— Наш мальчик тебе так нравится?
— Мне? Он? Да ты что. С нашим Санычем со скуки умрешь.
— Не то что со мной, да? — Долгушин вздыхает.
— Он странный стал, — Варвара тихонько водит пальцем по его животу — точно рисует узор на коже. — Вообще он изменился. Эта еще его медитация дубовая… Где-то все время пропадает часами. О бессмертии пар-ниша грезит. Куда уж дальше?
— О жизни вечной.
— Ну, я и говорю — о бессмертии. О каждом дне как о последнем думать — это такой отстой… Знаешь, я ему говорю, — Варвара усмехнулась, — ах, тебя не устраивает, что черви тобой захрустят там, на кладбище? Так пойди в церковь, перекрестись, уверуй, что воскреснешь или там в рай сразу скакнешь… Как у Булгакова-то? Каждому по вере его — вот и тебе, может, отломится. А он на меня крысится как чумной… Это он после смерти матери такой стал — повернутый. Отца с мачехой ненавидит… А раньше он был другой?
— Другой, — Долгушин накрыл ее руку, опускавшуюся все ниже, ладонью. — Стоп.
— Почему стоп?
— Потому что начнется снова.
— Что начнется снова?
— Все, что было. А ты и так вся мокрая…
— Ну, давай тогда про бессмертие дальше бухтеть. — Варвара прижалась к нему всем телом. — Саныч — сопляк зеленый. И по-моему, девственник до сих пор, хоть он умрет — не признается. А по мне бессмертие — вот оно, здесь. И просветление тоже. Сейчас, как ты мне вломил, мне так было — светло-светло…
— Пропадешь ты со мной, Варька. — Долгушин убрал волосы с ее лба. — Добра я тебе желаю, поэтому и говорю. Пока не поздно, сматывай ты от меня удочки…
— У тебя все наладится. Ты еще будешь выступать. Вот придет зима, вернемся домой. Ребята соберутся, будет сильная группа, будут тексты, музыка… Ты же гордый, ты не захочешь, чтобы разное чмо считало тебя ни на что уже не годным… А потом у тебя столько долгов, Витька, — что с ними-то делать? Как расплачиваться-то думаешь?
— Варя-Варюша, кто куда — а наша Варя снова за пилу…
— За пилу? А кто тебе еще здесь правду-то скажет? Всех все устраивает. Все ж тут за твой счет живут. Присосались, как клопы… А ты в долгах, как в дерьме. Неизвестно, чем занят. На дела свои рукой махнул, ноль внимания. И только всем как дурак «желаешь добра». Этому пьянице полоумному — и тому…
— Кстати, напомнила. Леха так и не звонил? — спросил Долгушин.
— Нет. И где его носит — никто не знает. Охранник его прямо телефон обрывал — это Вадим который. Потом жена его бывшая — эта аж со вчерашнего дня все его разыскивает.
— Жена? Наташка? Она тоже Леху ищет? — Долгушин приподнялся на локте.
— Ну да. Вас-то никого не было, я сама с ней по телефону объяснялась… Лилька, как узнала, кто это звонит, сразу как неживая стала. Вот дура-то еще…
— Ты Лилю не трогай.
— Да не трогаю я ее, на черта она мне нужна, эта твоя кукла.
— Варя, а помнишь, ты мне говорила… Она что-то такое рассказывала тебе… Я не понял.
— А, это? Да я сама ничего не поняла. Лилька в своем репертуаре… Чушь какую-то про Ждановича болтала. Вроде когда они третьего дня с охранником гонки устроили, Жданович увидел что-то… И до этого тоже было — помнишь, после Нового года, когда мы его в больницу возили с сердцем? Ну, после «Астории». Ему плохо стало — Лилька говорит, он и тогда что-то увидел…
— Что увидел?
— Что-то… Ну, ты Лильки, что ли, не знаешь? Она любит туман напускать. Жданович спьяну наплел ей какую-то хрень, а она верит. Она как трава перед ним стелется, дура безмозглая. И куда лезет, спрашивается? Своими руками кол в себя же и забивает. Ну, спутается она с Лехой, исполнит розовую мечту детства. Так он же конченый совсем…
— А я разве не конченый? — спросил Долгушин.
— Ты? Нет. Ты не конченый, — Варвара точно хищница лапами уперлась руками в его грудь, наклонилась обдавая горячим Дыханием, заглядывая в глаза. — Нет. Слышишь ты? Нет, нет, нет. Это я, я так классно, кайфово все время кончаю с тобой. Ну, давай же, давай, покажи мне, кто ты такой!
Плеск волн. Сон палуб. Потоки луны. Сдавленные крики, объятия, шепот, царапины, нежность, телесный сок…
Глава 21. ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ПРЯМЫХ
То, что жертвы в серии, возможно, еще будут — к этому Никита Колосов внутренне готовил себя. Но то, что следующей — четвертой — жертвой окажется всероссийская эстрадная знаменитость, — это было уже за пределами самых убийственных прогнозов.
На место происшествия после звонка дежурного он выехал одним из первых. И провел на месте почти шесть часов. Ровно столько длился осмотр, в котором, кажется, принимало участие все Министерство внутренних дел со всеми приданными силами и резервами. Ждали самое высокое руководство. Статус дела оказался таковым, что к расследованию срочно подключились Генеральная прокуратура, ГУУР и консультанты из ФСБ. Почти два часа Колосов фактически угробил на введение в курс дела всех этих важных и самостоятельных в своих оценках должностных лиц, а также на доклад ситуаций представителям Генеральной прокуратуры. Но надежды, как всегда, он возлагал лишь на следственно-оперативную группу, состоявшую из самых обычных оперов отдела убийств, дежурного следователя местной прокуратуры, экспертов-криминалистов, с которыми работал годами, да еще на себя самого.
Мертвый Кирилл Боков во многом, ох как во многом отличался от Кирилла Бокова живого, виденного лишь на экране телевизора. Прежде это был лишь эстрадный фантом, телевизионная картинка, яркая, переливающаяся всеми цветами радуги иллюзия, поющая звучным приятным голосом песни « Яблоня-груша», «Любовь ушла», «Я тебя люблю», «Ты моя радость», «Сколько лет», «Почему мы вместе — не пойму», «Где любовь?», «Любовь пришла», «Я тебя не люблю, прости», «Море любви», «Сердце бьется», «Боюсь любить».
Когда голос Бокова рвался на волю из автомагнитолы по дороге в какой-нибудь дальний район, Никита Колосов, смотря по настроению, то слушал очередное боковское «Море любви» до конца, то выключал радио. Это было самое обычное дело. Боков существовал где-то там, в радио-, телеэфире, совершенно отдельно от земного бытия начальника отдела убийств. И намека даже не было, что когда-то случится вот такое: Кирилл Боков, бездыханный, голый, обезображенный смертью, будет валяться на обочине пустынной подмосковной дороги, а Никита Колосов будет осматривать его материальное тело, труп, переворачивать его, ощупывать, изымать улики, фотографировать вместе с экспертами, откатывать пальцы.
А пальцы у мертвого Бокова были холодными, хрупкими, почти женскими. Не успевшая еще окоченеть ладонь — мягкой, пухлой, не приученной к работе…
Боков был убит тремя выстрелами из пистолета «ТТ». Две пули попали ему в грудь и шею, третья — в левый висок. Колосов осмотрел «Мерседес» — судя по повреждениям, машину Бокова остановили на дороге и почти сразу же открыли по ней огонь из пистолета. Затем тело Бокова вытащили из салона, доволокли до обочины. И вот тут-то с трупом были проделаны некие манипуляции — во-первых, срезана вся одежда. Во-вторых, на правое запястье намотан уже знакомый «опознавательный знак» — металлический жетон.
Однако кое-что в серии на этот раз дало сбой. Что может быть общего у всех этих потерпевших с таким человеком, как Боков? Как вообще это могло произойти, что убийца на этот раз избрал для себя именно его?!
Колосов подумал: надо спросить у Кати — как звали того мужика, древнего грека, который сжег где-то в Эфесе знаменитый храм? Может быть, как раз в этом все дело? В жажде скандальной славы? В попытке убийцы таким вот кровавым образом заявить о себе? Но как же тогда быть с прежними эпизодами? Улики-то прямо указывают на один и тот же почерк, единый подход, на определенную сложившуюся систему.
Само место убийства тоже вызывало у него немало вопросов. Дорога — тихая подмосковная дорога… Судя по показаниям менеджера Бокова по фамилии Свирский — Боков из комплекса отдыха «Рождественское» следовал на своем «Мерседесе» в загородный ресторан «Императорская охота», где представитель какой-то продюсерской фирмы назначил ему встречу. Так утверждает Свирский. Но так ли это на самом деле? Нет сомнений — машину Бокова на этой тихой лесной дороге ждали. Об этом говорит и характер ранений, и повреждения на машине, и сама траектория полета пуль. Тот, кто держал в руках этот самый пистолет «ТТ», мастерски с ним управляется. Правда, на этот раз одним выстрелом дело не обошлось. Чтобы прикончить жертву, потребовалось три пули вместо одной. Ну да у стрельбы по движущейся мишени свои правила.
По заключению эксперта, Кирилл Боков умер между половиной первого и часом дня. Убийце потребовалось не менее десяти минут на все посмертные манипуляции с трупом. Он сильно рисковал, оставаясь на дороге так долго, однако пошел на риск, добиваясь детального повторения прежнего ритуала действий. Что все это значило? Значило ли это то, что ритуал с раздеванием и оставлением «опознавательного знака», своей «визитки», был для убийцы не менее важен и дорог, чем акт самой физической расправы над четвертой жертвой?
Этот металлический жетон… Этот чертов жетон…
Если это и правда какой-то символ, то какой шифр он скрывает?
Если верно то, что Кирилла Бокова специально выбрали на роль четвертой жертвы, не испугавшись ни трудностей такого выбора, ни последствий, значит, он был единственный возможный кандидат. Значит, что-то в сознании убийцы напрямую связывало его с остальными? Что? Где это искать? В чем кроется отгадка феномена четвертой жертвы? Что объединяет их всех — этих таких разных людей из разных мест?
И почему на этот раз все случилось на проезжей дороге, а не где-то на берегу, у воды?
Последнюю мысль Колосов от себя отогнал. Но она вернулась. Вроде бы лишенная всякого логического смысла…
Имелась и еще одна особенность, которая не давала ему покоя. На этот раз в деле имелся косвенный свидетель событий, предшествующих гибели потерпевшего, — менеджер и продюсер Бокова — Олег Свирский. Все шесть часов, пока длился осмотр, его не отпускали с места происшествия. Он как приз переходил из рук в руки в следственно-прокурорско-министерском марафоне. Его допрашивали, допрашивали, допрашивали. Колосов подозревал, что в чьих-то умных министерских мозгах, возможно, уже сложилась и некая обвинительная версия на его счет.
Для себя он должен был четко решить: как ему, лично ему, относиться на данный момент к Свирскому — только лишь как к свидетелю или же как к потенциальному подозреваемому в убийстве? От этого зависело многое, в том числе и личное доверие к его показаниям, которые были очень важны. Потому что.., тут Никита Колосов несколько сбивался в своих рассуждениях…потому что.., возможна, только Свирский, как человек, близко знавший Бокова, наблюдавший его в последние часы перед убийством, мог пролить хоть какой-то свет, хоть жалкие его капли на то, что могло привлечь к эстрадной звезде внимание серийника. Никита всеми силами пытался настроить себя на то, что свидетель поможет ему разобраться в этом, но сам в это не верил.
Уже под вечер, когда министерский аврал несколько схлынул, он подошел к дежурной машине, где все это время продержали Свирского. Тот сидел на заднем сиденье, курил.
Никита представился. Они со свидетелем были почти ровесники. Возможно, Олег Свирский был года на два моложе.
— Значит, фактически это вы его нашли здесь, Олег? — спросил Никита.
Свирский кивнул. Потом механически повторил то, что до этого уже раз пять рассказывал следователю прокуратуры, представителям Генеральной прокуратуры, министерства, ГУУРа, — все о том, как он ехал вслед за Боковым в ресторан и наткнулся сначала на фуру, а потом увидел «Мерседес» с разбитыми стеклами и Бокова, вон там, на обочине…
— Он был ваш друг или просто ваш работодатель? — спросил Никита.
Свирский молчал.
— Сколько лет вы были знакомы с ним, Олег?
— Пять. Даже больше — почти шесть.
— За эти годы он стал очень известен, просто знаменит.
— Да, очень.
— В этом, наверное, и ваша большая заслуга?
— Я старался, это был наш удачный совместный проект.
Свидетель был все еще в шоке от пережитого, от всего обрушившегося на него разом. Его не следовало пришпоривать, подгонять, уличать, выводить на чистую воду. Никита попросил рассказать ему максимально подробно о дне Бокова сегодняшнем и дне вчерашнем. Свирский сначала отвечал устало и неохотно, но постепенно, сам того не желая, разговорился. Он был общителен и словоохотлив от природы, и натура, даже несмотря на шок, брала свое. Никита слушал и не задавал пока вопросов, не перебивал. Так он узнал и о снятых в «Рождественском» для отдыха номерах, и о «совершенно сумасшедшей» неделе, предшествовавшей концерту в «России», и о репетициях, на которых «Кирка работал как зверь», и о поездке самого Свирского в Киев, и о многочисленных встречах Бокова с прессой. Узнал он и об «инциденте» — именно так Свирский дипломатично назвал скандал в антракте концерта: «Что скрывать? Об этом написали все газеты. Жданович был совершенно пьяный в тот вечер. Он и раньше себе позволял нападки и оскорбления. Кира относился к этому стоически — кто не застрахован он врагов и завистников, правда?»
— Правда, — согласился удивленный Колосов. — А все же из-за чего у Бокова со Ждановичем… А это что же — сам Алексей Жданович был, из Питера который?
— Вы что, увлекаетесь рок-музыкой? — спросил Свирский. — Не думал, что милиция…
— В молодости.., пацаном было, — Колосов кашлянул. Почему-то не хотелось особо распространяться на эту тему. Это было очень личное и очень давнее, почти уже забытое, и совсем не для посторонних глаз. — В общем, кто же такого известного артиста, как Алексей Жданович, не знает? И что же у них с Боковым был за конфликт?
— Это сильно сказано — конфликт, — ответил Свирский. — Просто в тот вечер во время концерта плохо сработала охрана. Они не должны были пропускать не-трезвого Ждановича на блиц-пресс-конференцию, устроенную мной для Киры в перерыве между отделениями. Это странное слово «блиц-пресс-конференция» он выговорил с трудом. Было видно, что он смертельно устал и держится из последних сил.
— А что, удачно прошел концерт в «России»? — спросил Колосов.
— Удачно. Мы так этого дня все ждали, готовились. Боков переживал. У него впереди такие планы были наполеоновские… Да и у меня тоже, как у его продюсера, — Свирский покачал головой. — Я, когда увидел его там, в кювете, я даже не поверил сначала, что это он… Глазам своим не поверил. Кирка Боков и.., это.., кровь, этот ужас… И в такой день.
— В какой такой день?
— У него мать умерла. В Чите. Там его семья живет. Нам в офис позвонили, сообщили. Я что помчался-то? Я ведь сказать ему ехал.
— Да, дела, — Колосов покачал головой. — Точно жизнь наша — тельняшка полосатая. Вчера успех, овации, банкет, а сегодня… Значит, вы, Олег, ехали в этот ресторан, чтобы сообщить Бокову трагическую весть. Вы не застали его в «Рождественском», правильно я вас понял?
— Правильно.
— А насчет ресторана, кто вам сказал, что Боков туда уехал — администрация отеля?
— Нет. В том-то все и дело. Что-то тут не так, — Свирский нахмурился. — В «Рождественском» не знали, где Кира. Тогда я перезвонил в офис, и секретарь сказал: Кира звонил и просил передать мне, что у него встреча в «Охоте» с представителем консорциума «Медиа». Дело в том, что в день концерта я ему сказал о том, что «Медиа» нащупывает с нами контакты. Еще радовался, дурак… Так вот, пока я тут сейчас у вас сидел, я связался с «Медиа». И знаете, что они мне сказали? — Свирский глянул на Колосова. — Что они вообще ничего не знают, представляете? Никто с нами на контакт не выходил, никаких планов у них на наш счет нет. И больше того — ни с Кирой никто из их менеджмента не собирался встречаться в ближайшее время, ни со мной, его менеджером, никто по телефону не говорил. Получается, что мне приснилось, будто оттуда был звонок?
— А вы там, в этом «Медиа», лично кого-то знаете?
— Нет. И дел никаких с ними не вел. Не приглашали. Они ж крутые. Жди наш брат, когда позовут. А выходит, что и не звали, — Свирский криво усмехнулся. — Что же это, розыгрыш, что ли, был чей-то?
— Возможно, и не совсем розыгрыш. Вот скажите, для Бокова эта встреча с представителем «Медиа» являлась заманчивым предложением?
— Еще бы. От таких встреч не отказываются. Такой шанс нечасто выпадает, даже после успеха на концерте.
— А вам самому все это не кажется подозрительным?
— Вы думаете, все это было сделано специально? — Свирский покачал головой. — Но кому это надо — весь этот театр? Зачем?
— Кирилл Боков убит. На не слишком оживленной дороге, ведущей к ресторану, куда он спешил и где, оказывается, его не ждали.
— Тогда я вообще ничего не понимаю, — Свирский покачал головой.
— Ладно, пока запишем это в разряд загадок. Олег, я что еще хотел у вас спросить. Вы были в курсе его личной жизни?
— Ну, был. Постольку поскольку. А что?
— Женщины знакомые у Бокова были, девушки?
— Очередь стояла от Москвы до Киева.
— Счастливый, значит, был человек. — Никита Колосов вздохнул. — Следующему вопросу не возмущайтесь, пожалуйста. С путанами Боков дело имел?
— С путанами? Как-то вы по старинке выражаетесь…Продажными шкурками Кира брезговал. Здоровье свое — Что, никогда-никогда? На гастролях — нет?
— Он берег свое здоровье. Он руки почти ежесекундно мыл. Мечтал в барокамере спать, как Майкл Джексон, вы что? — Свирский вздохнул. — Он из своей внешности, из своего голоса капитал делал, а вы — проститутки. У него столько подруг было, причем девочки вполне укомплектованные… Он жениться хотел на деньгах. Вот и женился на бабе безносой с косой…
— Кроме Ждановича, у него были недоброжелатели?
— Были, конечно. Завидовали, в газетах разная сволочь писала про него черт знает что.
— Кто-нибудь угрожал ему? Может, письма слали по электронной почте или так? Знаете, фанаты, то-се?