– Ты не слишком щадишь мое самолюбие, – констатировал он, в конце концов отдышавшись.
А Фиона не могла остановиться. Смех заполнял ей горло, мешал говорить, разливался по комнате.
– Я… я не… – только и смогла она выдавить.
– …не думала совсем об этом, – завершил за нее фразу Алекс, руками помогая себе приподняться и усаживаясь с ней рядом. – Я знаю.
Она быстро затрясла головой.
– Да-да. Даже не думала, что что-то может быть таким… может так позабавить меня, – призналась она, восстанавливая дыхание и опуская руки на бедра. – Видел бы ты свое лицо!
Сначала Алекс хотел встать на ноги и доказать, что вполне владеет собой и ситуацией, но затем решил, что было бы глупо принести в жертву самолюбию нежданную удачу: она рядом, они одни, пусть и на полу. Обхватив одной рукой плечи, пальцами другой он смахнул сползавшие по ее щекам слезинки и проворчал:
– Все не так уж и забавно.
Фиона вновь расхохоталась:
– О нет, смешно! Ты даже не представляешь, как давно я так смеялась… Пожалуй, с тех пор, когда в последний раз видела твою сестру Пип.
Алекс тоже улыбнулся:
– Это да. Пип кого угодно рассмешит. Эта маленькая штучка ведет себя так нелепо.
Его слова сопроводил звучный шлепок по спине и возмущенный возглас Фионы:
– Не смей говорить плохо о моей лучшей подруге! Единственной подруге практически. За исключением Сары и Лиззи. А теперь Сара жена моего брата, так что ума не приложу, какой будет наша встреча.
В ее голосе чувствовалась давняя затаенная грусть. О боже, как же ей одиноко! Алексу захотелось обнять ее, прижать к груди и не отпускать, оберегая от всего, что может причинить боль.
– Клянусь, я очень хорошо отношусь к сестре и даже обожаю эту вредину. Однако порой ей изменяет здравый смысл. Вот в чем проблема.
Дыхание Фионы постепенно выровнялось, и она кивнула:
– Да, Пип из тех, кто сначала делает, а потом думает.
– Она как ураган.
– Ей необходимо наконец заполучить своего Бью, – сказала девушка, вскидывая голову. – Тогда все встанет на место.
Алекс усмехнулся:
– Бедный Бью! У него больше не будет и минуты спокойной.
Несколько следующих долгих мгновений они сидели молча, прижавшись друг к другу, в круге солнечного света на бархатных шторах. Он полуобнимал ее одной рукой, она прижималась головой к его плечу. Было так хорошо, так спокойно.
Но долго это продолжаться не могло. Алекс старался не шевелиться, понимая, что иначе может не справиться с нарастающим желанием взять ее прямо на полу. Решившись наконец нарушить молчание, он взглянул ей в лицо.
Губы девушки были приоткрыты, но вовсе не от смеха. Он вновь увидел на ее шее пульсирующую жилку, она все сильнее прижимала к груди руки, будто пытаясь себя от чего-то удержать.
Не понимая зачем, он поднял свободную руку, провел пальцами по ее щеке, но ладонь так и не убрал. Собрав волю в кулак, он замер, вновь давая Фионе возможность остановить его. И она вновь не сделала этого. Сердце забилось так, будто стремилось выпрыгнуть из груди. Тело напряглось до предела. Сомнений не осталось: он может и должен ее поцеловать.
Оказалось, что корицей она не только пахла: он почувствовал и вкус корицы, когда их губы соединились… и кофе. А еще призыв и вожделение. Впрочем, последнее относилось скорее к нему. Губы девушки были такими нежными, такими мягкими, такими вкусными. Теперь он держал голову Фионы в своих ладонях, поглаживая кончиками пальцев. Услышав ее тихий стон, не прерывая поцелуя, Алекс обнял ее крепче, понуждая опуститься на шторы. Девушка не сопротивлялась, наоборот: руки ее обвились вокруг его шеи, губы призывно раскрылись, груди налились и отяжелели.
Все было так, как четыре года назад. И тогда его голова так же кружилась, когда он поднял ее, пронес несколько шагов и опустил на землю в месте, где их никто не видел и он мог ласкать ее, целовать и… Опозорить и взвалить груз греха на себя. Алекс знал, что лишь чудо уберегло их тогда, и гнал от себя эти воспоминания.
Но что мешает сейчас? У него больше нет жены, так что переживать из-за его поступка некому. Он, пожалуй, никогда не испытывал такой тяги к женщине, как сейчас. И да простит Господь, он достаточно опытен и сможет доставить ей удовольствие. Он смог бы раскрыть ей, какие волшебные наслаждения может дать собственное тело. Он мог бы заставить ее сердце петь от счастья. О Боже! Он мог бы…
Что насторожило его, он так и не понял, но вдруг как бы увидел себя со стороны – сильный мужчина совращает девушку на полу ее столовой. Если не остановиться, она будет обесчещена. Либо ему придется жениться.
На этот раз он сумел отстраниться, хотя равновесия, не физического, а душевного, так и не обрел. Когда девушка открыла глаза, Алекс понял, что восстановить его будет непросто.
Глава 8
Она не могла дышать, не могла думать, будто тряпичная кукла распласталась на тонком бархате, под которым чувствовалось дерево пола. Тело пылало. Кожа обрела необычную чувствительность. Груди набухли и напряглись, а кости, казалось, вовсе расплавились. А он… он просто отвернулся и встал. Фиона не поверила своим глазам. Быстро вскочив на ноги, она оказалась у него за спиной – и первое, что почувствовала, это странное стеснение в груди. Она наклонила голову. Как можно быть столь неосмотрительной? Ответом ей была волна воспоминаний. Она словно вновь ощутила его пальцы на своей груди, прикосновение губ, жар тела…
Она отвернулась и привела в порядок платье. Позади раздался шорох, и она закрыла глаза, пытаясь отогнать воспоминания, но тут услышала его голос:
– Я…
Фиона резко повернулась, но вновь увидела только его спину и выпалила в приливе ярости:
– Если станешь извиняться, клянусь: выпотрошу тебя как карпа!
Он посмотрел на нее через плечо.
– Не стану. Просто скажу, что хотел сделать это не так.
Она узнала этот взгляд: точно так он смотрел на нее четыре года назад, когда целовал на пастбище, в нем читались стыд, сожаление, раскаяние.
Фионе захотелось дать ему по физиономии.
– Я сожалею лишь о том, что поцеловал тебя в неподходящем месте.
Она посмотрела на него: пальцы сжаты в замок, явно старается держать себя в руках, – и неожиданно почувствовала, как гнев ее испарился. Она еще не нашлась что ответить, но поняла, что он прав. Страшно даже представить, что кто-то мог увидеть, как она кувыркается с мужчиной на полу столовой. Этого ей хотелось меньше всего, хотя речь шла, возможно, о самом счастливом моменте за… ну да, за последние четыре года.
От следующей пришедшей в голову мысли Фиона чуть не застонала – ей предстояла встреча с матерью новой ученицы, которая должна вот-вот прийти. Ужас! Разве имела она право так рисковать благополучием своей школы?
Сотрясаясь всем телом, будто в лихорадке, она подняла с пола штору.
– Не мог бы ты наконец повернуться ко мне лицом?
Алекс печально хмыкнул и признался:
– Нет, не могу, но, полагаю, повесить наконец эту чертову тряпку сумею.
Несколько мгновений Фиона тупо смотрела на кусок ткани в своих руках, потом согласилась:
– Хорошо. Если так будет быстрее, то попробуй.
Коротко кивнув, Алекс установил стремянку на прежнее место у окна и поднялся наверх, а Фиона подала ему край шторы. Но и сейчас их прервали – на сей раз хлопнула дверь парадного и послышался знакомый голос:
– Вот это да! Кому скажи – не поверят. Будет о чем посплетничать за рюмкой в «Уайтс».
– Только попробуй, Чаффи, – парировал Алекс, не поворачивая головы. – Тут же расскажу твоему отцу, чем ты занимался на прошлой неделе, вместо того чтобы присутствовать на приеме, который устраивала твоя матушка.
Последовало напряженное молчание.
– Ты не посмеешь…
Фиона обернулась и увидела в дверях Чаффи: в бобровой шапке и пальто с капюшоном; рот открыт, очки сползли на средину носа. Краска неожиданно залила ее лицо, и она мысленно взмолилась, чтобы он этого не заметил.
– Даже не надейся, – заявил Алекс, на мгновение отвернувшись от шторы. – О приветствую вас, леди Мейрид! Вам удалось поговорить с королевским астрономом?
Фиона отошла от лесенки, чтобы помочь сестре снять пальто, и при взгляде на нее ей показалось, что девушка чем-то озабочена.
– Это неправильно. Это не так, – затараторила вдруг Мейрид. – Это нечестно.
Состояние сестры испугало Фиону, и она спросила:
– Вы так и не поговорили с ним?
– Поговорили, даже угостил чаем, – ответил Чаффи, снимая шапку и расстегивая пальто.
Мейрид фыркнула и, оттолкнув руку сестры, обиженно сообщила:
– Он угостил чаем его.
– А насчет времени на большом рефракторе удалось договориться? – поинтересовалась Фиона, делая шаг назад.
Мейрид насупилась, безуспешно пытаясь расстегнуть пуговицы пальто, и наконец указала пальцем на Чаффи:
– Конечно, удалось, только ему. Не мне. Ему!
– Не стоит сердиться из-за этого, – широко улыбнулся Чаффи.
– А насчет времени на большом рефракторе удалось договориться? – поинтересовалась Фиона, делая шаг назад.
Мейрид насупилась, безуспешно пытаясь расстегнуть пуговицы пальто, и наконец указала пальцем на Чаффи:
– Конечно, удалось, только ему. Не мне. Ему!
– Не стоит сердиться из-за этого, – широко улыбнулся Чаффи.
Мейрид оставила в покое пуговицы, откинула голову и пристально взглянула на него, сверкая глазами.
– Нет, стоит! Стоит. Стоит. Стоит!
– Но почему? – поинтересовалась Фиона и увидела в глазах сестры боль и выступившую влагу.
– Потому что выделить время должны были мне. Ведь это я измерила изменения в орбитах цефеид и вычислила коррекцию параллакса [7].
– Вообще-то это сделала я, – напомнила Фиона.
Но сестра, казалось, это уточнение не услышала.
– Это я исправила расчеты его первого помощника; это я знаю название и расположение каждого объекта из каталога Мессье [8], а вовсе не он.
Каждое слово Мейрид сопровождала тычком пальца в сторону Чаффи, а тот лишь улыбался.
– А я знаю патера, – сказал он.
Фионе стало немного обидно за этого доброго человечка, но стоило ей взглянуть на него, как это чувство рассеялось. Чаффи смотрел на Мейрид с таким выражением, с каким дети смотрят на рождественские подарки.
– Думаю, она расстроилась из-за того, что уговорить Понда удалось мужчине, к тому же мужчине, который плохо знает, чем отличается планета от петунии.
Мейрид сердито фыркнула и демонстративно направилась к двери, однако менее чем через минуту вернулась, но уже со своей подушечкой, которую прижимала к груди как ребенка. А уже то, что она сделала потом, было совсем неожиданно: крадучись приблизилась к Чаффи, поправила его очки и встала рядом. Чаффи засиял:
– Используй любое средство, если помогает. Я – средство!
Окончательно убедившись в том, что сестра не права, Фиона пристально посмотрела на нее, скрестив руки на груди, и сказала спокойным тоном:
– Звучит логично, Мей, согласись.
Мейрид чуть отстранилась, снова фыркнула и пошла к двери, уткнувшись лицом в свою старую подушечку, так и не сняв наполовину расстегнутое пальто.
Стараясь загладить неловкость, Фиона натянуто улыбнулась:
– Очевидно, она просто не нашлась что ответить. Как бы то ни было, благодарю вас за то, что приехали помочь ей.
– Я рад, – ответил Чаффи с поклоном и повернулся к другу. – Помочь тебе это повесить, Алекс?
Алекс, явно пытаясь скрыть смущение, с некоторой бравадой заявил:
– Между прочим, не откажусь. Давай сюда.
Работа закипела. Они как раз заканчивали вешать последнюю штору, когда в передней раздался звук колокольчика. Фиона направилась к двери, а мужчины поспешили за ней.
– Спасибо за помощь, и поторопитесь: я знаю, вас ждут в другом месте.
– Распродажа в «Таттерсоллзе», – напомнил Чаффи другу, надевая пальто. – Пойдем? Картер выставляет на продажу луминатское.
– Лузитанское, – поправил его Алекс с улыбкой, глядя на безуспешно пытавшуюся скрыть волнение Фиону. – Это будет достойное времяпрепровождение. Идем. Думаю, мы вполне можем предоставить леди Фионе возможность заняться своими делами.
В этот момент миссис Куик как раз открыла дверь, и они услышали мягкий женский голос с сильным акцентом.
– Как хорошо, что мы уходим, – заметил Чаффи, глядя на вошедшую в дом грациозную женщину в черном.
Незнакомка – явно вдова – выглядела безукоризненно, включая скрывавшую лицо плотную вуаль. Фиона, не в силах отвести от нее взгляд, подумала, что отдала бы многое, лишь бы выглядеть так же изысканно и элегантно.
– Добро пожаловать, мадам, проходите в приемную. Миссис Куик угостит вас чаем, если не возражаете, а я пока провожу этих джентльменов.
– Чай? Прекрасно, – произнесла вдова мягким, мелодичным голосом, делая легкий реверанс Алексу и Чаффи. – Симпатичные месье.
Посетительницу вряд ли можно было назвать миниатюрной: стройная и гибкая, она, однако, обладала упругой пышной грудью – именно такой, какую предпочитают мужчины. Фиона подумала, что рядом с этой дамой сама она выглядит как крестьянская лошадь. Подтверждением этой неприятной мысли стали восторженные взгляды мужчин, стоило незнакомке войти в приемную.
– Француженка? – предположил Алекс, как только за посетительницей закрылась дверь.
Фиона едва сдержала вздох.
– Думаю, бельгийка или швейцарка. Стала вдовой во время войны и переехала с дочерью сюда.
– Ей повезло.
– Благодарю вас за помощь, вас обоих, – сказала Фиона, прижимая посильнее руки к бедрам, что, с ее точки зрения, было самым безопасным для них положением сейчас, когда так хотелось поправить прядь, упавшую на лоб Алексу.
– О, не за что! – ответил он с улыбкой, натягивая на плечи пальто.
При этом Чаффи вел себя несколько странно: водил по сторонам взглядом и, казалось, забыл и о друге, и о хозяйке дома.
– Чаффи! – окликнул его Алекс.
Тот вскинул голову и, принюхиваясь, спросил:
– Чем это пахнет?
Фиона тоже замерла, но единственным, что различил ее нос, был слабый аромат духов.
– Похоже, апельсин… – Она удивленно вскинула брови. – Приятный аромат. Должно быть, это духи мадам… у меня таких точно нет.
Чаффи, нахмурившись, так и стоял без движения. Алекс смотрел на него в ожидании разъяснений. Фиона растерялась: надо было идти в приемную, но она не могла, пока не уйдут мужчины.
Наконец Чаффи пошевелил руками и улыбнулся:
– Похоже на безумие, да? Так бывает. Почувствуешь знакомый запах – и почудится вдруг черт-те что. Не берите в голову.
Алекс усмехнулся.
– Если ты о запахе апельсинов, – сказал он, поплотнее надвигая на голову шапку, – то могу поспорить, что тебе почудился «Ковент-Гарден». Там всегда в антрактах продают апельсины.
Последние слова явно были адресованы Фионе. У нее мелькнула не очень приятная мысль, что Алекс пытается просветить ее как какую-нибудь деревенщину.
– В один из ближайших вечеров мы возьмем вас обеих в оперу, и ты сама это увидишь, – добавил он, весело глядя на нее.
Фиона предпочла не отвечать. Не могла же она, в самом деле, сказать Алексу, что ни ей, ни Мейрид попросту нечего надеть для поездки в оперу. Хорошо еще, что после поспешного бегства из Хоузворта у них оказались платья, в которых можно было появиться перед учениками школы и их родителями. К счастью, разговор об этом прекратился сам собой и она смогла проводить мужчин без лишней суеты.
Ненадолго остановившись перед маленьким зеркалом в холле, чтобы поправить прическу и убедиться, что с платьем все в порядке, она глубоко вздохнула и открыла дверь приемной.
Плотную вуаль гостья откинула на траурную шляпку, и Фиона еще раз подумала, что таких красивых женщин ей видеть пока не доводилось. Безукоризненное черное платье подчеркивало белизну гладкой кожи и прекрасную фигуру. На плечи ниспадали прекрасные светлые волосы, отливающие медью. Вскинув на хозяйку огромные голубые глаза, она с грацией танцовщицы поднялась с единственного находившегося в комнате непокарябанного стула.
– Мадемуазель Фергусон, – приветствовала она Фиону с легкой улыбкой. – Я слышала о вас много хорошего.
Легкий акцент придавал сказанному небольшую игривость.
Фиона улыбнулась в ответ и подошла к столу.
– Как поживаете, мадам Фермор?
Отдав, таким образом, должное ритуалу вежливости, они сели.
– Насколько я поняла, у вас здесь есть мужчины? – спросила мадам. – Не уверена, что такое соседство… ммм… было бы полезно моей Нанетт.
– Согласна в вами, мадам. Но поводов для беспокойства нет. Это друзья моего брата, которого я недавно потеряла. Они заехали ненадолго – убедиться, что у нас с сестрой все в порядке.
– О! Бедное дитя. Мне так жаль вас. Примите мои соболезнования.
– Благодарю вас, – ответила Фиона, низко склонив голову.
– Но они очень симпатичные, – улыбнулась гостья, игриво погрозив пальцем.
Обескураженная ее тоном, девушка растерянно заморгала.
– М-м… – начала Фиона, не зная, как реагировать на это замечание, и оглядываясь на дверь, будто они все еще находились там, за ней. – Пожалуй. Но они для меня всегда были просто хорошими друзьями брата. Не более того.
Мадам улыбнулась:
– Красивые мужчины редко бывают «не более того», мадемуазель.
Фионе вдруг захотелось выйти за дверь, а потом опять войти и начать разговор снова, придав ему сугубо деловой смысл.
– Вы писали, мадам, что вашей дочери одиннадцать лет. Это так?
Ответом было молчание, и у Фионы сложилось впечатление, что гостья по каким-то причинам не хочет отвечать. Положение спасла миссис Куик. Постучав, экономка внесла в комнату заполненный поднос, поставила перед Фионой и, бросив быстрый взгляд на француженку, неторопливо удалилась.
– Чаю, мадам? – предложила девушка.
Миссис Фермор подождала, когда закроется дверь, и принялась стягивать перчатки.