Несмотря на стремление Хичкока к реализму и объективности, фильм не повторяет реальный ход событий, если законы кино требуют иного. В любом случае это было искусство, хотя и довольно жесткое, а не документальный фрагмент из жизни; кроме того, зрителю требовалась оптимистичная и даже утешительная концовка, тогда как «правда» была довольно двусмысленной. Когда Трюффо спросил об этом режиссера, Хичкок ответил: «Мне кажется, вы хотите, чтобы я начал делать некоммерческое кино». То есть его мотивы с самого начала были не чисто художественными, а скорее популистскими и коммерческими.
Фильм не пользовался успехом в прокате. Сценарий и сюжет отражали склонности и даже фантазии режиссера, самыми очевидными из которых были ошибочная идентификация и помещение в тюрьму по ложному обвинению, дополненные тенями, решетками и похожими на лабиринты коридорами. Но в фильме никак не проявилось живое воображение Хичкока. Там нет и намека на свободное творчество и необузданную энергию, которыми отличаются его более «зрелищные» работы. Фильм серьезен и даже мрачен. В нем нет ни живости, ни юмора. Он тяжеловесен, а не легок. Фильм выглядит чересчур схематичным и вымученным, чтобы быть реалистичным. Впоследствии Хичкок говорил Трюффо, что «мне он не очень нравится». И согласился, что его можно отнести «в разряд хичкоковских неудач».
Как бы то ни было, его ждали экзотические места. В начале лета 1956 г. он вместе с женой и основной частью съемочной группы полетел на юг Африки для поиска натуры к новому проекту. Хичкок решил снять фильм по повести Лоренса ван дер Поста «Перо фламинго» (Flamingo Feather), которую называл «приключениями в стиле Джона Бакена» и намеревался сделать популярной с помощью «утонченных звезд». Он уже заручился согласием Джеймса Стюарта и надеялся, несмотря на все трудности, уговорить Грейс Келли – теперь княгиню Монако – на время расстаться со своим княжеским титулом. Хичкок говорил, что поехал в Африку «за атмосферой, просто за атмосферой», но вскоре обнаружил, что никакая атмосфера ему не нужна. Духота и зной, леса и джунгли, буши и грунтовые дороги – все это было не для него. В любом случае проблема массовки была неразрешимой, как в Марракеше, а затраты непомерно велики. Слишком рискованный проект и для Хичкока, и для студии Paramount, и от него пришлось отказаться. Но по крайней мере у режиссера получился длинный отпуск.
Судьба следующего проекта еще не была решена. Хичкок размышлял над недавно опубликованной повестью Хэммонда Иннеса «Крушение «Мэри Диар» (The Wreck of the Mary Deare); права на ее экранизацию приобрела компания Metro-Goldwyn-Mayer, и Хичкока уговорили подписать контракт на съемки одного фильма. Это история о том, как спасательная команда находит на покинутом судне «Мэри Диар» выжившего первого помощника капитана. Вернувшийся на берег моряк предстает перед комиссией, которая пытается выяснить, что же произошло. Хичкоку идея понравилась, и он привлек к работе сценариста Эрнеста Лемана. Леман держался уважительно и вежливо. Тем не менее у них ничего не вышло – повествование превращалось в ретроспективную судебную драму.
Затем Хичкок наткнулся на роман, который в буквальном смысле был написан специально для него. В интервью с Хичкоком, взятом в 1962 г., Трюффо проливает свет на эту историю.
Трюффо. «Головокружение» снято по роману Буало-Нарсежака «Из царства мертвых» (D’entre les morts), который был сочинен специально, чтобы вы перенесли его на экран.
Хичкок. Нет, вы ошибаетесь. Роман был написан сам по себе, а потом мы приобрели права на экранизацию.
Трюффо. Все равно книга предназначалась вам.
Хичкок. Вы так уверены? А если бы я не купил права на эту книгу?
Трюффо. Тогда после успеха «Дьяволиц» (Les Diaboliques) их купил бы какой-нибудь французский режиссер. Кстати, Буало и Нарсежак написали четыре или пять романов, имея в виду такую перспективу. Узнав, что вы интересовались правами на «Дьяволиц», они издали «Из царства мертвых» – и Paramount приобрела права на книгу для вас.
Именно так и обстояло дело. Хичкок проявил интерес к «Дьяволицам», вышедшему в 1955 г. триллеру, в котором якобы умерший человек таинственным образом воскресает, и французские писатели Пьер Буало и Тома Нарсежак придумали внешне похожую историю. «Из царства мертвых» – история любовной одержимости: мужчину преследует образ погибшей возлюбленной, и он изменяет внешность другой женщины, чтобы она в точности походила на умершую. Но на самом деле это одна и та же женщина, и это открытие едва не сводит его с ума. Хичкока всегда интересовала одержимость, особенно мужчины женщиной, ставшая плодородной почвой для некоторых более опасных аспектов сексуальных фантазий и влечения.
Первая версия сценария была написана сценаристом Максвеллом Андерсоном. Он уже работал над сценарием «Не того человека», но его вариант посчитали слишком причудливым и иносказательным для фильма, задуманного как реалистический. Зато для «Головокружения», как назвали фильм по роману «Из царства мертвых», его напряженный поэтичный стиль подходил как нельзя лучше. Как бы то ни было, выдающийся драматург Андерсон не обладал качествами, необходимыми для сценариста; он отклонил предложение. Хичкок попробовал работать еще с одним или двумя сценаристами, прежде чем обратился к Сэмюэлу Тейлору. По воспоминаниям Тейлора, его агент Кей Браун «говорила, что должна была попробовать, потому что хотела, чтобы я познакомился с Хичкоком. Поэтому я согласился и просмотрел сценарий в поезде – в то время мы по большей части путешествовали в поездах. К тому времени как я прибыл на место, у меня уже сложилось представление, что можно с этим сделать». Он сказал Хичкоку, что фильм следует избавить от романтического флера и сделать реалистичным. «То же самое сказал Джимми Стюарт», – ответил режиссер. Стюарт должен был играть Скотти, отставного детектива, которого пытаются использовать, дав ему ложное задание.
К счастью, они быстро пришли к согласию, поскольку на следующий день после подписания контракта Хичкок серьезно заболел; это случилось во вторую неделю января 1957 г. Существует теория, по которой некоторые люди заболевают для того, чтобы подготовиться к серьезному предприятию, как при переходном обряде[5]. Впрочем, в медицинской карте Хичкока содержится грубая правда – он страдал от грыжи и колита; грыжа у него была уже давно, но теперь она воспалилась. После небольшой операции в больнице Cedars of Lebanon в Лос-Анджелесе ему позволили вернуться домой. Хичкок впервые попал в американскую больницу и поделился с журналистом своими впечатлениями, заявив, что «самым большим шоком стали унижения, которым вас подвергают учреждения здравоохранения. Я не брезгливый человек, но некоторые вещи, которые с вами проделывают в больнице, иначе как непристойными не назовешь». Когда к его запястью прикрепили бирку, Хичкок, естественно, подумал о морге. Он всегда был одержим смертью.
В отсутствие Хичкока Сэмюэл Тейлор продолжал работать над сценарием, и, когда режиссер вернулся из больницы, они возобновили совещания на Белладжо-роуд. Конечно, сил у Хичкока было меньше и, возможно, ему было труднее сосредоточиться, но Тейлор вспоминал, что «он был в хорошей форме, и мы с ним работали с удовольствием… Мы обсуждали картину, потом надолго умолкали и просто сидели, обдумывая предложения друг друга, причем Хичкок говорил: «Ну, мотор все еще работает». После ланча он ложился отдыхать, а Тейлор возвращался на студию к своей машинистке. Затем Хичкоку стало хуже.
Утром 9 марта он стал стонать, хватаясь за грудь. Они с Альмой сначала подумали о сердечном приступе, но обследование выявило воспаление желчного пузыря, в котором обнаружили два камня. Через два дня ему сделали операцию, вполне успешную при таком тяжелом состоянии больного. «У меня дважды открывалось внутреннее кровотечение, – рассказывал он журналисту. – Мне сказали, что такое часто случается и волноваться нечего. Я и не волновался. Но моей жене посоветовали послать за священником». Несмотря на эти заверения, дочь Хичкока вспоминала, что он был «в ужасе», что куда больше похоже на правду. После второй операции два месяца ушло на восстановление, и, когда в начале апреля Тейлор закончил первый вариант сценария для «Головокружения», Хичкок еще месяц не мог сосредоточиться на работе. Окончательный вариант был готов к сентябрю.
Во время выздоровления Хичкоку сообщили, что Вера Майлз не будет участвовать в съемках из-за беременности. Хичкок расстроился. Он говорил корреспонденту журнала Cosmopolitan, что «она обошлась мне в несколько сотен тысяч долларов. Не знаю, что мне с ней делать. Понимаете, карьера в кино подчиняется определенному ритму. Она выбилась из ритма, и это значит, что придется начинать все снова». Совершенно очевидно, что Хичкок уже придумал для нее карьеру. Его недовольство проявилось в другом интервью. «Я предлагал ей большую роль, – говорил он. – Шанс стать прекрасной, утонченной блондинкой, настоящей актрисой. Мы потратили на это кучу денег, а она не нашла ничего лучшего, чем забеременеть». Их отношения возобновились только тогда, когда ей дали второстепенную роль в «Психо».
Вполне возможно, однако, что Хичкок втайне испытал облегчение. Он не сомневался в ее возможностях как актрисы, но не был уверен, что Вера обладает тем таинственным и не поддающимся определению качеством, которое будет притягивать взгляды к экрану. Может ли она стать звездой? Сама актриса, вероятно, тоже вздохнула с облегчением, освободившись от бремени ожидания.
Начались поиски замены. После серии встреч и переговоров на роль героини утвердили Ким Новак. У нее уже сложилась репутация в Голливуде, и она пришла на студию со своими условиями. Серого она не наденет. Темно-коричневые туфли тоже. Хичкок пригласил ее на Белладжо-роуд, где, по свидетельству ассистента продюсера Херберта Коулмена, завел разговор на такие темы, как живопись и вино, в которых актриса не разбиралась. По словам Коулмен, Хичкок «добился того, что Новак почувствовала себя беспомощным ребенком, невежей и неучем, а именно это ему и требовалось – сломить ее сопротивление».
Хичкок рассказывал об этом случае более подробно. «Она точно знала, как должна выглядеть: волосы всегда цвета лаванды и никаких костюмов… Я сказал: «Послушайте, мисс Новак, ваши волосы могут быть любого цвета и вы можете надеть все, что хотите, если это соответствует требованиям сценария». А сценарий требовал, чтобы она была брюнеткой и носила серый костюм. Обычно я говорю: «Послушайте, вы можете делать все, что угодно. Всегда есть монтажная». Это ставит их в тупик. Вот и все». В другом интервью он заметил: «Мне даже удалось заставить ее играть». Сама Новак говорила: «Думаю, он один из немногих режиссеров, кто предоставлял мне свободу как актрисе».
Первые кадры были сняты в феврале 1957 г., часть из них на натуре в Сан-Франциско. В фильме «Головокружение» Сан-Франциско – это город грез. Скотти, вышедшего в отставку детектива, нанимают следить за Мадлен. Мужа беспокоит ее одержимость женщиной по имени Карлотта Вальдес, жившей в XIX в. и «выброшенной» на улицы Сан-Франциско богатым любовником. Скотти, в свою очередь, страстно влюбляется в женщину, за которой следит. Когда Мадлен якобы падает с колокольни и разбивается насмерть, Скотти тоже становится одержимым – в каждом лице ему видится погибшая женщина, которую он идеализирует. Совершенно случайно он знакомится с Джуди Бартон, которую тоже играет Новак, и убеждает ее изменить внешность и притворяться Мадлен. Это решение оказывается для нее в буквальном смысле фатальным.
Скотти заставляет Джуди одеться так же, как Мадлен, и сделать такую же прическу – уже в то время некоторые отметили тут сходство с поведением самого режиссера по отношению к его любимым актрисам. Нетрудно понять, почему он выбрал этот роман. Преследование героем идеальной или идеализированной женщины напоминает траекторию кинематографической карьеры Хичкока.
Как отметил Сэмюэл Тейлор, «Хичкок точно знал, что он хотел делать в этом фильме… и все, кто видел его во время съемок, могли видеть, как и я, что его чувства очень глубоки». Атмосфера на съемочной площадке была такой же напряженной, как и в самом фильме. Джеймс Стюарт заметил: «Могу сказать, что даже в процессе съемок это был очень личный фильм», а Ким Новак сказала репортеру из Le Monde: «Он словно хотел влезть в шкуру героя Джеймса Стюарта».
Интенсивные съемки начались в конце сентября 1957 г., а закончились 10 декабря. Ежедневно снималось около двух с половиной минут фильма, которые медленно соединялись в величественный погребальный плач, длящейся чуть более двух часов. Режиссер подготовил этот путь с характерной для него тщательностью. В студии до мельчайших деталей был воссоздан один из номеров местного отеля Empire. Даже пепельницы должны были быть аутентичными. В павильоне также построили местный цветочный магазин Podesta, и в нем стояли те же цветы. Такое внимание к деталям каким-то образом сочетается с многочисленными визуальными экспериментами, когда камера делает полный оборот на 360 градусов или когда для имитации головокружения используется сочетание оптического зума и отката камеры. Вращение камеры подчеркивает обилие в фильме спиральных форм. Это один из любимых мотивов Хичкока, но здесь они выражают идею судьбы и вечного повторения.
До начала съемок Хичкок сказал Новак: «У вас все написано на лице. Мне этого не нужно». Другую актрису, Барбару Бел Геддес, он инструктировал: «Не играйте». Джеймсу Стюарту не было нужды указывать, чтобы тот ничего не делал. Стюарт обычно оставался невозмутимым – лишь мимолетная тень на его лице выдавала дискомфорт или даже нервный срыв. Окольным путем Хичкок добивался того, чтобы актеры в точности выполняли его указания. И, как всегда, он не комментировал их игру.
Когда главный герой отчаянно пытается найти, а затем изменить свою идеализированную женщину, камеры приближаются, и атмосфера становится более угрожающей и тревожной. История Сан-Франциско, словно дым, медленно проплывает мимо. Кульминационные сцены смерти разворачиваются в самом старом здании города, миссии Долорес, построенной вместе с церковью в 1776 г. Создается впечатление, что Мадлен действительно считает себя реинкарнацией Карлотты и одевается в такую же старинную одежду. Ключом к разгадке тайны любви и ненависти – прошлого и настоящего – служит ожерелье. Но «Головокружение» не только призрачная история Сан-Франциско, но и размышления о судьбе. Как отличить видимость от реальности? Что скрывается под поверхностью? Фильм пропитан ощущением сгущающейся тьмы, надвигающейся катастрофы. Это фильм о совпадении и о раздвоении личности, о роке и саспенсе. В одном из романов Уилки Коллинза, которым восхищался Хичкок, главный герой рассказывает: «Меня томило предчувствие. Грозное будущее надвигалось на нас, наполняя леденящим, невыразимым ужасом, убеждая в существовании невидимого замысла, стоящего за длинной чередой невзгод, которые теперь сомкнулись вокруг нас»[6]. Автор невидимого замысла в данном случае сам Хичкок, обладавший необходимым мастерством и воображением.
В одном из эпизодов Скотти и Мадлен оказываются в зарослях секвой в долине Биг-Бейсн, где они бродят среди древних деревьев. Скотти говорит ей:
«– Их настоящее название Sequoia sempervirens: вечнозеленая, вечно живая… О чем вы думаете?
– О людях, которые рождались и умирали, пока росли эти деревья… Мне они не нравятся. Я знаю, что должна умереть, – отвечает Мадлен».
Это погружение в ностальгию и одержимость, создание атмосферы бесконечного повторения, движения по кругу, в которое вовлечены все участники действия. Хичкок говорил: «Я делал фильм, чтобы показать мечтательную натуру человека». Иногда фильм кажется удивительно умиротворенным, словно подвешенным во времени; цвет и широкий экран сами по себе создают фантастически раскрашенный мир, такой яркий, что он кажется искусственным. Этот парадокс перекликается с часто цитируемыми словами Хичкока: «Это всего лишь кино». Он превосходный колорист, и в «Головокружении» есть сцены, напоминающие полотна Боннара или Вюйара. Фильм вполне мог быть немым – с чередой необыкновенно мощных визуальных образов, искусственных и в то же время изысканных.
Впечатляет актерская работа Ким Новак, хотя сам Хичкок относился к ней сдержанно. Ей пришлось играть двух разных женщин, Мадлен и Джуди, скрывая их сходство и подчеркивая различия. В каком-то смысле она является отражением самого фильма, призрачного и иллюзорного. Основу ее роли могло бы составить высказывание Эдгара Аллана По: «Смерть красивой женщины, несомненно, есть самый поэтический замысел, какой только существует в мире»[7].
Вся поэзия хичкоковского взгляда облечена в форму, которая поначалу может показаться болезненной и навязчивой, однако на самом деле она необычайно искусна и допускает самые разные психологические интерпретации. Вот почему ее не забыли. Это мечта и плач, погребальное пение и гимн с неожиданной шокирующей концовкой, которая оставляет ощущение пустоты и тревоги. Последние слова в фильме произносит мрачная монахиня. «Я услышала голоса. Боже милосердный».
В наши дни «Головокружение» считают одним из самых глубоких и утонченных фильмов Хичкока. Но это понимание пришло позже, а в то время к нему отнеслись как к очередному хичкоковскому триллеру, главные элементы которого – саспенс и погоня. Особым успехом он не пользовался. У обозревателей фильм вызвал недоумение, у зрителей – скуку. Он был слишком необычным. Неопределенным и отстраненным. Он был слишком длинным, а музыка зачастую заменяла слова. Хичкок утверждал, что неудача фильма обусловлена в основном стареющим лицом Стюарта. Когда, согласно контракту с Paramount, права на фильм вернулись к нему, Хичкок запер его в сейф, и при его жизни картина больше не выходила на экраны. Но впоследствии все изменилось, и в 2012 г., по результатам опроса в журнале Sight and Sound, «Головокружение» было названо «лучшим фильмом всех времен».