После того как мы поговорили о грамматике эсперанто, осталось обсудить лексику этого языка. Составим небольшую табличку корней, чтобы стало понятно, насколько сильно эсперанто основывается на европейских языках. В ней приводятся корни из первого четверостишия «Паруса» и их соответствия в пяти индоевропейских языках – двух германских (английский и немецкий), двух романских (французский и испанский) и одном славянском (русский) – и в совсем далеком от них вьетнамском языке, относящемся к австронезийской семье языков.
Галочками в этой таблице отмечены слова, очень похожие на эсперанто, знаком приближенного равенства – умеренно похожие, а крестиками – совсем непохожие. Легко посчитать, что в испанской и французской колонке насчитывается по 5 похожих слов из 7, в немецкой – 4,5, в английской – 1,5, в русской – 1, а во вьетнамской – 0. Семи слов, конечно, мало для статистики, но все же они в достаточной степени отражают реальность: если изучающий эсперанто знает романские языки или немецкий, освоить лексику ему будет очень просто. Правда, немаловажно, что романские слова хорошо известны европейцам, говорящим на нероманских языках, благодаря обилию заимствований. Скажем, носитель русского языка может вспомнить слова бланк и уникальный (а если ему приходится делать ингаляции, он знает и слово небулайзер), в английском языке есть слово blank 'пустой', и так далее.
Насколько эсперанто удобен как универсальный язык? Уже на заре своего существования он подвергался жесткой критике. Например, длинный перечень претензий к этому языку, которые ставят под сомнение его интернациональность, привел известный немецкий лингвист, специалист по балто-славянским языкам Август Лескин. Он раскритиковал и фонетику, и словообразование, и морфологию, и синтаксис эсперанто{57}.
Некоторые звуки, которые Заменгоф сделал частотными в своем языке, во многих естественных языках не встречаются вовсе. Так, звуки ĝ [дж] и ĵ [ж] могут оказаться трудны для носителей немецкого языка. Лескин в своей критике ориентировался на знание европейских языков, но за прошедшие век лингвисты собрали гораздо больше данных о языках мира, так что теперь мы можем проверить его утверждения на более широкой выборке. Для этого можно воспользоваться базой LAPSyD, составленной американским фонологом Иэном Мэддисоном{58}. В ней собраны данные о звуковых системах 624 языков. По ним можно оценить, в скольких языках мира те или иные звуки эсперанто присутствуют или отсутствуют{59}:
Видно, что претензии Лескина к ĝ и ĵ вполне обоснованы: это действительно самые редкие согласные из тех, что есть в эсперанто. Но близки к ним по редкости звуки z, ĥ [х], c [ц] и v, однако это нисколько не смутило Лескина как носителя немецкого языка, в котором все они есть. А вот ĉ встречается почти в половине языков мира. Впрочем, некоторые противопоставления звуков все-таки оказываются довольно редкими: так, по выборке Мэддисона, только в 98 языках из 624 (16 %) различаются k, h [h] и ĥ [х], а эсперанто как раз относится к числу таких языков: koro 'cердце' ~ horo 'час' ~ ĥoro 'хор'. Хотя если бы Заменгоф совсем отказался от редких звуков, то ему пришлось бы сильно искажать фонетический облик многих заимствований, особенно французских, что явно осложнило бы изучение языка.
Некоторые сочетания звуков в эсперанто не так просто различить и произнести. Лескин указывает на то, что согласные перед i часто видоизменяются. Например, латинскому civitas 'город' (в классической латыни это слово звучало как [ки́витас]) соответствует итальянское città 'город' [читта́]: [ки] превратилось в [чи]. В русском языке мягкое т', встречающееся, в частности, перед и, звучит как мягкое ц' – попробуйте произнести слово катить, и вы два раза услышите в нем с-образный присвист. Кстати, в белорусском языке это отражается в орфографии: то же самое слово пишется каціць. При этом эсперанто вполне допускает сочетания ki и ti и даже требует противопоставлять слова kiuj 'которые', tiuj 'те' и ĉiuj 'все', что может оказаться совсем непросто.
Еще одна претензия Лескина, против которой трудно возразить, связана с ударением в эсперанто. Как мы уже видели, оно падает на второй слог с конца. Но при этом эсперанто не претендует на то, чтобы заставить людей полностью отказаться от фонетики родного языка: а значит, люди, говорящие на языках с редукцией безударных гласных, наверняка будут переносить ее и в эсперанто. К примеру, носителю русского языка непросто различать mi amas 'я люблю' и mi amos 'я буду любить'. Если вернуться к примеру из лермонтовского «Паруса», там есть сочетание ora brilo ĉiela, которое мы перевели как 'золотое небесное сияние'. Но любой носитель русского языка, не сделав специального усилия, наверняка произнесет это так, что нельзя будет понять, что это – ora brilo ĉiela 'золотое небесное сияние', oro brila ĉiela 'сияющее небесное золото' или ora brila ĉielo 'золотое сияющее небо'.
Некоторые словообразовательные особенности эсперанто иногда тоже кажутся странными. Так, суффикс -in– обозначает женский пол, и от слова patro 'отец' с его помощью образуется patrino 'мать'. Трудно найти пример естественного языка, в котором словообразование в этой паре было бы устроено таким образом. Но можно не критиковать за это эсперанто, а задуматься, почему именно эта пара даже в языках, где есть категория грамматического рода, обычно устроена иначе, чем пары типа студент ~ студентка. Это вопрос непростой и тесно связанный с проблемами политкорректности, но кажется, что языки мира действительно склонны называть разными корнями по крайней мере близких родственников, поскольку у них сильно различаются роли: мать – совсем не то же, что отец, тогда как студентки и студенты в университете ничем принципиально друг от друга не отличаются. Стоит отметить, что в ранних версиях языка волапюк проблема гендерного неравенства тоже существовала. Существительные у Шлейера по умолчанию обозначали существ мужского пола, а идею женского пола передавала приставка ji-: son 'сын' – jison 'дочь', pul 'мальчик' – jipul 'девочка'. Правда, даже в самом первом словаре волапюка было два слова для матери: не только jifat (где fat – это 'отец'), но и mot. Однако по мере развития языка появилась приставка hi– для обозначения мужского пола (и мальчика теперь можно назвать hipul), а также возникли некоторые новые обозначения женщин ('дочь' теперь не только jison, но и daut). Были попытки реформировать в сторону равноправия и эсперанто, но поскольку в этом языке изменения приживаются куда тяжелее, чем в постоянно менявшемся волапюке, успешными они так и не стали.
Еще одна проблема состоит в том, что слова на эсперанто не разделяются на части однозначно. Так, в эсперанто есть суффикс -er– который выражает значение единичности: sablo 'песок' ~ sablero 'песчинка'. Но при этом Заменгоф включил в лексикон своего языка немало французских заимствований на -er, -eur, а также английских и немецких заимствований на -er. В эсперанто они точно так же оканчиваются на -ero: danĝero 'опасность' (англ. danger, франц. danger), papero (англ. paper, франц. papier), kajero 'тетрадь' (франц. cahier), rivero 'река' (англ. river, франц. rivière), inĝeniero 'инженер' (франц. ingénieur), vetero 'погода' (нем. Wetter, англ. weather) и так далее. При этом суффикс -er– здесь не выделяется, хотя в некоторых словах мог бы; так, корень kaj– означает 'набережная', а значит, kajero – это могло бы быть что-то вроде 'единичный представитель набережной'. Значение, конечно, странновато, но почему бы и нет. В задаче № 7 встречался корень gazet– 'газета'. Корень gaz– тоже есть и значит 'марля' (или газ как ткань – это то, из чего сделано газовое платье), а значит, gazeto – это еще и 'марлечка'. Таким образом, эсперанто не всегда допускает однозначное понимание слов, но, впрочем, Заменгоф и не обещал полной однозначности, а газету от марлечки по контексту отличить обычно несложно.
Критике Лескина подверглось богатство морфологии эсперанто, которое он считает избыточным. Он не одобряет идею Заменгофа обозначать винительный падеж с помощью показателя -n, поскольку это идея, чуждая романским языкам и английскому. Да и стройная система причастий, которая позволяет построить даже пассивное причастие будущего времени (вспомним novigota из задачи № 6, которому по-русски соответствуют четыре слова: 'тот, который будет обновлен'), вызывает у Лескина удивление.
Критике Лескина подверглось богатство морфологии эсперанто, которое он считает избыточным. Он не одобряет идею Заменгофа обозначать винительный падеж с помощью показателя -n, поскольку это идея, чуждая романским языкам и английскому. Да и стройная система причастий, которая позволяет построить даже пассивное причастие будущего времени (вспомним novigota из задачи № 6, которому по-русски соответствуют четыре слова: 'тот, который будет обновлен'), вызывает у Лескина удивление.
Ничего не говорит Лескин об артикле: ему как носителю немецкого языка он был привычен. Но для человека, говорящего по-русски, определенный артикль, который Заменгоф ввел в эсперанто, явно создает трудности – или такой человек просто не обращает на артикль особого внимания. В частности, в переводе «Паруса», который мы видели, артикль употребляется без особой системности, фактически для благозвучия. Почему во фразе ne feliĉon vel' aspiras 'не счастья парус ищет' нет артикля перед словом velo, при том что ко второму четверостишию речь уже явно идет об определенном парусе? В строке La ondoj ludas, vento spiras 'Волны играют, ветер дует' волны почему-то определенные, а ветер нет. Словечко la явно вставлено только для того, чтобы получился правильный ямб, а вставить l' перед vento мешают соображения благозвучия: тогда бы оно оказалось между двумя согласными. Заметим, что ни в одном переводе на английский, немецкий или французский язык, выполненном носителем языка, такого не встретишь: будут либо два определенных артикля, либо ни одного, но не один из двух. Все это подтверждает сомнительность решения Заменгофа включить артикль в свой язык.
Критический очерк Лескина завершается рассуждением о сложности этого языка, которое заслуживает того, чтобы процитировать его целиком:
Напоследок я хочу добавить еще одну вещь: я много раз говорил, что язык эсперанто труден. Его сторонники и авторы учебников утверждают обратное. Но трудный и легкий – понятия относительные, и тот, кто называет эсперанто легким, может делать это, лишь основываясь на собственном опыте. А раз так, то и я могу поделиться опытом. За свою жизнь я выучил немало языков; в их числе были и славянские, которые считаются очень трудными. Я владею ими на высоком уровне и могу на них говорить. Несколько лет назад я удостоверился в том, что до сих пор обладаю способностью выучивать такие языки, на примере одного языка, считающегося сложным (Лескину в год опубликования этого текста исполнилось 67 лет. – А. П.) Но вот я попробовал сделать то же самое с эсперанто и к своему глубокому изумлению обнаружил, что этот искусственный язык оказался мне труден, хотя думаю, что я понимаю латынь, французский и итальянский не хуже большинства эсперантистов, а значит, имею то же преимущество при освоении словарного запаса. О том, чтобы я овладел эсперанто за несколько месяцев и уж тем более недель, не могло идти и речи. Я не спорю, что люди, более способные к изучению языков, могут это сделать. Но для того чтобы с уверенностью судить об этом, необходимо узнать у тех, кто овладел эсперанто, сколько времени они на это затратили. Под «овладел» я подразумеваю, что они говорят на этом языке как на родном или почти как на родном. Если кто-то может с помощью учебника эсперанто за короткое время написать письмо или соорудить пару предложений для публичного выступления, это ничего не доказывает, а общие рассуждения восторженных сторонников мирового языка о простоте эсперанто не имеют никакой ценности{60}.
Впрочем, из рассуждений Лескина можно сделать важное заключение: любители эсперанто уже в начале XX в. составляли большое и сплоченное международное сообщество. Так остается и по сей день. В 1905 г. во французском городе Булонь-сюр-Мер состоялся первый конгресс эсперантистов, в котором приняли участие 688 человек из 20 стран. Там была принята Булоньская декларация, заложившая основы дальнейшего развития языка эсперанто. В частности, в ней было закреплено, что обязательным для всего будущего существования эсперанто документом является книга «Основы эсперанто», выпущенная Заменгофом в том же 1905 г.{61} Именно в ней и были сформулированы 16 базовых правил языка. В декларации специально оговаривалось, что Заменгоф еще в своем «Международном языке» отказался от каких бы то ни было авторских прав на свое изобретение:
Esperanto estas «nenies propraĵo», nek en rilato materiala, nek en rilato morala.
'Эсперанто не является ничьей собственностью ни в материальном, ни в моральном отношении'.
Кроме того, на том же конгрессе был учрежден Языковой комитет, который впоследствии был преобразован в Академию эсперанто. Сейчас это международная организация, в состав которой входят 45 членов, занимающаяся нормированием эсперанто.
На эсперанто регулярно издаются книги – как оригинальные, так и переводные. Есть и пресса на этом языке; к примеру, уже более 35 лет издается ежемесячный журнал Monato, посвященный актуальным мировым новостям. Конгрессы эсперантистов тоже стали традицией: они организуются каждый год в разных городах, а из всех частей света пока не проводились только в Африке.
Отдельный интересный вопрос: сколько в мире эсперантистов? Единого ответа на него не существует: очень уж по-разному можно понимать владение эсперанто. Есть люди, родители которых с детства разговаривали с ними на эсперанто, так что они выучили его как один из родных языков. Их совсем немного – не больше 2000, но сам факт, что они есть, делает эсперанто единственным в своем роде, ведь у других искусственных языков носителей нет вообще{62}. Среди людей, которым не довелось выучить эсперанто с детства, кто-то может свободно изъясняться на этом языке, кто-то способен читать, кто-то поучил его неделю и бросил. Должны ли все они быть включены в число знающих язык? Разумеется, есть данные переписей, но ясно, что в разных странах они проводятся по-разному, а значит, суммировать их результаты не получится.
Есть один способ, которым можно оценить численность эсперанто-сообщества, – посмотреть, сколько людей отметили эсперанто в числе языков, на которых они говорят, на Facebook. В конце 2015 г. их количество составляло 340 000. Для сравнения: русский язык был указан в профиле у 18 млн (то есть число было занижено по сравнению с реальным примерно в 10 раз), немецкий – у 49 млн (число занижено примерно в четыре раза по сравнению с тем, сколько людей говорит на немецком как на родном или иностранном языке), а исландский – у 240 000 (занижено всего лишь на четверть). Ясно, что делать какие бы то ни было выводы по таким данным невозможно: могут быть десятки причин, объясняющих разницу между фейсбучной оценкой и реальностью. Например, в Исландии велико проникновение Интернета, а язык является важным элементом национального самосознания, и поэтому очень многие исландцы есть на Facebook, и очень многие из них заполнили в анкете графу «Языки». Говорящие на эсперанто – люди более международно ориентированные, чем среднестатистический носитель русского языка, и по этой причине наверняка лучше представлены в Facebook. Поэтому в реальности их наверняка не в 10 раз больше, чем 340 000, но, может быть, больше, хотя бы раза в два. В общем, мы можем уверенно сказать лишь одно: людей, считающих себя говорящими на эсперанто, в мире не меньше 340 000, что не так уж и мало. Житель Москвы, правда, сказал бы, что это как два московских спальных района, но исландец наверняка возразил бы, что это больше, чем население всей Исландии.
«Международный язык» Заменгофа включал в себя такую просьбу:
Автор покорнейше просит читателя выполнить и прислать ему один из приложенных ниже бланкетов, а другие раздать с такою же целью друзьям и знакомым.
Дальше в каждой книге следовало два листа, на каждом из которых было по четыре разрезных «бланкета». На них было написано:
Mi, subskribita, promesas ellerni la proponitan de d-ro Esperanto lingvon internacian, se estos montrita, ke dek milionoj personoj donis publike tian saman promeson.
'Я, нижеподписавшийся, обещаю изучить предложенный д-ром Эсперанто интернациональный язык, если окажется, что 10 млн лиц дало публично такое же обещание'.
Достигало ли когда-либо сообщество эсперантистов 10 млн, так доподлинно и неизвестно.
Правда, те, кто знает эсперанто, иногда склонны переоценивать распространенность и понятность этого языка. Вот, для примера, очень показательная дискуссия, которая состоялась в конце 2015 г. в сообществе ВКонтакте Московского фестиваля языков – ежегодного просветительского мероприятия, у истоков которого стояли эсперантисты. Там было выложено видеообращение чебоксарского эсперантиста Александра Блинова под названием «Nacia memkosciigxo tra LF» – «Национальное самоосознание через фестиваль языков». Первый же комментарий под 10-минутным видео гласил:
АХ: Субтитров бы.