Герцог неодобрительно воззрился на Маршу, и она почувствовала, что лорд Чедвик готов вмешаться. Только этого не хватало. «Умоляю! — мысленно пыталась она сообщить графу, не глядя в его сторону. — Я почти сказала то, что хотела».
Оставалось надеяться, что он понял. Но на всякий случай она встала, держась безупречно прямо, обошла диван сзади и положила руку на его спинку.
— Ваша светлость, семьи моих девочек не берут в расчет возможность, что их дочери — или внучки, бывает и такое — когда-нибудь окажутся лишенными поддержки и любви. Им страшно даже представить себе такое. Но мы-то с вами знаем — жизненный путь не всегда усеян розами. Даже для столь богатых и раздражительных немолодых джентльменов вроде вас.
— Меня?
— Да, ваша светлость, вас. — Марша ждала, что сейчас он прикажет вывести ее вон. Но, похоже, она опять его удивила. Вернется домой — обязательно поблагодарит Грегори, Питера и Роберта за неожиданную науку, которую они ей преподали, — искусство отражать удар. — В Оук-Холле мы готовим девочек к любым обстоятельствам. Полагаю, в этом и заключается настоящее образование. Это как лестница, ведущая к открытой двери, если вдруг очутишься в темном подвале. Или, выражаясь словами, которые понятны обычным родителям из общества: когда одна из наших девочек оказывается на балу поникшей фиалкой, у нее хватает сил оказаться выше обстоятельств. Все потому, что девочка знает, что такое любовь и какие чудеса она делает. Вот, ваша светлость!
Герцог отставил свою чашку.
— Вы сказали — «поникшая фиалка»?
Впервые за все время он не казался раздраженным или скучающим.
— Да, в самом деле. — У Марши затеплилась надежда. На долю секунды она позволила себе бросить взгляд на лорда Чедвика, который обернулся к ней со своего места на диване.
«Да, — сказало ей выражение его лица. — Продолжайте». Как будто кто-то протянул ей стакан воды после изнурительного дня на солнце.
Она набрала в грудь побольше воздуху.
— Ваша светлость, наша школа — своего рода «поникшая фиалка» среди других школ, только в лучшем смысле этого выражения.
Седые брови герцога взлетели вверх.
— Поникшая фиалка среди других школ? Хотите сказать, вы имеете бледный вид по сравнению с гринвудской и прочими школами? Господи, девочка моя, какой из вас посол школы?
Она крепко держалась за спинку дивана.
— Нет, ваша светлость, — возразила она невозмутимо, — просто мы другие. — Обойдя диван, она снова села, сплетя пальцы рук на коленях. — Да, мы готовим хорошо воспитанных юных леди к плаванию по предательским водам высшего света. Однако какая девушка захочет смешаться с толпой прочих дебютанток? Юные леди из Оук-Холла имеют крепкий стержень, чтобы выстоять, полагаясь только на себя, если придется, ибо они знают себе цену.
Правой рукой герцог хлопнул о подлокотник кресла.
— Вы слишком честны, себе во вред, мисс Посол.
— Я никогда не стану другой, — возразила она с улыбкой. — Даже ради вас, ваша светлость.
Он посмотрел на нее испытующе.
— Такой была и моя герцогиня. Такой была и дочь.
— Правда?
— Они требовали любви, всегда оставались самими собой — и были счастливы — до своего последнего часа. Подозреваю, они были «поникшими фиалками», на свой лад. — Впервые его взгляд смягчился — он смотрел на портрет девушки, висевший над камином. — Того же я хочу и для Марианны. Особенно если меня не будет рядом, чтобы ее направлять. Я ведь не молодею, знаете ли. Она, возможно, останется одна в целом мире — скорее раньше, чем позже.
— Что ж, в Оук-Холле она найдет все, что нужно, для того чтобы выстоять, — сказала Марша. — Она сумеет. Я ведь сумела.
— Вот что я вам скажу. — Герцог почесал подбородок. — Марианна вернется через месяц. Докажите ей, что можно быть умницей и красавицей, счастливо наслаждаясь при этом независимостью. Так сказать, быть «поникшей фиалкой» по собственному выбору. Но, леди Марша, это означает, что в этом сезоне вам нельзя выходить замуж. Если вы согласны на мои условия, тогда осенью я отправлю внучку к вам в Оук-Холл.
— Охотно выполню ваши требования, ваша светлость, — радостно откликнулась леди Марша. — Это будет легче легкого.
— Значит, договорились. — Герцог поднялся с кресла.
Дело сделано. Сделано!
Марша не решалась посмотреть на графа. Оставалось надеяться, что он доволен не меньше и счастлив за нее.
Герцог взглянул на Джо.
— Что касается вас, молодой человек, готовы ли вы сражаться?
— Да, ваша светлость! — Джо немедленно вскочил с ковра и выхватил из ножен невидимый меч.
— Отойдите подальше, — приказал герцог леди Марше и лорду Чедвику.
Кажется, в этой замечательной комнате не нужно было соблюдать никаких правил — мечта любого мальчишки! То ли из-за заключенного соглашения, то ли в предвкушении боя на невидимых мечах, то ли из-за всего сразу, но Дункан понял, что впервые с той самой минуты, как они вошли в этот дом, напряжение его отпустило.
Он поймал взгляд Марши, стоявшей в другом углу комнаты, где ей предстояло защитить все, что там могло разбиться. Хрупкие сокровища на стороне Дункана были на его попечении.
«Благодарю», — шевельнулись ее губы. Она просто сияла от радости.
«За что?» — был его ответ.
«Вы знаете, за что».
Но он не знал. Он всего-навсего представил собравшихся друг другу. И черт возьми, из этой переделки она вышла, вооружившись еще одной уважительной причиной, чтобы отказаться выйти за него замуж. И все равно он был польщен. Возможно, потому, что благодарность исходила от вспыльчивой, как вулкан, красавицы, которая осмелилась возражать герцогу и заслужила не наказание, а победу.
Десятью минутами позже, после того как Марше и Дункану удалось уберечь драгоценные вазы от превращения в черепки после метких ударов невидимых мечей Джо и герцога — причем герцог обнаружил прыгучесть, поразительную для его возраста, — их компания откланялась.
В холле Джо пожал старику руку и поблагодарил за прекрасный бой.
— И вы снова победили, — заметил герцог. — Но в следующий раз я планирую вас разгромить.
— В следующий раз? — чуть ли не закричал мальчик.
— Разумеется, мы встретимся еще, — строго ответил герцог, но затем выражение его лица смягчилось. — Я велю моему секретарю написать секретарю вашего отца, и мы это устроим, не так ли?
— Спасибо, герцог! — Джо обнял колени его светлости, затем выскочил из особняка и поскакал вниз по лестнице.
Возле кареты уже дожидалась Кэрри.
Марша присела перед пожилым вельможей в изящном реверансе.
— Благодарю, ваша светлость, вы не пожалеете, что выбрали нашу школу. Не пожалеет и Марианна, уверяю вас!
— Пока не рассчитывайте на нас. — Его тон сделался ворчливым. — Вам, юная леди, еще предстоит многое доказать.
— С нетерпением дожидаюсь такой возможности, — сказала она, улыбаясь, и покинула герцогский дом.
Дункан видел — герцог следит за ней, явно о чем-то раздумывая.
Потом его светлость обратился к графу:
— Мой секретарь — человек весьма педантичный, Чедвик.
— В самом деле?
— Да. — Герцог насупил брови. — Как я понимаю, Джо незаконнорожденный.
Дункан склонил голову.
— Предпочитаю не использовать этого слова. Он мой сын.
— Тем не менее вы имели безрассудство привести его в мой дом.
— Да, ваша светлость, и, боюсь, не стану извиняться. У меня нет привычки выезжать вместе с Джо, однако мне вспомнился визит, который я нанес в ваш дом много лет назад, когда сам был ребенком.
— И что вам вспомнилось?
— Что ваша дочь тоже родилась «не в той постели». Это сообщил мне сын лакея, когда мы качались на ветке дерева. Но она жила с вами, ела за вашим столом и к ней относились так, словно она ваша законная дочь. И она была вам настоящей дочерью, упокой, Господь, ее душу.
— Да, — тихо сказал герцог. — Господь да упокоит ее душу. — Он смерил Дункана испытующим взглядом. — Мы живем один раз, Чедвик. Слишком часто всадники стараются осадить своих лошадей, а следовало бы мчаться во весь опор. — Он ткнул Дункана в грудь. — У вас замечательный сын, мой мальчик.
— Это правда. — Дункан с трудом сглотнул стоявший в горле ком. — Благодарю, что заметили это, ваша светлость. Спасибо вам огромное.
— И вы отлично разбираетесь в женщинах.
Дункан тихо рассмеялся.
— Простите, ваша светлость?
— Гонка начинается, Чедвик, — загадочно произнес герцог. — Или следует сказать — «гонки»?
— Я… я не знаю, ваша светлость.
— Все вы знаете. — Герцог посмотрел на него испытующе. — Не терпится посмотреть, что вы сделаете со своей лошадкой, молодой человек.
Он хлопнул Дункана по плечу на прощание.
Глава 23
В ту ночь, после того как леди Марша давно распрощалась с Дунканом, сам он сел в библиотеке, чтобы написать письмо американским поверенным относительно продажи имения в Ричмонде.
В ту ночь, после того как леди Марша давно распрощалась с Дунканом, сам он сел в библиотеке, чтобы написать письмо американским поверенным относительно продажи имения в Ричмонде.
В дверь парадного входа постучали. Слишком деликатно, значит, не Финн. Дункан прислушался — Дженкинс пошел открывать. На кухне Уоррен пиликал на скрипке, но Дункан мог бы поклясться, что слышит голос Кэрри, горничной леди Марши.
Вскочив, он вышел в открытую дверь библиотеки и поспешил в переднюю. Это действительно была Кэрри. Увидев его, горничная леди Марши покраснела, как свекла. Дженкинс отошел в сторону.
— Все ли хорошо с леди Маршей? — спросил Дункан довольно резко.
Кэрри кивнула.
— Да, она вернулась с раута раньше, чем большинство дам…
Дункан взглянул на напольные часы у себя за спиной. Действительно, едва перевалило за полночь.
— Миледи сказала, что ей срочно нужен ваш совет. — Кэрри покраснела еще сильнее.
— Где она?
— Там. — Горничная кивком указала на карету, стоявшую у обочины за несколько домов от особняка Дункана. — И она в таком состоянии…
— Очень хорошо. Я посмотрю, в чем дело. — Спускаясь по лестнице, Дункан оглянулся на Кэрри через плечо. — Почему бы вам не пойти на кухню? Выпить горячего молока, например? Уоррен, мой камердинер, упражняется там на скрипке. Может быть, вам будет приятно познакомиться с ним, да и со всеми остальными тоже.
Кэрри улыбнулась:
— Спасибо, милорд.
Вот он уже возле кареты.
— Идите в дом, — предложил он кучеру, — найдите, чем подкрепиться на кухне. Я уже отправил туда Кэрри.
Кучер приподнял шапку.
— Очень любезно с вашей стороны, милорд. Но я не могу оставить леди Маршу. Приказ маркизы.
Дверца кареты распахнулась.
— Все в порядке, Макс! — крикнула леди Марша. Она была ослепительно хороша в золотистом платье, подчеркивающем ее роскошные формы. — С минуты на минуту вернется Кэрри. Клянусь вам.
— Простите, миледи. Не могу этого сделать. — Макс упрямо поджал губы.
Значит, о том, чтобы побыть с глазу на глаз, не было и речи.
— Вы хороший кучер, — сказал ему Дункан, садясь в карету.
Марша была настроена решительно.
— Я рада, что вы пришли.
Он взял ее руку.
— Что случилось?
Она кусала губы.
— Я была на рауте, по своим делам…
— Разве на раутах занимаются делами?
Она вздохнула.
— Ну хорошо. Я застряла в толпе джентльменов, которые кружили вокруг меня и сыпали бесчисленными вопросами. А потом я увидела красивую графиню-француженку, и она показалась мне такой одинокой. Поэтому я вырвалась из толпы и спросила ее, в чем дело. Она сказала, что тоскует по своему любимому, который сейчас в Париже. И мне пришлось сделать вид, что не понимаю, чего именно ей не хватает, но я-то знаю…
— Где ваши братья и Дженис?
— Они тоже там были, но мы уехали в двух каретах. Дженис решила остаться с братьями.
Он остановил ее жестом руки.
— Вы часами можете описывать и раут, и способ передвижения членов семейства Шервуд. Теперь вы здесь. Зачем?
— Среди болтовни и смеха… я поняла, что мне не хватает вас.
Он был поражен.
— И потому вы здесь?
Марша кивнула.
— Мы так и не отметили нашу победу.
Это было правдой. Ей тогда пришлось ехать домой. Поездка в карете была для Дункана одним из самых запоминающихся событий, однако они ни на минуту не оставались одни.
Тем более что она ясно дала понять, что не желает быть с ним наедине. Поэтому сейчас он ограничился одним словом:
— Ясно.
Леди Марша кусала губы.
— Сначала были герцог и Джо, потом Кэрри…
Дункан понял, что она очень смущена.
— Вы хотели отметить наше торжество поцелуем? — тихо спросил он.
— Да, — прошептала она, густо краснея. — Очень хотела. И не одним. Миллионом поцелуев.
Он позволил себе улыбнуться.
— Миллион поцелуев… Не знаю. На это, быть может, уйдет целая жизнь. Думаю, чтобы это сделать, мне придется на вас жениться.
— О нет, не нужно о женитьбе. Давайте просто целоваться.
— Почему вы не сказали сразу?
— Я пыталась, но вы все время…
Пропустив прелюдию, он сразу начал с жадных, дерзких поцелуев. Для разнообразия, чтобы соблюсти меру, он несколько раз отвлекался на то, чтобы осторожно распустить шнурки ее корсажа и основательно раздразнить языком одну из ее грудей.
Глядя ей в глаза, он натянул роскошную золотистую ткань обратно на плечо и пригладил ладонью сосок. Прекратить ласку было для него сущей мукой.
Ее губы приоткрылись, по щекам разлился румянец.
— Благодарю, — сказала она. — Я хочу сама вас поцеловать за то, что представили меня герцогу.
— Тогда начинайте, — сказал Дункан.
Приблизившись, она вытянула губы и нерешительно поцеловала его в уголок губ.
На миг он закрыл глаза, потом открыл снова.
— Очень мило.
— Спасибо, — прошептала она.
— А сейчас мне пора. — Разумеется, уходить ему хотелось меньше всего на свете.
— Хорошо, — тихо промолвила она.
Ее разочарование ему польстило.
— Поверьте, я тоже скучал без наших поцелуев.
— Вы скучали? — Она смущенно улыбнулась.
— Да, и я хочу… — Наклонившись к ней, он сказал ей на ухо что-то.
— П-правда?
Он кивнул.
Она сглотнула слюну.
Подмигнув ей, Дункан выпрыгнул из кареты.
— Доброй ночи, — прошептала она, высунувшись из кареты.
— Доброй ночи. — Он просунул голову в окошко. — Полагаю, братья с Дженис вернутся не раньше двух? — тихо спросил он, чтобы не слышал кучер.
— Нет, — ответила она. — Их не будет до утра.
— Значит, в два часа я буду у кустов рододендрона у ворот вашего дома.
— Вы придете?
Ее восторг показался ему очень трогательным. Разумеется, возбуждающим тоже.
— Да, — сказал он. — Вы сможете попасть в садовый домик?
Она кивнула:
— Он стоит незапертым.
— Хорошо. Я пришлю Кэрри.
— Погодите. — Она сделала большие глаза. — Не забудьте! Наша связь ничего не значит. Я… я должна убедить леди Эннис взять меня в школу. Уверена, что смогу вернуть себе должность, если сообщу ей сногсшибательную новость про герцога Бошана.
— Понятно, — сказал Дункан. — Значит, я должен, так сказать, вам услужить?
Пожав плечами, она поморщилась.
— Если вы не против. Директрисам такая возможность выпадает не часто.
Он едва сдержался, чтобы не рассмеяться во все горло.
— Очень хорошо. Я согласен. — У Дункана были свои резоны пойти на эту сделку.
— Обещаю в будущем вас отблагодарить.
— Да, когда станете старой и чопорной директрисой Оук-Холла. Так и вижу, как вы отмечаете там свое пятидесятилетие.
— Правда? — Ее глаза засияли. — К тому времени я стану легендой, вам не кажется?
— Конечно. Может выйти так, что дочери всех европейских монархов захотят учиться в Оук-Холле лишь потому, что под вашим руководством школа станет лучшей в Англии.
— В мире, — поправила она.
Дункан заглянул в ее глаза и понял, что она говорила совершенно серьезно.
Что ж, пусть она его дразнит, притом что действительно хочет вернуться в сей оплот образования, хочет больше всего на свете.
— Было бы замечательно, — мягко заметил он.
Не говоря больше ни слова, Дункан захлопнул дверцу кареты. Стоя в дверях своего дома, обернулся. Высунувшись из окошка кареты, она смотрела ему вслед.
Разве мог он ненавидеть Маршу за то, что возможность вернуть должность начальницы ей дороже, чем перспектива выйти за него замуж? Не мог! Более того, ее преданность Оук-Холлу казалась ему такой милой, искренней!
Он боялся, что, возможно, уже влюбляется в нее.
— Нет, — сказал он громким шепотом, по-прежнему глядя на Маршу. — Нет, это невозможно.
Но как же не хотелось ему закрывать дверь и идти на поиски Кэрри!
Глава 24
В два часа ночи леди Марша встретила Дункана возле рододендронов, которые росли по обеим сторонам калитки, ведущей в сад на задах особняка Брэди, и оба украдкой проскользнули в садовый домик. Они очутились в кромешной тьме, не считая скошенного пятна лунного света, падающего на стол для рассады. Пол казался черной бездной, разверзшейся под их ногами.
— Нам нельзя терять ни минуты, — сказал он.
— Согласна, — прошептала она.
Они целовались, пока не упали на колени. Дункан сорвал с себя сюртук и бросил его на мягкие доски пола. Уложил Маршу и лег рядом, гладя ее лицо и груди, которые сумел обнажить, да только видеть он ничего не мог.
Темнота позволила им быть смелыми, и они могли изучать, ласкать и целовать очередной участок жаркого тела друг друга, который обнажали и обнаруживали их руки и губы.
— Что вы делаете? — спросила она в один прекрасный момент, когда он целовал внутреннюю поверхность ее бедра и ориентиром служило ее колено.