Странно, конные состязания закончились более получаса назад, а количество машин на площади не уменьшилось. Большая толпа собралась у памятника и гудела растревоженным ульем. Многие, севшие было в автомобили, выбирались обратно, захлопывали дверцы и тоже направлялись к памятнику. Митинг там, что ли? Вот уж это мне до лампочки. Нужно было побыстрее уносить ноги.
Пройдя вдоль ряда машин, я отыскал такси. Немолодой, небольшого роста шофер стоял у открытой дверцы автомобиля и то и дело привставал на носки, пытаясь рассмотреть, что же там, у памятника, происходит.
- Свободен? - спросил я.
- А? - не оборачиваясь, переспросил он.
- Свободен, спрашиваю?
- Ага... - с сожалением вздохнул шофер и, так и не глянув в мою сторону, нырнул за руль. - Садись.
Я опустился на переднее сиденье, положив полиэтиленовый пакет с деньгами на колени. Весил он порядочно.
- Что там за сборище? - поинтересовался я у шофера.
- А черт его знает... - пробурчал он, выруливая между машин и по-прежнему глазея в сторону памятника. - Ох ты, мать твою!.. - внезапно воскликнул он, и машина вильнула.
- Так что там?
- А то сам не видишь!
Я присмотрелся к толпе, но ничего не заметил. Вроде бы никто не ораторствовал... Вдруг с памятника кольнуло в глаза солнечным зайчиком, и я ахнул.
- Во дела! - весело хихикнул шофер, впервые бросив на меня взгляд.
"Дела" действительно были удивительные. Опять отыскался в городе шутник, который, пока все наблюдали скачки на ипподроме, вернул бронзовому коню его "достоинство". И теперь оно сияло и сверкало.
- Если верить в приметы, - осклабился шофер, - кто-то сегодня хороший куш в тотализатор сорвал.
- Да, сорвал, - согласился я. Теперь я точно знал, кем являлся шутник. - Погляди сюда. И раскрыл пакет. Машина снова вильнула.
- Ну ты даешь! - восхитился шофер: - К-конь с яйцами...
Глава 6
Одиннадцать обменных пунктов объехали, пока удалось обменять все рубли на доллары. Оказывается, никто больше тысячи в киоске не держит. И это при грабительском-то курсе, когда я вместо девяти тысяч получил на руки чуть больше восьми.
Убил я на обмен валюты два часа. Шофер за это время стал чуть ли не родным, всю дорогу балагурил, предчувствуя хорошие чаевые. Не знал он конечной точки нашего путешествия.
Когда я обменял последние рубли, на часах было двадцать минут восьмого. Сорок минут до урочного часа.
- Все? - спросил_шофер, когда я забрался в машину.
- Все.
- Теперь куда?
- В центральную травматологию.
Машина стояла, но шофер дернулся так, будто она на полном ходу врезалась в столб. Лицо, помрачнело.
- Нет, мужик, - глухо сказал он, угрюмо глядя в ветровое стекло, - туда не поеду.
Я достал двести долларов.
- Отец, это за все про все.
Он покосился на доллары, но не взял.
- Не уговаривай. Район там плохой. К тому же смеркается... Жизнь дороже.
Я тяжело вздохнул. Понял, если добавлю еще, тогда точно не повезет. Известны ему такие номера - слишком щедрые клиенты, доехав до места, и чаевые назад забирают, да еще и дневную выручку таксиста прихватывают.
- Отец, - попытался я уговорить, - у меня в травматологии друг лежит. Травма черепа. Если в восемь вечера деньги не привезу, операцию делать не будут. Может умереть.
Шофер молчал, мрачно уставившись перед собой в никуда.
- Ладно, - махнул я рукой, положил доллары на бардачок, открыл дверцу. - И на том спасибо.
Но не успел пройти и десяти метров по тротуару, как такси догнало меня и притормозило у бровки.
- Садись! - распахнул дверцу шофер.
- Вот спасибо, отец! - обрадовался я, впрыгивая в машину. В общем, только на это и надеялся - за два часа более или менее понял его натуру.
Всю дорогу шофер был мрачнее тучи и не проронил ни слова. И гнал машину как на пожар. Понять его можно - за последний год в Хацапетовке бесследно исчезли три машины такси вместе с водителями. Автомобили, по всей видимости, разобрали на запчасти, а водители как в воду канули. Никаких следов ни одного из них не нашли.
Шофер настолько резко затормозил на пятачке у бетонной ограды больницы, что машину занесло и развернуло. Я как раз приоткрыл дверцу, и меня буквально вышвырнуло из салона.
- Счастливо! - с явным облегчением бросил мне шофер и рванул с места так, что покрышки чуть не задымились.
- И тебе тоже! - крикнул я вслед, прекрасно понимая, что вряд ли он меня услышит. Будет гнать машину по Хацапетовке, как на ралли, и любого голосующего на дороге лучше собьет, чем остановится.
В палате у Владика я появился без пяти восемь. Люся нервным шагом мерила палату из угла в угол, но как только я перешагнул порог, замерла и с тревогой уставилась на меня.
- Ничего не получилось? - убитым голосом спросила она. Не верила уже ни во что.
- Это почему? - нарочито бодрым тоном возразил я. - Все в порядке!
Какое-то мгновение глаза Люси недоверчиво бегали по моему лицу. Наконец смысл сказанного достиг ее сознания, и нервное напряжение отпустило. Взгляд затуманился, рукой она, как слепая, нашарила спинку стула и села.
- Слава богу... - прошептала расслабленно. Я посмотрел на Владика. Он лежал в той же позе, что и утром, но лицо, как мне показалось, побледнело еще больше.
Возможно, в этом были виноваты сумерки.
- Как Владик? В сознание приходил?
Люся отрицательно покачала головой.
В этот момент дверь распахнулась, и в палату, включив свет, вошел интерн Лева Матюхин. Лишний раз я убедился, что приставка "интерн" никак не шла к его фигуре и умению держаться. Хирург, да и только, причем весьма опытный, уверенный в себе.
- Добрый вечер, - сказал он и вопросительным взглядом уставился на меня. Мол, урочный час пробил.
Я кивнул. Тогда интерн закрыл дверь и подошел ко мне.
- Пять тысяч? - переспросил я.
- Да.
Я вынул из кармана заранее приготовленную пачку и передал ему.
- Погодите, сейчас добавлю... - встрепенулась Люся, пытаясь непослушными пальцами расстегнуть сумочку.
- Люся, уже все оплачено, - мягко сказал я. Она не слышала.
- Минутку... - дергала заклинившую "молнию". Я шагнул к ней и взял за руку.
- Все оплачено, - повторил я.
Люся обмякла, запрокинула голову и посмотрела на меня снизу вверх широко распахнутыми глазами. В ее взгляде читалось полное непонимание происходящего.
- Так как же это?.. - прошептала она.
- Успокойся. Все нормально.
Ладошка у нее была маленькая, холодная, и ее не хотелось отпускать. Хотелось согреть.
Будущий известный хирург Матюхин дотошно пересчитал деньги и спрятал в карман халата.
"Считай не считай, - мимоходом решил я про себя, а после операции все до цента Рыжей Харе отдашь..."
- Сейчас я пришлю реаниматолога, - сказал интерн. - Будем готовить вашего друга к операции.
Я с сожалением отпустил Люсину руку. Давненько не испытывал подобного чувства. Странно в общем-то.
- А где находится операционная?
- На третьем этаже.
Матюхин кивнул и степенно удалился. Нет, определенно этого интерна ждет слава. Мирового значения вряд ли, а вот на местном уровне - весьма значительная. Одним своим представительным видом ее завоюет.
Через пару минут пожилая, грузноватая врачиха в помятом халате вкатила в палату небольшой столик с медицинскими инструментами и висящими на двух штативах капельницами. Сопровождала ее худенькая, совсем юная девушка, этакая пигалица, в безукоризненно выглаженном халатике и таком же, удивительной белизны, колпаке. Скорее всего, медсестра-практикантка, поскольку врачиха не доверила ей даже столик с инструментами.
- Попрошу родственников и знакомых покинуть палату, - тоненьким голоском заявила пигалица, стараясь придать тону строгость. Строгость не получилась. Получилось этакое детско-наивное "сюси-пуси".
Пряча улыбку, я нагнулся к Люсе.
- Пойдем, - взял ее под локоть. - Будем ждать возле операционной.
Операция затянулась до часу ночи. В половине девятого, опустив грузовым лифтом на третий этаж каталку с Владиком, реаниматологи ввезли его в операционную. Минут через пятнадцать туда проследовали две медсестры, а ровно в девять из ординаторской показалась внушительная процессия хирургов и медленно, выражая всем своим видом профессиональную сосредоточенность, направилась в операционную. Посередине шел мощного телосложения старик с крючковатым носом и надменно поджатыми губами - надо понимать, тот самый "знаменитый" профессор Милыптейн. Справа от него шагал ассистент - хирург средних лет, отнюдь не уступающий в комплекции профессору, а слева сопровождал интерн Левушка Матюхин. Этакие "Три богатыря" Васнецова на современный лад. Один вид "богатырей" внушал не то что доверие, а стопроцентную уверенность в блистательном исходе операции. Косвенным подтверждением тому было и молчание дара предвидения. Никогда в "воспоминаниях будущего" ничего хорошего мне не представлялось. Взять хотя бы финал скачки на Большой приз города - исчез дар предвидения, и все тут. А как пакости накликать - это завсегда пожалуйста...
Сидя с Люсей на стульях у стены, мы проводили хирургов взглядами, не смея произнести ни слова, чтобы не нарушить их предоперационный настрой. Лицо ассистента профессора показалось мне знакомым, причем почему-то представлялось, что встречались мы с ним где-то в пивной. Глупее мысли возникнуть не могло. Наверное, был у меня случайный собутыльник, похожий на хирурга, и теперь ассоциативная память изволит со мной шутки шутить в самый неподходящий момент.
Перед операционной медсестра, сопровождавшая хирургов, суетливо забежала вперед, распахнула дверь. И хирурги соответственно рангу торжественно вошли. Медсестра закрыла за ними дверь и направилась в ординаторскую.
Я посмотрел на Люсю. Она сидела никакая, вперившись пустым взглядом в двери операционной. Досталось ей - ночь без сна, день в тревоге, теперь операция... Вероятно, захочет и эту ночь быть у постели Владика.
Я подхватился со стула и догнал медсестру.
- Извините, сестричка...
- Да?
Она остановилась и обернулась. Приятное у нее оказалось лицо. Доброе, как у сестры милосердия. Редкость по нынешним временам, особенно в медицинском учреждении.
- Скажите... после операции кто-нибудь находится с пациентом?
- Обязательно, - заверила она. - Реанимационная сестра, да и врач-реаниматолог от него не отходит, пока состояние не стабилизируется.
- А... А кто будет у Владика врачом-реаниматологом? Или еще не известно?
- Известно, - улыбнулась медсестра. - Светлана Анатольевна. Она сейчас с ним на операции, а затем будет из наркоза выводить.
- Она достаточно опытная?
- Вы скажете! Ученица Лаврентьева. Ее на все сложнейшие операции вызывают - рука у нее легкая. Знаете, каких она пациентов с того света возвращала? Никто уже не верил. А у вашего друга состояние средней степени тяжести. Так что все будет в порядке.
- Спасибо.
Медсестра с обликом сестры милосердия мягко улыбнулась.
- Это вы Светлане Анатольевне при случае скажете.
Немного ободренный, я вернулся к Люсе, и потянулись долгие часы ожидания. Где-то в полночь, заметив, что девушка стала как бы выпадать из реальности, то ли засыпая с открытыми глазами, то ли погружаясь в обморочное состояние, я перехватил в коридоре медбрата и поинтересовался, есть ли в больнице буфет, где можно выпить кофе и съесть пару бутербродов. Оказалось, что буфет есть, но работает он только в дневное время, а разжиться чем-нибудь съестным посреди ночи ни в больнице, ни где-либо поблизости никак нельзя. Впрочем, за двадцать долларов медбрат разжился-таки на две чашки растворимого кофе и два бутерброда с вареной колбасой.
Люся от бутербродов отказалась, а кофе выпила. Он ее немного взбодрил, но ненадолго. Вскоре она снова начала впадать в беспамятство с открытыми глазами. К счастью, в это время дверь операционной открылась, и вышел интерн Матюхин.
Я вскочил. Люся попыталась встать, но у нее ничего не получилась. Она так и осталась сидеть, судорожно вцепившись рукой в спинку соседнего стула и со страхом уставясь на вышедшего интерна.
- Все хорошо, - кивнул еще издали интерн. Он приблизился. - Операция прошла успешно. Недельки три полежит в больнице, потом месяц реабилитации, и будет абсолютно здоров.
Люсины плечи мелко задрожали, она беззвучно заплакала.
Матюхин перевел взгляд с нее на меня.
- Просьба небольшая, - сказал он. - Сейчас выйдет профессор, так вы, пожалуйста, с благодарностями к нему не приставайте. Устал старик. Ему отдохнуть надо.
Я кивнул.
Дверь распахнулась, и из операционной грузно вышел профессор Милыитейн, поддерживаемый под локоть ассистентом. Надменная брезгливость напрочь исчезла с губ профессора, уступив место блаженной улыбке. Он проковылял к нам, остановился напротив Люси и потрепал ее по щеке.
- Не плачьте, девица! - ласково сказал он. - Мы еще на вашей свадьбе погуляем.
Профессора пошатнуло, и ассистент еле удержал его. Люся не нашлась, что ответить.
- Пошли, Илья Григорьевич, - предложил ассистент, увлекая ведущего хирурга к ординаторской, и скользнул по мне взглядом. Странный это был взгляд: острый как укол и потому неприятный и непонятный.
Мильштейн устало кивнул, сделал шаг, но вдруг остановился и с ехидцей посмотрел на ассистента.
- Коллега, не понял, вы мне скабрезности предлагаете произносить или за бутылкой гонца послать?
Ассистент недоуменно посмотрел на профессора, затем рассмеялся и покачал головой.
- Опять вы со своими правилами русского языка, - сказал он. - Идемте.
- Идем... - согласился профессор, и они стали удаляться.
- Кстати, по поводу гонца... А не кажется ли вам, профессор, что после столь блестящей операции и водочки выпить не грех? - спросил ассистент.
- Непременно, коллега, всенепременно! - с молодым задором согласился профессор. - С устатку ве-есьма пользи-тельно!
И тогда на сердце у меня потеплело, и я отказался от замысла наслать на них Рыжую Харю. Даже неприятный взгляд ассистенту простил. Похоже, ерничая в душе над хирургами, я их сильно недооценил. Не пять часов назад, а именно сейчас сам бы с дорогой душой пять тысяч долларов отдал и искреннее спасибо сказал. Если уж государство не ценит их искусство, то кто-то же должен благодарить? Не побираться же хирургам на паперти...
Через полчаса вывезли каталку с Владиком. Пожилая врачиха на весу держала у изголовья капельницу, а пигалица подталкивала каталку сзади. Владик с забинтованной головой лежал на каталке с приоткрытыми глазами, но по мутному взгляду, задурманенному наркозом, было понятно, что он еще не пришел в себя.
- Я с ним... - сорвалась с места Люся. - Подежурю....
Я не стал ее отговаривать и подошел к врачихе.
- Светлана Анатольевна, - обратился вполголоса. Она не отреагировала. То ли не услышала, то ли с капельницей в руках ей было не до меня.
- Светлана Анатольевна! - сказал я громче, наклонившись к ее уху.
Она вздрогнула и недоуменно посмотрела на меня.
- Что вам угодно? - пропел сзади "сюси-пусин" голосок.
Меня как по голове ударили. Я повернулся и ошарашенно уставился на пигалицу.
- Вы... Свет-ла-на А-на-толь-ев-на? - раздельно, по слогам, с трудом выговорил я.
-Да.
- Врач-реаниматолог?
- Врач-реаниматолог, - нараспев подтвердила пигалица. - Что вам угодно?
Я сглотнул слюну. Надо же так опростоволоситься! Никогда не подумаешь, что эта худенькая, хрупкая девчушка уже давно врач, к тому же настолько опытный, что ее предпочитают видеть на самых сложных операциях. По внешнему виду полная противоположность респектабельному интерну Матюхину. Как говорится, не верь глазам своим...
- Очень вас попрошу, - сказал я, попытавшись вложить в слова всю задушевность, на которую был способен, - подежурьте возле него, чтобы все было в порядке. Сами видите, - указал я глазами на Люсю, - толку от нас сегодня ночью будет мало.
И аккуратно опустил в карман халата реаниматолога пятьсот долларов.
- Могли бы и не просить, - "сюси-пусиным" речитативом отпела Светлана Анатольевна. - Это наша прямая обязанность.
Однако от денег не отказалась.
- Ну а если какие лекарства нужны будут...
- Да, нужны. Церебролизин.
- Вы знаете... - замялся я, косясь на пожилую медсестру, - боюсь что-нибудь в названии перепутать. А вам, по-моему, проще препарат достать. Этого хватит? - протянул еще сто долларов.
- Даже с излишком, - честно призналась она, не прикасаясь к деньгам. Надо же, совестливая! Определенно не обратила внимания, какую сумму ей в карман опустил.
- А вдруг еще какие-нибудь лекарства понадобятся? - подсказал я компромисс.
- Хорошо, - как-то не очень уверенно согласилась врач-реаниматолог и взяла деньги.
Каталку завезли в кабину грузового лифта, Люся тоже попыталась войти, но я удержал ее за талию.
- Какая из тебя сейчас сиделка? Заснешь у кровати, а если ночью Владику понадобится помощь, что тогда?
- Но как же он один... - попыталась вырваться Люся. Я прижал ее к себе и шепнул на ухо:
- Возле него всю ночь будут дежурить квалифицированные врачи. Я заплатил. А тебе сейчас лучше поехать домой и как следует выспаться.
Дверь лифта закрылась. Люся обмякла у меня в руках, но сердце у нее колотилось, словно у воробышка. Я невольно вдохнул запах ее волос, и голова закружилась. Не хотелось отпускать девушку. Хотелось поцеловать.
Все же нашел в себе силы и расцепил объятия.
- Идем, - сказал, - провожу домой.
И, подхватив под руку, увлек к выходу. Люся не сопротивлялась, шла как сомнамбула, механически переставляя ноги.
Вахтер на первом этаже, недовольно бурча, открыл дверь, мы вышли. И лишь когда прошли метров двадцать и за нами лязгнул металлический засов на дверях больницы, до меня дошло, что я наделал. По собственному желанию очутиться посреди ночи на улицах Хацапетовки мог только полный идиот.
Я оглянулся. Свет в холле первого этажа погас, и стало совсем темно. Черта с два вахтер назад пустит - видел я его лицо. Так что обратной дороги нет. Единственный путь - к конечной остановке троллейбуса, хотя у меня было большое сомнение, что по этому маршруту ходит дежурный троллейбус.