– Пошли, Алка, вести следственную работу! – Зяма, до отказа наполненный драниками, тяжело поднялся с моего дивана, зевнул и не без игривости спросил: – К тебе или ко мне?
– Мне все равно… – прошелестела смущенная Трошкина.
– Люблю сговорчивых! – насмешливо одобрил Зяма.
Алка побагровела, как спелый томат, и пулей вылетела за дверь.
В прихожей гулко хлопнула дверь.
– Значит, к ней! – констатировал прислушивающийся братец.
Он коварно улыбнулся и тоже покинул мою светлицу.
– Не забудьте позвонить мужу! – напутствовала его я.
Могла не стараться: бумажку с телефонными номерами «работнички» все равно взяли.
Оставшись в одиночестве, я быстро переоделась, экипировавшись соответственно времени и месту съемок. Поздно вечером у реки могло быть прохладно и уж точно будет сыро, в то же время нельзя было исключать вероятности того, что мне захочется искупаться. Поэтому я натянула джинсы и майку, а в сумку положила купальник и джемпер. Откатила в кухню столик с опустевшим блюдом, благодарственно чмокнула папулю и побежала во двор – дожидаться прибытия машины со съемочной группой.
Смеловский запаздывал, но я в ожидании его не скучала. У меня была компания: на лавочке вблизи детской песочницы кручинилась мамуля. Она вышла на вечернюю прогулку в надежде встретить свою музу, но, очевидно, разминулась с ней и была этим очень расстроена.
Мамуля у нас трудоголик. Едва закончив один роман, она тут же начинает писать следующий. Самодисциплина у нее железная, пальцы, закаленные годами упражнений на клавиатуре, крепче гвоздей, так что настучать пяток страничек в день для нашей писательницы не проблема, было бы о чем. К сожалению (или к счастью), созерцание нашего мирного двора сочинительницу ужастиков не вдохновляло.
От нечего делать мамуля развлекла себя беседой со мной. Поскольку в период творческого простоя она становится невыносимо вредной, беседа имела характер допроса, и темы мамуля выбирала самые что ни на есть больные. Сначала она спросила, как дела у меня на работе, и мне пришлось врать, что наше «МБС» процветает так, как не снилось Би-би-си, Си-эн-эн и ЦРУ, вместе взятым. Потом перешли на личное.
– Дюшенька, а куда подевались Денис с Барклаем? – спросила мамуля, быстро обежав глазами периметр двора и закончив осмотр в песочнице, которую капитан Кулебякин покинул лет тридцать тому назад, а его бассет и вовсе никогда не посещал.
– Они уехали в командировку, – соврала я, чтобы не огорчать родительницу пуще прежнего.
Мамуля очень страдает от того, что я в свои тридцать лет все еще хожу в девках. Внезапное желание Дениса отдохнуть у моря без меня мамочка наверняка расценит как отказ от намерения связаться со мной узами брака.
– В командировку – с собакой? – удивилась мамуля. – Не иначе, в горячую точку?
– В горячую, точно! – с болью в голосе подтвердила я. И про себя добавила еще: «Плюс сорок в тени!»
Неправильно определив причину моей скорби, мамуля сочувственно потрепала меня по руке и сказала:
– Ничего, Дюша. Денис вернется, и все будет хорошо.
– Он вернется, и будет хорошо, – согласилась я. И мысленно с большой враждебностью в адрес капитана Кулебякина добавила: «Но не всем!»
Однако желание родительницы утешить непутевую взрослую дочурку меня тронуло. Захотелось в порядке ответного жеста тоже сделать ей что-нибудь приятное. Подумав, что больше всего в данный момент мамулю порадует долгожданный прилив пугающих творческих фантазий, я оживленно сказала:
– Ма, надо бы тебе со мной поехать! Я со съемочной группой буду работать на месте трагической гибели одного человека. Представь: мрачные сумерки, в разрыве грозовых туч – багровый закат, печально шелестит ковыль и грозно рокочут мутные речные воды, в толщу которых накануне канул автомобиль с водителем!
– Звучит неплохо, – согласилась сочинительница ужастиков, всегда открытая для новых жутких впечатлений. – А когда мне можно будет совершить эту необычную и познавательную экскурсию?
– Прямо сейчас, – ответила я и встала с лавочки.
Во двор, приветственно сигналя клаксоном, въезжала машина с табличкой «Телевидение». Незнакомый водитель приветливо улыбнулся мне, и знакомый оператор Саша лениво помахал ручкой.
– Привет! – радостно сказал с заднего сиденья Смеловский.
Макс явно устроился на диванчике не просто так, а с дальним прицелом: надеялся со мной пообниматься. Он уже и губы вытянул трубочкой в расчете на поцелуй, но я пропустила вперед мамулю, и она села между нами. Целоваться с мамулей, которую он безмерно почитает и надеется однажды назвать тещей, Смеловский не дерзнул, ограничился лобызанием ручки. К сожалению, Максу не хватило ума и такта проявить сдержанность в речах, и он через голову мамули бросил мне настоящую информационную бомбу:
– Вот тебе новый факт по делу Цибулькиной: похоже, это все-таки убийство! Опростоволосился Савицкий, метнул в ванну любовнице свою собственную бритву! Эксперты нашли в механизме щетинки с бороды Бронича, а вот волосяного покрова убитой там не было вовсе!
– Вот, значит, почему его не выпустили! – пробормотала я.
– Дюша, о чем речь? – взволновалась мамуля. – Бронич – это разве не твой директор? Дюша! Ты же только что уверяла меня, что ваше агентство процветает!
– Да процветает оно, процветает! У нас работы полным-полно! – заверила я. И уже менее воодушевленно добавила: – У нас только денег нет, нам их без Бронича не дают.
– Ну, не в деньгах счастье! – провозгласил Макс, сообразивший, что свалял дурака.
Отвлекая внимание мамули, он затеял рассказывать смешные телевизионные байки, но я их не слушала. Я думала о гражданке Цибулькиной.
Я не была с ней знакома и потому не могла исключать вероятности того, что Елена Яковлевна была очень странной особой (или же крайне подверженной влиянию неблагоприятных геофизических факторов, что, в сущности, одно и то же!). По-моему, нормальная женщина не станет держать у себя в квартире бритву, принадлежащую совершенно постороннему мужику. Значит, Бронич был ей не чужой. В отцы он ей не годился – не настолько стар, в старшие братья тоже – отчество другое. Как ни крути, сам собой напрашивается вывод о наличии между Еленой Яковлевной и Михаилом Брониславичем любовной связи, причем довольно прочной: шеф наш вещами разбрасываться не любит, у случайной дамы обошелся бы одноразовым бритвенным станком.
Итак, Цибулькина была любовницей Бронича. При этом она не питала к нему пылкой страсти, раз одновременно со старым романом закрутила новый – с Зямой. Так, может, не только с Зямой, но и еще с кем-нибудь? Этот «кто-то» был бы неплохим кандидатом на роль убийцы!
И я сразу же придумала веский довод в пользу этой версии. Криминалисты установили, что на ручке двери ванной комнаты, в которой находилась убитая Цибулькина, обнаружены следы самой Елены Яковлевны, а поверх них – только «пальчики» домработницы, которая и нашла труп. Значит, убийца не прикасался к дверной ручке. Как же тогда он подбросил в воду электробритву? Может, дверь была открыта? Но нормальная женщина, принимая ванну, оставила бы дверь нараспашку только в двух случаях: если она была в квартире одна – это раз, или если в доме был человек, присутствие которого стеснения не вызывало. Близкий человек, мужчина, любовник!
– Это два! – сказала я.
– Дорогая, ты, никак, ворон считаешь? – обиженно спросил Макс, поняв, что я не слушаю его россказни.
– Макс, отстань от Инки! – неожиданно заступился за меня оператор. – Не донимай ее своей болтовней! Человеку нужно морально подготовиться к работе! Мне, кстати, тоже!
Смеловский надулся и умолк. В полной тишине Саша блаженно вздохнул, повозился в кресле, устраиваясь поудобнее, и начал готовиться к предстоящей работе по собственной оригинальной методе – в расслабленном состоянии, быстро переходящем в крепкий здоровый сон. Когда мы приехали на место съемки, он уже размеренно похрапывал.
Машина остановилась на высоком речном берегу, на хорошо укатанной площадке, вокруг которой там и сям валялись пустые бутылки, жестянки, пластиковые стаканчики, разорванные упаковки от презервативов и прочий тематический мусор, характерный для излюбленного (во всех смыслах) места отдыха горожан. Впрочем, если не смотреть под ноги и по сторонам, вид с обрыва открывался очень живописный.
Под ноги, однако, все-таки надо было поглядывать. Это подтвердил печальный опыт Макса, который запнулся о торчащий из земли камень и разбил большой палец на ноге. После этого его амурное настроение превратилось в смурное, о чем я лично нисколько не сожалела. Мне было не до флирта, я работала: руководила Сашей, который включил камеру и исправно набирал видеоматериал для переделки юбилейного фильма в траурный. Водитель Дима активно нам помогал. Из шоферской солидарности он близко к сердцу принял трагедию, приключившуюся с другим автолюбителем.
– Вот отсюда он в воду ушел, точно, больше неоткуда! – авторитетно заявил он, изучив местность. – Площадка-то просторная, но этот мужик остановился на самом краю, чтобы любоваться закатом, не выходя из машины. А тут, глядите, небольшой уклончик имеется. Если тормоза хорошие, то, конечно, ничего страшного, а вот если колодки стертые, то все, хана!
– У Хвостова был новый автомобиль, импортный, хваленая «япошка»! – возразила я. – Какие стертые колодки, ты что?
– Тогда, значит, постоял-то он нормально, а вот потом, когда завелся и тронулся, тупо перепутал скорости! – Дима изменил версию с учетом нового факта. – Включил вместо задней переднюю и ка-ак рванул с обрыва вниз! Все, хана!
С этим никто спорить не стал. Что Хвостову пришла хана, факт доказанный.
– Народ, разойдитесь, не группируйтесь на обрыве! – сердито попросил Саша. – Вы то и дело в кадр лезете, а я должен снять дикую и безлюдную местность! Ты же, Инка, сама сказала: нужны картины живой и мертвой природы!
Мы удалились в тыл, но стоять там, созерцая задний бампер автомобиля, спину оператора и окрестный бардак, было совсем неинтересно.
– Дюша, давай немного прогуляемся! – предложила мамуля. – Пусть молодые люди немного поработают сами, а мы отдохнем. Почему бы нам с тобой не спуститься к реке? Кажется, где-то поблизости есть лестница.
– Откуда ты знаешь? Ты разве здесь уже бывала? – удивилась я.
– Да, как-то мы с Борей уже любовались тут закатом, – порозовев щеками, ответила мамуля и почему-то оглянулась на ближайшую кучку неприличного мусора.
– Романтики! – ехидно заметила я.
Недевичья память мамулю не подвела, лестница и впрямь нашлась недалеко, прямо под опорой моста. Она вилась между четырьмя колоннами, похожими на непомерно длинные слоновьи ноги – я сразу же вспомнила сюрреалистического хоботного с картины Пикассо и поделилась своим наблюдением с мамулей. Она позавидовала моей красивой ассоциации и, чтобы перещеголять меня, добавила, что лестница, в таком случае, похожа на витую ленту серпантина, свисающего со слоновьего брюха.
– Что это за слон такой, в серпантине на талии? – удивилась я.
– Обыкновенный, новогодний! – легко ответила фантазерка.
Как будто в Новый год слонов украшают, как елки!
Мы пустились в долгий путь по бесконечно кружащей лестнице, и тема странных животных неожиданно получила продолжение. Где-то на середине спуска мне почудилось, будто совсем рядом кто-то тоскливо воет.
– Кто это? – испугалась я.
– Где? – спросила мамуля.
– Тоже хороший вопрос!
Мы еще не ступили на землю, висели, можно сказать, в воздухе, и рядом с нами были только гладкие слоновьи ноги. Так кто же это воет и где он прячется?
Я остановилась, крепко держась рукой за перила и внимательно сканируя взглядом окружающий сумрак. Под мостом и днем-то, наверное, было темновато, а сейчас уже наступил вечер. Очередное природное шоу – закат – подходило к своему завершению, вдобавок небо, оставшееся без дневного светила, густо затянули мрачнейшие грозовые тучи. Я немного некстати порадовалась, что наш оператор отснимет именно такой зловещий пейзаж, какой нужен для финала посмертного фильма.
– У-у-у! – дико взвыло вдруг совсем рядом.
– Мамочка! – вскрикнула я.
– А? Что? – мечтательно улыбающаяся мамуля обернулась ко мне и с глубокой убежденностью сказала: – Ах, Дюша, как хорошо!
– Что писателю хорошо, то читателю смерть! – проворчала я в ответ. – Ма! Если ты уже прониклась вожделенным духом кошмара, пойдем отсюда, а? Мне тут не нравится! Слышишь, кто-то воет?
– Воет? – мамуля прислушалась. – Нет, не слышу!
Пугавшие меня завывания и в самом деле исчезли, словно их и не было.
– Что-то ты нервная очень стала, детка! – пожалела меня мамуля. – Тебе надо срочно укрепить психику. Мой тебе совет: выходи-ка замуж за Дениса!
– Полагаешь, что замужество укрепляет женскую психику? – усомнилась я.
Мамуля глубоко кивнула, но я не прониклась ее убежденностью. Какой у нее опыт по части замужеств? Всего-то один раз в брак вступила и вытянула счастливый билет – папулю.
– С таким мужем, как наш папуля, и я стала бы спокойной, как индийский йог! – позавидовала я. – Впрочем, о чем это я? Не хочу я покоя! Я люблю приключения! А за Дениса не пойду. Он, конечно, славный, но такой зануда!
– У-у?! – негодующе взвыла темнота.
– Слышишь?! – снова испугалась я.
– Слышу, слышу! – небрежно отмахнулась мамуля. – Это ветер, Дюша, просто ветер.
Родительнице явно хотелось поговорить по душам, и она не приветствовала смену темы.
– Что значит – Денис зануда? – с интересом спросила она.
– Он слишком правильный!
– Конечно, правильный! Он же милиционер!
– И всегда поступает только так, как нужно! – вздохнула я. – Ни ошибок, ни сомнений, ни веселых глупостей от него не дождешься! У него даже внешний вид такой, знаешь: образцово-показательный! Брючки отутюжены, рубашечка свеженькая, туфли начищены, волосы аккуратно подстрижены, лицо гладко выбрито…
– А тебе кто нужен? Кинг-Конг в бусах? – мамуля хмыкнула.
– Ты смеешься! – я обиделась и замолчала.
В тишине (завывающий ветер тоже замолчал, словно задумался) мы еще немного постояли между небом и землей, а потом мамуля звонко прихлопнула комара на плече и сказала:
– Пойдем в машину, наверное, ребята уже закончили со съемкой.
Когда мы вернулись на площадку, в небе уже погромыхивало, и по мосту мы ехали под дробный стук дождевых капель.
– Ну, чего ты воешь? – довольно похохатывал старый викинг, намазывая малиновые плечи приемыша густой простоквашей. – Здоровый парень, а ноешь, как девка! Терпи, казак, атаманом будешь!
Парень, действительно, был здоровый, рослый. Тела у него было много, и площадей, пострадавших от активного солнца, на нем тоже имелось немало. Старик милосердия был добросовестен, и лечебная кисломолочная процедура затянулась минут на десять. К концу простоквашной церемонии пациент уже не выл, он сделался тих и задумчив.
– Что, Дениска, ты не весел? Что ты голову повесил? – Петрович, забывшись, по-товарищески шлепнул приемыша по плечу, и тот взвыл благим матом.
– Слышь, Петрович? Уходить мне от тебя надо, – прооравшись, сказал Денис.
Старик молча пожал плечами: мол, надо так надо. В душу к парню он не лез, с расспросами не приставал. Мало ли, какие секреты у человека! Долгая и трудная жизнь научила старого викинга уважать чужие тайны. Про себя он уже решил, что спасенный им крепкий молчаливый парень не то спортсмен, не то бандит из молодых-начинающих. Вон, кулачищи какие, и тело крепкое, тренированное! Что ж, у каждого своя дорога, пусть идет себе с богом…
Догадываясь о мыслях старика, капитан Кулебякин не признался ему в своей принадлежности к охранникам правопорядка. Он тоже не первый день жил на свете и догадывался, что бандит у бомжа еще вызовет симпатию, а вот мент – вряд ли. Потому и не послал до сих пор старика с весточкой ни к друзьям, ни в родное управление.
– Одежонку бы мне какую-нибудь раздобыть! – сказал Денис.
– Одежонку раздобудем, – кивнул Петрович.
Он с сомнением посмотрел на своего пациента и спросил:
– Может, побудешь еще? Куда ты пойдешь, такой битый-мытый?
– Пойду собаку искать, – глядя в бетонную стену недобро суженными глазами, твердо сказал Денис.
«Ох, не завидую я той собаке!» – подумал Петрович, ошибочно решив, будто собакой предполагаемый бандит назвал своего врага.
Гроза прошла так же быстро, как и началась. Среди ночи старый викинг ушел в поход и вернулся уже утром, с комплектом одежды для Дениса.
– Майка, гляди, прям, как паспорт: красная, с гербом и надписью «СССР»! – сказал он, хвастаясь своей добычей. – Портки, может, чуток коротковаты тебе будут, но сейчас лето, все парни в таких ходят, как подстреленные.
Он оборвал со слегка влажных штанов незамеченную им ранее бельевую прищепку и перебросил одежки Денису.
– Да уж, образцово-показательный внешний вид! – фыркнул тот, нарядившись в обновы.
– Красавчик! – совершенно искренне похвалил Петрович.
13
Смущенная Зяминой внезапной игривостью, Трошкина выскочила из квартиры Кузнецовых, влетела в лифт, машинально нажала кнопку с цифрой «1», приехала на первый этаж, выбежала из подъезда и помчалась не разбирая дороги через двор. Куда и зачем она спешит, Алка даже не думала, она просто спасалась бегством. Будучи девушкой умной, Трошкина прекрасно понимала, что роковой красавец над ней насмехается. Впрочем, подсознательно она чувствовала, что Зямин к ней интерес может оказаться нешуточным, поэтому на ходу дискутировала сама с собой.
– Я, скажем прямо, не красотка с журнальной обложки, а Зяму хоть сейчас снимай для разворота «Плейбоя»! – бормотала Алка. – Я – серенький воробышек, а он: Он.