Однажды Хичкока спросили:
– Что вы думаете о высокой оценке «Головокружения» европейской критикой?
– Я думаю, они поняли всю сложность ситуации.
Сразу же после окончания съемок, еще до начала монтажа, Хичкоки отравились в отпуск на Ямайку, где провели целый месяц. Режиссер обдумывал новый проект. Во время съемок «Головокружения» он уже работал с Эрнестом Леманом над сценарием с предварительным названием «В северо-западном направлении» (In a Northwesterly Direction). Они уже трудились над «Крушением «Мэри Диар», но Леман вспоминал, как Хичкок, «придя на встречу, заявил, что работа над «Мэри Диар» слишком затянулась и мы планируем заняться другим сценарием». Руководители студии MGM были скорее довольны, чем расстроены. Они думали, что Хичкок работает над двумя фильмами, а не над одним, как того требовал контракт.
Хичкок и Леман дали волю своей фантазии, придумывая новые сюжеты и обстоятельства. По словам Хичкока, ему «всегда хотелось изобразить погоню на склонах горы Рашмор[8]». Это был просто образ, однако он, похоже, настроил и режиссера, и сценариста на новую волну. Пока Хичкок был захвачен водоворотом «Головокружения», Леман задавал себе вопросы. Кто кого преследует на знаменитых горных склонах? Почему преследуемые и преследователи оказались в таком месте? Как они туда попали? Если на поезде, то куда ехал главный герой? На встречу с кем-то? Возможно, это молодая женщина. И что потом? Один вопрос порождал другой, и у Лемана постепенно накапливались страницы сценария, который в конечном итоге превратился в фильм «К северу через северо-запад». Леман признавался, что «в конце зрители не знают, что будет дальше, поскольку я этого тоже не знал». Но Хичкок одобрил уже проделанную Леманом работу и с энтузиазмом принялся за сценарий, внимательно следя за развитием необычного сюжета.
В какой-то момент режиссер сказал Леману: «Я всегда хотел снять сцену в пустынном месте – там, где абсолютно ничего нет. Вы стоите, а вокруг ничего. Камера может повернуться на 360 градусов и не покажет ничего, кроме одинокого человека, – потому что злодеи, желающие ему смерти, заманили его в это безлюдное место. Внезапно налетает торнадо, и…
– Но, Хич, как злодеи вызовут торнадо?
– Понятия не имею.
– А что, если в небе появится самолет?
– Да, опылитель посевов. Мы можем поместить рядом какие-нибудь поля».
Так Эрнест Леман вспоминает их разговор. Режиссер, вне всякого сомнения, видел самолеты, опылявшие поля в окрестностях его ранчо.
А потом Хичкок вдруг остался один. В середине апреля 1958 г. Альма вернулась домой на Белладжо-роуд и сообщила мужу, что стандартное обследование выявило у нее рак шейки матки и ей предстоит очень рискованная операция. В то время рак считался смертельным заболеванием. Альма старалась не падать духом – вне всякого сомнения, в основном ради мужа, – но сам Хичкок был буквально парализован страхом. Он продолжал снимать, в том числе одну серию для программы «Альфред Хичкок представляет», но, по свидетельству его официального биографа, Джона Рассела Тейлора, «он мог приехать прямо в больницу, плача и дрожа всем телом». Хичкок обедал в одиночестве в одном из соседних ресторанов, но в последующие годы старался даже не приближался к этому месту. Впоследствии Альма говорила, что «он хочет стереть его из своей жизни». Период паники, граничащей с истерикой, должен был быть стерт у него из памяти.
Норман Ллойд, который по-прежнему работал с ним над сериалом «Альфред Хичкок представляет», вспоминал, как однажды приехал с Хичкоком к нему домой на Белладжо-роуд. Стояла жаркая погода, и они оба были в рубашках с короткими рукавами. Хичкок говорил об Альме, а потом заплакал и никак не мог успокоиться. Его чувства были стары как мир. «Зачем все это? – спрашивал он Ллойда. – Какой в этом во всем смысл без Альмы? Ведь все, что я делаю в кино, вторично по отношению к тому, что на самом деле важно». Операция прошла успешно, и Альма медленно поправлялась. Но риск был очень велик. Впоследствии Альма говорила, что «для человека с таким страхом неопределенности, как у Хича, это было подобно пытке на дыбе». Их дочь вспоминала, что «папа был абсолютно безутешен». Альма уже почти полностью поправилась, а «Хич оставался подавленным и пребывал в убеждении, что она умрет». Он сказал Патриции, что не сможет жить без Альмы, и в своих мемуарах она отмечает, что, «если бы с мамой что-то случилось, он, вероятно, не смог бы больше работать».
В любом случае Хичкок, излив свои чувства, продолжил работать с Леманом под эгидой MGM над сценарием, который все еще назывался «В северо-западном направлении», или «Человек на носу Линкольна». Контракт давал ему полную свободу действий, и проект можно было назвать независимой работой Хичкока с использованием всех ресурсов студии. Леман хотел изучить маршрут своего героя от Нью-Йорка до горы Рашмор; они с Хичкоком решили, что это будет еще один рассказ о невиновном человеке, скрывающемся от преследователей. На этот раз его ошибочно принимают за правительственного агента, и шайка неназванных шпионов пускается в погоню, безжалостную и местами комичную, с самыми разными осложнениями – в аукционном доме, в холле гостиницы, на кукурузном поле, где его преследует самолет, опыляющий поля, и естественно, на головах президентов, вырезанных на склоне горы Рашмор. Хичкок подсказал Леману ряд превосходных мест и образов, часть из которых задумал давно, и попросил написать сценарий, связывающий их вместе. Его совсем не интересовала логика или возражения тех, кого он называл «нашими друзьями, приверженцами правдоподобия». Таким образом, преследование превратилось в нечто вроде циркового номера. Хичкок также хотел включить в фильм один давно задуманный эпизод. На конвейере автозавода в Детройте на выходе появляется готовый автомобиль, и из него вываливается труп. Но вставить эту сцену было трудно. В отличие от остальных.
На роль Роджера О. Торнхилла, рекламного агента, которого по ошибке приняли за шпиона, Хичкок пригласил Кэри Гранта; бывший цирковой артист, выступавший на трапеции, мог привнести в эту роль дух спектакля. В любом случае Джеймс Стюарт уже считался слишком старым – мир кино бывает безжалостным. На главную женскую роль Хичкок, вопреки рекомендациям студии, выбрал Эву Мари Сейнт, которая удостоилась приглашения на ланч на Белладжо-роуд. После этой встречи она говорила, что «один из величайших его талантов как режиссера – умение заставить тебя поверить, что ты единственный идеально подходишь для роли, и это вселяет в тебя необыкновенную уверенность». В отсутствие Эдит Хэд, которая была занята в других проектах, Мари Сейнт позволили самой выбирать себе одежду, но под присмотром Хичкока. Он говорил, что «вел себя как богач, взявший содержанку». Отчасти так оно и было. Они посетили универмаг Bergdorf Goodman на Пятой авеню и вместе выбрали классический черный костюм, черное шелковое платье для коктейлей и темно-коричневый свитер в комплекте с оранжевой курткой из грубой ткани. Для Хичкока все эти цвета были исполнены смысла, хотя в тот момент их считали просто очаровательным дополнением.
Когда начались съемки, Мари Сейнт попросили ничего не делать и смотреть прямо на Кэри Гранта. Самая важная инструкция – понизить голос. Хичкок придумал для актрисы набор сигналов, которые ей нужно было запомнить. «Я до сих пор говорю тихо», – заметила она однажды. Грант не отличался такой же покладистостью, что уже доказал на съемках «Поймать вора». «От меня требовалось только, – рассказывал он репортеру, – не обращать внимания на все, что он говорит. Но я догадывался, что у него на уме, и делал ровно наоборот. Это всегда работает и очень мне нравится». Однако Грант всегда просматривал сценарий до самого момента съемки, а это свидетельствует, что в его браваде была доля притворства.
Не все шло гладко. Съемочной группе не разрешили использовать гору Рашмор, считавшуюся заповедником, но Хичкок ничуть не расстроился и просто построил макеты в студии – все равно они были удобнее в том, что касается света и звука. Съемки запретили и в здании Организации Объединенных Наций, где разворачивается одна из главных сцен, так что в студии пришлось построить макет входа. Леман вспоминал, что «мы с Кэри Грантом ожесточенно спорили на заднем сиденье лимузина в Бейкерсфилде во время съемок эпизода с самолетом… Он сидел рядом и вместе со мной разбирал сцены с его участием. «Это смешно, – говорил он. – Вы думаете, что делаете фильм с Кэри Грантом? Это картина для Дэвида Нивена». Но Грант был профессионалом, который снимался уже двадцать шесть лет, и Хичкок обычно прислушивался к его советам. По поводу одной из сцен фильма Грант сказал ему, что, «если вы попросите Боба сдвинуть камеру на несколько сантиметров, через дверную петлю будет видно, как я иду по коридору». Это сработало.
Однажды во время перерыва в съемках Хичкок заметил, что Мари Сейнт пьет кофе из одноразового стаканчика, и пришел в ужас. «На вас платье за 3000 долларов, – сказал он ей, – и мне еще не хватает смотреть, как вы отхлебываете из пластикового стакана». Он распорядился подать ей фарфоровую чашку с блюдцем. Режиссер стремился поддерживать иллюзию – ради нее, ради съемочной группы и в первую очередь ради себя самого.
Однажды во время перерыва в съемках Хичкок заметил, что Мари Сейнт пьет кофе из одноразового стаканчика, и пришел в ужас. «На вас платье за 3000 долларов, – сказал он ей, – и мне еще не хватает смотреть, как вы отхлебываете из пластикового стакана». Он распорядился подать ей фарфоровую чашку с блюдцем. Режиссер стремился поддерживать иллюзию – ради нее, ради съемочной группы и в первую очередь ради себя самого.
Съемки начались в конце августа 1958 г. и завершились 24 декабря. Окончательную версию фильма «С севера на северо-запад» продолжительностью более двух часов руководство студии посчитало слишком длинной и попросило сократить. Режиссер отказался. В его контракте содержались твердые гарантии, что никто не вправе прикоснуться к фильму. Интуиция его не подвела. Картину, премьера которой состоялась 6 августа 1959 г. в концертном зале Радио-сити, приняли восторженно. Хичкок отправил Леману телеграмму со словами: «Прием просто грандиозный». Названный кинокритиком из Time «превосходно сделанным и чрезвычайно увлекательным», фильм стал одним из самых прибыльных за всю карьеру Хичкока. Принято считать, что после нездоровых экспериментов в «Головокружении» режиссер вернулся к развлекательным экстравагантным триллерам, которые ему хорошо удавались.
В определенном смысле это типичный хичкоковский набор, воспроизводящий некоторые любимые моменты из его предыдущих фильмов и предлагающий гладкий, живой и увлекательный пересказ его самых популярных приемов. Иногда фильм приближается к стилизации или пародии, но Хичкок слишком хитер и умен, чтобы попасться в эту простую ловушку. Подобно главному герою фильма, он всегда остается на шаг впереди.
Может возникнуть впечатление, что Хичкок все время снимал один и тот же фильм. Как и во многих предыдущих работах, таких как «39 ступеней» или «Страх сцены», все его герои играют роль, буквально или метафорически. Например, Роджер О. Торнхилл перед каждым человеком, с которым ему приходится иметь дело, предстает в новом обличье; он все время меняется, и это придает фильму несколько маниакальный и нереальный оттенок. Когда его спрашивают, что означает «О» в его имени, он отвечает: «Ничего». (Возможно, это хитрый намек на Дэвида О. Селзника.) В географии не существует такого направления, как к северу через северо-запад, и поэтому фильм мчится к неизвестному пункту назначения. Он насыщен погонями, движением, неожиданными избавлениями, но все это никуда не ведет. Подобно «О» в имени Роджера О. Торнхилла, действие становится интригующей импровизацией на тему пустоты и одиночества. Вот почему у зрителей, получивших удовольствие от увлекательного зрелища, иногда остается чувство неловкости и неудовлетворенности.
Публика и критики, возможно, были убеждены, что Хичкок продолжит снимать цветные картины о красивых людях в невероятных ситуациях, однако они ошибались. Режиссер задумал нечто совсем другое. Хичкок, всегда внимательно следивший за кинематографической модой и перспективами получения прибыли, не мог не заметить появления дешевых черно-белых фильмов, которые нагоняли на зрителей страх, – таких как «Муха» (The Fly), «Капля» (The Blob), «Безумие» (Dementia), «Проклятие мертвецов» (Curse of the Undead) и «Мозг, который не мог умереть» (The Brain That Wouldn’t Die). Что, если какой-нибудь профессионал, например Хичкок, снимет один из этих дешевых ужастиков?
Он принялся за новый проект после неудачи другого, на который уже потратил время и деньги. В романе Генри Сесила «Никакого выкупа для судьи» (No Bail for the Judge) были собраны главные страхи Хичкока. Судья ложно обвинен в убийстве проститутки, но его дочь пытается самостоятельно найти настоящего преступника, сыграв роль женщины легкого поведения. Главная роль предназначалась Одри Хепберн. Сценарий подготовил Сэмюэл Тейлор. Но из этой затеи ничего не вышло. Говорили, что Одри Хепберн находилась на раннем сроке беременности. Или что ей не нравилась роль проститутки. А возможно, возникли проблемы с цензурой. Как бы то ни было, главной причиной закрытия проекта, по всей видимости, стал отказ Хепберн. «Я потратил больше 200 тысяч долларов на «Никакого выкупа для судьи», – рассказывал Хичкок, – а потом решил не снимать его. Мне говорили: «Нельзя же просто выбросить эти деньги». А я отвечал: «Если мы продолжим, вы потеряете 3 миллиона». И они больше не задавали вопросов». В своих воспоминаниях Хичкок всегда любил представлять дело так, что последнее слово осталось за ним.
Возможно, теперь его больше интересовала перспектива снять дешевый фильм ужасов. Литературный агент Х. Н. Свенсон вспоминал: «Хич никогда не искал просто «чего-то другого». Он был неутомим». Каждая пьеса, каждый роман, каждый рассказ, каждая новость – все это тщательно исследовалось на предмет подходящего содержания. Вскоре нашлась книга, которая словно ждала его. Роман Роберта Блоха «Психо» привлек его внимание благодаря хвалебной рецензии. Хичкок прочел роман за выходные, проведенные в доме на Белладжо-роуд, и понял, что именно такая история ему нужна. «Мне думается, что меня привлекла и повлияла на решение ставить фильм внезапность убийства в ванной. Вот и все». В романе сцена в ванной не играет особой роли. Но Хичкок уже видел ее.
Хичкок задумал совсем другой фильм. Не похожий на его «блестящие цветные пузыри», как он сам их называл. Ни кинозвезд, ни экзотических мест. Почти все действие должно проходить в дешевом мотеле. В интервью New York Times режиссер так описал картину: «Самые обычные люди встречают других обычных людей, а результатом становится ужас и смерть».
В компании Paramount не слишком обрадовались такой перспективе. История о безумном маньяке, который наряжается в одежду умершей матери, чтобы убивать своих жертв, не вызвала энтузиазма у руководства студии. Название неподходящее, известных актеров нет. «Ладно, – якобы сказал Хичкок. – Сам справлюсь». И прекрасно справился. В сущности, он сам субсидировал проект, а компания Paramount только занималась прокатом. Его агент Лью Вассерман даже договорился о съемках фильма в студии Universal Pictures, где режиссер мог работать без помех. Хичкок отказался от гонорара в обмен на 60 % доли в фильме и после «Психо» фактически больше не работал с Paramount. В сотрудничестве с Вассерманом он до конца жизни оставался верен Universal.
Хичкок говорил: «Думаю, что в «Психо» мне удалось то, что я люблю больше всего на свете: управлять аудиторией». Но какой аудиторией он надеялся управлять? Режиссер делал все возможное, чтобы аудитория была как можно шире. Он хотел заработать большие деньги на новом проекте. Возможно, именно это заботило его больше всего. Хичкок знал, что рынок для таких фильмов, как «Капля» и «Муха», в значительной части состоит из впечатлительных и незрелых молодых людей, которые хотят, чтобы их пугали вплоть до истерики. Они одержимы сексом, даже если эта одержимость принимала преимущественно форму вуайеризма. Хичкок хорошо понимал их требования. Именно они были его целевой аудиторией – разумеется, вместе со зрителями сериала «Альфред Хичкок представляет».
Режиссер хотел снять фильм максимально быстро и с минимальными затратами, и поэтому решил использовать модель телевизионных передач, когда девять минут законченного фильма могли быть сняты за один день. Он использовал своих телеоператоров, поскольку, по его собственным словам, «они умеют работать очень быстро. А я хотел снимать быстро: я не хотел делать дорогое кино, потому что, честно говоря, не знал, будет оно успешным или нет». Для телевидения съемочная группа снимала черно-белый материал, и Хичкок не видел причин что-либо менять. В любом случае цвет только отвлекал бы. У Хичкока имелись также эстетические возражения. Одному из интервьюеров он говорил, что «в цвете кровь, текущая в сток ванной, будет омерзительна».
Как это часто происходит в процессе съемок, детали бежали впереди сценария. Хичкок пригласил молодого сценариста Джозефа Стефано, продлевая контракт каждую неделю; режиссер еще не был уверен в его возможностях. Однако сотрудничество оказалось успешным, и вскоре у них выработалась привычка встречаться в одиннадцать утра, затем расходиться на ланч и снова встречаться во второй половине дня. Хичкок, как всегда, рассуждал о чем угодно, кроме самого фильма, но посредством намеков, предложений и встречных предложений сценарный план продвигался вперед. Затем Стефано поручили написать первую сцену, которую Хичкок прокомментировал так: «Альме сцена очень понравилась». Это был высший из возможных комплиментов. С этого момента они со Стефано проговаривали диалог, прежде чем сценарист записывал его. Весь процесс занял около одиннадцати недель. Хичкок разыгрывал некоторые эпизоды для Стефано. Он детально проговаривал сцену, в которой убийца заворачивает тело убитой женщины в занавеску для ванной, когда в комнату неожиданно вошла Альма. Мужчины испуганно вскрикнули.