На место Хантера пришла Джейн Прессон Аллен, которая приступила к работе в конце мая. Настойчивость режиссера ее ничуть не беспокоила; более того, она считала, что Хичкок купил права на экранизацию только ради этой сцены. Впоследствии Аллен говорила Хантеру, что, как только Хичкок понял, что Хантер не собирается писать сцену изнасилования, то сразу же купил билет в Нью-Йорк. Сама она сумела уговорить его согласиться на удивительно сдержанную сцену.
Хичкок и Аллен подходили друг другу. У них было похожее чувство юмора, и с июня по сентябрь они дружно работали вместе. Аллен в одном из интервью говорила: «Он дал мне ощущение полной свободы. Я чувствовала, что могу писать все, что хочу. И я могу безнаказанно не исполнять его пожелания». Разумеется, Эван Хантер этого не чувствовал. Возможно, все дело было в личности.
«Мы стали очень, очень близкими друзьями, – вспоминала Аллен. – Я довольно долго жила с Хичем и Альмой, когда приехала в Калифорнию. Они были невероятно щедры и забавны». Вместе они ужинали, посещали концертные залы и проводили выходные в Санта-Крус. Аллен вспоминала, как в первые недели они «бесконечно обсуждали» сюжет и характеры. «Создание характеров ему не давалось», – говорила она. Хичкока всегда больше интересовали образы. Она также заметила, что у Альмы «было замечательное чувство сюжета». Жена помогала Хичкоку ощущать устойчивость и безопасность. При обсуждении психологических аспектов фильма Хичкок рассказал Аллен о навязчивом сне, в котором его пенис становился хрустальным, и ему приходилось скрывать это обстоятельство от жены. Аллен рассмеялась и предположила, что очевидная интерпретация заключалась в том, что «он пытался отделить и уберечь свой талант от Альмы». Возможны и другие интерпретации, а возможно, подобно большинству снов этот не требует никакого толкования.
До начала съемок, как всегда, была проведена тщательная подготовка. Хичкок неизменно интересовался затратами и в искусстве был таким же экономным, как в жизни. Джеймс Хьюберт Браун, помощник режиссера, говорил, что Хичкок «считал своим долгом перед Universal и перед самим собой снимать успешные фильмы». Для большинства эпизодов вне помещений предполагалась «проекция заднего фона». Это придавало фильму странноватый, старомодный стиль, но Хичкока это нисколько не беспокоило. Художник по костюмам Рита Риггс говорила: «Даже во время съемок «Марни» я чувствовала некоторое уныние. Все было каким-то прилизанным». Иногда у нее возникало ощущение, что «время остановилось».
Хичкок не сомневался в профессионализме и возможностях Шона Коннери, а вот Типпи Хедрен уделял повышенное внимание. Все должно было быть идеальным – прическа, грим, костюм. Сама Хедрен вспоминала, как «много раз перед включением камеры мы разбирали персонажи, чувство за чувством, реакцию за реакцией… особенно со мной, потому что Хич был не только режиссером, но и преподавателем актерского мастерства, и я не смогла бы найти никого лучше, чем Альфред Хичкок».
Съемки «Марни» с октября 1963 г. по февраль 1964 г. шли гладко. Коннери вспоминал, что режиссер почти не давал указаний и даже не смотрел в видоискатель. Если он верил актеру, то предоставлял ему свободу. «Я видел, – рассказал Коннери, – что ему не нравятся лишние обсуждения, а любое обсуждение он считал «лишним». Хичкок предлагал, если можно так выразиться, технические советы: делать паузу после каждого предложения, не открывать рот, когда говорят другие актеры. «Улыбайтесь так, – говорил он одной из актрис, – как будто у вас во рту полно осколков фарфора». Хичкок начинал работу в восемь утра и заканчивал в шесть вечера. Он пил кофе на завтрак, читал газеты, а затем его отвозили в студию. Один из ассистентов режиссера, Хилтон Грин, вспоминал, что Хичкок «был очень требовательным к тем, с кем работал, поскольку они должны были быть профессионалами и знать свое дело. Но если вы справлялись, то заранее знали, что у него запланировано, и вам не приходилось ждать никаких сюрпризов». «Все шло гладко, и мы только и слышали, что «пожалуйста» и «спасибо», – отмечала Рита Риггс.
С Типпи Хедрен Хичкок вел себя иначе. Она вновь почувствовала, как Хичкок пытается слишком сильно приблизиться к ней. Актриса Дайен Бейкер вспоминала: «По мере того как продвигались съемки, я все больше убеждалась, что сотрудничество Хича и Типпи подходит к концу. Оскорбленные чувства, намеки». Хичкок купил для актрисы роскошный трейлер с ванной и баром, который поставили рядом с домиком, где работал он сам. Каждый день он присылал ей шампанское и, по словам Дональда Спото, одного из лучших биографов Хичкока, рассказывал ей о романтическом сне или фантазии, в которой она играла главную роль. Дайен Бейкер говорила: «Я никогда не видела, как Типпи общается с другими актерами или членами съемочной группы… Ей не позволялось находиться вместе с остальными. И Хич требовал, чтобы каждый их разговор проходил наедине. Это было ужасно – приезжать на съемочную площадку и наблюдать такое обращение. Такого мне еще не приходилось видеть. Я такого не ожидала и ничего не могла понять». В одном из интервью Хедрен сказала: «Он был почти одержим мной, а быть объектом чьей-то одержимости очень трудно».
Сам Хичкок чувствовал себя неважно. Он пил больше обычного и часто засыпал после ланча. Ощущал общее недомогание, выглядел встревоженным и нервным. Он все время чувствовал себя уставшим, жаловался на боли и дискомфорт. Хичкок обратился к врачам, но они не смогли выявить причину его нездоровья; ему пришлось проходить медосмотр дважды в неделю. Однажды Хичкок сказал своему коллеге Норману Ллойду: «Возможно, тебе придется заканчивать фильм вместо меня». По всей видимости, ему начали делать инъекции кортизона, который вызывал бессонницу, потливость и резкие смены настроения.
В конце января 1964 г. Типпи Хедрен пригласили на церемонию вручения премии журнала Photoplay как самой перспективной актрисе года, а также на съемки шоу «Сегодня вечером» (Tonight), но Хичкок не разрешил ей лететь в Нью-Йорк. Он не хотел, чтобы актриса выходила из роли, к которой он медленно и тщательно ее готовил. Как бы то ни было, съемки фильма еще не закончились. Это привело к бурной ссоре на съемочной площадке, во время которой Хедрен оскорбила режиссера. «Она сделала то, что никому не позволено, – говорил Хичкок. – Упомянула о моем весе». По одной из версий, актриса назвала его «жирной свиньей». На съемочной площадке они держались друг с другом еще холоднее и общались через третьих лиц.
Ходили слухи, и многие в них верили, что вскоре после этого инцидента Хичкок сделал ей предложение сексуального характера, которое Хедрен с отвращением отвергла. Все ограничилось только словами. Он якобы предложил «потрогать» его в определенном месте. Она ушла. Это была крайне неловкая ситуация. Дайен Бейкер также рассказывала, как однажды Хичкок без стука вошел в гримерную и «поцеловал меня в губы». В конечном счете Бейкер заболела от постоянного напряжения и была вынуждена обратиться к врачу.
Спотто сообщает, что в марте 1964 г., когда съемки подходили к концу, Хичкок пригласил Типпи Хедрен к себе в кабинет и снова стал добиваться интимной близости. Хедрен сказала Спотто: «Это был предел, это был конец». Она заявила Хичкоку: «Больше я не выдержу ни дня – я хочу разорвать контракт». Говорят, он ответил: «Я разрушу вашу карьеру. Вы больше нигде не получите работы. Я вас уничтожу».
Другие ставят под сомнение этот рассказ. Джей Прессон Аллен заявила: «Я была там все это время, но дело в том, что ситуация, о которой все эти годы рассказывают «люди Типпи», не так очевидна. Совсем. Хич просто пытался сделать из нее звезду. Возможно, он ей увлекся, и это было нечто похожее на сердечную болезнь, но ничего явного. Ничего. Ничего. Он никогда в жизни не сделал бы ничего, что причинило бы ему неудобства. Он был настоящим эдвардианцем». Джоан Фонтейн была убеждена, что Хичкок, скорее всего, «знал, что молодая хорошенькая актриса хочет считать его похотливым стариком, и играл эту роль». Тут уместно вспомнить, что на съемках «Ребекки» Хичкок также пытался изолировать Фонтейн и манипулировать ею, чтобы управлять ее игрой. Поэтому не исключено, что угрозы и приставания имели целью помочь Хедрен войти в образ Марни, испуганной и растерянной.
Однако не подлежит сомнению, что в конце жизни Хичкок под воздействием алкоголя и лекарств иногда обращался с непристойными предложениями к женщинам из своей съемочной группы. Возможно, это была просто давняя привычка, которую не стоило воспринимать всерьез.
В 1964 г. они с Хедрен несколько раз встречались, чтобы вместе появиться на публике в ходе рекламной кампании «Марни», и Хичкок заявил одному из дистрибьюторов: «Я считаю ее игру в картине такой впечатляющей, что намерен разрешать ей давать интервью только тем журналистам, которые видели фильм». Возможно, это была попытка ограничить присутствие актрисы в средствах массовой информации. Хедрен больше не работала с Хичкоком, хотя еще несколько месяцев получала жалованье. После того как она отказалась от участия в одной из серий «Альфред Хичкок представляет», контракт был наконец разорван.
Однако не подлежит сомнению, что в конце жизни Хичкок под воздействием алкоголя и лекарств иногда обращался с непристойными предложениями к женщинам из своей съемочной группы. Возможно, это была просто давняя привычка, которую не стоило воспринимать всерьез.
В 1964 г. они с Хедрен несколько раз встречались, чтобы вместе появиться на публике в ходе рекламной кампании «Марни», и Хичкок заявил одному из дистрибьюторов: «Я считаю ее игру в картине такой впечатляющей, что намерен разрешать ей давать интервью только тем журналистам, которые видели фильм». Возможно, это была попытка ограничить присутствие актрисы в средствах массовой информации. Хедрен больше не работала с Хичкоком, хотя еще несколько месяцев получала жалованье. После того как она отказалась от участия в одной из серий «Альфред Хичкок представляет», контракт был наконец разорван.
Фильм «Марни» вышел на экраны 8 июля в Лондоне, а две недели спустя – в Нью-Йорке. Хичкок хотел, чтобы фильм, как опыт в области психологии и сексуальной драмы, сначала произвел впечатление на более серьезных критиков, но своей цели не достиг. Как отметил обозреватель New York Times, «возникает сильное подозрение, что мистер Хичкок воспринимает себя слишком серьезно – возможно, наслушавшись преданных почитателей». В прокате фильм тоже провалился; отсутствие саспенса и беспорядочный сюжет разочаровали даже верных поклонников Хичкока. Это была первая явная неудача за десять лет.
Хичкок во всем винил Хедрен, что противоречило его заявлениям перед выходом фильма. Она не стала «вулканом», как он надеялся. «У нее были отличные возможности. Во всяком случае, я так думал, – сказал режиссер в одном из интервью. – Я думал, что смогу сделать из мисс Хедрен героиню, которая жила в моем воображении. Я ошибался. Она не сумела вжиться в роль».
Это обвинение было абсолютно несправедливым. В «Марни» отсутствует четкая цель, доказательством чему служит неопределенная концовка. Возможно, в нем слишком явно проявились чувства самого Хичкока, и это не принесло фильму пользы. В одном из эпизодов Марк говорит: «Я тебя выследил, поймал, и, клянусь Богом, я тебя не отпущу». Возможно, режиссер шепотом повторял эти слова за актером. Тот факт, что Типпи Хедрен привносит в роль неизменный оттенок с трудом сдерживаемой истерики, может быть приписан как ее актерскому таланту, так и постоянной травле и нараставшему напряжению на съемочной площадке. Актрису иногда называли «скованной», но именно это от нее и требовалось; она прекрасно передавала скрытую за внешним спокойствием ярость. Смятенные чувства, которые выплескиваются на поверхность в фильме, не удалось согласовать друг с другом.
В «Марни» также присутствует заметный оттенок искусственности, выразившийся в использовании крупномасштабных рисованных изображений и декоративных задников. Точно не известно, почему Хичкок обратился к этому приему: то ли намеренно подчеркивал искусственность фильма, то ли в целях экономии. В одной из сцен в порту Балтимора в конце улицы виден корабль; образ был навеян воспоминаниями Хичкока. «В детстве в Лондоне мне очень нравилось ходить в доки – там в конце обычной улицы стоял огромный лайнер с дымовой трубой». Но на экране это не сработало; картинка выглядела тем, чем была на самом деле – плохо нарисованным задником. На встрече в лондонском Национальном доме кино один из зрителей предположил, что искаженное изображение корабля служило, «возможно, символом ее [Марни] изломанного детства». «Нет, – ответил режиссер. – У нас был паршивый художник-декоратор». Суть в том, что Хичкок это пропустил. К концу съемок, похоже, им овладело безразличие.
Трюффо предположил, что после провала «Марни» у критиков и у зрителей Хичкок «изменился… неудача фильма стоила ему значительной части уверенности в себе». Но то, что режиссер больше не вторгался в сферу так называемого психологического кино, стало результатом давления, как и официального, так и частного. Руководство Universal Studios хотело, чтобы он вернулся к той формуле триллера и саспенса, которую успешно использовал в прошлом. От него потребовали приглашать звезд, чтобы привлечь зрителей. От него ожидали более напряженных сюжетов. Хичкок раздумывал. Он не знал, что делать. Его терзали сомнения. Возможно, ему не хотелось возвращаться к старой формуле, но выбора не было. От него ждали именно этого.
В конце 1964 г. они с Альмой уехали в отпуск в Санкт-Мориц и в Италию, где у него была возможность подумать о будущем. Появились первые мысли о комедийном триллере. Хичкок встретился с двумя итальянскими сценаристами и обсудил идею фильма о нью-йоркском отеле, до краев заполненном мафией, но несколько совещаний не привели к какому-либо результату.
У Хичкока уже созрела другая идея. Всемирный успех серии фильмов о Джеймсе Бонде натолкнул его на мысль о возможностях шпионов и шпионажа как основы успешного фильма. В ноябре 1964 г. он отправил письмо Владимиру Набокову с наметками сценария об ученом, который бежит в Восточную Европу, прихватив известные ему секреты; жена поддерживает его, но затем понимает, что он двойной агент, работающий на американцев и похищающий секреты Восточной Германии. Убедительная история, которую Набоков мог сделать еще увлекательнее. Хичкок сообщил писателю, что сценаристы, с которыми он работал прежде, «обычно адаптировали чужие истории. Вот почему я пропускаю их и обращаюсь непосредственно к вам – писателю». Набоков не клюнул.
Пошатнувшаяся уверенность в себе (если она действительно пошатнулась) отчасти восстановилась после признания, которого удостоился режиссер в первые месяцы 1965 г. 18 февраля его пригласили присутствовать на торжестве в честь инаугурации президента Линдона Джонсона. Чувство юмора не покинуло его. Об одном из участников он сказал: «Я всегда думал, что Вуди Аллен – это национальный парк». Два месяца спустя Гильдия сценаристов присудила ему награду за «исторический вклад в американский кинематограф». Хичкок вошел в свой телевизионный образ и отпустил несколько хитрых и язвительных замечаний. «Изобретение телевизора, – объявил он аудитории, можно сравнить с появлением в домах водопровода и канализации. В сущности, оно не изменило привычки людей. Просто устранило необходимость выходить из дома». Затем Общество редакторов газет пригласило его на ежегодный ужин в Вашингтоне. Хичкок постепенно превращался в культурный символ, неотъемлемую часть американской творческой среды.
Несмотря на отказ Набокова, он все еще обдумывал фильм о шпионах и пригласил к участию в проекте ирландского писателя Брайана Мура, автора известных триллеров. В октябре 1965 г. Хичкок писал Трюффо: «Понимая, что Джеймс Бонд и имитаторы Джеймса Бонда в основном повторяют мои приключенческие фильмы, такие как «К северу через северо-запад», я полагаю, что не должен пытаться снимать еще один такой же. Думаю, мне следует вернуться к приключенческому фильму, который даст нам возможность для проявления человеческих эмоций».
Брайан Мур сразу же понял, что их дружеские отношения в опасности: «Я обнаружил, что он не имел никакого представления о персонажах – даже двумерных фигурах в сюжете. Он постоянно метался между разными точками зрения, мужчины и женщины, и первоначальная сюжетная линия начинала смещаться и исчезать». Мур также понял, что при отсутствии вдохновения или творческого порыва фильм – его предполагалось назвать «Разорванный занавес» (Torn Curtain) – превратится в свалку старых эффектов и старых приемов. «Фильм не более чем конспект Хичкока», – отметил Мур. Он даже осмелился сказать режиссеру, что, будь это роман, его следовало бы выбросить или полностью переписать.
Хичкок принял этот совет в штыки и отстранил Мура от работы. Его место заняли Кит Уотерхаус и Уллис Холл, английские сценаристы, завоевавшие заслуженное признание постановкой на сцене романа Уотерхауса «Билли-лжец» (Billy Liar). Они должны были переписать сценарий Мура, но внесли лишь небольшие изменения и дополнения. Именно сценарий станет главной проблемой на съемках фильма.
Компания Universal Studios настаивала на привлечении к проекту звезд. Так в фильме появилось созвездие из Джули Эндрюс и Пола Ньюмена. Хичкок пригласил Ньюмена на ужин в свой дом на Белладжо-роуд. Говорят, актер оскорбил хозяина тем, что снял пиджак и пил пиво, а не вино; сам Ньюмен вспоминал, что, «когда Хичкок впервые пригласил меня домой и подробно описал сюжет, это звучало увлекательно, и я согласился». Эндрюс говорила, что «согласилась ради того, чтобы работать с Хичкоком, и я узнала от него о кино и камере больше, чем от кого-либо другого». Однако особой симпатии между ними не возникло, и Хичкок все еще тешил себя иллюзией, что она – знаменитая певица, нечаянно оказавшаяся в кино». Джон Рассел Тейлор писал: «Хич отзывается о ней вежливо. Она о нем тоже. Но совершенно очевидно, искры взаимопонимания между ними нет».