— Я?
— Да, вы. Вы слышали, как дело поворачивается? Очевидцы концерта и скандала в «России» в один голос твердят: Алексей Жданович, явившись туда пьяным; грозил убить Кирилла Бокова. Полез с ним драться. Ему и его охраннику там здорово наподдали… А разве в характере гражданина Ждановича тумаки-то сносить безответно от таких господ.., от таких эстрадных исполнителей?
— Это вы у меня спрашиваете? — щеки Лили вспыхнули. Она крепче прижала к себе Марусю.
— Ну, хотя бы у вас, раз все остальные говорить на эту тему не желают.
— У Ждановича был телохранитель, — вмешался Долгушин, явно приходя на выручку девушке. — Я его сам, лично, нанял на все эти дни перед концертом и после. Во избежание эксцессов. Он при нем постоянно находился. Вызовите его, допросите, он вам даст полный отчет. Это ведь свидетель? Или вы только тем свидетелям верите, которые Леху в убийстве винят?
— Допросим мы охранника в свое время, — Колосов выпрямился. — Да, что-то и с вами, Виктор Павлович, разговор у нас не клеится. Это, как вы выражаетесь, жаль. Я совсем не так все себе представлял. Между прочим, был я на ваших концертах не раз и не два. В Лужниках был… «Крейсер Белугин» — какая группа была, эх! Распалась. Мы, пацаны, все гадали — почему, с чего?
— А теперь вам ясно, что ли, стало? Осенило вдруг? — Долгушин усмехнулся.
— Характер у вас непростой.
— Простые у амеб, майор.
— Да уж, — Колосов смотрел на Долгушина. — Совсем иначе я себе вас представлял тогда, в Лужниках. Мы в оцеплении стояли, я курсантом второго курса был. А концерт в Лужниках Оззи Осборн давал. Вы перед ним народ разогревали. «Наутилус» ждали тогда, только не было «Наутилуса». А вот «Крейсер» был. Фанаты с нашими курсантами драться хотели, но не подрались. Не с чего было драться. Все мы тогда одного поля ягоды были — вашего. А на Осборна большинству тогда плевать было.
— Какие еще вопросы ко мне? — спросил Долгушин.
— Насчет транспорта вашего хочу уточнить. В средствах транспорта вы не стеснены?
— Нет. У нас тут знакомые, точнее, друзья на одной автофирме. Подержанными тачками торгуют, — Долгушин, казалось, смягчился, — ну а нам в аренду сдают за смешные деньги. Вот ту колымагу, — он кивнул на «Ауди», — потом «Форд Мондео» старый был. Еще «Тойота» — на ней в основном Жданович ездит.
— Что же, вам на каждую стоянку к трапу машины подгоняют?
— Да, если им по пути, если удобно. Но в основном на платной стоянке на «Речном вокзале» оставляют.
— А здесь, на причале?
— Вот, все перед вами, — Долгушин снова кивнул на «Ауди».
— На этой вы ездите? — спросил Колосов.
— В основном я.
— И вчера ездили?
— Вчера я был в Москве.
— А «Тойота» сейчас, значит, у Ждановича? Где же он на ней колесит?
— Я не знаю. Ну, правда. Он не давал о себе знать.
— С какого времени?
— Сорвался он отсюда позавчера вечером. Я же говорю вам — он не один, с ним охранник. Надежный парень. Вы поговорите с ним, вот его телефон, — Долгушин на дисплее мобильника продемонстрировал номер Колосову.
Тот глянул на Катю: знакомый телефон?
— Адрес и телефон автофирмы, будьте добры, — попросил он.
— Пожалуйста. Только в чем дело? Вот. Но там у нас никаких бумаг, договоров. Мы без этой муры обходимся.
— Кстати, насчет бумаг, — Колосов словно вспомнил. — Мы вот с капитаном вашим Аристархом Аркадьевичем, пока вас тут ждали, документы на судно смотрели, маршрут. Что же это у вас, нечто вроде экскурсии Питер — Москва?
— Что-то вроде. Сезон на излете. Туристов мало. Либо ставь судно на прикол, либо сам фрахтуй, плавай, — Долгушин улыбнулся. — Летом у всех напряженка, никто толком и не отдыхал. Ну я и решил устроить себе и друзьям маленький праздник.
— С какого числа вы вот так путешествуете?
— Кажется, числа с 15 августа.
— На Валаам, наверное, заходили?
— Да. Саныч, то есть Петя наш, даже с валаамским старцем беседы имел. Душевные беседы, полезные.
— Тут без вас родители за ним приезжали, хотели забрать его, — наябедничал Колосов.
— Саныч не вещь, чтоб его забирали.
— Сложности у него с родителями. — Колосов оглянулся: Саныч как ушел с павлином на корму, так и не вернулся. — Он что, тоже рок в вашей группе играет?
— У меня сейчас нет никакой группы.
— А я думал…
— Я со всем этим давно покончил. Смысла не вижу. Да и возраст, знаете ли, — Долгушин смотрел поверх головы Колосова на берег. — Смысла нет никакого. А поднимать новый проект, не видя смысла и не веря в успех, это… В общем, это и трудно, и совсем уже неинтересно.
— На маршруте у вас были длительные стоянки, как я понял из разговора с капитаном.
— Да, где-то возле Мышкина застряли — со шлюзами получилась неразбериха, с графиком. Я даже в управление Водоканала ездил, разбирался. До этого на Валааме стояли. Потом в Петрозаводске на Онеге. В Череповец заходили.
— В Череповец? Лучше бы на Белом озере якорь бросили. Там, я слышал, места обалденные, рыбалка мировая у Белозерска.
— Нас в Череповце друзья ждали, — ответил Долгушин. — Там Леха Жданович в свое время концерты давал — помнят люди.
— Принимали, наверное, хорошо? — Колосов улыбался. — Но ведь это от Бела-озера недалеко рукой подать — Вы расстояния по-московски меряете, — заметил капитан Аристарх. — Москвичи! Прям как на луне живут. А я вот в свое время на Севере служил, вот там пятьсот километров — это уж точно близко.
— Отсюда назад в Питер пойдете? — спросил Колосов.
— Сначала в Москву вернемся. То се. — Долгушин вздохнул. — Потом дочке надо Кремль показать. А там посмотрим. Может, перед концом навигации в Нижний сходим.
— Мы в ваше отсутствие с капитаном, кроме документов, паспорта команды просмотрели. Ну, вы, Виктор Павлович, человек известный. И без паспорта вас все в лицо узнают… Я в том числе. Но ради проформы, дайте ваш телефон и постоянный адрес. Я запишу.
— Вот телефон, вот еще один, у меня два сотовых, — Долгушин был сама открытость, — а питерский мой адрес… Знаете, я в июне квартиру продал. Пока новую подыскиваю. Так что теперешний мой адрес — этот теплоход.
— А как же.., как же вы будете, когда навигация кончится? — громко спросила Катя.
Он обернулся.
— Ну, там видно будет. Вернемся в Питер с дочкой. Может, на время в отеле поселюсь. В «Астории», например. Один раз живем на свете, правда?
— Один, — Катя кивнула. Ей вдруг отчего-то малодушно захотелось спрятаться за спину Колосова. И было стыдно: чего она вылезла? И еще как-то неспокойно. Она чувствовала: превентивная акция, задуманная Колосовым, с треском провалилась. Они явились — и ничего толком не узнали. Ни о Ждановиче, ни о ком другом. Так, впрочем, всегда и бывает — первый блин комом. Но досадно было, что их на всех этих милицейских вездеходах с мигалками в окружении милиционеров с автоматами никто на теплоходе не испугался. Никто не выказал слабости или растерянности. Означало ли это, что здесь, на этом ковчеге, милицию ждали? И не сейчас, не после гибели Бокова, растиражированной по всем новостям, а с самого начала? И почему это Долгушин произнес это слово — «Астория»? Как пароль произнес. Неужели он узнал ее? Да этого быть не может! Просто не может, и все, однако…
— Павлин у вас — загляденье, — хмыкнул вдруг Колосов. — Где ж такого покупали? М-да.., все же жаль, что наш главный вопрос так и не прояснен. Ну да нечего делать. Время нас поджимает, — он глянул на часы. — Что ж, как говорится — до следующего раза.
— Да образуется все с Лехой, — сказал Долгушин. — Это ж ни в какие ворота: он и убийство Бокова.
— Ни в какие? Даже так?
— Да вы сами скоро в этом убедитесь. Леха, он… Это ж Леха Жданович! Мало ли, что там меж ними было.
— А что было-то?
— Да ничего такого, что могло кончиться убийством. Слово вам даю. Вы моему слову поверите?
— Поверю.
— Ну, тогда запомните: Жданович, хоть и на дух Кирюшку Бокова не переносил, хоть и морду ему не раз пощупать порывался, убить бы не смог. Он такой человек. Он не создан для крови.
— А для чего он создан?
— Песни его слышали, стихи? Вот для этот он и создан. Еще чуть-чуть для водки, как всякий нормальный мужик русский, еще… Ну, не заставляйте меня в пафосный тон впадать насчет его дара свыше.
— А кто, по-вашему, мог убить Бокова?
— Кто? Скажу вам так: если Леху в покое не оставите, я вот заявлю следователю прокуратуры… Почему-то мне все время кажется, что эта вот ваша спутница все-таки из прокуратуры — такая она строгая и невеселая, — Долгушин смотрел на Катю, — я заявлю, что Бокова убил я.
— Вы?
— Скажу, что я.
— Если Жданович виновен, такое лжепризнание его не спасет.
— А он не виновен.
Катя ожидала, что Колосов с ходу бросит в ответ: «А вы?» — но он не спросил.
— Аристарх, проводи господ-товарищей из милиции, — распорядился Долгушин. — Лиля, тебя на ветру окончательно продует, у тебя нос вон посинел. Ты бы Марусю увела в каюту, раньше не догадалась, нет?
Колосов, уже взявшийся за перила трапа, обернулся:
— Лиля… Она, Виктор Павлович, не уходила потому, что внимательно прислушивалась ко всему, что тут говорилось меж нами. Да, Лиля, уважаемая… Вы бы точно ребенка передали кому-нибудь. Вам придется сейчас проехать с нами.
— Мне? Зачем? Это почему? — щеки Лили снова вспыхнули. Она передала Марусю на руки Долгушину.
— Придется проехать до ближайшего отделения. Ненадолго.
— Но я ничего не сделала.
— Я и не говорю, что вы сделали. Нам просто надо кое-что выяснить. Вопросы кое-какие.
— Но я… Выясняйте. А что здесь нельзя?
— Действительно, здесь все выяснить нельзя? — спросил Долгушин.
— Нет, нельзя, — ответил Колосов.
— Почему же? — грозно рявкнул капитан Аристарх. — Что еще за новые фокусы?
— Это не фокусы. Таков порядок. У нее в паспорте, по-моему, неточность. Надо разобраться, прошу, — Колосов пропустил растерянную Лилю вперед.
Катя не совсем поняла этот колосовский ход конем.
Одно было ясно: Никита просто так, битым, «Ковчег-Крейсер» покидать не желал. В сплошной обороне, занятой его обитателями, его зоркий натренированный глаз сыщика углядел податливое звено. Катя вспомнила, что говорил ей Вадим по поводу Лили. По его мнению, она была безответно влюблена в Ждановича. Любопытно все-таки, почему Колосов выбрал именно ее для большой атаки? Неужели он решил, что к ней, единственной из всех, он сможет подобрать ключ?
Глава 24. 342. -Й НОМЕР
Когда шли к машинам, Катя спиной чувствовала на себе пристальные взгляды собравшихся на палубе.
— Зачем они Лильку забрали? — выходил из себя капитан Аристарх. — Витя, ну сделай же что-нибудь! Чего они девчонку мурыжить будут?!
Закат догорал над дальним лесом. По фарватеру промчалась моторка.
— Как она потом назад-то доберется?
— Ну а ты, медведь, на что? — спросил Долгушин.
— Не понял? — капитан Аристарх сдвинул фуражку на затылок.
— Садись в машину, дуй за ней, — Долгушин, как когда-то Кравченко, бросил капитану ключи.
— Что, так прямо за ментами?
— За ней, чудило.
— Они ж ее за Леху мотать будут, знаю я их подлую ментовскую породу.
— Леха далеко, а ты здесь, вот он. Ты о ней позаботься, а о Лехе не волнуйся. Он мне днем звонил. У него все в норме. Ну, что ж ты стоишь? Дуй, а то не догонишь.
Капитан Аристарх стукнул кулаком по перилам и одним мощным прыжком перемахнул через борт — на трап. Через две минуты «Ауди» устремилась вслед за вереницей милицейских машин.
— Батюшки-светы, за нами, кажется, погоня, — сообщил Кате Колосов, глядя в зеркало заднего вида. — Кто же это там, на теплоходе, так за вас переживает, вы не знаете, Лиля?
Лиля на заднем сиденье не ответила. Однако назад оглянулась.
— Да, Лиличка, Лилия Владимировна Пономарева, судя по паспорту, да.., такие вот пироги, Лиличка… — продолжал Колосов. — Тревожитесь вы, манерное, по поводу документов. А вы не тревожьтесь. Все там у вас в порядке с паспортом. Просто это предлог. Мы вот с коллегой, — он покосился на Катю, — посчитали, что с вами нам лучше переговорить с глазу на глаз, без разных там прытких доброхотов, навроде того, кто сейчас пылит там сзади. Они, доброхоты эти, ваши приятели, в судьбе своего товарища Алексея Ждановича слишком уж живое участие принимают. Выручить его хотят. Но укрывательство от правоохранительных органов, от следствия — это не помощь, Лиля. Это вред прямой, и в первую очередь для самого укрываемого. И чем дольше времени проходит в такой вот неразберихе, чем дольше остаются открытыми серьезные вопросы, тем все больше и больше рождается в некоторых головах подозрений. Тем сильнее они крепнут — не только у нас с коллегой, но и у следователя прокуратуры, который дело об убийстве гражданина Бокова имеет в своем производстве. Ведь как он, следователь, рассуждает? Он человек консервативный и рассуждает консервативно: чего это невинному человеку от милиции по углам прятаться? Зачем на укрывательство товарищей своих подбивать?
— Алексей Макарович никого на укрывательством подбивает. И он не прячется. — Лиля снова оглянулась. — Куда вы меня везете?
— Да, собственно, никуда конкретно, — Колосов глянул в зеркальце на «Ауди» и прибавил газа — вот тебе, лови, догоняй. — Прокатим вас по здешним подмосковным дорогам. Вы сами питерская? Ну, я сразу понял. Хороший город — Питер. Но и у нас тут неплохо, а? Да вы, наверное, со своего теплохода и на берег-то не сходите?
— Как это не сходим? Всегда сходим, везде. Мы с Марусей гуляем. С Варькой по магазинам на каждой стоянке. Когда что-нибудь из вещей надо или в аптеку, всегда едем с кем-нибудь из наших.
— И на этой стоянке в эти дни тоже сходили на берег?
— Конечно. Мы еще там стояли, у другого причала, где шашлычная. А почему вы спрашиваете?
— Лиля, ну что вы так сразу кактусом прикидываетесь колючим? Чего вы волнуетесь-то по пустякам? Ведь установлено, что гражданина Ждановича все эти дни на теплоходе не было. Следовательно… А гонщик-то наш не отстает, пыжится. Кто ж это за рулем-то? Неужели Виктор Долгушин собственной персоной? — Колосов не отрывал взгляд от зеркала. — Эх, не захотел он мне подсказать, где приятеля его и собрата по року найти, благородство сыграл. Только вредная это игра, глупая. Он Ждановичу больше навредил этой своей молчанкой. Еще знаете, как аукнется на суде.
— На суде?!
— А вы как думали. Это такая машина — правосудие. Скрипит, а едет, давит в лепешку человечка… И вы тоже сильно ему вредите, Лиля дорогая.
— Я? Почему я?
— Да потому. А ведь вы хорошо к нему относитесь — к Алексею-то Макаровичу. По лицу это вашему видно — хорошо, сердечно. Не так, как другие.
Катя, слушая эту песнь, усмехнулась про, себя: надо же, как, оказывается, начальник отдела убийств интерпретировал про себя ее «испорченный телефон» со слов «драгоценного». Все запомнил, намотал на ус, проанализировал и теперь вот выдает без зазрения совести за собственные гениальные догадки оперативного плана. Пудрит бедной девчонке мозги.
— Я даже рискну предположить, — соловьем заливался Колосов, — что вы настолько хорошо относитесь к гражданину Ждановичу, что сделали бы все возможное, чтобы раз и навсегда избавить его от всех подозрений, высказанных досужей прессой. Сделали бы все, чтобы защитить его честь и доброе имя.
— Да я жизнью и здоровьем своим вам клянусь — Алексей в смерти Бокова не виноват, — пылко воскликнула Лиля, — вы.., вы же ничего не знаете, как же вы можете говорить? Он… Он не такой, как все, он совсем другой. Другой, понимаете вы это или нет? Вы вот закон защищаете, думаете, ради истины стараетесь, ради добра. Да что вы могли бы сделать в этом мире без таких людей, как он? Ничего. Вы ведь даже не подозреваете, что они, такие, как он, охраняют нас всех, и вас в том числе, от зла, от всякой нечисти. От гибели наш мир спасают. Да если хотите знать, он… У него с тьмой, со злом своя собственная битва не на жизнь, а на смерть. Если хотите знать, он такое видел и не дрогнул, не струсил…
— Что же такое он видел? — спросила Катя.
— Черного Ангела. Смерть! — выпалила Лиля.
— Кого?
— Конечно, вы не верите. Разве вы способны в такое поверить? У вас у всех мозги точно в целлофан завернуты. Никто не верит. Наши вон и те смеются — до глюков, мол, допился, мерещится ему. А я знаю, это правда, — Лиля стиснула хрупкие кулачки. — Он мне сам сказал, признался, когда в реанимации лежал в больнице зимой. Я даже место точное знаю, где все это случилось, где он увидел… Там, на проспекте… Я знаю. Наши на смех меня подняли — это же просто рекламный плакат мужского парфюма. Да, днем, — она как-то сдавленно хмыкнула, — он, может, и плакатом «Йоджи Ямамото» прикидывается. Черный, он и не такое может, а вот ночью… Никто не верит потому, что никому видеть это не дано. А Алексею дано — он избран, чтобы всему этому противостоять. И он противостоит — как воин, как защитник, как последний поэт… Он же все через себя пропускает — все, и войну, и все эти наши взрывы, всю кровь, весь этот мрак кромешный. Через свое сердце. Оно для всех нас — как щит. А вы.., вы его такого с грязью мешаете, убийство на него навешиваете. Да как вам не стыдно? Как вы не понимаете, что такой человек, как он, не может убивать?
— Но Бокову он убийством прилюдно грозил, это факт, — заметил Колосов.
— Да подите вы с фактами своими! Кирку Бокова Алексей просто презирал, но он никогда бы…
— Ах, Лиля, как бы хотел я вам верить — если бы только вы знали. Даже этого Черного бы принял, даже глюки, даже воина-защитника от сил тьмы, — Колосов вздохнул. — Фантазия это, но… Я ж сам рос на песнях Ждановича. Вы еще соску в коляске сосали, а я уж песни его переписывал. Все, что вы говорили, в его песнях. Но, Лиля, дорогая…
— Лиля, ты скажи нам, где Жданович, — тихо попросила Катя. — Майор тебе правду говорит, честное слово — он до ужаса верить тебе хочет, что гений и злодейство несовместны. Помоги ему и мне выпутать гения из всей этой криминальной белиберды.