Старший сержант со значительным усилием вытащил оружие из тела, стараясь при этом, чтобы резко побежавшая кровь не испачкала его башмаки, вытер лезвие о свою штанину и посмотрел на булатный клинок. Хороший клинок. Жалко, что без ножен. Чтобы не потерять нож, Родион завернул лезвие в носовой платок и, дополнительно, в письмо из дома и примотал скотчем к металлическим ножнам своего «НРС-2»[7]. Жестко сомкнув губы, дал себе мысленное обещание, что догонит бандитов и постарается найти человека, у которого будут висеть на поясе пустые ножны…
* * *Отделение сразу поднялось по тревоге. Кто-то даже и пострелять успел еще до того, как скрылись бандиты. Причем стрельба была явно осознанной. Не просто во всех и все, кто и что движется или ползает, а конкретно по бандитам. Но бандиты торопливо скрылись, оставив перед проходом три тела. Застревать под обстрелом или под обстрелом атаковать они не намеревались. Тем более оружия им, кажется, на всех не хватало.
Родион Семисилов тут же организовал обстрел ущелья, но включать тактические фонари запретил, потому что бандиты в этой ситуации получат возможность стрелять в сами фонари и, соответственно, в людей, к чьему оружию фонари прикреплены. Обстрел велся до поворота ущелья. К сожалению, ветер нагнал новые тяжелые тучи и подступила густая темнота. В ней уже с пяти шагов не различишь, в кого стреляешь. И попасть в бандитов было трудно. Так и не узнав результатов обстрела, Семисилов отдал распоряжение об охране оставшихся пленников, выделив на это половину отделения, запретил всем ложиться спать, а сам с остатками отделения и со своей первоначальной группой выступил в погоню.
Положение командира, когда старший сержант возглавил погоню за эмиром Бабаджаном Ашуровичем Дагировым, было сложным. Основной неприятностью сам он считал ту, что не имеет связи с командиром взвода Самоцветовым и не знает, где старший лейтенант находится. Это накладывало значительные ограничения на группу преследования.
Эмир уходил вверх по ущелью. То есть спешил туда, где в настоящее время находился старший лейтенант Самоцветов. Но где именно находился Самоцветов с солдатами, было неизвестно. То, что эмир Дагиров со своими бандитами мог выйти прямо на группу старшего лейтенанта, Семисилова не сильно волновало. И сам старший лейтенант, и солдаты при нем люди обстрелянные и опытные, и они быстро с небольшой бандой покончат. Тем более что все сваны ранены и не могут считаться и быть полноценными бойцами. За группу командира взвода в этом плане старший сержант не беспокоился. Но вот сам он должен идти в преследование в этой темноте, не используя желательно тактические фонари, и если будет стрелять наугад, то вполне может обстрелять и группу старшего лейтенанта.
Родион снова подумал о фонарях. Может быть, стоит их все-таки включить? Обычно в боевой обстановке фонари используют тогда, когда имеют значительное численное преимущество и точно знают, где сконцентрирована банда. Тогда все включают фонари одновременно и начинают стрельбу на уничтожение, сразу по лучу, как по целеуказателю. Семисилов с удовольствием бы применил этот метод. Тем более что дальность луча тактического фонаря вполне позволяет это сделать. Но он, во-первых, не имел подавляющего преимущества в количестве стволов – вместе с самим Семисиловым группа преследования состояла из девяти человек, тогда как бандитов вместе с эмиром было восемь человек. Во-вторых, старший сержант не знает, где сконцентрированы бандиты. Они могут вообще разойтись по разным сторонам ущелья. И лучи фонарей сразу не смогут никого «выцепить». Но бандиты в этом случае вполне могут ответить очередями на лучи фонарей. А это означает потери.
Обдумав все это, Семисилов решил идти без фонарей и стрелять только тогда, когда цель будет отчетливо видна, и целью этой точно будет бандит. Решил и тут же сообщил свое решение солдатам. Авторитет Родиона был почти таким же, как авторитет самого командира взвода. И его приказы во взводе выполнялись с той же точностью.
Группа отправилась в погоню…
* * *Бабаджан Ашурович знал, куда он идет. По этому ущелью он мог бы передвигаться с завязанными глазами и днем, и потому темнота его не слишком смущала. Его моджахеды тоже, казалось, родились в этом ущелье. Удивляли сваны. Они видели ночью, как кошки, и шли не спотыкаясь, поддерживая темп. Не отставал даже тот, что был ранен в икроножную мышцу. Видимо, только один шприц-тюбик пармедола сумел помочь ему не чувствовать боли. Конечно, может и один-единственный шприц-тюбик стать чудодейственным средством, особенно, если человек всю жизнь провел высоко в горах, на свежем воздухе, и никогда наркотиками не баловался. Говорили, что на наркоманов пармедол как средство утоления боли действовал по-разному. Кому-то немного помогал, но большинство вообще не ощущало его присутствия в организме. Это те, кто имел привычку к более тяжелым наркотикам. Эмир Дагиров у себя в джамаате наркоманов не держал. Они народ ненадежный. Он не только «травку» не разрешал курить, а вообще не разрешал курить. Курящий человек себя часто одним запахом выдает.
А вот сваны, кроме раненного в икру, курили. И, едва ущелье повернуло, их уже не смогли обстреливать, они сразу все затянулись сигаретами. Бабаджан Ашурович на них даже не прикрикнул. Они не его подчиненные. Они не входят в его джамаат, более того, даже не являются его единоверцами, следовательно, в какой-то степени являются его врагами, как и все христиане. Они, если быть более точным, просто партнеры по бизнесу. А партнеры по бизнесу могут быть кем угодно. Та же Саудовская Аравия, где ваххабизм является государственной религией, ведет деловые отношения и с США, и с Израилем. Это знают все, и никто же Саудовскую Аравию не осуждает. А кто вообще может запретить Дагирову вести деловые отношения с христианами? У него время от времени возникают деловые отношения даже с представителями федеральных силовых структур. Бизнес есть бизнес, и зарабатывать людям запретить нельзя.
После поворота ущелья путь уже пошел по ровному месту, и потому пошли быстрее. Так добрались до следующего поворота, за которым располагался палаточный лагерь джамаата, на данный момент брошенный. Может быть, брошенный навсегда, но это зависело от многих обстоятельств. Моджахеды сразу двинулись к своим палаткам, чтобы забрать что-то из личных вещей, потому что сюда они уже едва ли вернутся. Бабаджан Ашурович забирать ничего не собирался, кроме санитарной сумки и кое-каких документов. И тоже сразу свернул к своей маленькой палатке. Заодно испытал тактический фонарь, прикрепленный к ствольной коробке его трофейного автомата, и нашел фонарь очень удобным. Особенно понравилось выведенное под пальцы правой руки внешнее управление, с которым эмир быстро разобрался. Дистанция луча, цвет света, различные фильтры – все управлялось с одного пульта одним нажатием кнопки большим пальцем. И даже существовала подсветка самих кнопок, включаемая сбоку. Сразу появилась мысль оснастить все автоматы своего джамаата такими же фонарями. Говорят, купить их можно в любом охотничьем магазине.
Санитарную сумку он нашел сразу, а вот документов в палатке не оказалось, как не оказалось и карт. Но, что больше всего было неприятно эмиру, не оказалось той самой главной карты, где указывалось место щели, через которую следовало уходить в Грузию. Хотя это, может быть, даже к лучшему. Эта карта и не особенно нужна. С ним были сваны, которые часто пользовались проходом и прекрасно знали его местонахождение. Они найдут и проведут. Да и сам Бабаджан Ашурович уже четырежды ходил этим путем. Дважды туда и обратно. Примерно помнит, где находится вход. При необходимости всегда найдет и без сванов. Тем не менее…
Но вопрос эмира все же интересовал – куда могли деться карты? Кто мог их взять? Скорее всего, тот старший лейтенант спецназа, командир взвода, что планировал гнаться за сванами, которые увели рабов, не просто прошел мимо палаток, но и заглянул в них, несмотря на то что торопился. Чем это могло грозить? Если старший лейтенант просмотрел карты, он наверняка обнаружил карту с маршрутом. Бабаджан Ашурович посылал в село к сванам Рустама и рисовал для него на карте маршрут. Наверное, командир взвода спецназа увидел разметку маршрута. Но тогда это значило, что он ушел в Грузию. А рядом с селом пограничная застава. Пограничники просто перебьют боевых роботов. Они сами обучены, как роботы, и обучали их американские специалисты. Одно это внушало эмиру Дагирову уважение к грузинским пограничникам.
Но такая ситуация была Бабаджану Ашуровичу только на руку. Это значило, что ему уже, скорее всего, не стоит опасаться встречи с группой старшего лейтенанта. Забравшись в сопредельную страну, командир взвода спецназа уже поставил себя вне закона. Переход границы, да еще с оружием в руках! Это серьезное преступление по всем международным законам. Это, по сути, маленькая война, поскольку взвод спецназа ГРУ представляет даже не полицию, а регулярную российскую армию. Спецназ всегда себе много позволяет. Психология боевого робота порождает ощущение всесилия и надзаконности. На этом спецназ и должен погореть. И погорит обязательно. Бабаджан Ашурович слепо верил в свою звезду. Всю жизнь, в самых сложных обстоятельствах, что-то или кто-то свыше помогал ему. Главное, верить в эту помощь. Аллаху виднее, как должна разрешиться та или иная ситуация, и он знает, кто нужен ему, чтобы нести истинную мусульманскую веру. Бабаджан Ашурович всегда получал помощь. В самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. События сегодняшнего дня тому пример. Он ни на секунду не усомнился, что будет спасен, несмотря на ранение. И пусть получил второе ранение, но все же спасся, когда его охраняли боевые роботы. Они и сейчас преследуют его. Они могли бы быть и впереди, и тогда пришлось бы прорываться через их строй, если бы не удалось спрятаться и пропустить их мимо себя. Но Аллах, видимо, специально послал боевым роботам карту с участком грузинской территории. «Волкодавы» имеют привычку преследовать добычу до конца, чтобы запустить свои зубы в горло противнику. Вот и ушел старший лейтенант… Как его фамилия… Красивая какая-то… Самоцветов кажется? Да, старший лейтенант Самоцветов. Он ушел в Грузию, как настоящий «волкодав», не желающий упустить добычу несмотря ни на что. И там сложил, хочется надеяться, голову. Эмир верил в это. А если он верил, так и должно случиться.
Но такая ситуация была Бабаджану Ашуровичу только на руку. Это значило, что ему уже, скорее всего, не стоит опасаться встречи с группой старшего лейтенанта. Забравшись в сопредельную страну, командир взвода спецназа уже поставил себя вне закона. Переход границы, да еще с оружием в руках! Это серьезное преступление по всем международным законам. Это, по сути, маленькая война, поскольку взвод спецназа ГРУ представляет даже не полицию, а регулярную российскую армию. Спецназ всегда себе много позволяет. Психология боевого робота порождает ощущение всесилия и надзаконности. На этом спецназ и должен погореть. И погорит обязательно. Бабаджан Ашурович слепо верил в свою звезду. Всю жизнь, в самых сложных обстоятельствах, что-то или кто-то свыше помогал ему. Главное, верить в эту помощь. Аллаху виднее, как должна разрешиться та или иная ситуация, и он знает, кто нужен ему, чтобы нести истинную мусульманскую веру. Бабаджан Ашурович всегда получал помощь. В самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. События сегодняшнего дня тому пример. Он ни на секунду не усомнился, что будет спасен, несмотря на ранение. И пусть получил второе ранение, но все же спасся, когда его охраняли боевые роботы. Они и сейчас преследуют его. Они могли бы быть и впереди, и тогда пришлось бы прорываться через их строй, если бы не удалось спрятаться и пропустить их мимо себя. Но Аллах, видимо, специально послал боевым роботам карту с участком грузинской территории. «Волкодавы» имеют привычку преследовать добычу до конца, чтобы запустить свои зубы в горло противнику. Вот и ушел старший лейтенант… Как его фамилия… Красивая какая-то… Самоцветов кажется? Да, старший лейтенант Самоцветов. Он ушел в Грузию, как настоящий «волкодав», не желающий упустить добычу несмотря ни на что. И там сложил, хочется надеяться, голову. Эмир верил в это. А если он верил, так и должно случиться.
Долго задерживаться на своей базе эмир не желал. Моджахеды его уже были готовы к выступлению. Сам он только нашел в своей медицинской сумке упаковку из двенадцати шприц-тюбиков пармедола, забросил за плечо сумку и сразу сделал себе укол. Всего один, чтобы голову не затуманивало. Но и одного укола хватило, чтобы он чувствовал себя лучше. Хотелось, конечно, и второй укол сделать. Бабаджан Ашурович хорошо помнил, какими легкими были его ноги после двух уколов, как не чувствовал он ни боли, ни усталости во время бегства от боевых роботов. Но он сдержал себя, понимая, что его желание гибели в Грузии старшему лейтенанту Самоцветову – есть только его желание. Но Аллах всегда может посмотреть на ситуацию иначе. Кого Аллах любит, тому он и посылает испытания, чтобы проверить, насколько этот человек достоин любви Всевышнего. Уже одно то, что Бабаджан Ашурович оказался здесь, в горах, говорило о том, что Аллах его любит. Но он может послать ему новое испытание. И выведет группу спецназа из сложного положения в Грузии, чтобы испытать новыми трудностями эмира Дагирова. И на случай такой встречи следует иметь ясный ум. А после двух уколов, как помнил эмир, в голове, как и в ногах, появляется легкость. Такая легкость, словно там пустота. А при встрече с боевыми роботами требуется думать. Только думающий человек может их победить. Бабаджан Ашурович всегда относил себя к думающим людям. Более того, он всегда считал себя человеком умным, способным принять единственно правильное решение, и принять его вовремя. Есть много умных людей, которые в состоянии просчитать каждую ситуацию и найти верное решение, но сидя где-то в кресле. Такие люди пишут книги и учебники. У них ум теоретического склада. А вот в острой боевой обстановке принимать решения – это не для них. А эмир Дагиров всегда принимает своевременные решения в боевой обстановке. Ум его практического склада. Но второй укол пармедола не позволит быстро мыслить. От него в голове туман и мысли становятся легкими, а это может означать смерть. Умереть с легкими мыслями в голове все равно – умереть. И никакой разницы нет, как ты примешь смерть, легко или в мучениях. Хотя, конечно, каждый человек хочет легкой смерти, а еще больше хочет жизни, причем любой, легкой или тяжелой, но только жизни. Вопрос лишь в том, хочет ли этого для тебя Аллах?..
* * *Тучи пригнало, кажется, совсем не вовремя. Хотя это как посмотреть на вещи. Может быть, тучи и темень непроглядная – это и хорошо, может быть, как раз вовремя. Тучи затрудняют группе спецназа путь, но они же принесенной темнотой и скрывают преследователей. Конечно, теперь эмир Дагиров будет осторожнее. Теперь он догадается, что преследователи идут за ним по пятам и горят желанием… забрать у него ножны от булатного ножа. У него или у кого-то из его людей. Это не важно. Важно догнать. И, чтобы забрать ножны, необходимо бандита убить. И еще важно, чтобы другие бандиты не помешали. Значит, следует и их убить. Тогда они уже никогда больше не перейдут границу и не украдут ни одного человека. А когда бандиты не видят преследователей, они не могут отстреливаться. Разница в том, чтобы идти на свету, не спотыкаясь, но под пулями, прячась за камни и перебегая от укрытия к укрытию, или же идти в темноте, выбирая путь только в пределах метра перед собой, все же наверное есть, и она не в пользу первого варианта. Конечно, в темноте есть риск споткнуться, разбить коленку или локоть. Но в этом случае встанешь и пойдешь дальше. А после попадания пули, когда светло и не спотыкаешься, можешь упасть и не встать.
Семисилов захватил с собой трофейный автомат. Но не для стрельбы по противнику. Для этого ему своего «девяносто первого» с лихвой хватало. Эмиру Дагирову и без того понятно, что за ним будет погоня. А вот дать знать об опасности старшему лейтенанту Самоцветову было необходимо. Для этого приходилось время от времени стрелять по скалам. «Девяносто первый» автомат для роли сигнального оружия подходил мало, хотя и с него можно было бы свинтить глушитель и давать порой громкую предупредительную очередь. Ее за счет более мощного калибра будет даже лучше слышно, чем очередь из «калаша». Но патронов в автоматах оставалось не так и много. Патроны закладываются в «разгрузку» не россыпью, а магазинами. Если у «калаша» магазин вмещает тридцать патронов, то у «девяносто первого» всего двадцать. Уходя в рейд с «калашом», спецназовец берет с собой обычно семь магазинов. Шесть в «разгрузке», по три с каждой стороны, один в автомате[8]. Это значит, боец располагает двести десятью патронами. Если спецназовец уходит в рейд с «девяносто первым» автоматом, то «разгрузка» помещает те же самые шесть магазинов и один магазин в автомате. В итоге получается, что патронов у бойца всего сто сорок штук. А такое количество расходуется незаметно. Даже при сверхкоротких очередях в два патрона. Из этих соображений Родион и взял с собой в виде сигнального оружия трофейный автомат, который не жалко будет выбросить на обратном пути, предварительно вытащив из него затвор. Без него автомат стрелять не будет…
Глава одиннадцатая
– Товарищ старший лейтенант… – веснушчатый «краповый» солдат догнал Самоцветова уже около костра. – Я поговорил с освобожденными…
Веснушчатый выглядел мрачно и ничего хорошего, кажется, сообщить не имел.
– И что? Рассказывай…
– Странным мне все это кажется. Их, судя по описанию, взяли на той самой скале. Точно так же капитан сам их туда посадил, сам расставил по местам, а потом, когда отряд ушел, откуда-то выскочили шестеро бандитов, и сразу стволы в затылок. А потом к сванам и – в Грузию. А там на заставу, строить что-то. По шестнадцать часов в день. Кормили, только чтобы не умерли. Они там что-то должны были до зимы закончить, до снега. Не успели. Тогда им сказали, что скоро помощников пригонят. Зима нынче такая. Без снега… Можно еще работать.
– Интересная история. Подозрительная… – оценил рассказанное Самоцветов.
– Наш капитан, есть подозрение… – начал было веснушчатый, но старший лейтенант положил ему на руку свою руку.
– Не будем никого судить, пока ничего не известно. Нужно разбираться.
Идущий перед старшим лейтенантом офицер грузинских погранвойск глянул на веснушчатого через плечо. Видимо, слушал рассказ «крапового» солдата. Самоцветов ткнул пограничника глушителем автомата в позвоночник. Сильно ткнул, намеренно желая боль причинить, намекая таким образом на необходимость ответить.
– Что скажешь, носатый?
Сам при этом вытащил свой мобильник и включил диктофон.
– А что я должен сказать?
– Как к вам попали российские солдаты? Я не буду спрашивать, сколько вы за них платили. Я только спрашиваю, как они к вам попали?
– Местные жители привели. Говорят, нарушителей границы задержали.
– Что по вашему уставу полагается делать с нарушителями границы? Отправлять по инстанции для выяснения личностей или оставлять у себя для рабского труда?
Пограничник промолчал.