Уоррен Эллис Уборщик свиных туш
Dead Pig Collector by Warren Ellis
http://www.warrenellis.com
Через сорок тысяч секунд мистер Сан наконец вышел из блестящих, унылых загонов LAX в дневную влажную жару. Сорок тысяч секунд, более-менее, занимают перелет из Лондона в Лос-Анджелес и механики аэропорта. Он отмерял время в секундах. Одиннадцать часов — это утомительный сон и неторопливый завтрак. Не ощущалось срочности. А сорок тысяч секунд казались временем, что утекает без его участия, оставляя его в тусклом и отрешенном прошлом. За сорок тысяч секунд могло случиться что угодно.
Мистер Сан надел черные очки. Последние примерно полтора года в Британии стояла зима, так что он видел солнечный свет только во время путешествий или по телевизору. Свет Лос-Анджелеса, такой жалящий, оказался ему знаком. Странно, размышлял он, узнать определенный привкус солнечного света по полуденным воскресным фильмам детства.
Он уже достал пачку сигарет и зажигалку из верхнего кармана сумки на колесиках. Зажигалка была подарком от кого-то из целого легиона дядюшек и тетушек, что останавливались в Лондоне проездом в Китай или бог знает куда еще. Плоский двухдюймовый брусок, заряжающийся от USB, в нем был и ультрафиолетовый фонарик для поиска водяных знаков на банкнотах, и собственно нить накаливания. У мистера Сана в 2009 году был мобильный с зажигалкой — китайский SB6309 с нитью накаливания под отъезжающей панелью на задней стороне телефона. Ему нравился этот дурацкий телефон, но в итоге бизнес потребовал, чтобы он пользовался чем-то поумней. Но его он все-таки не выкинул, и иногда доставал дома из тумбочки и зажигал себе «Данхилл», только чтобы вновь испытать это нежное и приятное удовольствие. Уникальная вещица; невинная забава, что редко встречались в его личной или профессиональной жизни.
Обычно мистер Сан выкуривал сигарету за четыре минуты. Так он прожег еще двести сорок секунд. Покуривая, наблюдал, как его нынешний телефон, довольно современный, но совершенно безликий, наконец нашел 4G. Он открыл приложение, которое показывало на десять секунд фотографии, а потом безопасно их удаляло. Пока никаких сообщений от клиента. Он обнаружил, что это его на удивление встревожило. Прошло уже сорок тысяч секунд, а ничего так и не случилось. Мистер Сан почти обиделся. Он раздавил сигарету каблуком спортивного ботинка, аккуратно поместил окурок в урну и прошел через вестибюль заказать такси у служащего.
Добрых три тысячи шестьсот секунд такси пробиралось от LAX до Западного Голливуда. Мистеру Сану не нравился Лос-Анджелес. Он никак не мог определить в нем центр. Город казался ему болтающимся на вершине мира, как созвездие, что упало и свесилось с покосившегося каркаса бесконечной, сводящей с ума дороги. В Лос-Анджелесе мистер Сан прибывал по назначению только чудом, никак не находя в маршруте хоть какой-то логики или структуры.
В этом районе он обычно останавливался в «Марк Отеле», бутик-отеле нулевых, что сполз к грязному блеску и унылой штукатурке бюджетного жилья в 10-х. «Шато Мармонт» находился оттуда всего в пяти минутах, и был куда красивее, но туда люди приезжали, чтобы на других посмотреть. Мистер Сан и сам, иногда обедая в открытом ресторанчике «Мармонта», становился жертвой этого увлечения. Стоит заметить одно полузнакомое лицо — умирающая актриса, которую ты видел изруганной на обложках журналов, почти знаменитого актера, какого замечал на некоторых церемониях наград, на которые натыкался по телевидению отеля в бессонные ночи — и начинаешь выискивать еще.
В вестибюле «Марка» обретались иные типы. Сюда люди — не знаменитые, и, вероятно, не особенно умные — приезжали себя показать, но при этом сами не замечали никого вокруг. Мистер Сан в своем сером костюме с деловой сумкой на колесиках был практически невидим среди томных унылых созданий, раскинувшихся в вестибюле на низких софах и не внушающих доверия серебристых креслах-мешках. Регистрация всегда была болезненно утомительным процессом. Персонал казался слишком рафинированным и вряд ли зарабатывал здесь на жизнь, а сразу за ресепшном стоял огромный аквариум с девушкой. То, что осталось от артистических дней «Марка» — законодателя моды. Кто-то решил, что это очаровательно и богемно — держать в аквариуме по ночам полуголую девицу. Но мистеру Сану всегда казалось, что это скорее безрадостный обвинительный акт культуре Лос-Анджелеса — или, пожалуй, иллюстрация того, что у Лос-Анджелеса вовсе нет собственной культуры, лишь огромная коллекция неверных трактовок творческих историй других, настоящих городов.
Он был недоволен собой, что так снисходительно отнесся к девице в аквариуме. Он счел ее недокрасивой — из тех, кто позирует для классов художников в жалких общественных колледжах. А потом вновь надевает дешевые шорты и рубашку своего бывшего и бродит среди мольбертов, поражаясь, какая же она гротескная, раз вызвала к жизни в безжалостных угольных мазках столько уродства. Она лежала на незагорелом животике в аквариуме, медленно покачивая ногами в мозолях, одетая в оранжевое бикини из магазина «Все по доллару», тыкая в MacBook Air, инкрустированный стикерами.
Он безмолвно извинился перед ней за свою неприязнь, стыдясь яда, что вскипел в нем за три-четыре сотни секунд, пока он тут стоял. Но ему всегда было непросто регистрироваться в «Марке» с телом в аквариуме перед глазами. Ведь мистер Сан зарабатывал тем, что убивал людей и избавлялся от тел.
Номер мистера Сана мог похвастаться балконом и вертикальной пепельницей, прикрученной к внешней стене. Сам номер был в пределах ожидаемого: широкая кровать с выцветшим бельем, вытоптанный коврик, голые стены, слегка рябые от десяти лет коррозийного пота в воздухе. Но балкон действительно был поводом для гордости. Он свисал с той стороны отеля, что была далека от шума города, выходя на ощетинившийся деревьями диск перемешанной грязи, который его посетители считали парком для выгула собак. Мистеру Сану он казался исключительно средневековым, и он задумался, сколько собак в нем умерло. Однако все же было приятно выйти на балкон и выкурить сигаретку, будучи избавленным от вида города, позволить сумеркам Лос-Анджелеса слегка согреть его кости. Большим пальцем он набил сообщение своей девушке, которое она не увидит до утра по Гринвичу, тем выполнив все намеченные на день задания. Он с теплом предвкушал доставку еды, которая в «Марке» была хороша — карпаччо и сэндвичи со стейком — и пару часов американского телевидения перед заслуженным сном. Утром ему надо было кое-кого убить.
И утро выдалось великолепным. В ресторане в стиле забегаловки в вестибюле отеля мистер Сан заказал кофе и кашу, которую местные настойчиво именовали «овсянкой». Украдкой запил кофе две таблетки лоперамида. Они и продукты с низким гликемическим индексом, которые он потреблял последний день, помогут держать кишечник под контролем, как он предпочитал для работы. Он снова проверил сообщения на телефоне. Клиент ответил. На фото был сам клиент, обвисший мужчина с красными мешками под глазами, показывающий пальцы вверх под аккомпанемент маниакальной улыбки. На тексте поверх фотографии было написано «Пора за работу!» Мистер Сан предположил, что это какое-то дружеское напутствие. Далеко не в первый раз он посчитал своего клиента несколько придурком.
После завтрака он посетил ресепшн и поинтересовался, не оставляли ли ему почту. Оставляли. Большой картонный конверт. Он подчеркнуто открыл его на глазах у портье, достал толстый сценарий, упакованный в целлофан. Закатил глаза, и портье сочувственно улыбнулся. Он улыбнулся в ответ, благодушно пожал плечами и, взяв сценарий под мышку, вернулся в номер. Только в Лос-Анджелесе изучение сценария — совершенно незапоминающаяся информация. Так он стал неособенным. Одним из десяти миллионов, бесцельно кружащих вокруг кинобизнеса.
В номере, присев за низким столиком, он сорвал упаковку. После первых пяти страниц в сценарии была вырезана ниша, где лежала пара ключей от машины, аккуратно обмотанных скотчем. Мистер Сан уже знал, какой автомобиль искать, запомнив его по самоуничтожившемуся фото, присланному клиентом через приложение. Автомобиль был припаркован еще вчера, когда клиент отправил конверт по почте. Пора начинать подготовку.
Дорожная сумка была наполовину заполнена толстыми прозрачными пластиковыми червями: пакеты с одеждой, в которых был клапан для вакуумного пылесоса, чтобы сжимать их в аккуратное поленце. Вакуумные пакеты позволяли упаковывать в два раза больше, чем ему было нужно, в четверть пространства.
Вскоре после этого мистер Сан покинул отель, пододев под рубашку и костюм форму из пакетов. У дверей он надел темные очки, с улыбкой убедился у служащих, что «Шато Мармонт» действительно налево, потому что, господи боже, сколько утомительных встреч предстоит там сегодня провести, и ушел со сценарием под мышкой.
Неспешная прогулка в триста шестьдесят секунд привела его к парковке в тени умирающего стрип-клуба, где он отыскал небольшой белый фургон неопределенного возраста. Ключи легко подошли к задней двери, и он быстро оценил содержимое. Кажется, все из его списка покупок было на месте, вплоть до старой голубой бейсбольной кепки и поношенных кроссовок, запиханных в сумку из супермаркета, которую он и забрал ссобой. Водительскую дверь ключи открывать уже не желали, однако он сумел их убедить, надеясь, что это была только неприятная случайность. Внутри он положил сумку у ног и вытянул из внутреннего кармана пиджака сдутое вакуумное полено. Стянул пиджак, туфли и, с большим трудом, брюки и рубашку, и последовательно затолкал их в вакуумный пакет. Под рубашкой и брюками на нем была обычная футболка и неопределенная форма механика голубого цвета. Пакет отправился под пассажирское сиденье, а он аккуратно обул кроссовки.
Фургон никак не желал заводиться. Мистер Сан подавил гнев. Как тут убивать, если транспорт не работает? Сколько он еще будет привлекать к себе внимание в пыхтящей и стонущей чертовой развалюхе перед чертовым стрип-клубом? «Ты придурок», — прошипел мистер Сан в приборную панель, и серьезно взвесил идею убить клиента после работы. В конце концов, ему заплатили авансом.
Проклятая развалюха в итоге завелась, но, судя по звуку, была отнюдь не рада двигаться с места. Словно больная кобыла, она кашляла и запиналась всю дорогу с парковки.
Предполагаемая шестисотсекундная поездка на работу заняла почти тысячу секунд, и мистер Сан едва не дрожал от ярости, когда припарковался перед назначенным местом. Он выскочил из фургона, захлопнул дверцу с убийственной силой, рванул заднюю дверь, натянул одноразовые латексные перчатки, взял набор инструментов и сумку через плечо и протопал к передней двери дома в таком ужасном настроении, что понял: дневная работа не принесет ни малейшего удовольствия.
Он заучил схему низкого особняка назубок, как и ежедневный распорядок жильца, предоставленный клиентом. Он изобразил нажатие на дверной звонок одной рукой, пока другой скрытно работал отмычкой над замком. Дверь щелкнула. Он беззвучно изобразил, как его встречает хозяин, для виду, и проскользнул внутрь.
Пять секунд он потратил, чтобы прикрыть дверь, не издав ни звука. Еще в эти пять секунд он слушал. Ни телевизора. Ни радио, обидно. Хозяйка поздно вставала и, как правило, готовила бранч, прежде чем покинуть дом в полдень. Мистер Сан не удержался от улыбки, разобрав какой-то шум на кухне в задней части здания. Прекрасно. Кухни легко и отмывать, и разукрашивать сбивающими со следа уликами. Он опустил инструменты и сумку на пол, беззвучно, и с большой осторожностью двинулся по коридору на кухню.
На кухне, лицом к мистеру Сану, стояла высокая женщина с очень круглыми глазами.
Еще на кухне лицом к мистеру Сану лежал его клиент, также с очень круглыми глазами, и вдобавок с великолепным китайским ножом шеф-повара во лбу.
Женщина переминалась с ноги на ногу, качая головой и не моргая. Его клиент тоже не моргал. Похоже, подумал мистер Сан, он мертв, поскольку лежал он в позиции, на вид отнюдь не удобной. У его вытянутой правой руки был пистолет — нелепый незнакомый длинноствольный 357-й. Мистеру Сану показалось, что он признал в нем из давнего опыта чересчур дорогое аргентинское оружие, пистолет с паршивым спусковым крючком, который часто заедал, и который, как, видимо, выяснил его клиент, было не так просто быстро выхватить.
Однако восьмидюймовый нож во лбу был прекрасного качества, так чисто пробил череп и мозг, что еще не вытекло ни капли крови. Единственное, что на кухне плеснуло на пол — морковь из миски, которую, очевидно, женщина нарезала перед тем, как клиент вошел в дом и застал ее врасплох. Казалось весьма вероятным, что она так испугалась, что повернулась и вогнала нож ему в голову, пока тот пытался вырвать дурацкий пистолет из кармана.
Женщина, цель мистера Сана, наконец поймала его в поле зрения. Он увидел, как ее взгляд впился в него.
— Помогите, — просто сказала она.
Мистер Сан наконец выдохнул и посмотрел на мертвого клиента. Оказывается, «Пора за дело!» означало, что он не мог больше ждать ни минуты и проехал через весь город, чтобы убить женщину самому, оставив мистеру Сану утилизацию трупа. Клиент, на самом деле, оказался просто феерическим придурком. Настолько придурком, что это его даже прикончило.
— Он умер, потому что был придурком, — сказал мистер Сан женщине. Казалось, ей на это нечего ответить кроме долгого, рваного выдоха, так что он еще двадцать секунд изучал придурка. Мистеру Сану заплатили. Все протоколы были соблюдены. О контракте за пределами этой комнаты не существовало никакой информации, ни следа. Если рационально подойти к вопросу, подумал мистер Сан, это вполне отвечает условиям контракта. Строго говоря, ему платили не за убийство. Любой идиот может кого-нибудь убить. Ему заплатили за утилизацию тела.
— Да, — решил мистер Сан, снова подняв взгляд на женщину. — Я помогу вам. У вас есть ванна?
У женщины, которую звали Аманда, была ванна: с высокими стенками, ножками в виде лап — практически бадья, какую мистер Сан не удивился бы увидеть в старом вестерн-сериале. В переноске тела пользы от женщины не было, куда больше ее интересовало рассказывать, очень торопливо, о клиенте, — которого, оказывается, звали Козлина Гребаная, — об их успешном совместном бизнесе и о на редкость неудачном сексуальном опыте, который она, к сожалению, с ним испытала. Решение клиента предпринять в ее отношении меры, следовательно, стало прямым результатом одновременно ее намерения уйти от него в профессиональном смысле и отказа повторить амурный союз, который она сопоставила с актом изнасилования большим слюнявым зверем, какие носят кружки бренди умирающим альпинистам в Альпах.
Обычно Мистер Сан предпочитал не узнавать причин, по которым его наняли, и терпел ее заряженные шоком разглагольствования постольку, поскольку это отвлекало ее от активных помех его работе. Она была привлекательной женщиной, того жилистого и стройного типа, что напоминал ему чирлидеров и пловцов. Пышные светлые локоны волос, как сахарная вата, глубокие зеленые кошачьи глаза, черты столь бледные и кристальные, что макияж бы ей не сделал чести — показался бы грубым и чрезмерным. Он заметил, что ему интересно, какой она станет через десять лет. Возможно, такие черты, как у Аманды, не подвержены заметному старению. Его же девушка за полтора года постарела заметно. Ему не нравилось видеть, как люди медленно умирают.
Клиент был упихан в ванну. Аманду удалось убедить принести мешки для мусора. Носки и туфли клиента отправились в первый черный мешок. Мистер Сан принес свою сумку и ящик с инструментами. Клиент упаковал все согласно требованиям мистера Сана, более-менее. Мистер Сан отыскал и раскрыл большую копию ножа Ка-Бар. Разумеется, он был куда ниже качеством, чем настоящий кинжал марки Ка-Бар, — а может, подумал он, он был хуже даже кухонного ножа, торчащего из мозга клиента, — но куда дешевле, и понадобится он лишь на один раз. Он срезал с клиента одежду, отправив всю, лоскуток за полоской, в мешок.
Обнаженный, мертвец в ванне не являл собой идеал красоты. Учитывая брюхо клиента, мистер Сан пришел к выводу, что еще один пончик мог стать столь же смертельным, как и нож в лоб. Вдобавок сравнение с сенбернаром в каком-то смысле оправдывали густая и масляная солома волос на теле и то, что, как предположил мистер Сан, хотя только по местоположению, а не размеру, было человеческим пенисом,
Второй мешок для мусора накрыл голову клиента, вместе с ножом. Мистер Сан замотал его вокруг шеи скотчем так туго, как смог. Удовлетворенный результатом, он взялся за дно мешка правой рукой и нащупал через целлофан рукоятку ножа. В течение семисот секунд или около того он очень, очень осторожно раскачивал лезвие. Ему не хотелось прорезать пакет и не хотелось внезапно обнаружить по ручейку крови, что изоляция скотчем неидеальна. Вся кровь должна остаться в ванной. И поток ее должен находиться под строгим контролем. Когда нож выскочил, раздался слышимый звук. Режущая кромка наверняка великолепна, подумал мистер Сан, раз нож так плотно засел в голове. Он обернул лезвие мешком и еще двумя отрезами скотча обезопасил острый край и закрепил нож в отдельном кармане мешка.
Время для молотка.
Аманда, наблюдавшая за происходящим, увидев его, прекратила лепет.
— Серьезно? — спросил мистер Сан. — Вы убили человека тем же ножом, каким нарезаете завтрак, а теперь вдруг брезгуете при виде молотка. Стоя перед тем самым человеком, которого убили и который сейчас лежит в вашей ванне голый с мешком, привязанным к голове. Серьезно?