезда французского кинематографа актер Лино Вентура). Однако советская цензура, направляемая свыше – из партаппарата, зорко следила за тем, чтобы кино подобного рода у нас не появлялось. А по поводу разоблачительных западных фильмов в советской прессе давались вполне удовлетворяющие кремлевских конвергентов резюме, типа того, что написал кинокритик Кирилл Разлогов. Цитирую:
«Парадоксальное сочетание бесперспективности борьбы с преступностью и утверждение преступления как единственного способа восстановить попранную справедливость, невозможность найти себя в тисках буржуазного образа жизни и обреченность любого активного протеста присущи многим западным лентам – широкому кругу произведений антибуржуазной направленности, фильмам разной тематики, жанров, стилей, индивидуальных творческих манер. Их авторов объединяет идея ухода от общества, неприятие традиционных норм, стремление обрести подлинную свободу вне сковывающих рамок буржуазности...»
Итак, поток западных фильмов о борьбе с коррупцией, выплеснувшийся на советские экраны во второй половине 70-х, был инспирирован либералами-западниками, чтобы отвести взгляд общественности от существования собственной мафии. Однако наверху не дураки сидели. В то же время они прекрасно понимали, что эти фильмы все равно заставят многих задуматься: а как у нас обстоят дела с пресловутой мафией? И борются ли с ней наши правоохранители так же, как это делают полицейские на Западе? Поэтому на волне демонстрации западных фильмов «про мафию» в СССР была дана отмашка создавать нечто похожее и у себя – про мафию советскую. Правда, это должен был быть отнюдь не тот поток, как на Западе, а всего лишь единичные случаи. Что лишний раз доказывает: задачи громогласно заявить о мафии и начать с ней бескомпромиссную борьбу в советских верхах не ставилось.
Отметим, что первые антимафиозные фильмы в СССР появились не на центральных киностудиях, а на периферийных, закавказских – в Азербайджане и Грузии. Почему именно там? Дело в том, что именно Кавказ стал для советской системы тем, чем была Сицилия для Италии, – родиной мафии. Как уже отмечалось, на Кавказе рыночные отношения являются естественным элементом жизненного уклада населения, поэтому они не прекращались даже в советские годы. Правда, в разные периоды выглядели по-разному: при Сталине их развитие тормозилось, при Хрущеве наоборот – начался их расцвет. Поэтому на Кавказе «цеховиков» в процентном отношении было больше, чем, например, в такой большой республике, как РСФСР. И первые случаи рэкета в послевоенном СССР были зафиксированы именно там – в Грузии, в конце 50-х.
Тогда же началась активная «коронация» грузинских «воров в законе», которых к концу 70-х стало даже больше, чем воров славянских. Все из-за той же капитализации советской системы. И сходка в 1979 году в Кисловодске была инициативой прежде всего грузинских воров, которые скорее адаптировались к изменяющимся условиям, чем их славянские коллеги. Именно грузинские воры первыми стали менять кодекс «воровской чести»: например, позволяли себе жить роскошно, в то время как «славяне» продолжали придерживаться идеи «босячества». Естественно, что советской парт– и госноменклатуре, двигавшейся в русле той же капитализации, идейно были ближе грузинские воры.
Вот почему в конце 60-х – начале 70-х чистки среди высшей номенклатуры начались именно на Кавказе – он стал полигоном для Кремля в деле дальнейшей капитализации всей советской системы: «усатых» там меняли на силовиков. В итоге в Азербайджане к власти пришел бывший шеф Азербайджанского КГБ (1967—1969) Гейдар Алиев, в Грузии – бывший шеф грузинского МВД (1968—1972) Эдуард Шеварднадзе. Они же были застрельщиками в деле создания и первых антимафиозных советских фильмов (а Шеварднадзе чуть позже станет застрельщиком в деле выпуска первого антисталинского фильма «Покаяние» – теперь уже в русле будущей борьбы либералов с державниками в преддверии горбачевской перестройки).
В Азербайджане таким антимафиозным фильмом стал «Допрос» (1979) режиссера Расима Оджагова. Отметим, что начинался он с характерных титров: «В августе 1969 года состоялся пленум ЦК Компартии Азербайджана (именно на нем к власти в республике пришел Алиев. – Ф.Р.), после которого развернулась острая борьба с негативными явлениями в республике. В фильме рассказывается об одном эпизоде этой борьбы в самом начальном и сложном ее периоде...»
По сюжету картины следователь Сейфи Ганиев (эту роль исполнял «варяг» – московский актер Александр Калягин) ведет дело Мурада Абиева (актер Гасан Мамедов), начальника нигде не зарегистрированного галантерейного цеха. Ганиеву ясно, что за спиной галантерейщика стоят другие люди – весьма высокопоставленные, но фактов против них нет, а Абиев упорно молчит, всю вину беря на себя. Ганиеву приходится приложить максимум усилий, чтобы разговорить своего подследственного.
Отметим, что в кинопрокате-80 фильм «Допрос» еле-еле свел концы с концами – собрал всего 10 миллионов 200 тысяч зрителей. Однако столь незначительные кассовые показатели не были результатом художественной слабости данной картины. Просто определенные чиновничьи круги за пределами Азербайджана сделали все от себя зависящее, чтобы картина не вышла на широкий простор – то есть не попала в крупные кинотеатры, а прошла только малым экраном. Однако сама власть наградами этот фильм не обделила: на Всесоюзном кинофестивале в 1980 году «Допрос» был удостоен Главного приза, а еще через год к этой награде присовокупили и Государственную премию СССР.
В Грузии тогда же сняли фильм «Твой сын, земля» (режиссер Реваз Чхеидзе). Он повествовал о судьбе честного и неподкупного секретаря райкома Георгия Торели. Все тот же А. Ваксберг так описывает изображенные в фильме события:
«Торели заявляет: «Важно, чтобы люди нам верили, вообще чтобы они верили в правду. Иначе наша работа гроша ломаного не стоит».
Это не пустая декларация. Он не вещает, а действует. Вдове, матери маленького ребенка, он помогает получить квартиру, которая ей положена, но которую она не могла получить, оттесняемая обладателями наворованных денег, щедро раздававшими взятки. Он наводит порядок в больнице, зараженной подкупами и протекционизмом, равнодушной к жизни и смерти тех, кому нечего «дать». Он разгоняет всесильный «трест», где «умеют делать деньги» за спинами высоких покровителей. Пустозвонству он противопоставляет факты, демагогии – документ, «туфте» – истину, как бы горька она ни была. Он воюет за правду, за совесть, за закон, возвращая достойным веру в справедливость, лишая недостойных самоуверенной спеси...»
Людей, вроде Георгия Торели, среди советских коммунистов было много. Они и должны были быть, поскольку советский проект все еще существовал и продолжал позиционировать себя как система, отличная от капиталистической. То есть лозунги и декларации ленинских времен были еще живы. Однако в жизнь они не воплощались. И за последние два десятка лет движения по пути мелкобуржуазной конвергенции советская система наладила воспроизводство в большом количестве людей, не подобных Торели, а тех, кто исповедовал противоположные взгляды, – коррупционеров. И в той же Грузии число взяточников в высшей партийной номенклатуре приобрело угрожающие размеры – их было поголовное большинство. И чем же это в итоге завершилось? Может быть, изгнанием Шеварднадзе с его поста? Да нет же, наоборот – он был введен в Политбюро и даже назначен Министром иностранных дел СССР. К чему все это привело, мы все хорошо знаем: троица Горбачев – Шеварднадзе – Яковлев довершила переход мелкобуржуазной конвергенции в империалистическую – то бишь поменяла социализм на капитализм путем развала советской империи.
«Молодые волки» социализма
Тем временем в недрах мелкобуржуазной конвергенции уже подрастало поколение «молодых волков» социализма – тех самых братков, которые уже очень скоро начнут создавать криминальные «бригады» по всей стране. В конце 70-х эти ребятки еще ходят в школу, но уже начинают подражать «крутым парням» из западных киноблокбастеров, которые нет-нет, но проникают в советский прокат. Кинематограф в те годы был самым массовым видом искусств в Советском Союзе, в отличие от телевидения, которое заметно отставало от него по части охвата аудитории, а также было более консервативным. Например, фильмы о той же западной мафии по советскому ЦТ практически не шли.
Впрочем, в 1971 году власти допустили промашку – показали по ЦТ немецкий сериал «Банда Доминаса», после чего многие подростки избрали себе кумиром главного героя сериала – бандита Доминаса (например, известный ныне актер Владимир Машков, живший в ту пору в Новокузнецке, получил среди своих друзей кличку Доминас – за свою безбашенность). С тех пор советские телевизионщики зареклись показывать такого рода кино на своих экранах. У киношников такого табу не было, поэтому фильмы про западную мафию на широких экранах нет-нет, но демонстрировались (вспомним хотя бы о той волне подобного кино, случившейся в конце 70-х). То есть история десятилетней давности с фильмом «Фантомас» благополучно была забыта.
В итоге в 70-е годы раздвоенность сознания у многих советских людей (особенно у молодежи) закончилась, поскольку они окончательно определились со своим выбором в мелкобуржуазную сторону. На смену романтикам 60-х шло поколение прагматиков 70-х, которые окончательно разуверились в социализме. Их настроения хорошо выразил один из лидеров этого поколения обезверившихся – рок-музыкант Андрей Макаревич, сочинив в 1979 году песню «Синяя птица», где черным по белому заявлялось, что «синей птицы простыл и след» и что «теперь почти невозможно повстречать ее на пути».
Вот почему и восприятие того же кинематографа у молодого поколения советских зрителей, пришедших в кинотеатры в конце 70-х, было диаметрально противоположным, чем у их недавних предшественников образца 60-х: в проповедуемую мораль многие из них уже не верили и привычному поражению зла в финале каждого фильма радовались не всегда. И если популярный герой Олега Табакова из фильма «Шумный день» (1961), который в борьбе с мещанством рубил отцовской саблей новенький мебельный гарнитур, воспринимался тогдашним зрителем как подлинный герой, то полтора десятилетия спустя, уже новым поколением советских зрителей, его поступок воспринимался, мягко говоря, как чудачество. Ведь в те годы уже большинство советских людей буквально стаптывали обувь в погоне за модными мебельными гарнитурами, записывались в очередь на кооперативные квартиры и автомобили, а также давились в очередях за импортным дефицитом. Вся эта погоня за хорошей жизнью называлась тогда емким заграничным словом – «фирма» (с ударением на последнем слоге).
Советский кинематограф тех лет всячески разоблачал погоню за «фирменной» жизнью, по сути продолжая традицию фильмов типа «Шумного дня». Однако в условиях набирающей темпы мелкобуржуазной конвергенции весь обличительный пафос подобных картин часто уходил в песок. И хотя зритель с удовольствием ходил на эти фильмы (здесь польза от них была несомненной – они наполняли бюджет страны звонкой монетой), однако моральный климат в обществе от этого здоровее не становился, поскольку львиная доля зрителей пропускала мимо ушей проповедуемую с экрана мораль, зато с упоением глазела на ту «фирму», которая демонстрировалась в подобных лентах. В итоге чаще получалось, что вместо разоблачения зла такое кино только, наоборот, его пропагандировало. Слова директора ЦРУ Алена Даллеса, сказанные им еще в конце 40-х, о том, что победу в идеологической войне Запад сможет одержать только спустя три-четыре десятка лет, когда в СССР сменится несколько поколений людей, полностью подтверждались. По этому поводу приведу мнение политолога С. Кара-Мурзы:
«Защитные механизмы народа ослабели. Мессианский запал постепенно сошел на нет. Революционная героика, подъем 30-х, победа 40-х стали вызывать у многих представителей новых поколений сначала недоумение, непонимание, а потом и презрение. В значительной степени это объясняется демографическими потерями. Хорошо известен принцип: «в первую очередь погибают лучшие». Смелый идет добровольцем на фронт и погибает. Герой идет на таран и погибает. Самоотверженный отдаст последний кусок голодающим, а сам умрет от голода. А трус и приспособленец сделает все возможное, чтобы остаться в тылу и подкормиться, уклонится от тяжелого труда, сохранит здоровье. Он выживет, он оставит потомство, он воспитает детей в своем духе, он передаст им свою модель поведения. А ведь первая половина ХХ века – это почти непрерывный надрыв сил народа. Массовый героизм – это ведь и массовая гибель лучших. Мы потеряли значительную часть цвета нации, при этом расплодилось то, что принято называть чернью...»
Во второй половине 70-х стало очевидно, что в недрах советской молодежи происходят опасные процессы – она становится более циничной и жестокой. Об этом наглядно свидетельствовала статистика тяжких преступлений – львиную долю их совершала молодежь. Не помогали даже создаваемые властями с 1977 года инспекции милиции по делам несовершеннолетних, так как они боролись с последствиями, а не с причинами явления. Причины же прятались глубже – в самой системе, которая оказалась разбалансированной мелкобуржуазной конвергенцией, проводимой, по сути, на авось, без какого-либо серьезного научного подхода.