На Северном Кавказе продолжает разворачиваться подлинная социальная катастрофа, отгородиться от которой, к сожалению, не удастся. Или на Северном Кавказе будет обеспечено социальное развитие, пусть даже очень жесткими мерами, и тенденция к его варваризации будет сломана и возобновится прогресс, как технологический, так и социальный, или эта тенденция варваризации захлестнет всю Россию и разрушит ее.
Выбора здесь нет: в борьбе с кавказским терроризмом российское общество стоит перед угрозой своей гибели как цивилизации. Надеюсь, что удастся ограничиться цивилизованными мерами, но, боюсь, уровень деградации кавказских сообществ зашел настолько далеко, что никаких сколь-нибудь цивилизованных шагов они просто не поймут.
Посудите сами: если сейчас кто-нибудь в Минфине, например, вздумает обеспечить финансовую прозрачность использования средств, которые федеральный центр направляет на Северный Кавказ, – это может реально создать угрозу войны. И не террористической, а настоящей. Уже сегодня, а ведь ситуация ухудшается буквально с каждой неделей.
И что делать – это лишь один вопрос, а главное, нет ответа, кому делать. Потому что в сегодняшнем российском государстве, превратившем коррупцию, насколько можно судить, в главный смысл своей деятельности, я не вижу людей, которые способны защищать интересы России против терроризма.
* * *Порождение спецслужбами значимой части современного террористического движения и вызванная этим их органическая неспособность подавить его создает впечатление принципиальной вредоносности спецслужб и необходимости их скорейшей ликвидации как вредного и опасного элемента государственного управления.
К сожалению, подобные настроения ошибочны.
Дело в том, что любое общество сталкивается с угрозами, когда оно еще не успевает осмыслить их должным образом. Очень часто есть угроза и на нее нужно реагировать, а закон или система нормативных актов, которые позволяют реагировать на эту угрозу, еще не созданы.
Что делать в этой ситуации?
Для обеспечения безопасности общества нужно реагировать, в том числе и нарушая при необходимости старые законы – разумеется, поневоле, но тем не менее нарушая.
И спецслужба – это структура, которая имеет право в чрезвычайной ситуации нарушать закон, поэтому она и называется специальной.
Угрозы, на которые она реагирует, либо слишком стыдны и пугающи, чтобы говорить о них публично, либо просто слишком новы, из-за чего их отражение еще не нашло своего нормативного обеспечения. В этом заключается так называемый «парадокс спецслужб»: спецслужба вынуждена сама определять степень чрезвычайности той или иной угрозы. Ведь определять ее больше некому. В результате мы получаем чудовищную ситуацию, когда ее представители по вполне объективным корпоративным интересам стремятся любого пролетающего воробья воспринимать как вражеский стратегический бомбардировщик. Резко увеличивать угрозы, запугивать руководство страны и выбивать себе неограниченные полномочия.
К сожалению, ситуация, когда спецслужбы находятся под полным контролем гражданских властей, приводит к их неэффективности и заканчивается, как в нашей стране, когда в условиях, по сути дела, государственного переворота КГБ объявило нейтралитет. Мол, только здание наше не штурмуйте – и все будет хорошо. Вот такая замечательная спецслужба, которая обязана обеспечивать безопасность государства.
Если же спецслужба полностью выходит из-под контроля, мы получаем государство, террористическое по отношению к собственному народу: нечто вроде гаитянских тонтон-макутов или бандитов-милиционеров, пользующихся высоким покровительством.
Есть «золотая середина», все мучительно пытаются ее достигнуть, но она не формализуема, и потому достичь ее сложно. Это трагедия не только обществ, но и самих спецслужб, потому что долго жить, имея право нарушать закон, может спокойно только киношный Джеймс Бонд.
Применительно к терроризму мы получаем такое явление, как самофинансирование спецопераций. Чтобы обеспечить оперативную независимость от гражданских властей, многие спецслужбы мира тупо занялись бизнесом. Времена ГУЛАГа, который официально занимался масштабной хозяйственной деятельностью, канули в Лету, а описанные в голливудском фильме «Люди в черном» буколические порядки, при которых спецслужбы получают доходы от патентов на изобретения, так и не наступили.
Пандемия наркомании, которая захлестывает все относительно демократические страны, вероятно, не в последнюю очередь связана с тем, что отдельные спецслужбы, как можно предположить, использовали для самофинансирования в первую очередь наркобизнес. Хотя скандал «Иран-контрас» свидетельствовал и о наличии иных механизмов, да и не только спецслужбы этим балуются, достаточно посмотреть на военную транспортную авиацию Соединенных Штатов Америки: где она появляется, там волшебным образом развивается наркомафия. Может быть, конечно, это совпадение и случайно, но для случайности оно слишком часто повторяется. И, может быть, спецслужбы сознательно развивают наркомафию в качестве контролируемого источника финансирования, скажем мягко, деликатных операций.
Чем демократичнее страна, тем труднее спецслужбам получать официальное финансирование спецопераций. При тоталитарном режиме все просто – приходит глава спецслужбы к своему диктатору и говорит: «Давай нагадим нашим врагам, чего-то у них демократии слишком много!» Тот: «Конечно, сколько тебе денег надо?»
Когда же есть гражданский контроль, как ни парадоксально, спецслужбам сложно получать официальное финансирование спецопераций, там реальна угроза огласки, там существуют какие-то механизмы общественного контроля, пусть даже из отставных офицеров спецслужб. И это стимулирует самофинансирование спецопераций.
В авторитарных же странах спецслужбы толкают на самофинансирование более слабые мотивы – бедность или жадность. Но спецслужбы бедных стран, как правило, не достигают необходимого уровня развития и остаются своего рода филиалами спецслужб развитых демократических стран.
Соответственно, связь спецслужб с наркомафией, а значит, с террористами и зависимость от них, скорее всего, имеет место. Это тоже очень опасное и очень неприятное явление. Классический пример – Афганистан. Производство опия-сырца в 2001 году, в последнем году правления Талибана, составило всего лишь 185 тонн. Неважно, почему Талибан давил производство наркотиков: может, хотел улучшить свой имидж в мире, может, не хотел, чтобы дехкане были экономически самостоятельны и, следовательно, независимы. Может быть, играли роль религиозные соображения, но есть факт – Талибан в последние годы своего существования очень жестко придавил выращивание опия. К 2004 году урожай вырос, по оценкам, до 12 тыс. тонн, и эта тенденция продолжилась. Недавно американцы официально отказались от борьбы с посевами опия. Их можно понять, этот опий идет не в Америку, а в Европу и Россию, так что им непосредственно не вредит.
Связываясь с наркомафией, спецслужбы связываются и с террористами: они борются с террором, но не могут от него отделиться. 11 сентября 2001 года представляется классическим примером этого.
* * *Это трагедия, ужасный день, в который погибло более трех тысяч человек. Официальное описание теракта все состоит из нестыковок и неувязок, потому что те, кому это приписывается, физически, технически и психологически не могли это сделать. Но давайте не будем углубляться в дебри конспирологии, ограничимся простым рассмотрением последствий 11 сентября для Соединенных Штатов Америки.
Удивительно, но они позитивны. В 2000 году американское общество было разорвано, что показали президентские выборы, по этническому принципу почти пополам. И когда Буш, придя к власти, пообещал объединить Америку, впервые после Никсона, который это делал во времена вьетнамской войны, это были не пустые слова. Террористические акты заставили американцев вновь почувствовать себя нацией, единым обществом и сплотиться, пусть даже в результате шока.
В отличие от террористических актов, осуществляемых кавказцами, 11 сентября был ударом извне, а не изнутри, со стороны чужих, а не считающихся пока своими.
И якобы нанесший его внешний враг был назначен врагом без каких бы то ни было доказательств. Судя по всему, бин Ладен действительно ни при чем: уже появились признания высокопоставленных офицеров ЦРУ, ныне отставников, которые рассказывали, как, где и с какими актерами снимали его видеообращения. Его первая реакция – он категорически отрицал все и вся. Вероятно, потом он погиб. Есть и другая сторона.
На 11 сентября была очень четкая, очень правильная реакция государства. И американское государство – обратите внимание! – в отличие от российского, никакой своей частью не пыталось организовать совместный бизнес с Усамой бин Ладеном.
На 11 сентября была очень четкая, очень правильная реакция государства. И американское государство – обратите внимание! – в отличие от российского, никакой своей частью не пыталось организовать совместный бизнес с Усамой бин Ладеном.
Ему не выделяли ни кусочка американской территории, чтобы он там создавал свое государство и торговал, например, оружием через эту территорию. Эту территорию никто не пытался восстанавливать, списывая деньги. По сравнению с Россией как 1999 года, так и последующих лет, это был совершенно другой теракт и совершенно другая реакция совершенно другого государства.
В сфере экономики Соединенные Штаты Америки тогда как раз вползали в рецессию, потому что не имели возможностей для дальнейшего развития. Теракт 11 сентября создал внешнюю угрозу, оправдал резкое увеличение военных расходов, оправдал усиление финансирования развития технологий и этим, в общем-то, подстегнул США и обеспечил им развитие, по крайней мере, до лета 2006 года. Теракт выиграл для Америки почти пять лет. Хотя, подчеркну, не сам по себе теракт, а правильная реакция американского государственного организма.
Из мелких последствий можно вспомнить, что теракт 11 сентября в стратегическом плане помог Израилю, потому что до него в США начал всерьез обсуждаться вопрос о возможности прекращения поддержки Израиля – дороговато обходилось. А после теракта уже стало ясно, что ценности «иудео-протестантской цивилизации» должны защищаться вне зависимости от расходов.
Так что теракт, как ни кощунственно и чудовищно это звучит, Америке помог, подстегнул ее развитие и способствовал укреплению.
Мы не имеем юридических доказательств того, кто, как и исходя из каких мотиваций организовал эти теракты. Насколько можно судить в настоящее время, это сделала не верхушка американских спецслужб, а второй-третий уровни их управления, действуя с высокой степенью автономности. Многое на это указывает, но юридических доказательств нет, и поэтому мы можем об этом говорить только в предположительном ключе.
Вероятно, это была стихийная реакция мощного государственного организма, столкнувшегося с проблемами такой глубины, что нормального пути выхода из ситуации оно просто не видело.
Существенно и то, что в 2001 году была уже полностью исчерпана инерция холодной войны, и у всего Запада не осталось объединяющего образа врага. Глобальное изменение климата еще не заняло это место, попытки посадить на него слишком слабую Россию провалились, а Китай в качестве общего врага слишком серьезен – его испугались.
И возник вопрос: а для чего остальные развитые страны предоставляли США коммерческие преференции?
Ведь сверхдержава – страна, которая обеспечивает военно-политическую поддержку своих союзников, а те за это предоставляют ей коммерческие преференции. Это лучший бизнес в мире – быть сверхдержавой. Американцы оставались сверхдержавой по инерции десять лет после распада Советского Союза, и им стали впрямую задавать вопрос: а кто вы такие? А ответить-то нечего, потому что нет угроз, от которых только они могут защищать всех остальных. И вот, пожалуйста, угроза – международный терроризм.
В значительной степени сконструированный, потому что даже сами американцы называют «Аль-Каиду» сетью, объединенной ценностями и общим характером деятельности. Ее ячейки могут быть не связаны друг с другом и даже не подозревать о существовании друг друга, но это все равно будут части одного целого, соединенные не организационно, но идеологически: террористическим характером действий и ненавистью к Западу. Такая формулировка позволяет любого мусульманина, не любящего Запад, автоматически записывать в «Аль-Каиду». Это очень удобная конструкция, позволяющая создавать врага в соответствии с собственными потребностями – и опять защищать всех от этого врага.
И в общем, это сработало.
Иностранные чиновники и даже политики, протестовавшие против беспардонности американской политики и противоречия их действий интересам своих стран, вынуждены были уходить в отставку. Ярчайшим примером стала министр юстиции Германии Х. Дойблер-Гмелин, вынужденная расстаться со своей должностью после того, как в 2002 году на встрече с тремя десятками профсоюзных активистов сравнила президента США Буша с Гитлером. Ей не помогло даже то, что она немедленно, прямо на той же встрече, открестилась от своих слов.
По сути дела, террор радикальных исламских фундаменталистов стал инструментом, при помощи которого США укрепили свое внутреннее единство, восстановили свое положение безусловного лидера всего западного мира и подстегнули свою экономику.
При этом ислам сохраняет и даже усиливает свое значение для США как стратегической мишени, работа с которой придает американскому обществу энергию и инициативу, наделяя смыслом само его существование.
«Цивилизованный» мир против «нецивилизованного» Ирана: как и зачем
Введение США национальных, а по сути глобальных – из-за глобального характера американского бизнеса – санкций против Ирана летом 2010 года было совершенно неожиданным. Ведь Совет Безопасности ООН уже ввел санкции, причем даже Россия согласилась с ними, чуть ли не в первый раз; с другой стороны и санкции были не очень сильные – все дружно решили еще раз пожурить Иран и предупредить его.
Санкции приняты, все разошлись, довольные собой – и Ираном, кстати, тоже, – и вдруг американцы «на ровном месте» вводят национальные санкции, в отличие от общих, весьма и весьма болезненные для Ирана. Вслед за ними аналогичные действия предпринимает Евросоюз.
Не скрою, такие действия пугают. Возникает ощущение преддверия войны, потому что Ирану создаются серьезные проблемы с обеспечением нефтепродуктами. Нечто похожее в американской истории уже было.
Напомню, что в 1941 году американцы прекратили поставлять нефтепродукты императорской Японии, которая не имела альтернативных источников нефтепродуктов в должных масштабах, чем поставили ее перед выбором: или сдаваться, или нападать. Сдаваться в дипломатическом смысле слова, естественно.
В 2000-е годы, внезапно прекратив поставки дизтоплива в Северную Корею (которые, согласно договоренности с США, обусловливали ее отказ от атомных исследований), США спровоцировали возобновление ее атомной программы, увенчавшееся испытанием атомной бомбы. Следствием стал резкий рост напряженности на Корейском полуострове и увеличение влияния США не только в Южной Корее, но и Японии.
Вскоре после введения американских санкций против Ирана бывший директор ЦРУ Майкл Хейден заявил, что война с Ираном становится все более вероятной, а нанесение военного удара по нему оценил как «не самый худший вариант в настоящее время».
Чем вызвано это клацанье зубами и затворами?
Насколько можно судить не по пропагандистским заявлениям, а по заявлениям содержательным, западные аналитики убеждены, что Иран может создать свою атомную бомбу уже в 20112012 годах. Соответствует это действительности или нет – не важно: важно, что Запад в этом убежден. При этом на Западе существует своего рода «иранофобия», так как иранское религиозное руководство принципиально чужеродно для религиозного руководства, скажем, Израиля и США: это просто другой мир. Это даже не Пакистан, потому что Пакистаном можно манипулировать, а в отношении Ирана у современных западных стран нет даже надежд на достижение подобного состояния.
Но главная причина враждебности к Ирану заключается не в его религиозности (есть и другие исламские религиозные государства – формально это Саудовская Аравия и Мавритания, к которым у США и Израиля никаких претензий нет), а в его суверенитете, в длительном проведении его руководством независимой от США политики. Иранские руководители действуют в интересах своего общества, как они их понимают. Поскольку при этом происходит отсечение глобальных западных корпораций, их представители люто ненавидят иранское руководство. Посудите сами: в Иране произошла национализация нефтяной промышленности, и недра Ирана служат народу, это сопровождается подлинным демографическим взрывом, технологическим ростом и т. д. А кому нужны конкуренты, пусть даже потенциальные?
В общем, почти всякая страна, которая находится вне зоны контроля США, воспринимается ими как стратегическая угроза.
В этом главная причина ненависти к Ирану: в независимости и, по крайней мере, относительной успешности.
До Ахмадинежада у США была надежда на либерализацию Ирана, на то, что в нем произойдет что-то вроде советской перестройки, которая будет сопровождаться установлением американского контроля над страной. Приход Ахмадинежада, который нанес сокрушительное поражение относительно либеральным политикам, показал, что этого не будет, – и в результате он стал совершенно нетерпимым для США и Израиля.