Беглецы хмуро помалкивали. В этой стране в кого ни прицелься, обязательно выползет что-то страшное и сложное.
— Ну, давайте, топайте, — нарушила старушка неловкую паузу. — Нечего вам тут оставаться. Приедут скоро ваши воздыхатели. Зонтик вам дам — правда, старый, сломанный, мне он абсолютно непригоден, но вам-то какая разница? Лучше, чем никакого.
Она объяснила, как лучше выйти из деревни — по огороду, по бурьяну метров двести, забраться в крайний переулок, а уж по нему выйти обратно на главную дорогу, выходящую из Кулыжино. Иначе не получится, все раскисло, можно утонуть. Рискованный участок — метров триста, где все открыто и никаких деревьев. А дальше лес — вплоть до дороги, по которой бегают машины и проложены автобусные маршруты между селами. Добраться до поселка Прощальный еще проще. Там в округе крематорий, а значит, хорошие дороги. Можно пешком, но это большой крюк. Можно на попутке, но это опасно, посты на дороге никто не отменял. Поселок Прощальный — это в данной местности оплот цивилизации, можно сказать, столичный город. Там коттеджи по берегам озер, несколько предприятий — люди из деревень туда работать ездят. По кривой, четырнадцать километров — через Мухино, Бакланово, забытый Богом и властями Вияжск…
И вновь опасные похождения по земле российской. Дождь усилился, вставал стеной. Зонт со сломанными спицами лишь символически справлялся с задачей. И то неплохо — он не давал дождю стучать по голове. Деревня вымерла. В ней и так было мало жителей, и те попрятались от разгулявшейся стихии. Возможно, баба Нюша была права — если и бежать, то только сейчас, когда в десяти метрах ничего не видно. Они брели по бурьяну, по расквашенному гумусу, промокая до нитки. «Зато выспались и сытые», — жалобно бормотала Катя. Баба Нюша снова была права — поля за деревней опускались в низину и превращались в непроходимое болото. Надежда оставалась лишь на означенный переулок, засыпанный галькой. По нему еще можно было прорваться. Несколько минут — и, вымокшие до нитки, они уже тащились по широкой грунтовке, выходящей из деревни. Дождь не унимался. Плыли низкие тучи. Такое ощущение, что наступили сумерки. Мир неудержимо погружался в беспросветно-слякотное состояние. Местечко действительно напрягало — открытое всем ветрам пространство за деревней, до ближайшего леса пахать и пахать. Из синеватой измороси справа от обочины проступали очертания заброшенной фермы. До нее еще нужно было добраться. Охватывало безразличие. Они волоклись по грязи, под нестихающим дождем, прижимаясь друг к дружке. За спиной осталась деревня, по курсу медленно вырастал лес. Машины в «экстремальных» условиях по дороге не ходили — в чем, несомненно, имелось множество плюсов. Катя ненадолго примолкла. Потом устремила на него библейски взор и протянула:
— Мне очень жаль, Пашенька, но я не все про себя рассказала… Я давно пыталась это сделать, все хотела, но никак не могла решиться… Надеюсь, ты меня простишь…
Шевельнулось что-то неприятное в груди. Она действительно волновалась. Катя замолчала, собиралась с духом.
— То есть ты что-то утаила про себя, — сказал он бодрым голосом. — Что-то такое, что я обязательно должен знать.
— Да… наверное…
— И ты решила это сделать сейчас — под дождем, когда мы бредем непонятно куда, когда нас могут схватить в любую минуту…
— Да…
— Наверное, это что-то такое, из-за чего мы не можем быть вместе? — развивал он мысль. — И это не даст нам остаться друзьями, и я не смогу устроиться даже твоим котом?
— Паша, не издевайся…
— Хорошо, говори, — вздохнул он. — Ты не та, за кого себя выдаешь?
— Н-нет…
— Ты убила своего мужа?
— Господи, конечно, нет…
— Ты неизлечимо больна?
— Нет…
— Ты владеешь маленьким заводиком по производству пороховой селитры?
— Нет…
— Тогда ума не приложу, что это может быть. — Он преувеличенно бодро рассмеялся. — Очередная ерунда, не имеющая никакого значения?
Возможно, час откровения уже близился. Но тут сквозь ливень прорвалось дребезжание мотора, мурашки поползли по затылку. И через несколько секунд мимо беглецов в попутном направлении проследовал заляпанный грязью легковой «УАЗ», на котором вполне по-русски было написано: «Полиция». От такого откровения в горле пересохло. Задрожало и напряглось плечо прижавшейся к нему женщины. Водитель сбавил скорость, машина остановилась.
— Идем как ни в чем не бывало… — процедил Павел.
— Господи, да что же это, Пашенька…
Водитель не стал дожидаться, пока его догонят пешеходы. Он переключил передачу и стал сдавать назад. Дождь стучал по брезентовой крыше. «Дворники» разгребали потоки воды. Автотранспортное средство предназначалось не только для перевозки экипажа. Сзади имелся зарешеченный отсек для транспортировки нарушителей законности — так называемый мобильный обезьянник. Опустились оба стекла по правому борту, высунулись физиономии блюстителей правопорядка. Молодые, заспанные, с воспалившимися глазами — им не мешало бы побриться. Патруль ППС. Заблудились, что ли?
— На месте стой — раз, два, — распорядилась физиономия, сидящая сзади. Шофер помалкивал. Подался вперед и повернул голову третий — сидящий рядом с водителем. Такое впечатление, что у шофера от удивления отросла вторая голова.
Прерывисто вздохнула Катя, сделав сложное лицо. Он незаметно сжал ей руку. Менты не прыгали под дождь, не швыряли их лицом в грязь — значит, оставалась надежда.
— Ну, что? — проворчал Павел.
— Ни хрена себе, — присвистнул старший сержант на заднем сиденье. — Как это что? Вы что за публика?
— Как что за публика? — удивился Павел. — Местные мы. Из Мухино в Кулыжино приехали — тетку проведать. Кто же знал, что такая размазня будет? — кивнул он на зонт. — Вот идем, блин, на остановку…
— Документы есть? — проворчал водитель, вглядываясь в лица «задержанных». Возможно, данный патруль и не участвовал в непосредственной процедуре поисков. Но знать о текущих событиях они были обязаны. И ориентировки на преступников у них имелись. Другое дело, что по этих ориентировкам можно хватать каждого третьего.
— Да откуда документы, старшой, ты чего? — проворчал Павел. — Мы же дома у себя, постоянно ходим этой дорогой — туда, сюда. Да ты хоть у тетки спроси, она тут всех знает… Это Анютка моя, — хвастливо заявил он, кивнув на Катю. — Поженимся, когда урожай соберем. Вы не смотрите, что она такая смурная, выпили вчера лишнего. Мужики, ну, вы чего? — заканючил он, видя, что трое чересчур уж въедливо на них таращатся. — Вам заняться нечем, да? Слушайте, — осенило его. — А вы Мишку Погорелова знаете? Он из Бакланово, тоже в ППС работает. Мы с ним раньше соседями были, выпивали частенько…
— Что-то заливают эти лебеди, — проворчал водитель. — Егор, тебе не кажется, что у них на мордах что-то написано? — обернулся он к старшому. — Проверим их? По приметам вроде похожи. Правда, говорили, что из этой дыры злодеи давно свалили…
— Сюда идите, — бросил сержант. — Нечего нам тут мозги полоскать. Прокатимся в одно место, там разберутся, что вы за пара.
— Блин, как они надоели… — понизив голос, процедил Павел. — Сил уже нет таращиться в эти рожи. Вредная работа у парней, сплошной вред от них… Спокойствие, дорогая…
Поколебавшись, соорудив предельно обиженную физиономию, он развернул повисшую на руке подругу и побрел к машине.
— Вот и все… — обреченно прошептала Катя.
— Голову опусти, — пробормотал он. — Не нужно, чтобы эти хмыри смогли нарисовать твой фоторобот…
— Чего она там бухтит? — насторожился водитель.
— Ничего, — огрызнулся Павел. — Анютка говорит, что теперь мы можем не киснуть под дождем, а спокойно доехать, куда нам надо.
Удивиться полицейские не успели. Кто же просил их останавливаться? Что их не устраивало в сытой, размеренной жизни? Он отправил «бронебойный» кулак в открытое переднее окно. Щека водителя сделалась пунцовой, глаза сместились в кучку, он уронил голову на баранку. Боль от разбитых костяшек перекинулась в голову — не так-то просто ломать кулаком челюсти. Заволновались, зарычали остальные. Начал выбираться старший сержант с заднего сиденья — нога уже вывалилась, когда Павел сильным толчком послал дверь обратно. «Старшой» завопил, выкатывая глаза, — дверь рубанула по голяшке, переломив ее практически пополам. Он повалился обратно на сиденье, весь отдавшись потрясающей боли, стал переворачиваться — и, не удержавшись, грохнулся в узкое пространство между сиденьями. Упав, он, похоже, потерял сознание — от боли такое случается. Извивался третий на переднем сиденье. Он пыхтел и матерился от страха, пытался передернуть затвор, наладить на мишень короткий АКСУ. Узкое пространство мешало развернуться. Пот заливал глаза, от страха он путал последовательность действий. А ведь у парня все получится, — мелькнула ослепительная мысль. Павел распахнул переднюю дверцу, схватил за шиворот бесчувственного водителя и выволок его из машины, бросив в грязь. Узкое пространство между баранкой и спинкой сиденья. На заднем плане объект. Далеко. Но злости-то сегодня сколько! Он с ревом прыгнул вперед, вонзившись в салон, ударился ребрами о рулевое колесо, но добрался до цели. Перепуганный сержант все еще выискивал спусковой крючок, а он уже схватил одной рукой цевье, другой ствол, вывернул оружие. Тот рычал в глаза, плевался, стрелял соплями, пещерный ужас теснился в глазах. Он пытался засадить кулаком неприятелю в челюсть, но попадал куда угодно, только не туда. Павел треснул по виску локтем, выводя из душевного равновесия. Схватил за грудки, чтобы вытащить из салона. Но тот извивался, как угорь, выбросил из-под сиденья ноги, согнутые в коленях, собираясь вытолкнуть Павла. Эти ноги оказались очень кстати, он схватил копа за штанины, поволок на себя. Но резвость противника он недооценил — тот задергался, как в припадке, вырвал ногу — мощный тычок в грудину, и Павел почувствовал, как его выносит из машины! Он не упал, удержался на ногах — успел схватиться за дверную ручку.
— Паша! — взвизгнула Катя. Она стояла в остолбеневшем виде, «домиком» из ладошек закрыла губы.
— Да нет, все в порядке, милая, — проворчал он. — Просто империя наносит ответный удар.
Он повторно бросился в салон, но сержант не стал дожидаться, пока его выдернут за ноги. Он сложился в гармошку, извернулся, как штопор. Дотянуться до оружия сержант уже не мог, поэтому делал ставку на поспешное бегство. Он распахнул дверь со своей стороны, вцепился в приступочку, тащил себя наружу. Это было неприятно — прохождение грудной клетки через рычаг трансмиссии напоминало пересчет ломом секций батареи парового отопления. Дотянуться до этого живчика Павел уже не смог. Сержант вывалился в грязь с обратной стороны, скатился с обочины и, увязая в грязи, засеменил прочь. В окрестностях не было ничего, кроме продолговатого строения заброшенного фермерского хозяйства. Пришлось огибать капот — двумя прыжками. Он перепрыгнул через водосток, удачно приземлился и бросился за сержантом, давя подошвами грязь, слипшиеся лохмотья травы. В беге на короткие дистанции ему не было равных! Сержант влетел в раскуроченный проем, и замысел его стал более-менее понятен: обрести передышку, вытащить табельный ПМ из кобуры под бушлатом! Неплохо этих парней экипировали. Он его практически достал, пока бежал через открытое пространство! Но споткнулся уже внутри о барьер из застывшего навоза, плюхнулся носом, сумел перевернуться. Физиономия исказилась от страха, кровь текла из разбитых ноздрей. Ствол ходил ходуном. Эх, жизнь на грани… До выстрела оставалась секунда, когда Павел размашисто пнул по стволу. Попал по руке, но тоже неплохо. Оружие улетело во тьму, откуда проистекал леденящий душу сельскохозяйственный аромат. Он рухнул на колени, занося ребро ладони над объятыми ужасом глазами…
Расправившись с последним врагом, он погрузился в ступор. Потом осмотрелся. Крыша в этой части хлева пока держалась, ветра и дожди не беспокоили. Запах — дело десятое. Это был нормальный выход из положения. Он должен был спешить — не факт, что на дороге не появится кто-то еще. Он грузно бросился прочь, вывалился в дождь и побежал к обочине, где все оставалось по-прежнему, и даже Катя со сложенными ладошками.
— Боже праведный, какая вопиющая жестокость… — прошептала она.
— Да, у меня есть недостатки, — согласился Павел. — Особенно если разозлят. Садись в машину рядом с водителем.
— Там есть водитель? — икнула Катя.
— Скоро будет.
На дороге не было ни пеших, ни «конных». Погодные условия не менялись. Старший сержант на заднем сиденье (вернее, под задним сиденьем) валялся без сознания. Брючина в районе голяшки взмокла от крови. Павел осторожно согнул поврежденную ногу, чтобы не торчала из машины. Затем он склонился над стонущим водителем, послал его в нокаут на долгий срок и за ноги втащил на заднее сиденье. По завершении процедуры он был не лучше своих оппонентов — глаза блуждали, ноги теряли несущую способность. Он вскарабкался за руль, покосившись краем глаза на замкнувшуюся девушку. Она съежилась в комочек, прижалась к двери. В плане езды по бездорожью российский джип был сущей находкой. Он ушел с обочины, перевалился через водосток — и при этом ничего от него не отвалилось — натужно пополз через грязь к ферме. Колеса вязли в грязи, но табун «лошадей» вытягивал машину из распутицы. Павел подвел «УАЗ» к дверям «помещения сельскохозяйственного назначения», поставил машину на ручник. Он вытаскивал брыкающиеся тела, волок их внутрь, а справившись с последним, не выдержал, сам повалился рядом.
— Мужик, тебе конец… — вяло прошамкал битой челюстью водитель.
— Испугал, надо же… — буркнул Павел. — Мне давно уже конец, дружище… Так нет, все еще трепыхаюсь, на что-то надеюсь… Потерпи минутку, я сейчас…
По завершении «минутки» он мастерским ударом погрузил копа в состояние, близкое к коме, начал стягивать с него одежду. Ворочались другие, что-то просили, угрожали — с ними он тоже не стал церемониться. Он избавил пострадавших от раций, сотовых телефонов, все это выбросил подальше. Собрал в кучу оружие, дабы не было повода припаять ему дополнительную статью, сложил его аккуратной стопкой рядом с телами. Фору в пределах часа он обрел. Пока очнутся, пока добредут до ближайшего телефона…
Катя шумно задышала, когда из хлева, пошатываясь, вышел мужчина в полицейском облачении. Он волок за лямку распухший рюкзачок, у которого очень кстати обнаружилось дополнительное отстегивающееся дно. Заметив знакомые глаза под кепкой, она немного успокоилась. Павел был выжат и опустошен. Он грузно взгромоздился за руль, повел машину прочь от фермы. «Уазик» переплыл через водосток, покатил в пелену дождя.
— С каждым разом все хуже и хуже, Пашенька… — прошептала Катя, расклеивая сведенные судорогой губы. — Мы превращаемся в Бонни и Клайда, тебе не кажется?
— Не кажется, — огрызнулся Павел. — Мы никого не убиваем. Катюша — если не трудно, переберись на заднее сиденье, пока мы не въехали на нормальную дорогу. Приляг, чтобы не отсвечивать.
Все труднее давалось самоуспокоение. Он готов был согласиться — все, что они делали, являлось настоящим безумием. Власти имели полное право пристрелить их без всяких попыток к бегству. Но пока он держался. Хотя и верил в свою несчастливую звезду. Глаза слипались, немели ноги, но он упорно гнал машину в штриховку косого ливня. Сознание мутнело, но не отключалось. За спиной остался полицейский пост — служивые даже не вышли из машины, чтобы его поприветствовать. За лесом и какой-то серой деревенькой он взгромоздился на шоссе и удачно вписался в трафик. С переводом передач были проблемы, но он наловчился. Развилка, дорога влево, еще один полицейский пост — сотрудник ГИБДД в непромокаемом макинтоше равнодушно кивнул водителю. Павел тоже кивнул, мол, сочувствую, дружище. Какие-то населенные пункты, сгоревшая деревня, вереница автомастерских и сомнительных закусочных. Девчонки на обочине под зонтом — из тех, что любят ртом, а не ушами. На повороте понесло машину, он еле справился с управлением, застрял на обочине. Водитель идущего следом джипа ехидно осклабился, постучал кулаком по голове. Номера под слоем грязи не читались — совсем распоясались автолюбители в этой стране… Находиться в шкуре полицейского было неприятно. Все чесалось, краснела кожа. Будь она неладна, эта болезненная чувствительность! До нужного населенного пункта оставалось километров пять. Показался торговый центр средней степени паршивости. Парковку перед зданием запрудили машины. Но свободное место нашлось за углом, куда он завернул, поплутав по парковочным рядам. Там было тихо, он подогнал машину к стене и выключил мотор.
— Все понятно, — прошептала Катя. — Одному из нас предстоит отправиться в командировку. Неясное чувство мне подсказывает, что это будешь не ты.
— Пожалуйста, Катя… — взмолился Павел, откидывая голову. К горлу подступала великая депрессия. — Ты, в отличие от меня, прилично выглядишь. Не сказать, что идеально, но внимания к своей персоне не вызываешь. Возьми деньги… Нужна одежда — тебе и мне, что-нибудь приличное и по погоде. Захвати перекусить, попить, что там еще… Подъезжай с тележкой прямо сюда — перегрузим, не арестуют, я сам любого арестую… Если встретишь оптику, купи мне, пожалуйста, очки — с минимальными диоптриями. Можешь не спешить, покупай, наслаждайся, время есть…
— Шопинг на широкую ногу, какая прелесть… — восхитилась Катя. — Любимое занятие современной женщины, всю жизнь мечтала стать шопоголиком. Так редко удается, зарплата хорошая, но маленькая, а все накопления на черный день легко помещались в холодильнике… Хорошо, Пашенька, доставлю себе удовольствие. А можно взять денег немного больше, чем ты рассчитывал?
Он прождал ее битых два часа. За это время он успел поспать, подумать о нелегкой женской судьбе, смерил строгим оком шныряющую между машинами шелупонь. Обнаружив мента за рулем, местные гопники сделали отсутствующие лица и быстро исчезли. Он посматривал на часы, размышлял — не пора ли начать волноваться? Катя подкатила тележку — довольная, раскрасневшаяся. Он обрадовался, сделал женщине приятное! Только так и надо — женщина ОДНА должна ходить по магазинам. А мужчина должен спать в машине — вместо того чтобы таскаться за ней и неустанно ныть. Он быстро огляделся, вывалился из машины и начал перегружать пакеты в салон. Дело сделано, можно рвать когти…
Через десять минут полицейская машина въехала в поселок, протянувшийся вдоль трассы, и свернула за щебеночный карьер, не подающий признаков жизни. Очень кстати кончился дождь. За мусорной свалкой не было ни одной живой души. Машина въехала в ивовые заросли, и недолгое время в ней царило оживление. Спустя четверть часа из придорожных зарослей выбралась разнополая парочка в непромокаемых ветровках с капюшонами и принялась голосовать. Мужчина выглядел спортивно, на плече у него висела походная сумка. Очки современной «зауженной» формы придавали лицу интеллигентность. Двухдневная щетина смотрелась импозантно. Женщина сменила джинсы, туфли, сделалась стройнее, изящнее. Ее лицо украшала загадочная полуулыбка. Эти двое очень гармонично смотрелись вместе, дополняя друг друга. Остановилось невзрачное изделие Волжского автозавода, маршрут и гонорар водителя устроил, парочка тронулась в путь. А еще через четверть часа заспанный работник небольшого мотеля на окраине населенного пункта с интересом созерцал, как импозантно небритый мужчина с достоинством пересчитывает купюры. Потом он воровато посмотрел по сторонам, поманил работника к себе и зашептал на ухо: