– Ка-та-стро-фа! – по слогам прошептал Стасик Макаров.
В отличие от Люси, он сделался бледен.
«А прикольно они с Люсиндой смотрятся рядом, да? – некстати оживился мой внутренний голос. – Физиономии у обоих вытянутые, только одна белая, а другая красная. Сел бы между ними кто-нибудь с синим лицом, получился бы настоящий триколор! Впрочем, те, у кого лица синие, как правило, лежат. Вот Елена Яковлевна Цибулькина, например».
– Цыц! – сказала я своему внутреннему треплу и требовательно посмотрела на Алку.
– А я что? Я молчу! – надулась она.
– А ты не молчи! Плохо тебе, голова закружилась – так и скажи: хочу, мол, срочно подышать свежим воздухом! – Я дернула подружку за руку и потащила в коридор, с преувеличенной заботой поддерживая ее за плечи и приговаривая: – Держись, Алка, не падай в обморок, погоди, сейчас тебе станет лучше!
Смекнув, что я выдумала повод для срочного секретного разговора за пределами офиса, Трошкина приволакивала ноги, запрокидывала голову и тяжко стонала. Мы так вошли в роли страдалицы и ее спасительницы, что перестали лицедействовать лишь на лестнице, и то только после того, как какая-то добросердечная тетушка из соседней конторы спросила, не вызвать ли «Скорую».
– Нет-нет, не надо «Скорую»! Я сама вылечусь! Я вообще-то вполне здоровая! – немедленно взбодрилась Алка, которая с детства панически боится уколов.
– Головокружение, да? Видно, день сегодня такой, крайне неблагоприятный по геофизическим факторам! – заумно посетовала сердобольная женщина.
– Точно, погода меняется, к вечеру грозу обещали, – поддакнула я, только чтобы она отстала.
– Гипертоникам сейчас особенно тяжко приходится, – сказала разговорчивая тетка. – Только час назад Веру Васильну прямо с поста увезли!
– Куда ее увезли? – машинально переспросила я, глянув через перила на первый этаж.
Стул, на которым обычно восседает наша строгая вахтерша, пустовал, стол перед ним тоже. На месте не было ни самой Веры Васильны, ни ее вечных баночек-скляночек с шестиразовым запасом домашних кормов на весь день.
В свете последних событий мне почему-то подумалось, что вахтершу, как и нашего Бронича, увезли в милицию. Мысль не была лишена логики, потому что второй такой мастерицы устраивать скандалы, как Вера Васильна, я лично не знаю. Представить ее матерно орущей в подъезде было легче легкого! Однако выяснилось, что вахтершу увезла не милицейская машина, а «неотложка». С гневливой бабой случился приступ прямо на рабочем месте.
– С таким здоровьем разве можно в охране работать? – с сочувствием сказала на это добрячка Трошкина. – На пенсию надо идти, цветочки в палисаднике выращивать!
Я согласно кивнула, но вовсе не из жалости к вахтерше. Что ни говори, а без злобной Веры Васильны на караульном посту жизнь в нашем офисном здании стала бы и легче, и веселее! А что до цветочков, то это еще неизвестно, как они будут у нее расти. Цветочки – создания нежные, они от ругани и злобных флюидов вянут на корню, а Вера Васильна наверняка будет бешено орать на подшефную ботву в своей манере: «Лютик, прохвост! Стой прямо, желтоглазый! А ну, живо развернул лепесточки и тычинки выпрямил, кому говорят!»
– Жалко, что вахтершу увезли, – пробормотала Алка, когда разговорчивая тетка удалилась в свой офис.
– Гуманистка ты, Трошкина! – съехидничала я.
– При чем тут гуманизм? Я жалею, что не смогу задать ей пару вопросов!
– Каких именно?
– Я еще не сформулировала, – честно призналась подруга. – Просто вдруг подумала: интересно, а кто же та женщина, которая наняла вахтершу шпионить за Броничем? Вера Васильна сказала тебе, что это была жена шефа, но ведь Паулина Антоновна горячо отстаивает версию о непокобелимости своего супруга. В таком случае, зачем бы ей за ним следить?
– И в самом деле! – пробормотала я, немного огорченная, что это здравое рассуждение выдала не я. – Кто же та женщина?
– Вахтерша ее видела и могла бы дать нам описание ее внешности, – добавила Алка с сожалением, причина которого была мне на сей раз вполне ясна.
Ну, Бронич! Не зря Вера Васильна обозвала его своим любимым ругательством – «прохвост»! И жена у него, и любовница, и еще какая-то ревнивая баба припуталась!
– Пойдем работать, – со вздохом сказала Трошкина. – Нам же еще некролог покойному директору написать.
Я с удовольствием отметила местоимение множественного числа «нам». Оно свидетельствовало о том, что Алка не растеряла горячего желания занять вакантную редакторскую должность в нашем беспокойном агентстве. Поскольку у меня трудового энтузиазма не было и в помине, я с радостью предоставила энергичной подружке почетное право единоличного написания печального текста. Алка созвонилась с мясокомбинатскими рекламщиками, которые уже утерли слезы и засучили рукава, организуя прощанье с экс-директором и пышную тризну, и получила от них обстоятельную биографическую справку. Фактически Трошкиной досталась пустяковая работа, она просто изменила в исходном тексте время глаголов. Вместо «является видным деятелем отечественной пищевой и перерабатывающей промышленности» писала «являлся», вместо «руководит» – «руководил», и так далее. Я увлекшейся труженице пера не мешала, одобрительно поглядывала на нее через плечо и влезла с комментарием только на финише, когда Алка принялась на тот же манер править последний абзац.
– Трошкина, предложение «Под его руководством коллектив предприятия уверенно ушел в светлое будущее» звучит как дурное пророчество! – предупредила я. – Ты же не хочешь накликать массовую гибель сотрудников комбината?
– И падеж всего скота! – хихикнула, оценив свой ляп, самокритичная Трошкина.
Она постучала карандашом по зубам, рассеянно глянула на часы и спросила:
– Как ты думаешь, не пора ли позвонить Зяме? Может, он уже справился с те… с делом?
Заподозрив, что мысли о моем брате Алке навеяло упоминание о скоте, я погрозила ей пальцем и сказала:
– Мешать Зяме звонками не будем. Если тебе так интересно, как он справляется с делами-телами, закругляйся с надгробной речью и поедем домой. Отдыхать после своих трудов неправедных Зяма наверняка прибудет в родные пенаты.
Трошкина скоренько закончила свой скорбный литературно-биографический труд, и я громогласно сообщила коллегам, что на сем прошу считать мой рабочий день законченным.
– Инна, ты куда собралась? – заволновался Макаров, увидев, что я уже иду с вещами на выход. – У тебя же еще съемка сегодня!
– Какая еще съемка, деспот? – неохотно притормозила я.
– Инок, позарез надо доснять разной фигни для переделки юбилейной хрени, – вполне доходчиво объяснил мне Андрюха. – Стасик уже звякнул Смеловскому, Макс возьмет оператора с камерой и заедет за тобой после семи.
– Почему так поздно? – нахмурилась я.
– Вообще-то можно и еще позднее, потому что среди прочего обязательно надо снять закат над Кубанью! Это ведь было последнее, чем любовался в своей жизни безвременно усопший Семен Сергеич! – драматично сказал Стас.
– Он вроде еще утром погиб? – напомнила Люся.
– Да, но на том самом месте, где вечером был бы закат! – путано объяснил Макаров. – А закат в прощальном фильме будет смотреться весьма символично!
– Закат над Кубанью! – я гневно фыркнула. – Хорошо, что не рассвет над Хуанхэ!
– А в чем проблема-то? – вмешалась в назревающую ссору миротворица Трошкина. – После семи Максик милым делом может заехать за Инной не в офис, а домой. Адрес он знает.
– Ладно, я ему перезвоню, можешь идти домой, – неохотно сдался тиран и деспот Макаров.
Оставшись победительницами, мы с Алкой с высоко задранными носами вышли из офиса и на троллейбусе покатили к нашему дому. В транспорте нам с подружкой активно строили глазки какие-то молодые люди, но мы, хоть и являлись на данный момент свободными девушками, на контакт не пошли. Хихикающие юноши с бегающими глазками нам не понравились, чтобы они отстали, я довольно громко произнесла вымышленное имя, подходящее им обоим:
– Привет Дебилов!
После этого обиженные юноши переключились на других барышень, таких несимпатичных, что мое нелестное мнение об умственных способностях игривых попутчиков окончательно закрепилось.
– Что делается! Народ толпами с ума сходит! – посетовала я. – От жары, наверное.
– Очевидно, сказываются неблагоприятные геофизические факторы! – глубокомысленно подтвердила Трошкина.
12
Телефон Илиады Кристиди с радостью дала Зяме продавщица галантерейного магазина, трудившаяся бок о бок с Леночкой Цибулькиной. Она, как оказалась, тоже была знакома с Илиадой – не с гомеровской, конечно. С еще большим удовольствием продавщица дала Зяме свой собственный телефончик, однако красавец дизайнер не планировал по нему звонить в ближайшем будущем. Когда-нибудь потом, может быть. Сейчас его интересовала только Илиада Кристиди.
Женщина с таким именем представлялась ему волоокой брюнеткой с густыми смоляными кудрями, телосложением Венеры Милосской и ее же, Венеры, темпераментом. Голос у Илиады и в самом деле был многообещающий: глубокое контральто с эротичной хрипотцой. Правда, согласие на безотлагательную встречу Илиада дала только после того, как Зяма поклялся, что его визит будет сугубо деловым. Это нисколько не расхолодило дизайнера-сердцееда, ибо он не был узколобым ортодоксом и чрезвычайно широко трактовал понятие дела.
Илиада Кристиди проживала в дорогущем новом доме, беломраморный фасад которого изобиловал псевдогреческими декоративными колоннами. Сочтя экстерьер жилища вполне подходящим для обитания в нем Венеры, Зяма удовлетворенно кивнул и прошествовал в лифт. Поднимаясь на шестой этаж, он держал перед собой букетик полевых цветов, прикупленных специально для прекрасной дамы. Цветы были скромные, как и полагается первому невинному подношению, но совершенно очаровательные. К тому же голубые незабудки великолепно гармонировали с цветом Зяминых глаз.
Обольстительно улыбаясь, гость придавил пальцем кнопку дверного звонка. Следом за короткой мелодичной трелью послышался грубый мужской голос:
– Кто там?
– К госпоже Кристиди, по делу! – сухо ответил мгновенно сориентировавшийся Зяма, спешно пряча компрометирующий букетик под просторную рубашку.
– Иля, кто это? – распахнув дверь, мрачно вопросил толстый черноусый дядька с носом, похожим на зрелый баклажан и глазами-сливами.
– Здравствуйте! – подчеркнуто вежливо сказал Зяма, непроизвольно подергиваясь. Незабудки щекотали ему живот. – Здесь проживает госпожа Кристиди?
– Я Кристиди! – сообщил черноусый толстяк.
– Но вы не госпожа, – учтиво улыбаясь, совершенно справедливо заметил Зяма. – Мне нужна Илиада Кристиди.
– Зачем тебе моя жена? – черноусый заметно напрягся.
– У меня к ней важное дело, – сообщил Зяма, спешно придумывая это самое дело.
– Иля, иди сюда! – голосом, не сулящим ничего хорошего, проревел Кристиди.
На зов из холла в просторную белую прихожую вышла низкорослая толстушка, при виде которой эстет Зяма окончательно лишился всякого амурного настроения. На Венеру Милосскую Илиада Кристиди была похожа гораздо меньше, чем на молодого, но безобразно растолстевшего гусара, с которым ее роднили длинные лохматые бакенбарды и юношеские усики над верхней губой. Незабываемым глубоким контральто с эротической хрипотцой гусар-девица сказала:
– Язон, не волнуйся! У нас сугубо деловой разговор, и ты можешь при нем присутствовать! – Она ободряюще улыбнулась гостю и добавила еще, обласкав супруга взглядом: – Язон очень меня ревнует.
– Прекрасно его понимаю! – солгал Зяма. – Такую женщину нужно беречь, как большое сокровище!
Весьма большое сокровище польщенно улыбнулось. Язон задумался. В образовавшуюся паузу гость уложил вводную фразу вдохновенного вранья:
– В галантерейном магазине мне сказали, что вы были лучшей подругой покойной Елены Цибулькиной.
– О! Бедная Леночка! – закручинилась Илиада. – С ней произошел ужасный несчастный случай, вы знаете?
– Увы! – кивнул Зяма. – Собственно, именно поэтому я и пришел к вам.
Черноусый Язон продолжал смотреть на него с сомнением, поэтому сказочник заторопился:
– Позвольте объясниться. Я дизайнер по интерьеру, довольно известный. По роду работы мне часто бывает необходим тот или иной текстильный декор, швейные принадлежности и аксессуары, ленты, шнуры, кисти, кружево, тесемки…
Он вовремя остановился и не сказал «бретельки».
– Елена Цибулькина помогала мне в подборе необходимых материалов. В частности, она должна была приготовить для меня большой набор галантерейных изделий, который я запросил некоторое время назад и должен был получить буквально на днях. К сожалению, госпожа Цибулькина скоропостижно скончалась, и теперь я не знаю, как мне получить мой заказ.
– А вы спросите девочек в магазине, – посоветовала Илиада.
Язон расслабленно вздохнул. По-видимому, галантерейная тема не казалась ему особенно безнравственной. Уловив это чутким ухом героя-любовника, побывавшего в самых разных передрягах, Зяма замедлил темп повествования и позволил себе жестикуляцию. Сокрушенно всплеснув руками (незабудки под рубашкой игриво заерзали), он с плаксивым смешком сказал:
– Ах, нет, в магазине об этом ничего не знают, госпожа Цибулькина консультировала меня частным образом.
Язон вновь заметно построжал. Слишком поздно сообразив, что частные консультации не внушают ревнивцу доверия, Зяма поспешил продолжить:
– Я полагаю, что необходимые мне галантерейные предметы так и лежат у госпожи Цибулькиной дома, но я не знаю, кто может иметь доступ в это помещение.
– Только не я! – выпалила Илиада, испуганно покосившись на своего грозного мужа.
– Но вы, наверное, знаете родных и близких своей подруги? – предположил Зяма. – Я буду бесконечно признателен вам, если вы скажете мне, кто эти люди и как я могу их найти.
Он закончил речь, молитвенно сложив ладони.
– Иля, скажи этому человеку, что он хочет, и пусть он идет с миром, – сумрачно пророкотал Язон.
Придерживая локтем под рубашкой шаловливый цветочный букетик, Зяма проворно вытянул из кармана записную книжку и под диктовку любезной госпожи Кристиди записал полдюжины имен.
– Значит, муж у Елены Яковлевны все-таки имелся, хоть и бывший! – вполне доброжелательно, не называя гражданку Цибулькину недобрыми словечками типа «фифа» или «цаца», комментировала принесенный Зямой список Алка.
Добытчика информации мы встретили как героя. Зяма талантливо изобразил в лицах свою встречу с Илиадой Кристиди, и Трошкина аплодировала ему стоя. Она всецело одобряла целомудренный – исключительно вербальный – стиль общения с посторонними дамами. К тому же Зяма подкупил ее галантным подношением – вручил слегка помятый букетик незабудок. Алка держала его в свободной от списка руке и то и дело шумно, с неприличным сладострастием, нюхала.
Меня больше занимал собственно список.
– А кто там еще, кроме мужа? – спросила я.
– Еще папа с мамой, сестра, соседка и домработница, – ответила Алка, сверившись с бумажкой.
– Если мы ищем человека, который рассказал бы нам побольше о Леночке, то сестру лучше исключить, – подал голос Зяма, тягающий с большого блюда горячие абрикосовые драники, гору которых папуля прикатил на сервировочном столике прямо в мою комнату. – Она живет в Америке, и телефонные переговоры с Сан-Франциско влетят нам в копеечку!
– Жадничаешь? – уколола его я, имея в виду, в первую очередь, драники.
– Не считаю разумным тратиться на покойную любовницу! – грубо отбрил Зяма. – Я, между прочим, еще не отказался от мысли прикупить скуттер!
– Конечно, близких родственников лучше не беспокоить! – взмахнув букетиком, как волшебной палочкой, примирительно сказала Трошкина. – Лезть с расспросами к родителям, потерявшим дочь, было бы бестактно и жестоко.
– А я что говорю! – Зяма кивнул и бросил в рот очередной драник.
– Остаются бывший муж, соседка и домработница, – подытожила я. – Предлагаю начать с мужа. Он наверняка знает о Цибулькиной больше, чем посторонние тетки!
– Муж будет необъективен! – воздев замасленный указательный палец, изрек Зяма. – Я мужей знаю, они чертовски косные типы, лишенные элементарного чувства справедливости! Вот увидите, экс-муж наговорит о Леночке кучу гадостей.
– Послушаем, – мечтательно молвила Трошкина.
По ее лицу было видно, что гадости о Леночке она не просто послушает, а еще попросит повторить на «бис» и получит от этого большое удовольствие.
– Мужа послушаем, насчет соседки еще подумаем, а вот домработницу предлагаю исключить сразу, – сказала я. – Макс сказал мне, что это она обнаружила труп. Значит, с ней работают менты. Ни к чему нам возникать в поле их зрения. Звони, Алка, господину Цибулькину и договаривайся о встрече.
– Почему я?! – нервно завибрировала Трошкина.
Незабудки задрожали, словно на ветру.
– Ну, не я же! – хмыкнул Зяма. – Нормальное разделение труда: я работаю с женщинами, а вы – с мужиками!
– А давай наоборот! – заинтересованно предложила Алка.
– Наоборот будет неэффективно! – возразил Зяма.
– Трошкина, не сачкуй! – строго сказала я. – Я бы сама с этим Цибулькиным поговорила, да времени нет, мне пора на съемку. Так что забирайте бумажку со списком и уметайтесь из моей комнаты, мне еще переодеться надо.
– Пошли, Алка, вести следственную работу! – Зяма, до отказа наполненный драниками, тяжело поднялся с моего дивана, зевнул и не без игривости спросил: – К тебе или ко мне?
– Мне все равно… – прошелестела смущенная Трошкина.