Пикник вошёл в свою финальную фазу-стадию. Ещё минут через десять-двенадцать участники «Тайной Вечери» начали – в три пьяных голоса – самозабвенно выводить:
– Чёрный ворон, чёрный ворон! Что ты вьёшься на до мной? Ты добычи не дождёшься. Чёрный ворон, я не твой…
Сзади что-то сухо щёлкнуло и тихий голос – с мягким прибалтийским акцентом – посоветовал:
– Не надо делать резких движений. Не надо…. Встать на ноги. Поднять руки вверх. Обернуться…. Быстро!
Глава двадцать первая Несостоявшийся расстрел
Гарик, ободряюще подмигнув жене, поспешил выполнить полученную команду.
«Похоже, что мы крепко влипли», – грустно сообщил внутренний голос. – «А чего ты ожидал, глупый и самоуверенный молокосос? Что, мол, такое важное и судьбоносное совещание проводится без надёжной охраны по периметру? Вот, она и появилась, охрана. Прошу любить и жаловать…. Трое солдатиков (в общем понимании этого термина), без погон и опознавательных знаков, с кожаными фуражками на головах. Безусловно, в их внешнем облике (в их внешних обликах?) присутствуют нордические черты-признаки – голубые водянистые глаза, светлые волосы, волевые подбородки. Плюсом – характерный акцент…. Похоже, что мы имеем дело с достославными красными латышскими стрелками. Серьёзные ребята. С такими не забалуешь…. Вооружение? Две стандартные винтовки и один маузер…. Что делать дальше? Вопрос, что называется, на засыпку…. Впрочем, «клыкастое» ожерелье упорно не сигнализирует о смертельной опасности. Может, ещё и пронесёт…».
Человек с аккуратной бородкой на широкоскулом лице, задумчиво водя стволом маузера из стороны в сторону, поинтересовался:
– Молодожёны, что ли? А почему одеты так…странно? Нагло ограбили местный краеведческий музей? Нехорошо…. Впрочем, это дело не моё. Пусть начальство разбирается. Для этого оно и поставлено над нами. Кругом! Шагом, марш! Двигаемся вперёд. К костру.
Сталин, тревожно обернувшись на звук-шум шагов, поинтересовался – на удивление трезвым голосом:
– Это что ещё за маскарад? Где, Лацис, ты отловил этих ряженых? Цирк-шапито сгорел, а клоуны разбежались?
– Не могу знать, товарищ Коба, – равнодушно передёрнув плечами, ответил, медленно цедя слова, латыш. – Сидели вон за тем выворотнем, – махнул рукой. – Тихонечко сидели. Как русские деревенские мыши…
– Как подлые шпионы! – истерично взвизгнул Троцкий. – Подслушивали, гадкие контрреволюционеры! Агенты Антанты! Шлёпнуть их – без всяких разговоров! – бестолково зашлёпал ладонью по деревянной кобуре, видимо, забыв, как она открывается.
– Ты, Лев Давидович, неправ! – хмельно и плотоядно блестя – за стёклами очков – карими выпуклыми глазами, заявил Урицкий. – Мужика надо расстрелять, это бесспорно…. А девицу – зачем? В смысле, сразу? Ты только посмотри на неё, кралю аппетитную! Дворяночка нежная, вчерашняя выпускница Смольного института для благородных девиц. Наташа Ростова патентованная…. Предлагаю, разложить её на мягкой травке и использовать по прямому природному назначению. С чувством и толком, понятное дело…. Можно предварительно – для соблюдения приличий – влить в робкую барышню водочные остатки. Так оно, как мне подсказывает мой богатый революционный опыт, будет гораздо веселее и сподручнее…
Гарик – по наитию – слегка, вполголоса, рыкнул рассерженным саблезубым тигром.
– Что ещё за хрень? – испуганно отшатнулся в сторону Урицкий. – Этот тип, похоже, бешеный. Ребята, держите его на мушке! Если что, сразу же стреляйте на поражение!
Сталин, проворно поднявшись на ноги, гаркнул:
– Отставить стрельбу! Да и с женским вопросом мы не будем пока торопиться. Боевой клич-рык смилодона – это очень интересно…
– Какого ещё, в одно грязное и вонючее место, смилодона? – забеспокоился Троцкий. – Поясни, пожалуйста!
– Долго рассказывать, товарищ Нарком военных дел. Потом как-нибудь объясню, когда выдастся свободное время. Сделаем так…. Лацис!
– Я!
– Отведи эту странную парочку в пещеру, к остальным бедолагам. К входу приставь сменную охрану, обеспечь необходимую кормёжку. Через месяц-полтора, когда отгоним белых от Царицына, я сюда заеду и заберу этих деятелей – для более подробного общения. Вопросы есть?
– Никак нет!
– Тогда – выполнять! А ты, Лев Давидович, не спорь. Я знаю, что делаю. И не сомневайся, полученной информацией потом поделюсь с тобой в полном объёме – как с кровным братом…
«Неужели, Иосиф Виссарионович въехал в тему?», – задумался памятливый внутренний голос. – «Помнишь, братец, что говорил – в конце семнадцатого века – Егор Петрович Леонов, секретный агент международной службы «SV»? Мол: – «Такие одиозные фигуры, как Александр Македонский, Нерон, Наполеон, Пётр Первый, Емельян Пугачёв, Ленин, Гитлер, Сталин, Путин и многие другие неординарные личности, достаточно серьёзно поменявшие ход развития Истории человечества, были «введены в игру» инопланетными «экспериментаторами»…»? Вот, и «инопланетный агент Сталин», услыхав рык саблезубого тигра, всё, благодаря отменной профессиональной подготовке, сразу и просёк. Захотел, понятное дело, пообщаться с вами отдельно, без посторонних глаз и ушей…. Как, интересно, ты ему теперь будешь доказывать, что не имеешь ни малейшего отношения к службе «SV»? Впрочем, будем надеяться, что в самое ближайшее время произойдёт очередной «пробой» во Времени, и не в меру проницательный товарищ Сталин останется с носом…».
– Товарищ Коба! Разрешите обратиться к вам с пустяковой просьбой? – решил немного похулиганить Гарик.
– Обращайся, приятель саблезубых тигров. Я сегодня добрый, разомлел слегка от выпитого…. Ну? Слушаю тебя внимательно.
– Понимаете, я – уже чёрт знает, сколько лет – не курил. А очень хочется…. Может, презентуете бедному арестанту пару-тройку папиросок – от щедрот революционных?
– Лацис!
– Я!
– Выделишь добру-молодцу просимое.
– Есть!
– Всё, свободны! Надо же, мол, «чёрт знает, сколько лет…». Наглец, однако! Жди, бродяга! Потолкуем потом – вдумчиво и неторопливо…
Вход в пещеру был замурован мощной каменно-цементной кладкой, в которой наличествовала солидная металлическая дверь. Один из латышских стрелков вставил в замочную скважину неприметный ключ и несколько раз – с тихим скрежетом – повернул его по часовой стрелке. Противно заскрипели ржавые дверные петли, дверь слегка приоткрылась, и в сером полумраке тревожно заблестели чьи-то испуганные глаза.
– Всем отойти в сторону! – грозно велел Лацис, небрежно поигрывая маузером. – Стреляю без предупреждения. Принимайте, любезные, новых квартирантов.
– А как же с едой? – хриплым голосом поинтересовался обладатель испуганных глаз. – Ведь, обещали же, товарищ…
– Обещания я всегда выполняю. Если сказал, что расстреляю, значит, расстреляю. Пообещал, что накормлю, значит, непременно, накормлю.… Прочь от двери, гнида кулацкая! Так, а ты, клоун с клыками, наоборот, подойди ко мне. Вот, тебе полпачки папирос, коробок со спичками, буханка хлеба и пять луковиц – на всех арестантов…. Благодарности не жду. Завтра ещё подбросим съестного. Может быть…. Всё, двигай! Вам, мадам невеста, требуется отдельное приглашение? Попрошу проследовать…. Стой! Чуть не забыл. Вот, захватите ещё свечку восковую. Лично от меня.
Дверь – со скрипом – закрылась, угрожающе проскрежетал ключ в замке.
– Аля, дай мне свечу, – попросил Гарик. – Ага, спасибо!
Чиркнув спичкой, он поджёг свечной фитилек и, дождавшись, когда светло-жёлтый язычок пламени наберёт силу, шагнул вперёд, подняв руку со свечой, зажатой в ладони, чуть выше собственной макушки.
В пещерном «предбаннике», видимо, не решаясь далеко отходить в темноту от входной двери, располагались – стоя, и на корточках – семь-восемь крестьян и крестьянок самого разного возраста. Чуть дальше, особняком, на каменном полу сидел молодой мужчина в шинели («Судя по эмблемам, инженер-путеец», – сообщил внутренний голос), с младенцем, завёрнутым в полосатое одеяльце, на руках.
– А вы кто такие будете? – подозрительно прищурился козлобородый старикан в рваном зипуне. – Никак, баре недобитые? Вернее, буржуи недорезанные?
– Будешь хамить, харя лапотная, башку проломлю, – пообещал Гарик, многозначительно демонстрируя старику огромный кулак. – Или же шею твою вытяну на пару аршин, после чего завяжу двойным морским узлом. Понятно излагаю?
– Дык, понятно…, – тут же засмущался дедок. – Как не понять? Пошутил я, сыночек. Сразу видно, что ты будешь из стоящих. Деловой, наверное…. Может, фармазон[121]? Поэтому и переоделся в этакое чучело? Чтобы сподручней было мозги пудрить разным богатым дуракам и дурам? Впрочем, дело не моё…. Родимый, а что у нас с хавкой? Одна буханка хлеба и пять луковиц на всех? Не густо, но и на том спасибо доблестным революционерам. Давай-ка всё сюда, поделю по-честному, пока свечка горит…. Если, новенькие, хотите пить, то прошу. Вон в той жестянке – из-под зарубежного компота – имеется чистая вода. Тут родничок недалече, с четверть версты всего. По пещере – с четверть версты – понятное дело…
«Про родничок-то мы в курсе!», – невесело хохотнул внутренний голос. – «Другое, вот, непонятно…. Что – конкретно? Ох, многое! Если составлять подробный список, то он получится бесконечным…».
Постепенно завязался оживлённый разговор, и кое-что прояснилось. Оказалось, что крестьяне являлись жителями маленького хутора-пасеки, расположенного недалеко от пещеры – на противоположном берегу реки, впадающей в пруд.
– А куда же подевалась Петровка? – спросила Аля и тут же поспешила уточнить: – Я на старой карте наблюдала, что на том самом месте, о котором вы говорите, располагалась большая деревня, именуемая Петровкой.
– Эк, девонька, ты и хватила! – развеселился старик, которого звали Прохором. – Петровка, говоришь? Сгорела давно Петровка, ещё в старинные незапамятные времена.
– Это когда воевали с французским Наполеоном?
– Нет, конечно же. Гораздо позднее, в тот самый год, когда милостивый русский царь отменил крепостное право…. Баре Петровы, они были очень добрыми и справедливыми, людишки крепостные в них души не чаяли. Когда же чиновники объявили, что, мол, воля вольная, крестьяне и взбунтовались. А, ведь, всем известно, что русский бунт, он бессмысленный и беспощадный. Вот, и господскую усадьбу – сдуру – пожгли, и все хозяйственные постройки…. Баре Петровы? Они от сильнейшего расстройства – всем большим семейством – уехали за границу…
– За что же вас, Прохор, в пещере заперли? – прикуривая, поинтересовался Гарик – Небось, кулаки зажиточные? Мироеды жадные и беспощадные? Держи папироску, угощаю!
– Дык, какие кулаки и мироеды? Беднота-голытьба натуральная, – рачительно пряча дарёную папиросу за морщинистое ухо, печально вздохнул старик. – С мёда на хлеб еле-еле перебиваемся…. Вчера в обед заявились солдатики. Вроде бы русские, а говорят не совсем по-русски. Их бородатый начальник и известил, что надо несколько суток посидеть в пещере, считай, под домашним арестом. Мол, по дороге будут проходить секретные воинские части, которых простым людям видеть не полагается. Обещал кормить, а после – когда пройдут все войска – отпустить с миром.
«Понятное дело», – брезгливо скривился внутренний голос. – «Товарищ Лацис обеспечивал – в соответствии с полученными инструкциями – полную секретность переговоров высоких революционных персон. Отпустят ли хуторян живыми? Особенно, после последних указаний товарища Сталина? Трудно сказать…».
Через некоторое время Аля, кивнув головой в сторону, тихонько спросила:
– А тот человек в шинели, с ребёнком на руках, он тоже ваш, с хутора?
– Не, Гришка, он приблудный, – помрачнел Прохор. – Железнодорожником был раньше, строил восточную боковую ветку. Молодая жена жила вместе с ним – в специальном спальном вагоне. Потом началась долгожданная революция, чтоб ей пусто было. Пришли красные – Григория избили, его жену Ирину зверски изнасиловали. Потом ушли. Пришли белые, и всё повторилось заново…. Ирина повесилась, а Гриня умом тронулся маленько. Дочку восьмимесячную завернул в одеяло, да и пошёл – куда глаза глядят. Мы его с хутора не гоним, подкармливаем, привлекаем к разной нехитрой работе. Бог даст, поправится ещё…
– А в чём выражается, м-м-м, его ненормальность?
– Молчит всё, болезный. А если начинает говорить, то совершенно непонятно и заумно. В основном, песенки поёт – необычные насквозь, ненашенские. Вот, опять…
Раздался жалобный детский плач, бывший инженер-путеец, негромко напевая, принялся бережно покачивать ребёнка. Колыбельная, действительно, была странной:
Когда песенка закончилась, а ребёнок, наконец-таки, успокоился, Прохор, с чувством сплюнув в сторону, принялся сердито ворчать:
– Половина песни – про предстоящий расстрел. Так же и сглазить можно запросто…. Тьфу-тьфу-тьфу! Интеллигенция вшивая, мать её, заразу! Совсем без понятий и совести…
Аля, заговорщицки подмигнув Гарику, заявила:
– Воды в жестянке осталось – котёнок месячный наплакал. Мы с мужем сходим к роднику, наберём свежей.
– Сходите, конечно, – не стал возражать Прохор. – Тут, в каменной нише, я обнаружил парочку старых факелов. Вы, молодёжь, свечку-то затушите, а факел, наоборот, зажгите. Да и под ноги смотрите хорошенько, дабы не упасть случайно…
Возле родника Аля велела:
– Набирай воду в ёмкость и подожди меня немного, – уселась на камушек и принялась колдовать над подвенечным платьем, через несколько секунд послышался громкий треск разрываемой материи.
– Зачем ты портишь хорошую вещь? – возмутился Гарик. – Нельзя же так непочтительно относиться к музейным раритетам!
– Затем, что так надо. Не отвлекай меня, пожалуйста…. Вот, держи!
– Что это такое? Какие-то жгуты-комочки…
– Это беруши, – пояснила жена. – На случай возникновения серьёзной опасности. Ты, милый, не забыл, что я являюсь прямой «наследницей» легендарного Соловья-Разбойника? Мне и тогда очень хотелось засвистеть, когда нас задержали красные латышские стрелки и отвели к костру. А потом я раздумала, ведь, затычек-то ушных у нас не было…. Свистнула бы, и что дальше? Все, включая нас с тобой, потеряли бы сознание. Кто первым пришёл бы в себя? Заковыристый и неразрешимый вопрос…. Вот, если бы меня стали настойчиво заваливать на зелёную травку и вливать в рот противную водку, тогда, естественно, пришлось бы воспользоваться «соловьиным» навыком. Типа, не думая о последствиях, защищать – всеми доступными средствами – женскую честь.… Так что, милый, учти на будущее: если, вдруг, запахнет смертью, то сразу же вставляй – надёжно и старательно – затычки в уши. Дальше я разберусь, с Божьей помощью, сама. Всё понял?
Когда они вернулись к пещерной двери, Гарик, пристроив древко горящего факела в извилистую трещину на стене, а жестянку с родниковой водой – на плоский камень, спросил у Прохора:
– Может, стоит побродить с долгоиграющим факелом по пещере? Вдруг, да и отыщется второй выход на земную поверхность?
– Ничего не получится, – заверил хуторянин. – После родника – примерно через километр – подземный ход упирается в стену. Тупик…. Старики рассказывали, что в давние-давние времена, ещё до восстания атамана Емельки Пугачёва, у пещеры было продолжение, ведущее в просторный подземный зал дивной красоты. А потом что-то случилось, и этот проход – сам собой – закрылся. Искали его годами, кирками и ломами усердно долбали камень, только всё без толку…
Прошло около суток, прежде чем в дверном замке снова заскрежетал ключ.
– Ура! Еду, наконец-таки, доставили – обрадовался Прохор. – А то у меня живот уже сводит от голода…