— Это называется шутка, — сказал Финн мальчику.
— А-а. — Джо улыбнулся новому родственнику и, немного подумав, протянул ему руку.
Некоторое время Финн просто смотрел на него, потом протянул руку в ответ.
На мгновение Дункану стало плохо. Кажется, ему не нравилось видеть, как Финн пожимает руку Джо. Следует быть начеку. Джо поразит его сердце, как молния. И что тогда станет делать Финн? Попытается вернуть Джо себе?
Пусть только попробует, подумал Дункан. Пока он предавался неразумной ревности, ухитрился напороться спиной на обломанную ветку, которая проделала огромную дыру в его сюртуке.
Посмотрев вверх, брат рассмеялся:
— Так тебе и надо — не лазай по деревьям.
И Джо смеялся вместе с ним.
— Молодцы, вы оба. — Дункану приходилось держать хорошую мину. — Я спас змея, и где же благодарность? Но берегитесь! Вот я до вас доберусь, дайте только спуститься на землю! Особенно не повезет тому, кто одет в зеленое.
На Джо была зеленого цвета курточка. Финн был одет в коричневое и красное. Джо оглядел себя, бросил змея и радостно вскрикнул.
Оставшееся до земли расстояние Дункан преодолел прыжком, и Джо незамедлительно спрятался за Финна. Зарычав, Дункан бросился на него, и мальчик с визгом пустился бежать. Несколько минут Дункан притворялся, что не может его поймать — такими великанскими шагами несся Джо, — но в конце концов схватил его за руку. Ему пришлось это сделать, не то Джо забрался бы в недозволенную часть парка. Там собирались сливки общества, обитатели Мейфэра, чтобы погреться на неуловимом солнышке. Дункан не мог допустить, чтобы кто-нибудь из них обидел мальчика. А они не преминули бы это сделать, если бы Джо попался им на глаза.
Когда Дункан отпустил мальчика, то упал на землю, лицом вниз, смеясь так, что начал задыхаться. Это развеселило его еще сильнее. Он перекатился на спину, раскинув руки, и на лице его было написано выражение совершеннейшего счастья.
Миг радости! Вот что это такое. И Дункан мысленно обернул его бумагой и сунул в сундук своей памяти как маленький, драгоценный сверток.
Он поднял взгляд и увидел Финна. Рассеянный, как всегда, он смотрел вдаль, за озеро, на пару молодых дам, в сопровождении горничных шедших через парк. А забытый змей волочился по траве, подхватываемый редкими порывами ветерка.
— Леди Марши нет дома, милорд, — часом позже сообщил Дункану дворецкий в резиденции маркиза Брэди на Гросвенор-сквер. — Она приняла нескольких гостей, а теперь вместе с сестрами и матерью отправилась к портнихе на Кавендиш-сквер. Думаю, позже они посетят ярмарку при Пантеоне.
Дункан почувствовал укол разочарования.
— Что ж, в таком случае… — Оглянулся на бесчисленные букеты в передней. — Боже мой!
— Да, милорд. Теперь, когда все знают, что леди Марша вернулась в Лондон, цветам нет конца. У нее и леди Дженис хватает воздыхателей!
— Должен с вами согласиться.
— Передать ей, что вы заходили?
Дункан покачал головой.
— Благодарю, не стоит трудиться. Мои цветы тоже где-то здесь, с запиской, что я приду с визитом. Но точного времени я не указал.
— Мне жаль, милорд. Леди ужасно обрадовались, когда она сказала, что ей нужен совершенно новый гардероб. Дамы пришли в такой восторг, что их было слышно на всей улице. Сестры чуть не силком вытащили ее из дому. Вы не единственный разочарованный посетитель.
Дункан воззрился на серебряный поднос, который лежал на столике красного дерева — на нем грудой высились визитные карточки.
— Да, представляю. Прошу засвидетельствовать мое почтение всем членам семьи.
— Конечно, милорд. — Дворецкий любезно проводил его к выходу и захлопнул дверь за его спиной.
— Эй, Чедвик! — На нижней ступеньке лестницы стоял молодой человек в пальто с пелериной — Грегори, лорд Уэстдейл, старший брат леди Марши. Черные кудри падали ему на глаза, и он небрежно отвел их ладонью. — Не спешите. Лучше входите — сегодня ветер и довольно прохладно. Отец и братья снова в «Таттерсоллзе», а потом поедут к галантерейщику. Не выпить ли нам кофе с капелькой ирландского виски из запасов отца, чтобы согреться? Мы с вами не болтали целую вечность.
— С удовольствием. — Дункану всегда нравился лорд Уэстдейл, по крайней мере в том, что он о нем знал. Молодой человек был того же возраста, что и Финн. На мгновение Дункану стало грустно. Почему Финн не может быть таким честным и открытым, как этот парень?
Уэстдейл поспешил вверх по лестнице и распахнул перед Дунканом дверь.
— Бербанк, прошу вас, подайте кофе в библиотеку.
— Очень хорошо, сэр. Рад, что вы вернулись, лорд Чедвик.
Дункан отдал ему шляпу, трость и пальто.
Прошло много лет с тех пор, как он был в этом доме. В последний раз это было, когда лондонский секретарь лорда Брэди пригласил его сюда, чтобы узнать — не возражает ли он, чтобы сопровождать леди Маршу и ее горничную в путешествии из Лондона в Дублин.
Сейчас он испытал жесточайшие угрызения совести — зачем согласился, учитывая, что произошло с ней в результате встречи с Финном.
— Я приезжаю в Лондон реже, чем следовало бы, — сказал он, очутившись в библиотеке и устроившись в покойном кресле, обитом коричневой кожей. В камине горел огонь, а в руке он держал чашку с кофе, куда был добавлен виски. — А оказавшись в столице, я все равно почти нигде не бываю.
— Я заметил, — сказал Уэстдейл. — И в клубе «Уайтс» вы редкий гость.
— Я человек занятой, — возразил Дункан.
— Да, графские владения требуют заботы.
— А еще у меня дома есть сын, — добавил Дункан как бы между прочим.
— Я слышал об этом, — сказал Уэстдейл в обычной непринужденной манере.
— Я очень люблю с ним бывать.
— Разумеется. Как его зовут?
— Джо.
Уэстдейл кивнул.
— Положение не из легких, конечно же. Но могу сказать — на вашем месте я поступил бы так же. Когда растешь в любящей семье, учишься ценить семейные узы. Они наш якорь, не так ли?
— Да, — согласился Дункан.
От слов лорда Уэстдейла на него повеяло теплом. Но в темном уголке его сердца стало еще темнее. У него никогда не было любящей семьи. Он знал — мать, вероятно, по-своему любила его. Но у нее были расстроенные нервы, а позже многочисленные печали разбили ее сердце. Где уж ей было заботиться о них с Финном! А отец — что ж, отец любил только самого себя.
Как и Финн, подсказал неприятный голос в его душе.
Следующие полчаса у них с Уэстдейлом прошли в обсуждении самых разных тем. Уэстдейла особенно интересовала политика, но и отцовское увлечение разными проектами его тоже не миновало. Он достал из шкафа несколько чертежей, разложил их на письменном столе и объяснил, что это проект летнего дома, который он бы выстроил в Котсуолдских холмах, где у него были владения.
— Впечатляет, — сказал Дункан, подробно рассмотрев чертежи и задав некоторые вопросы. — У вас настоящий талант.
Услышав похвалу, лорд Уэстдейл просиял.
— Отчего бы вам не остаться? Возьмете у нас лошадь, проедемся по Роттен-роу. Потом вернемся к неспешному, но — должен вас предостеречь, болтливому — обеду. Вся семья обедает вместе.
Дункан улыбнулся.
— Спасибо за доброе приглашение. К сожалению, у меня сегодня всего час на визиты. Есть домашние обязательства. — Нужно было вместе с секретарем просмотреть новые отчеты из имения. Потом уроки игры на фортепиано для всех слуг, исключая Уоррена, который отказывался играть на пианино, зато хотел выучиться играть в шахматы. И если представлялась такая возможность, Дункан сидел вместе с Джо во время его раннего ужина.
— Очень хорошо, что вы зашли. — Уэстдейл хлопнул его по плечу. — Прошу, передайте поклон брату.
— Передам. — Ничего он не собирался передавать, сказал лишь из учтивости.
Уэстдейл взглянул на него с некоторым любопытством.
— Прошлым вечером он выглядел ужасно с этой разбитой губой. Я слышал, вышла маленькая семейная ссора.
— Да.
При этом напоминании настроение у Дункана резко упало. Если бы парень знал, что произошло между его сестрой и Финном, ни одного из братьев Латтимор в этом доме не пустили бы на порог.
— Теперь, когда он вернулся, нам приходится прилаживаться друг к другу, — объяснил довольно туманно Дункан.
Взгляд Уэстдейла излучал сочувствие.
— Мы с Питером тоже проходили период кулачных боев. Нелегко иметь младшего брата. Мужчины любят жесткое соперничество, не правда ли? — Он сложил руки на груди. — Но, разумеется, пусть у нас с Питером и были разногласия, между нами такая связь, что я защищал бы его, рискуя собственной жизнью, если бы понадобилось. Если следовать естественному порядку вещей, братьям и сестрам выпадает куда более долгое знакомство с нами, чем родителям, супругам или друзьям.
— Верно, — согласился Дункан, и пустота в его душе эхом отозвалась на ту простую мысль, что они с братом очень далеки друг от друга.
— Верно, — согласился Дункан, и пустота в его душе эхом отозвалась на ту простую мысль, что они с братом очень далеки друг от друга.
Он любил Финна, если можно назвать любовью страстное желание глубокой взаимной привязанности к человеку. Но единственным человеком в этом мире, насколько было известно Дункану, который искренне его любил, был Джо.
Стоит ли удивляться тому, что он никогда его не бросит?
В передней зацокали каблучки, послышались женские голоса, взбудораженные прогулкой по магазинам.
— Я уже обожаю эту ленточку и так рада, что ты нашла ее для меня!
Кажется, это леди Дженис.
— Мама, давай заведем обезьянку!
Несомненно, это Синтия.
— Ах, Боже мой, я забыла купить носовые платки. Какая я рассеянная!
При звуках этого голоса он напряг слух. Леди Марша. Забавно — обыденные заявления звучат в ее устах просто завораживающе.
— Бербанк, прошу вас, распорядитесь подать чай. Мы выпьем его в розовой гостиной. — Голос леди Брэди был ровный и безмятежный.
Дункан и лорд Уэстдейл обменялись улыбками.
— Если рассуждать разумно, лучше уйти сейчас, пока они снимают накидки в передней, — заметил Уэстдейл. — Я выпущу вас через кухню. Иначе просидите у нас еще час. Мама будет настаивать, чтобы вы остались к чаю в ее гостиной. С друзьями нашей семьи она не особенно церемонится.
О Господи, он считается другом этой семьи!
— Правильно, — сказал он, снова испытав чувство вины. Заставил себя изобразить любезную полуулыбку и уже в который раз пожалел, что не обладает очарованием Финна. — Значит, идемте через черный ход. Нельзя, чтобы дамы узнали. Мне бы ужасно не хотелось ранить их чувства.
— Понятно, — согласился Уэстдейл.
Они попрощались у дверей кухни, ведущей в сад на задах дома. Там был старый сарай, который поддерживали в хорошем состоянии и даже недавно покрасили. В другом конце сада высились купы вьющихся роз возле огромных окон какого-то строения, а справа вилась мощенная камнем дорожка. Она вела к выходу, к калитке, по обеим сторонам которой росли громадные кусты рододендрона.
Он опустил за собой щеколду калитки, обернулся и увидел леди Маршу, которая стояла, прислонясь к уличному фонарю, и ждала.
Он поразился, до чего был рад возможности ее видеть. Она выглядела свежо и мило в платье нежного персикового цвета, в соломенной шляпке, отделанной цветочками из кремового шелка, среди которых пряталась персикового оттенка бабочка.
Она повела бровью.
— Я слышала вас с Грегори в библиотеке, — сказала она. — Шла по холлу в поисках лакея, чтобы помог Бербанку нести наши покупки. Сколько вы заплатите, чтобы я не сообщала маме, что вы намеренно сбежали?
— А где, по ее мысли, вы должны сейчас находиться? — спросил он, не желая отвечать на ее вопрос.
— В собственной спальне, убирать в шкаф мои новые ленты.
— Говоря по правде, — заметил он, — я был бы счастлив остаться.
— Лорд Чедвик, я же сказала, что мы покончили с вашими добровольными обязательствами в отношении меня.
— По крайней мере расскажите, удалось ли вам добиться успеха.
— В любом случае первая преграда взята. Леди Эннис согласилась с моим предложением набрать в школу учениц из знаменитых семей. Уверена, завтра в газетах появится сообщение, что меня вовсе не увольняли с поста начальницы школы. Я сама его оставила, чтобы стать представителем школы в Лондоне.
— Поздравляю.
— Спасибо. — Ее голос звучал не столь весело, как он ожидал.
— Что-то вышло не так? — спросил он.
Она пожала плечами:
— По условиям договора, если леди Эннис сохранит школу, мне туда возврата нет.
— Мне очень жаль, — сказал он.
Марша кивнула:
— Придется довольствоваться мыслью, что я помогла предотвратить то, что для многих людей означало бы катастрофу.
— Уже немало, — заверил он ее.
Мимо не спеша проехала запряженная четверкой карета, и они вместе проводили ее взглядом. Дункан был рад возможности отвлечься. В голову против воли лезли мысли о том, что произошло между ней и Финном. Осталось ли это событие в далеком прошлом настолько, что она простила его брата?
Может быть, она винила его, Дункана? Плохой из него вышел защитник. Сейчас он это понимал.
Но понимала ли она?
Как много накопилось вопросов, на которые он не знал ответа, а ей задать не мог. Он испытал ощущение, близкое к отчаянию. К тому же в этот самый момент ему просто хотелось ее поцеловать.
Ее вопрос был как гром среди ясного неба:
— Здоров ли ваш брат?
Он прогнал неуместные мысли.
— У него все отлично.
— Я видела его на балу. — Марша бросила на него осуждающий взгляд. — Вчера вы крепко его ударили. Он сказал, что это из-за меня.
— Достаточно будет сказать, что у меня были на то причины. — Тон был резким против воли Дункана.
— Он говорит, вы просто завидуете. — Ее щеки порозовели.
— Это его обычная реакция на любую попытку с моей стороны заставить его повзрослеть.
— Мне придется вам заявить, что между нами ничего нет, — твердо сказала она. — Между мной и вами, или между мной и вашим братом.
— Рад, что мы выяснили хоть это.
— Но если бы действительно что-то было между мной и Финном, — ее тонкие ноздри гневно затрепетали, — не ваше дело было бы вмешиваться. Хотя, полагаю, мне следовало бы чувствовать себя польщенной, если бы вы вздумали меня ревновать.
— Уверяю вас, я не стал бы завидовать романтической связи между вами и Финном.
Пустые слова! Он ревновал бы просто безумно.
— Что ж, я ему сочувствую. Он сказал, что боится, как бы вы снова не вышвырнули его из Англии.
— Был бы счастлив. Поездка в Америку была его золотым шансом стать человеком.
Она сдвинула брови.
— Но в этом случае вы бы никогда его больше не увидели.
— Многие люди уезжают из страны каждый день.
— Они вынуждены, — серьезно возразила она. — Или ими движет любовь к приключениям. Финн не относится ни к тем ни к другим. Вы богаты. А он хочет остаться в Англии. Кроме вас, у него нет родных.
Он заметил: Финн — вот как назвала она его после всех этих лет, после того, что выпало ей на долю. Не Финниан или мистер Латтимор. Даже не «тот мужчина» или «тот негодяй».
Финн.
Дункан почувствовал, как нарастает в нем раздражение.
— Я отлично знаю наше с ним положение, леди Марша.
На ее щеках вспыхнул яркий румянец. Они мерили друг друга взглядами.
— Надеюсь, вы хорошо проведете остаток дня, — холодно сказал он.
— И вам хорошего дня, лорд Чедвик, — ответила она не менее холодно и зашагала к садовой калитке.
Он смотрел, как она поднимает щеколду, как дрожат ее пальцы — та же нервная дрожь, которую он наблюдал в швейной мастерской. Она была вне себя от волнения — из-за чего, интересно?
Наверняка из-за Финна.
— Леди Марша, — позвал он.
Она подняла голову.
Шагнув к ней, он обнял ее за талию. Высокий куст рододендрона мог служить хоть небольшим, но укрытием, и он увлек Маршу под сень его листьев. Она не успела его остановить; потянув за ленту, он распустил узел, и шляпка сползла ей на спину. Тогда он ее поцеловал.
Сначала она сопротивлялась, уперев ладони ему в грудь, но он не сдавался, крепко держа ее за талию. Губы Дункана дразнили ее, а их бедра соприкасались. Она начала отвечать — нежные и горячие губы против его губ, тела сливались, как растопленный воск.
Несколько головокружительных минут спустя Дункан заставил себя оторваться от ее губ, чтобы обнять ладонями ее лицо. Как она была прекрасна — высокие скулы, распухшие от поцелуев губы…
— Вы очень хорошо умеете заботиться о других, — сказал он. — Я хотел бы знать — кто заботится о вас?
Он не желал отпускать ее взгляд — один напряженный миг, затем другой. Ее глаза казались огромными, они ласкали и тревожили, как налетающая гроза, — все одновременно. В обрамлении зеленых листьев она казалась прекрасной и коварной, какой была обнаженная Ева в саду до начала времен.
— Я сама о себе забочусь, — заявила она, немного помолчав. Глаза ее бросали ему вызов. — И мне это нравится.
— Вот как?
Она прикусила нижнюю губу, и ее взгляд затуманился. Очевидно, она хранила тайны, которыми не хотела с ним делиться.
Какая ирония — и очень мучительная — в том, что он знал по крайней мере одну из них, самую сокровенную. И как печально, что он не может дать ей утешение!
Но он женится на ней и тем самым поможет — на свой манер.
Он опустил руки.
— Я бы хотел свозить вас покататься в Гайд-парк завтра, когда там соберется весь свет. В моей новой коляске. Вы поедете со мной? И ни слова больше о Финне. Мы сможем поговорить о герцоге Бошане и о том, как его завоевать.
— При чем здесь «мы»? — спросила она. — Я сама придумаю, как мне его завоевать, милорд.