Альфред Хичкок - Питер Акройд 26 стр.


Вероятно, не стоит удивляться, что надежды, изначально связывавшиеся с «Разорванным занавесом», вскоре стали испаряться. Сценарий выглядел настоящим балластом. Хичкок начал съемки еще до его завершения, и Ньюмен говорил: «Думаю, я мог бы поладить с Хичкоком, будь сценарий получше». Актер отправил режиссеру длинное письмо с перечнем всех недостатков, которые он обнаружил в сценарии, и Хичкок посчитал, что его профессионализму брошен вызов. «Во время съемок мы все жалели о своем согласии», – вспоминал Ньюмен. Эндрюс также считала, что атмосфера на съемочной площадке постепенно ухудшалась. Ни она, ни Ньюмен не привыкли к режиссеру, который редко комментирует – или вообще не комментирует – их игру и не дает указаний.

Сценарист Сэмюэл Тейлор, поддерживавший связь с Хичкоком еще со времен совместной работы над «Головокружением», вспоминал, что режиссер «буквально впал в отчаяние во время съемок. На студии ему сказали, что ему достались две самые популярные звезды, а он обнаружил, что они не соответствуют хичкоковскому шаблону или хичкоковскому методу. Хичкок просто не мог наладить с ними контакт, был подавленным и механически исполнял свои обязанности». Ходили слухи, что бо́льшую часть времени он размышлял об актерах и жалел потраченные на них 1,8 миллиона долларов. Кроме того, Хичкок не оценил приверженность Ньюмена системе Станиславского. Когда актер спросил, какую пару туфель ему надеть, Хичкок ответил: «Мы обрезаем кадр на второй пуговице вашего пальто, так что не волнуйтесь по поводу туфель». А когда Ньюмен спросил режиссера о своей мотивации, тот повторил свою обычную фразу: «Ваша мотивация – это ваше жалованье».

По свидетельству Кита Уотерхауса, Ньюмен однажды спросил Хичкока, как он должен себя вести с Эндрюс в одной из сцен, когда она вручает ему подозрительный сверток. «Ладно, мистер Ньюмен, я расскажу вам, что имел здесь в виду. Понимаете, мисс Эндрюс будет спускаться по лестнице со свертком, а вы будете так любезны и посмотрите чуть правее камеры, реагируя на ее появление. В это время зритель подумает: «Эй, на что смотрит этот парень?» И тогда я, понимаете, сменю кадр и покажу, на что вы смотрите». «Ни до, ни после, – прибавил Уотерхаус, – я не слышал более точного и краткого анализа сути кинематографа».

Для «Разорванного занавеса» Хичкоку требовалась другая музыка. Он отправил Бернарду Херрманну телеграмму такого содержания: «Эта публика очень отличается от той, для которой мы привыкли работать. Она молода, энергична и требовательна. Это осознали почти все европейские режиссеры, когда пытались вводить такт и ритм, которые в большей степени соответствовали вышеупомянутой аудитории». Но Херрманн написал партитуру с доминированием скрипок, флейт и струнных. Один из духовиков вспоминал слова Хичкока: «Что это? Это не то, что я хотел». Похоже, в студии звукозаписи между режиссером и композитором разгорелся спор, и Херрманн спросил: «Чего вы от меня хотите? Я не пишу поп-музыку». Херрманн ушел в начале 1966 г. и больше никогда не работал с Хичкоком.

На самом деле «Разорванный занавес» – это чрезвычайно увлекательный триллер без претензий на что-то большее, с лихо закрученной интригой и современными реалиями. Самая известная сцена фильма – убийство американским профессором и его сообщником их куратора из Восточной Германии по имени (возможно, просто совпадение) Герман Громек. Это долгий и мучительный процесс с применением ножа, лопаты и газовой духовки – Хичкок хотел показать, как трудно убить человека. «В моих фильмах, – говорил он, – убийство не бывает случайным». Но самыми сильными можно считать насыщенные ожиданием и тревогой сцены, которые держат зрителя в постоянном напряжении. В этом аспекте кинематографии Хичкоку не было равных.

Тем не менее публика и зрители, уже привыкшие к сенсационности и спецэффектам фильмов о Джеймсе Бонде, придерживались иного мнения. Фильм посчитали старомодным и упрощенным; по сравнению с такими картинами, как «Из России с любовью» (From Russia With Love) и «Шаровая молния» (Thunderball), обозревателю New York Times он показался «не более новым или сенсационным, чем старая вязаная бабушкина шаль». Такой прием глубоко разочаровал Хичкока; казалось, его покинуло вдохновение, и он полностью утратил связь с современным кинематографом.

В конце 1966 г., после явной неудачи «Разорванного занавеса», Хичкок с Альмой уединились в своем доме на Белладжо-роуд. «Мне скучно одному, – жаловался он. – Альма тоже об этом знает». Рождество супруги провели в Palace Hotel в Санкт-Морице. Их друг Уилфред Кук вспоминал: «Я никогда не забуду слова Альмы: «Хич настаивает на том, что должен надеть лыжные штаны, что занимает у него час, а затем сидит на крыльце и все время курит!» Это было его любимым занятием на отдыхе – сидеть и наблюдать.

Хичкок готовил почву. Он уже давно интересовался судьбой британских убийц, в первую очередь Джона Кристи, Джона Джорджа Хейга и Хоули Харви Криппена (на самом деле Криппен родился в Мичигане, но ужас, который он наводил на Лондон, заслуживает того, чтобы присвоить убийце звание почетного гражданина Великобритании). Хичкок также заинтересовался биографией Невилла Хита, который жестоко убил двух женщин в 1946 г. Это был подходящий для Хичкока человек, и в конце года режиссер уже планировал фильм о серийном убийце со склонностью к некрофилии. После дорогостоящей катастрофы «Разорванного занавеса» Хичкок решил, что фильм должен быть обнажен до своей сути, в стиле «Не того человека». Он попросил Бенна Леви выступить в роли сценариста; примечательно, что Леви написал часть сценария «Шантажа», первого британского звукового фильма, снятого Хичкоком в 1929 г. Режиссер возвращался к лондонским корням.

Леви прилетел в Голливуд в феврале 1967 г. и в течение двух месяцев работал над сценарием к фильму, который Хичкок хотел назвать «Калейдоскоп исступления» (Kaleidoscope Frenzy). В нем рассказывалось об убийце-психопате, гомосексуалисте и извращенце, который пытается заманить в свои сети женщину, офицера полиции. Когда работа над сценарием достигла завершающей стадии, Хичкок передал материал Говарду Фасту, американскому писателю, известному своим романом «Спартак» (Spartacus). «Господи, Говард! – сказал он. – Я только что посмотрел «Фотоувеличение» Антониони. Эти итальянские режиссеры опередили меня на сто лет в смысле техники! Что я делал все это время?» Это одно из редких признаний Хичкока, что он пропустил тенденции развития современной кинематографии. Хичкок решил позаимствовать для своего нового фильма некоторые приемы итальянских режиссеров, в том числе использование ручной камеры и естественного света. Он также был готов к сценам с обнаженным мужским и женским телом, к которыми он только приблизился в «Психо». После катастрофы с Ньюменом и Эндрюс Хичкок был бы рад пригласить неизвестных актеров. В апреле 1967 г. Хичкок писал Трюффо: «Я сейчас готовлюсь к съемкам нового фильма. У него пока нет названия. Речь пойдет о сумасшедшем убийце молодых женщин. История основана на реальном факте, произошедшем в Англии. Молодой человек, главный герой, находится в специфических взаимоотношениях со своей матерью».

«Хичкок дал мне полную свободу, – вспоминал Фаст. – Похоже, его интересовала в основном проработка сложных движений камеры». Но все было напрасно. Руководство студии Universal пришло в ужас от темы и от личности центрального персонажа и отвергло сценарий. По мнению Фаста, «они недооценили попытку Хичкока сделать в точности то, чего они от него хотели, – попытаться сделать нечто новое, догнать быстро бегущее время». Говорили, что Хичкок, узнавший ответ студии, разрыдался. Вполне возможно. В психике режиссера всегда присутствовала легкая склонность к истерии.

Чем же его занять? Хичкок был слишком ценным активом, чтобы простаивать. Его международная слава и телевизионная популярность всегда будут привлекать зрителей. Летом 1968 г. компания Universal предложила ему снять фильм, права на который были приобретены недавно, – шпионский триллер под названием «Топаз» (Topaz); сомнения Хичкока усиливались непростыми отношениями с автором романа, Леоном Урисом, который, похоже, был невосприимчив к лести Хичкока, к его непристойным шуткам и к бренди. Оба обладали слишком большим эго, чтобы приноравливаться друг к другу. Уриса пригласили написать сценарий, но впоследствии он вспоминал, что Хичкок пытался им командовать, обращаясь с ним как с наемным работником. Сотрудничества не получилось.

Режиссер обратился к Сэмюэлу Тейлору, с которым работал над «Головокружением», а также пригласил старых знакомых, таких как художник-постановщик Генри Бамстед и художник по костюмам Эдит Хэд. Ему пригодятся все помощники. Хичкок потерял слишком много времени на сценарий Уриса, а начало съемок приближалось. «У меня серьезные неприятности, – сказал он Тейлору. – Я получил сценарий, по которому не могу снимать». «Почему бы не отложить съемки?» – спросил Тейлор. «Я должен начинать. Фильм в производстве». Таким, образом, Тейлору приходилось работать быстро.

Сюжет был довольно интересным. Агент французской секретной службы через свои контакты на Кубе узнает, что Советский Союз собирается послать на остров ракеты. Учитывая международный аспект фильма, Хичкок решил пригласить на главные роли относительно неизвестных иностранных актеров. Это была ошибка. Важные эпизоды фильма снимались в Париже и Копенгагене. Оказалось, что это дорого и лишено смысла.

Съемки продвигались с трудом. В 2004 г. Генри Бамстед вспоминал: «Топаз» был настоящим кошмаром. Я заработал гипертонию на этом фильме. До сих пор глотаю таблетки… У нас просто не было времени на подготовку, а, можете мне поверить, подготовка – это самый важный период съемок».

Хичкок не добился взаимопонимания с актерами. Французские, датские и немецкие актеры, приглашенные сниматься в этом фильме, оказались не готовы к его мрачному юмору и сексуальным намекам, и они не понимали его характерного для кокни подтрунивания. По мнению Сэмюэла Тейлора, «одна из трагедий «Топаза» заключалась в том, что Хичкок пытался работать так, словно у него есть Ингрид Бергман или Кэри Грант». Один из актеров, Джон Форсайт, говорил, что Хичкок «больше не был великим мозгом, который сидел на стуле и смотрел… Он мог уйти на пятнадцать или двадцать минут или прилечь, когда появлялась такая возможность, и наблюдать за этим было печально». По меньшей мере один раз Хичкок уснул во время продолжительного дубля, и ни у кого не хватило смелости его разбудить. В конце концов он открыл глаза и спросил: «Ну, как все прошло?» А затем рассмеялся. Возможно, режиссер со временем утратил интерес к съемкам. Иногда в самый разгар работы в студии он увозил своего композитора, Мориса Жарра, на ланч в Chasen’s. На вопрос, не хочет ли он остаться до конца съемок сцены, Хичкок отвечал: «Нет. Актеры готовы, оператор готов. Если нет, я ее вырежу».

Равнодушие и отсутствие интереса проявились и в трех разных концовках, которые он снял в расчете на то, что руководство Universal выберет ту, которая им понравится. Выбор пал на самую безобидную. «Я мог бы возразить, – впоследствии заметил Хичкок, – но смысла в этом не было». Когда Хичкок откровенно не скучал на съемках, он выглядел встревоженным и подавленным. Режиссер соглашался с критиками и публикой, что это был провал. «Снимать «Топаз», – говорил он, – было очень печально». «Трудность «Топаза» в том, что Хичкок ленив и недоступен», – к такому выводу пришла Полин Кейл из еженедельника New Yorker.

Его дочь в воспоминаниях об Альме писала: «Это были тяжелые времена для папы, и поддерживали его только мама и его семья». Хичкок, как говорят англичане, «работал вхолостую». Он беспрерывно читал – «реквизит для чтения», как он сам выражался, – на случай, если придет вдохновение; он смотрел все новые фильмы, какие только мог найти, и был вынужден терпеть визиты руководителей студии, которые напоминали ему, что следующий проект, если таковой будет, должен быть не таким масштабным, как неудачный «Топаз». Кроме того, Хичкок посещал местные театры и ипподром. Он освободил свой второй дом в Санта-Крус, который в конечном итоге был продан. Поездки в поместье стали слишком утомительными.

Тем не менее у него не было ощущения, что все закончилось. «Я ищу новый сценарий, – писал он Трюффо, – но найти его очень трудно. В киноиндустрии властвует множество запретов и правил: следует избегать пожилых персонажей и ограничиваться молодежью, не вводить в фильм антиправительственные выпады, не превышать сметную стоимость в 2 или 3 миллиона долларов. К тому же сценарный отдел то и дело присылает мне материал, из которого, по их мнению, должен получиться хороший фильм Хичкока. Естественно, что их критерии совершенно не совпадают с моими». Как бы то ни было, один проект, который ему предложили в конце года, похоже, удовлетворял всем его требованиям.

11 Назад, к основам

Хичкоку прислали или передали роман Артура Берна «До свидания, Пикадилли, прощай, Лестер-сквер» (Goodbye Piccadilly, Farewell Leicester Square), который как будто был написан специально для него. В книге рассказывается об убийце, психопате и импотенте, который охотится на женщин в центре Лондона; по ошибке арестовывают не того человека, и он бежит из тюрьмы, чтобы найти настоящего убийцу. Через три года после «Калейдоскопа исступления», отвергнутого студией, выбор пал на похожий сюжет о серийных убийствах и сексуальных отклонениях. В данном случае студия прислушалась к пожеланиям режиссера, полагая, что фильм будет дешевым, а имя Хичкока привлечет публику. Действие происходит в Лондоне, что отдаляло жестокий сюжет от американского зрителя, а бюджет не должен был превысить 3 миллиона долларов. По всей видимости, режиссер отказался от своих планов снять «экспериментальный» фильм с использованием ручных камер и естественного освещения и решил обратиться к привычной технике Technicolor.

Хичкок действовал быстро. В роли сценариста он видел Энтони Шаффера, пьеса которого «Сыщик» (Sleuth) имела огромный успех на английской и американской сцене. Хичкок позвонил писателю в канун нового, 1970 г., и Шаффер сначала подумал, что это розыгрыш, придуманный одним из друзей. Но уже в середине января они с режиссером встретились за ланчем в Нью-Йорке; предметом их беседы был фильм под названием «Исступление». Хичкок собирался в Париж, где ему должны были вручить орден Почетного легиона, и хотел воспользоваться возможностью и посетить Лондон, чтобы вместе с Шаффером поискать места для съемок. Хичкок собирался использовать главным образом те места, которые знал в детстве, особенно рынок Ковент-Гарден, хорошо знакомый его отцу. Темная Темза несет свои воды через весь фильм, в котором также нашлась роль для тюрьмы Вормвуд-Скрабз в Восточном Эктоне. Пабы должны быть старинными. Режиссер возражал против более современных заведений на том основании, что «они выглядят неправильно. В хорошем пабе нет никакого темного дерева».

Действие романа происходит в Лондоне во время Второй мировой войны, но Хичкоку требовалась современная обстановка. Хотя в конечном итоге разница почти не заметна. Современный город в версии Хичкока оказался старомодным, словно он прекратил развиваться после того, как режиссер его покинул, и поэтому сцены и диалоги кажутся немного устаревшими. Но это не влияет на его изобразительную силу.

Шаффер приехал в Калифорнию 21 января 1971 г., и в конце февраля они с Хичкоком написали предварительный набросок сценария объемом в пятьдесят пять страниц. Они продуктивно работали вместе, подкрепляясь за ланчем стейком и салатом, а в четыре часа коктейлями. Однажды Шаффер деликатно посетовал на однообразие диеты, и на следующий день для него привезли ланч из пятнадцати блюд. Шаффер называл режиссера «угрюмым», но это не портило их профессиональные отношения. 27 февраля писатель вернулся в Нью-Йорк, где приступил к работе над первым черновиком полного сценария.

Эту историю никак не назовешь милой. Герой, или антигерой, по имени Ричард Блэйни, которого ошибочно обвиняют в серийных убийствах, – желчный и неприятный человек. Настоящий психопат, Боб Раск, оказывается веселым торговцем фруктами с рынка Ковент-Гарден, который живет с матерью в квартире недалеко от рынка. В одном из эпизодов по Темзе плывет обнаженное женское тело, а другое убийство предваряется долгим и жестоким изнасилованием, которое, по настоянию Хичкока, было показано во всех подробностях. Когда Раск, потеряв булавку для галстука, понимает, что за нее в предсмертной агонии хваталась жертва, ему приходится перерыть мешок картошки, куда он спрятал тело. Еда, секс и насилие – святая троица воображения Хичкока – достигают кульминации в сцене, где Раск, покрытый пылью от картофеля, в конечном итоге вынужден сломать пальцы своей жертвы, чтобы забрать булавку.

К началу апреля Шаффер закончил первый вариант сценария, который внимательно прочли оба супруга. 160-страничный текст получил их полное одобрение. Пришла пора перебираться в Лондон, где для Хичкока забронировали номер в отеле Claridge’s с середины мая до конца июня. В студии Pinewood Studios, где планировалось снимать часть эпизодов, его встречали как заморского монарха. Формально приняв американское гражданство, он все равно считался самым знаменитым англичанином современности.

Хичкок занялся непростым делом подбора актеров. Он уже предложил роль серийного убийцы Майклу Кейну, но тот отказался, заявив, что роль «омерзительна, и я не хочу, чтобы меня ассоциировали с ней». Хичкок с ним больше не разговаривал, даже когда они случайно сталкивались в голливудском ресторане. Остальные оказались более сговорчивыми. Алек Маккоуэн, которому предложили роль инспектора полиции, и Вивьен Мерчант, сыгравшая его жену, были больше известны как театральные актеры, но их, похоже, обрадовала возможность работы с Хичкоком.

Трудности возникли только с одним актером – Джоном Финчем, игравшим ложно обвиненного человека. Незадолго до начала съемок он дал интервью, в котором назвал сценарий Шаффера немного устаревшим. Но именно этого и хотел Хичкок. Его оператор, Гилберт Тейлор, вспоминал, что режиссер «очень рассердился и подумывал о замене». Хорошо, что он этого не сделал, поскольку Финч убедительно сыграл неустроенного и несчастного человека. Возможно, что Хичкок намеренно выводил его из себя, снова добиваясь убедительной игры при помощи провокаций и травли одного из актеров.

Назад Дальше