Он прождал ее битых два часа. За это время он успел поспать, подумать о нелегкой женской судьбе, смерил строгим оком шныряющую между машинами шелупонь. Обнаружив мента за рулем, местные гопники сделали отсутствующие лица и быстро исчезли. Он посматривал на часы, размышлял — не пора ли начать волноваться? Катя подкатила тележку — довольная, раскрасневшаяся. Он обрадовался, сделал женщине приятное! Только так и надо — женщина ОДНА должна ходить по магазинам. А мужчина должен спать в машине — вместо того чтобы таскаться за ней и неустанно ныть. Он быстро огляделся, вывалился из машины и начал перегружать пакеты в салон. Дело сделано, можно рвать когти…
Через десять минут полицейская машина въехала в поселок, протянувшийся вдоль трассы, и свернула за щебеночный карьер, не подающий признаков жизни. Очень кстати кончился дождь. За мусорной свалкой не было ни одной живой души. Машина въехала в ивовые заросли, и недолгое время в ней царило оживление. Спустя четверть часа из придорожных зарослей выбралась разнополая парочка в непромокаемых ветровках с капюшонами и принялась голосовать. Мужчина выглядел спортивно, на плече у него висела походная сумка. Очки современной «зауженной» формы придавали лицу интеллигентность. Двухдневная щетина смотрелась импозантно. Женщина сменила джинсы, туфли, сделалась стройнее, изящнее. Ее лицо украшала загадочная полуулыбка. Эти двое очень гармонично смотрелись вместе, дополняя друг друга. Остановилось невзрачное изделие Волжского автозавода, маршрут и гонорар водителя устроил, парочка тронулась в путь. А еще через четверть часа заспанный работник небольшого мотеля на окраине населенного пункта с интересом созерцал, как импозантно небритый мужчина с достоинством пересчитывает купюры. Потом он воровато посмотрел по сторонам, поманил работника к себе и зашептал на ухо:
— Слушай, братишка, давай без паспорта, а? Мы на несколько часов. Это жена моего босса. Если узнает — просто убьет. А нам приспичило. Ну, будь человеком, не регистрируй нас, сколько мы тебе должны?
А потом, схоронившись за окном, он украдкой наблюдал, не станет ли этот тип совершать необдуманных звонков. Но все было в порядке. Работник мотеля спрятал деньги в задний карман, закрыл журнал, закрыл компьютер и с довольным видом удалился в кулуары. Когда он, крадучись, вошел в откупленный на несколько часов домик, в душе полным ходом хлестала вода. Это было что-то новенькое, непривычное, волнующее. Из душевой проистекали сладострастные стоны. Можно подумать, она уже там занимается сексом… Он запер входную дверь, волнуясь, скинул с себя одежду, проник в душевую и, не желая выслушивать возражения, сжал в объятиях хрупкое тельце, исходящее истомой под напором горячей воды. Она невразумительно бормотала — про мыло душистое, полотенце пушистое. Они оттирали друг друга — лысыми мочалками, подозрительным мылом без цвета и запаха. Это был кусочек счастья, трепетный, домашний, сводящий с ума своей внезапной доступностью и обыденностью… А потом уже в кровати, выжатые до предела, они лежали на чистом белье, сцепившись руками, наслаждались тишиной и раем, наслаждались друг другом, тем, что в ближайшие два-три часа никакая неодолимая сила их не разлучит.
— Ты такой обаятельный злодей, — шептала Катя, ковыряясь в его щетине. — Ты свел меня с ума, я теперь такая непроходимая дура… Я страшно боюсь завтрашнего дня, я его ненавижу… Я никогда так не боялась. Мне в могиле не было так страшно, как при мысли о том, что будет завтра…
— Ты хотела мне в чем-то признаться? — вспомнил Павел.
— Правда? — изумилась Катя. — Да, действительно… О, нет, только не сегодня, мне сегодня и так страшно…
«Действительно, зачем обоих расстраивать? — лениво думал Павел. — Сморозит какую-нибудь фигню, и будет очень грустно…»
В половине десятого вечера из кафе «Славянка», расположенного на западной окраине поселка, вышел мужчина в очках. Он что-то дожевывал. Достал сигарету, неумело прикурил, закашлявшись, стал прогуливаться взад-вперед. Вытянул ладонь, проверяя, не идет ли дождь. Осадки кончились. Ничего подозрительного он не заметил, завернул за угол — якобы по малой нужде. Оказавшись в безлюдном внутреннем дворе, попрыгал, расстегивая штаны, сунулся в единственный кустарник в этой части двора. Еще не стемнело, на землю укладывались сумерки. Двор был безлюден, только несколько пустых машин, принадлежащих работникам заведения, жались у заднего входа. Мужчина выбрался из кустов и завернул за трансформаторную будку. Обратно он не вышел, пропал. Через полчаса заведение покинули последние сотрудники — сели на машины и уехали. Не имеющие личного транспорта ушли пешком. Опустилась тьма. Над крыльцом горела лампочка в мутном плафоне. С этой минуты во двор никто не заходил. Было несколько минут одиннадцатого, когда послышалось приглушенное урчание, желтый свет лизнул бетонные стены, и во двор заехала невзрачная иномарка. В ней сидел единственный пассажир — он же водитель. Машина встала недалеко от трансформаторной будки, выбрался мужчина. В бликах света от крыльца проявилось хмурое лицо — прилизанный «мальчик» лет под сорок. Осмотревшись, он выключил фары и шмыгнул в кусты — по малой нужде после дальней дороги. Едва сомкнулись за ним ветки, из-за трансформаторной будки выкатилась другая фигура. Незнакомец подлетел к машине, включил миниатюрный фонарик, убедился, что в салоне никого нет. Когда водитель вернулся, у транспортного средства никого не было. Он прогулялся взад-вперед, раздраженно фыркнул, глянул на часы. Насторожился, услышав шаги, как бы невзначай отогнул полу пиджака. Во внутренний двор вошла женщина, постукивали каблучки. Лицо ее пряталось в тень, но параметры фигуры были знакомыми. Поколебавшись, мужчина вернул на место пиджачную полу. Женщина подошла поближе. В сумраке позднего вечера поблескивали серые глаза.
— Здравствуй, Костик.
— Здравствуй, Катюша… — Он нервно усмехнулся. — Поцелуемся?
— Перебьешься. — Женщина досадливо передернула плечами. — Костик, не начинай, это нас никуда не приведет. Ты же не будешь меня детально ощупывать и бубнить про мое божественное начало?
— Ладно, Катюха, говори, — проворчал великовозрастный «мальчик». — Пошутить уже нельзя?
— С Ольгой своей шути, — фыркнула Катя. — Если придумаешь причину, почему она должна тебя простить.
Она говорила минут десять — приглушенно, но четко и понятно. Собеседник мрачно слушал, не перебивал — он обладал хорошей памятью и сообразительностью. Женщина закончила, воцарилось молчание. Мужчина переваривал информацию.
— Ты сможешь что-нибудь сделать, Костик? Надавить на рычаги, все такое.
Собеседник выразительно молчал. Женщина спохватилась, извлекла из сумки перевязанный пакет, сунула в простершуюся длань.
— Здесь тридцать тысяч, Костик. Евро. Как договаривались. Итак?
— Я посмотрю, что можно сделать, — проворчал мужчина, засовывая пакет в боковой карман.
— Граждане понятые, просьба обратить внимание… — прозвучал бодрый, со зловещими нотками голос, и над капотом выросла неясная фигура. Незнакомец держал перед глазами некое приспособление, возможно, портативную камеру со встроенным инфракрасным устройством. Работник Следственного комитета вздрогнул. — Это шутка, Константин Дмитриевич, — пояснил мужчина. — Но на всякий случай процесс получения взятки зафиксирован на видео. Не стоит этого делать, — предостерег он, когда рука следователя отогнула полу пиджака. — Кто вам сказал, что вас не держат на прицеле?
— Послушайте, это черт знает что… — У Константина Дмитриевича дрогнул голос. — Что вы себе позволяете? — Он дернулся было к машине, но мужчина предостерег:
— Успокойтесь, господин следователь, мы никому не скажем, что вам были переданы деньги. Эта тайна умрет вместе с нами. Но вы должны понять, что мы тоже хотим подстраховаться. Это естественное желание. Все в порядке, расслабьтесь. Вы уже догадались, что беглый зэк, о котором шла речь, — ваш покорный слуга. Все, озвученное Екатериной Андреевной, — кристальная правда от первого до последнего слова. — Мужчина убрал устройство в сумочку, пристегнутую к поясу (возможно, это был всего лишь муляж), извлек мобильный телефон. — Доставайте, Константин Дмитриевич, ваш планшет или что там у вас, включайте «блютус» — будем перекачивать информацию, которую не предъявишь в суде, но которая — неоспоримое подтверждение сказанного выше.
Несколько минут работали портативные устройства, после чего мужчины спрятали предметы своей «гордости».
— Ну, ты и нашла себе, Екатерина, принца… — проворчал следователь.
— Не будем заниматься взаимными оскорблениями, Константин Дмитриевич, — миролюбиво предложил Павел. — Они нас никуда не приведут. Вы нужны нам, мы нужны вам. Частично информация о злоупотреблениях руководства Литвиновского РОВД содержится в перекачанном контенте. Там не только аудиофайлы. Это кустарщина, но инфа достоверная — и хоть какая-то отправная точка. Фабрикация уголовных дел на неугодных бизнесменов, организация убийства главы армянской общины Хачаряна… и так далее. Согласитесь, это неплохо — получить поощрение за раскрытие преступления лохматой давности и прижать к ногтю целую кучу полицейских начальников. Спешите, господин следователь, количество предложений, как говорится, ограничено. Теперь ваше слово, Константин Дмитриевич. После вашего разговора с Екатериной Андреевной прошло более суток. Не поверю, что вы не поинтересовались этим делом. Хотя бы из чистого любопытства — вы были обязаны навести справки. Поставьте же нас в известность, уважаемый, что происходит в районе?
— Ну, ты и нашла себе, Екатерина, принца… — проворчал следователь.
— Не будем заниматься взаимными оскорблениями, Константин Дмитриевич, — миролюбиво предложил Павел. — Они нас никуда не приведут. Вы нужны нам, мы нужны вам. Частично информация о злоупотреблениях руководства Литвиновского РОВД содержится в перекачанном контенте. Там не только аудиофайлы. Это кустарщина, но инфа достоверная — и хоть какая-то отправная точка. Фабрикация уголовных дел на неугодных бизнесменов, организация убийства главы армянской общины Хачаряна… и так далее. Согласитесь, это неплохо — получить поощрение за раскрытие преступления лохматой давности и прижать к ногтю целую кучу полицейских начальников. Спешите, господин следователь, количество предложений, как говорится, ограничено. Теперь ваше слово, Константин Дмитриевич. После вашего разговора с Екатериной Андреевной прошло более суток. Не поверю, что вы не поинтересовались этим делом. Хотя бы из чистого любопытства — вы были обязаны навести справки. Поставьте же нас в известность, уважаемый, что происходит в районе?
— Плохо в районе, — буркнул комитетчик. — Шухер вы учинили неслабый. Работают оперативные, поисковые группы, опрашиваются очевидцы. Вас ищут очень настойчиво. Полковник Глотов и майор Плакун убедили подчиненных и вышестоящее руководство, что опасного преступника нужно непременно изловить. А если будет сопротивляться, то отринуть нормы гуманизма. Оба сильно избиты, лежат в больнице под серьезной охраной. Вы тоже, господин преступник, поработали не на свой имидж. Вы никого не убили, но пропиарили себя по полной программе. Вы же покалечили не меньше двух десятков человек…
— Я защищался, — проворчал Павел.
— Будете это рассказывать на том свете — если найдете достойного собеседника. Это полицейские от вас защищались… По вашей милости подняты в ружье несколько сотен человек. Возможно, посадили вас несправедливо, но то, что вы творили в последние три дня… Это, извините, ни в какие ворота. Извлечь вас из дерьма будет трудно, практически невозможно, и дело даже не в деньгах. С Екатериной Андреевной проще, думаю, ее мы вытащим… Я поговорил с ребятами, работающими по Литвиновскому району — они не будут возражать против обретения достоверной информации. Этот район и его руководство — давно уже кость в горле у определенных деятелей… Мне больше нечего сказать, — подумав, подытожил следователь. — Работать надо. Сделаю все, что в моих силах.
— Мы верим в тебя, Костик, — вздохнула Катя. — Ты же хочешь, чтобы я замолвила Ольге о тебе словечко?
— Вот только не надо начинать… — вспыхнул следователь.
— Так я же по-хорошему, Костик…
— Посоветуете место, где можно отсидеться? — спросил Павел.
— В КПЗ, — проворчал Гладыш.
— Это не очень хорошая шутка, — упрекнул Павел. — Нужно место, где мы сможем чувствовать себя в безопасности. Подумайте, Константин. От вас зависит многое. Если уж вы взялись за это дело, сказали «А», повернулись к нам лицом, так сказать…
— У тебя же этих мест, Костик… — начала Катя и выразительно замолчала. Потом добавила: — Ты неплохой человек, если приглядеться. А уж если внимательно рассмотреть тебя под лупой…
— Черт… — сказал следователь и огорченно вздохнул. — Вы выкручиваете мне руки. Хорошо… — Он скрипел зубами, что-то лихорадочно прокручивая в голове. — Это Валуны. Дачный поселок «Ивушка» под Валунами. Между Запрудней и Клином. Местность лесистая, малонаселенная, полицейские туда не ездят… Улица Новая, 29. От Прощального — полтора часа езды на машине.
— Дача? — удивилась Катя.
— Бывшая дача, — поморщился следователь. — Раньше мучились, ездили, потом перестали. Купили под Волоколамском пятнадцать соток, стали обживать их, а про домик в Валунах забыли. Была мысль продать, но кто там купит даже за бесценок? Больше возни. Практически все заброшено, только самые упертые туда ездят и что-то выращивают. В том районе вас не ищут. Ольга не приедет — она хронически ненавидит эту дачу. Там всего четыре сотки, нелепый недостроенный дом, все дачи прижаты друг к дружке, электричества нет… но вам какая разница? Сторож отсутствует, чего там охранять? Полицию никто не вызовет, если увидят посторонних, а будут соседи спрашивать — скажете, что Ольга разрешила пожить знакомым с временными жизненными трудностями. Но лучше реже выходить из дома… мало ли что. И меня не привлекать, уяснили? Попадетесь — чтобы ни разу моя фамилия не прозвучала…
— Ты очень храбрый человек, Костик, — сдержанно похвалила Катя. — И сердце у тебя очень доброе. Отвезешь нас туда?
— Еще чего, — фыркнул следователь. — Сами доберетесь. На такси. Вы же не последние деньги отдали на благотворительность? — Он злорадно оскалился. — И даже не просите. Я уезжаю. Мне еще два часа до дома добираться.
— У тебя есть дом? — удивилась Катя.
И снова смутные обрывки текущих событий. Мир распался на клочки мозаики, которые как-то глупо стыковались. Помятая жизнью машина с шашечками, затылок шофера, два сонных тела на заднем сиденье, которым постоянно что-то мешало превратиться в одно… Позднее память прокручивала события той ночи в хронологическом порядке, выискивая слабые места и непростительные ошибки. Неразговорчивый водитель — ярый нелюбитель шансона — раздраженно вертел ручку настройки тюнера. Поля, леса, перелески, озаренные загадочным лунным мерцанием. Проблески разума, когда он, спохватившись, сказал шоферу остановиться на лесной дороге. Свет в салоне, немного испуганные глаза водителя, когда он получал плату за проезд. Марш-бросок по лесистой местности, поле с травянистыми запахами, луна мистическим светом давила на мозг. Дачный поселок, зажатый между речкой с обрывистыми берегами и скалистой горой «местного значения», домики, жмущиеся друг к дружке. Странное впечатление, что в этом мире разрухи, поросшем быльем, они совсем одни. Захламленный участок окружал высокий, но тонкий забор. Ключ лежал под невероятно высоким крыльцом в ржавом тазике, как и обещал господин следователь. В интерьере ветшающего домика было много интересных вещей — досок, горбыля, задубевших стройматериалов, мешков с цементом. «Перестройка» завершилась, не успев начаться. Запах плесени, жутковатая лохматая пыль, покрывающая буквально все. Две комнаты, разделенные узким «клоповником», в «клоповнике» печка в стадии полураспада. Половицы прогибались и трещали. Но были и удобства: крохотная плитка, снабженная еще не выдохшимся газовым баллоном, посуда, пухлая кровать и даже веник. Полированный шкаф, в содержимом которого Катя узнала «руку Ольги» — там имелась пара комплектов постельного белья и целая куча одеял, изъеденных злобными жучками. И в туалет не нужно было тащиться через весь двор, он находился в трех шагах от крыльца.
Сон был бурный, продолжительный, похожий на глухую кому. Спали остаток ночи, следующий день, всю следующую ночь. Спали и не могли наспаться. Организм забирал свое, не желал делиться, — больше суток, ослепшие, оглохшие, потерявшие всякую чувствительность, они купались в волнах мертвого моря. Павел очнулся через день, рано утром, от стука дождевых капель. Покосившись на стену, он обнаружил, что по ней сползают капли воды — ничего удивительного, крыша в «элизиуме» не отличалась герметичностью. Не страшно — в разводах на стене нет ничего апокалиптического. Заворошилась груда одеял, выбралась цветущая мордашка, чмокнула в щеку и уткнулась ему в грудь. Он глянул на часы.
— Чего улыбаешься?
— Ничего… — Она протяжно замурлыкала. — А что?
— Опасаюсь, — пробормотал он. — Нельзя доверять людям, улыбающимся в семь утра…
Он проснулся через час. Все — это был предел. Организм сказал: ша. Выспался. В голове царила полная муть. Какая-то странная комната: стены обиты досками, из щелей торчала пакля. Ветер завывал — почему-то под домом. Наверное, тоже ничего удивительного — причудливо сбитые бревна и доски (называемые домом) покоились на мощных бетонных сваях. Девушка спала: еще не выспалась. Опухшая мордашка высовывалась из-под пыльного одеяла, носик потешно морщился. По-видимому, в ближайшие несколько минут она собиралась чихнуть, а значит, проснуться. Он тихо поднялся, стараясь ее не разбудить, натянул новые штаны с болтающейся биркой, на цыпочках подкрался к окну. Поселок был компактным, нелепые сооружения возвышались везде, между ними прочерчивались полоски бывших грядок, клумб, газонов. Все запущено, в полуразобранном состоянии. Дворы захламлены, чердачные пространства продувались насквозь. Кругом заборы, заборы. И тишина… Павел вздрогнул: хлопнула дверь через участок. На крыльцо вышла женщина пенсионного возраста — в мужской почему-то кепке. Она тащила связку пустых пятилитровых бутылок из-под «Чистой воды». К горлышку каждой бутылки была привязана ручка из бечевки. Женщина спустилась с крыльца — очень медленно, словно лыжник с горки, и побрела за угол, к предполагаемому источнику воды. Не так уж одиноко в этом райском уголке… Речка за грудой построек не просматривалась. Прекратился дождь — чтобы через пару минут снова разразиться. Павел обернулся. Катя передумала чихать, а значит, просыпаться. С головой ушла под одеяло…