Верная супруга возмущенно фыркнула.
– Да мой Миша самый лучший муж на свете! – убежденно сказала она, звонко постучав по краю блюдца серебряной ложечкой. – Верный, заботливый и очень, очень трудолюбивый! Да он все время на работе проводит, когда ему романы крутить?
Я сидела, опустив очи долу, но Трошкина решилась перебить рассказчицу дельным вопросом:
– А эта убитая женщина, кто она? Почему в ее смерти обвиняют именно Михаила Брониславича?
– Я не знаю, кто она! – сердито ответила Паулина Антоновна. – Аферистка какая-то, наверное. К сожалению, у меня не было возможности побеседовать с мужем. Я уверена, он все бы мне объяснил. Наверняка была какая-то вполне простая и уважительная причина для его прихода в тот дом. Важная деловая встреча в приватной обстановке, например! И я понимаю, почему Миша вышел из себя и громко ругал эту женщину, если он прибыл с визитом вовремя, а его некультурно держали под дверью! Еще надо разобраться, чем она в это время занималась, эта подозрительная особа!
Мы с Алкой обменялись тревожными взглядами. Если начнут выяснять, чем и с кем занималась некультурная гражданка Цибулькина в момент, когда разъяренный Бронич с руганью дубасил в ее дверь, в опасности окажется Зяма!
– Неужели шефа подозревают в убийстве на том одном основании, что он устроил скандал в подъезде? – спросила я, сознательно уходя от разговора о подозрительных занятиях Елены Яковлевны.
– Ах, я не знаю! – Паулина Антоновна отвела глаза в сторону и нервно заколотила ложечкой в чашке.
Я поняла, что она чего-то недоговаривает и уже сожалеет о том, что вообще завела с нами эту беседу.
– Я думаю, все образуется, – неискренне улыбнулась Трошкина, поднимаясь со стула.
Она возложила руку на нетронутую конфетную коробку, как на Священную Библию, и ответственно заявила:
– Мы в «МБС» знаем Михаила Брониславича как глубоко порядочного человека и уверены, что он ни в чем не виноват. Следствие наверняка найдет настоящего убийцу.
Супруга Бронича в ответ на эти бодрые слова невесело улыбнулась и кивнула. Мы с Трошкиной поспешили откланяться, вышли из сумеречного подъезда на залитую расплавленным золотом улицу, там остановились и обменялись понимающими взглядами с прищуром. Он был спровоцирован отчасти слепящим светом, отчасти неверием в тот оптимистичный сценарий, который Алка озвучила минуту назад.
– Не все так просто со смертью гражданки Цибулькиной, и следствие, похоже, это понимает, – сказала я, выражая наше общее мнение. – Сдается мне, есть у ментов какие-то новые факты, свидетельствующие против Бронича.
– Звони Максу, – постановила подружка.
– Мне потом с ним не расплатиться! – вздохнула я. – Придется быть нежной, а я не могу…
– Почему? Денис тебя бросил, ты девушка свободная, можешь быть нежной, с кем захочешь! – напомнила Алка.
– С кем захочу, когда захочу, сколько захочу и как захочу, – немного уныло согласилась я, машинально покосившись на дверь сексуально-травматологического кабинета.
Неожиданно обретенная свобода не слишком меня радовала. Я девушка привязчивая, за год успела привыкнуть к коварному капитану Кулебякину, как к родному, а милягу Барклая полюбила, как младшего брата. Старший-то у меня уже был, и безудержной радости его существование мне никогда не доставляло. С Зямкой вечно какие-то проблемы!
Мысль о брате, перманентно нуждающемся в деятельной сестринской помощи, вновь заставила меня активизироваться. Я вооружилась мобильником, позвонила Максиму Смеловскому и слезно попросила своего верного поклонника раздобыть у знакомой милицейской девушки новые, дополненные и расширенные, сведения по делу о смерти гражданки Цибулькиной, будь она неладна, хотя уж куда неладнее, и так тетка на том свете досрочно оказалась…
– На бога надейся, а сам не плошай! – сказала Трошкина, дождавшись окончания моего разговора со Смеловским.
Я даже пожалела, что Макс ее не слышит: ему бы понравилось, что его приравняли к высшим силам.
– Нам обязательно возвращаться в офис? – спросила меня подружка, думая о чем-то другом. – Нет? Прекрасно. Постараемся употребить имеющееся у нас время с пользой.
Она замолчала, размышляя, а я уже придумала, как извлечь максимум пользы из обеденного перерыва.
– Вон на углу кафешка, с виду вполне приличная и не из дорогих! – сообщила я подружке. – Пойдем, посидим, покалякаем о делах наших скорбных.
И про себя добавила еще: «Заодно и покушаем». Неизбалованная Трошкина не имеет похвальной привычки к регулярному горячему питанию, а у меня усилиями папы-кулинара выработались рефлексы, как у собачки Павлова: аккурат к обеденному перерыву начинается обильное слюноотделение.
Мы прошли полквартала до заведения с уютным названием «Ладушки-оладушки» и уселись в пластмассовые креслица за шатким столом. Сверху, с затеняющего столик зонта, на нас хмуро смотрели физиономии футболистов. Я нашла, что Бэкхем очень похож на нашего Зяму, только у него волос на голове куда меньше, а вот серьга в ухе такая же. Смуглокожий Рональдинью напомнил мне Дениса: тот хоть и бледнолиц, но ревнив, как мавр венецианский. Хотя в сложившейся ситуации в роли Отелло должна была выступать я. Индия Кузнецова, мавр женского рода. Маврица, как сказал бы мастер словесного эквилибра и малярных дел Ван Ванич.
Мысли о предположительно неверном возлюбленном радости не доставляли, и, чтобы не портить себе аппетит, я уткнулась в меню.
– Как ты можешь есть? – вопросила Трошкина, без одобрения глядя на то, как я вдумчиво изучаю список дежурных блюд.
– Могу медленно, могу быстро, – с готовностью ответила я. – А что? Мы куда-то спешим?
– Нужно же что-то делать! – неуверенно сказала Алка и побарабанила ногтями по столу.
На звук прибежала официантка. Я сделала заказ, дождалась, пока она удалится, и в продолжение разговора назидательно сказала подруге:
– Надо не делать, надо думать! – я постучала кулачком по лбу.
– Что-нибудь еще? – притормозив, оглянулась на нас официантка.
Трошкина прыснула. Я покачала головой и проводила жалостливым взглядом девицу с таким скверным музыкальным слухом, который не позволяет уловить разницу между ударами по деревяшке и по высокому челу мыслящего существа.
– Так о чем будем думать? – спросила Алка.
И сама же ответила:
– Давай подумаем о Паулине Антоновне. Как ты полагаешь, она и впрямь считает своего Бронича вернейшим из супругов или же это притворство?
– Мне показалось, что мадам Савицкая была вполне искренна, – сказала я. – Кстати, нельзя исключать вероятность того, что шеф действительно приехал к Цибулькиной по каким-то своим делам.
– Настолько тайным, что для их осуществления нужно было вылезать из окна? – недоверчиво выгнула брови Трошкина. – Ой, сомневаюсь я… По-моему, у Бронича с этой Цибулькиной все-таки была любовная связь. Не зря ведь она сказала Зяме…
– С которым у нее тоже была любовная связь! – вставила я.
Алка поморщилась:
– Она сказала Зяме, будто Бронич – ее муж!
– Может, она просто голос не узнала? – возразила я. – Надо выяснить, был ли у нее какой-нибудь муж на самом деле.
– Позвони Зяме, расспроси милого брата о его экс-подруге, – желчно посоветовала Трошкина.
Я без возражений достала мобильник и позвонила братцу.
– Дюха, что за дела, мозги-то убежали! – обиженно пожаловался он.
Я было подумала, что Зяма иносказательно объявил себя сумасшедшим, и подивилась такой редкой объективности в самооценке, но братец добавил еще:
– Спрашивается, чего ради я надел пасхальные трусы с кроликом и побрызгался мужскими духами «Мечта монашенки»? Поберечь и полюбить мозговой центр не получилось. Наша подруга смылась из дома ни свет, ни заря!
– Пошла к заутрене! – хмыкнула я, покосившись на Трошкину.
Не подозревая, что стала предметом обсуждения, Алка рассеянно тянула через трубочку молочный коктейль.
– Зяма, снимай свои парадные кроличьи трусы и дуй сюда, мы ждем тебя в кафе на углу Зеленой и Передовиков Труда, – велела я беспутному братцу.
– Ты хочешь, чтобы я приехал без трусов? – живо заинтересовался он. – А зачем?
– В белье или без него, ты нам нужен как источник информации, – объяснила я. – Срочно!
– Побегу, как весенний ручей! – бодро прожурчал «источник» и отключился.
Дожидаясь его притока, я успела плотно отобедать. Алка же, у которой почему-то не было аппетита, даже коктейль свой не допила.
Зяма плюхнулся на стул, сцапал бокал, выхлебал половину моего сока, обмахнулся ладошкой, напоролся на мой возмущенный взгляд и сказал, оправдываясь:
– Извини, Дюха, я в печали!
– Еще раз так сделаешь, будешь не в печали, а в гипсе! – пригрозила я, отнимая у нахала свой напиток.
– Понял! – сказал братец и забрал стакан у Алки.
– А почему ты в печали, Зяма? – спросила безответная Трошкина.
Зяма закатил глаза и картинно схватился за голову:
– Потому что мне прислали…
– Повестку в милицию?! – дружно испугались мы с Алкой.
Довольный нашей реакцией, Зяма слегка улыбнулся, но тут же вновь изобразил страдание:
– Хуже! Не повестку к следователю, а приглашение на гей-парад! По электронке прислали. – Он поднял очи горе и с большим чувством вопросил то ли лазурные небеса, то ли футбольную парочку – Бэкхема с Рональдинью: – За что?! Чем я это заслужил? Я же никогда! Ни за что!
– А нечего было спрашивать на сайте эротоманов, где купить съедобные мужские трусы с ароматом ванили! – напомнила я.
– Так я же не для себя! – обиделся братец. – Я для Леночки!
– Леночка носила мужские трусы?!
– Носил я, – с достоинством ответил Зяма. – А она их дегустировала!
– Это не та Леночка, которую убили? – колко спросила уязвленная Трошкина.
Я понимала ее досаду. Как и я сама, Алка отродясь не едала чужого белья.
– Точно, та самая, – пригорюнился наш ловелас.
– С большими аппетитами была дамочка, что и говорить! – подытожила я. – Трусами питалась, любовников меняла, как перчатки!
– Галантерейщица! – ядовито прошипела Алка.
– Откуда ты знаешь? – Зяма посмотрел на нее с удивлением. – Леночка действительно в галантерейном магазине работала. Кружева продавала, ленточки всякие, бантики, тесемочки, лямочки…
Он плотоядно улыбнулся.
– Что еще вы, Казимир Борисович, знаете о своей покойной подруге? – строго, как следователь, спросила я, голосом особо выделив слово «покойной».
– Еще? Адрес знаю, телефоны, место работы – магазин «Белошвейка», а также массу интимных подробностей. Вас, вообще, что именно интересует?
– Паспортные данные, – коротко ответила Трошкина, не проявив видимого интереса к интимным секретам покойницы. – Муж у этой крали был?
– А был ли муж? – Зяма призадумался. – Хороший вопрос. Знаете, я им почему-то не задавался! Теперь понимаю, что это было упущение. Хм… Я не заметил в квартире явных примет постоянно проживающего мужчины, разве что безразмерный банный халат? Но он был нейтрального бежевого цвета, такой и мужчине и женщине подойдет.
– А тапки? – спросила я.
– А тапок в прихожей было, как в музее! На все ноги! – Зяма с беспокойством оглядел наши хмурые лица (мое, Алкино, Бэкхема и Рональдинью) и спросил: – Хотите сказать, нужно побольше узнать о Леночке, да? Так я это сделаю.
– Лучше поздно, чем никогда! – фыркнула Трошкина.
– Как ты это сделаешь, Зямка? – заволновалась я. – Тебе в тот дом лучше не соваться, там и без тебя сейчас есть желающие задавать вопросы! Не ровен час, столкнешься с настоящими сыщиками, вызовешь подозрения.
– А я в тот дом не пойду, я пойду в другой! – широко улыбнулся братец. – У Леночки была подруга Илиада Кристиди, она что-то говорила о ней, и я запомнил знойное имя. Думаю, не составит большого труда найти эту особу в картотеке адресного бюро. Я с ней познакомлюсь и между делом расспрошу о Леночке!
Он отодвинул стул и встал из-за стола. Бедняга Алка не сдержала тяжкого вздоха. Ей, как и мне, без объяснений было понятно, какого рода делом займется Зяма со своей новой знакомой.
– Держи нас в курсе дела, – сказала я подскочившему братцу.
Трошкина послала мне укоризненный взгляд.
– То есть сообщи, если что-то узнаешь, – поправилась я.
– Будет сделано! – Зяма козырнул и умчался прочь.
Алка злобно закусила трубочку, уткнулась в стакан и забурчала остатками молочного коктейля. Я не придумала, чем ее утешить. Затянувшуюся паузу очень кстати нарушил телефонный звонок. Я с готовностью прилепила трубку мобильника к уху и услышала звонкий голос Катерины:
– Инка, ты где? Живо двигай в контору! У нас отличные новости! – на этом коллега сочла возможным свернуть разговор.
– Едем в офис «МБС», там нас ждут отличные новости! – передала я информацию Алке.
– Отличные от чего? – ворчливо поинтересовалась она, но пускать нюни и пузыри перестала и полезла за кошельком, чтобы расплатиться по счету – и за себя, и за меня.
Я не испытывала по этому поводу особых угрызений совести. В конце концов, если бы у меня было собственное овечье ранчо в Австралии, я бы тоже не жадничала. Я ведь даже своего единственного братца по имени Козий Мир готова отдать подружке с руками, ногами и золотым руном шевелюры!
С другой стороны, зачем Алке такое сомнительное счастье – беспутный Зяма? При случае обязательно надо задать подружке этот вопрос.
11
Еще во время короткого телефонного разговора мне показалось, что в голосе Катерины звучит радость, но я не поверила своим ощущениям, ибо не видела никакого повода для веселья. Однако в офисе действительно царило радостное оживление. Оно было нездоровым, так как имело своей причиной трагическое событие.
– Инка, закатывай рукава! Срочно нужно обновить юбилейный фильм Семена Сергеича, царство ему небесное! – улыбаясь, объявила мне Катерина. – Мясокомбинат уже перечислил деньги за готовую работу, а за переделку заплатит чуть позже, но тоже весьма кругленькую сумму! Стасик, дай ему бог здоровья, раскрутил мясников на новый неслабый заказ! Фильм надо переделать – раз, некролог для прессы написать – два, цветные портреты в формате плаката напечатать – три, плюс еще кучу всякой церемониальной ерунды с траурной символикой наделать в большом количестве. Стасик, кормилец наш, на все накрутил сто процентов за срочность, так что мы вполне приличные деньги получим!
– Сроку на все нам дали два дня, некролог нужен уже завтра, траурные прибамбасы понадобятся к похоронам, а обновленное кино будут показывать на поминках, так что придется вам с Андрюшей поспешить, – скромно улыбнувшись, сказал мне Макаров.
Наш кормилец сидел на краешке Люсиного стола, игриво покачивая ножкой в новом белом башмаке.
– Отчего не поспешить? Поспешим, – согласилась я, светлея челом при мысли о грядущих гонорарах.
– Особенно если денежки получим! – добавил Андрюха, озвучив мою тайную мысль во всеуслышанье. – Говорите, мясокомбинат уже перечислил деньги? Значит, завтра они будут на счету в банке, и завтра же у нас день зарплаты…
Он с прозрачным намеком посмотрел на Катерину, ведающую, помимо прочего, бухгалтерскими делами нашей конторы.
– Без подписи Бронича я ни копейки дать не смогу! – быстро возразила она.
– А где шеф? – запоздало поинтересовался Макаров.
Взгляды присутствующих устремились на нас с Алкой. Народ не забыл, куда и с какой целью мы ушли поутру. Скрывать факт ареста Бронича от коллег больше не имело смысла, раз его супруга сама нам все рассказала.
– Мы узнали, что Бронич… – начала я.
Трошкина остановила меня взглядом и, явно опасаясь, что я сболтну лишнее, неторопливо и веско ответила сама:
– Мы были у Паулины Антоновны и от нее узнали, что Михаил Брониславич находится в милиции. Его подозревают в тяжком преступлении, в убийстве.
– Ой, мама… – простонала Люся, со стуком уронив на пол дырокол. – Так я и знала, что добром это не кончится!
– Что – это? – машинально спросил Стас.
– Позавчера шеф собирался в налоговую, так как выяснилось, что нам не учли льготу, и мы переплатили за прошлый год почти двенадцать тысяч, – хмуро объяснила Катерина. – Бронич ужасно сердился, бегал по офису и всех спрашивал, где взять напрокат гранатомет.
– Гранатомет? – бледнея, повторила Трошкина. – Я не слышала взрывов…
– Товарищи, дорогие, довольно фантазировать! – вскричала я. – Никакой стрельбы из гранатомета не было, до налоговиков шеф не дошел! Его подозревают в убийстве совершенно штатской гражданки, Цибулькиной Елены Яковлевны. Паулине Антоновне сказали в милиции, будто она была любовницей Бронича.
Алка посмотрела на меня с укором, и я прикусила язычок. Паулина Антоновна не называла нам имя убиенной гражданки, мы его по другим каналам узнали, а коллег и вовсе незачем было грузить лишней информацией.
– Любо-овница? – в веселом изумлении повторил Андрюха.
А Люся почему-то покраснела до слез:
– Да ладно вам! Какая у нашего шефа могла быть любовница?
Она обиделась так, словно наш шеф был ангелом во плоти, а я его бессовестно оговорила.
– Уж не знаю, какая она там была, – язвительно ответила я. – Я ее не видела!
Тут Трошкина вдруг щелкнула пальцами, как испанская танцовщица. Все сразу же посмотрели на нее, а она смутилась, спрятала руки за спину и невнятно пробормотала:
– Нет-нет, я так, ничего.
Я насторожилась. Этот победный щелчок пальцами был мне памятен еще по школьным годам, когда отличница Трошкина щелкала, как орешки, трудные задачки по математике. Алка, заметив, что я на нее таращусь, подмигнула мне и снова потупилась.