— Когда свадьба? — спросил Питер, откидывая со лба непослушные локоны.
Роберт выразительно хмыкнул.
Грегори довольно чувствительно сжал плечо Марши.
— Чедвик мне всегда нравился. И он превосходно разбирается…
— Спасибо, — смущенно перебила она.
— В лошадях, хотел сказать Грегори! — воскликнул Роберт.
Питер ущипнул его руку.
— Не сегодня, — прошипел он.
— Все в порядке, Питер, — сказала Марша, стараясь выглядеть довольной. — А то я уж начала беспокоиться, что проснулась в чужом доме.
— Правда? — просиял Питер.
Грегори и Роберт тоже заулыбались и занялись завтраком. Грегори рассказал братьям о рауте, который посетил накануне, где один его приятель чуть не вывалился из окна третьего этажа.
Зато Синтия, которая поначалу задержалась у буфета с тарелкой в руках, была настолько взбудоражена, что не смогла усидеть смирно, оказавшись за столом.
— Скорее бы приехал лорд Чедвик! Он будет моим братом. Может, хоть он не станет дразнить нас, девочек. Как нам его звать?
— Святой, — предложил Грегори, насмешливо вскинув бровь.
— Наверное, вы будете называть его Дунканом, — весело откликнулась Марша, стараясь казаться беззаботной.
— Тогда, значит, Джо будет приходиться нам племянником? — спросил Роберт.
— Да, — решительным голосом ответила Дженис. — И я буду каждый день подкупать его конфетами, чтобы он считал меня любимой тетей.
Марша улыбнулась. Отрадно видеть, что сестра несколько оправилась после вчерашних событий.
— А ты станешь мачехой, — ухмыльнулся Питер.
Впервые в ней шевельнулся интерес к жизни, которой вдруг вздумалось нестись без руля и без ветрил, без участия самой Марши.
— Любому ребенку нужна мать, — сухо заметила она. — И любому ребенку нужны друзья.
Каковы бы ни были обстоятельства его рождения, подразумевали ее слова.
Мать посмотрела на нее увлажнившимися глазами, и отец крепко пожал мамину руку. Ведь мать была ребенком, рожденным вне брака. Когда ее бедная мать умерла, малышке было всего пять. Эту историю отец с матерью никогда от них не скрывали.
Поэтому неудивительно, что в доме Брэди малыша Джо примут с радостью и любовью, тогда как другие семьи могут делать вид, будто его вовсе нет на свете.
Однако отец, как заметила Марша, сегодня явно был не в своей тарелке. Исчез веселый огонек в глазах — неизменная примета папиного доброго утра, — он сидел, тихий и серьезный, и матери пришлось спросить, не болит ли у него голова.
— Нет, — ответил он. — К тому же одна ночь хорошего сна — и любую болезнь снимет, как рукой.
Марша украдкой взглянула на отца. Неужели у него тоже выдалась беспокойная ночь?
Он поймал ее взгляд и ответил — взглядом, исполненным огромной любви и тревоги. Нельзя, чтобы он решил, будто она его возненавидела.
— Надеюсь, папа, тебе уже лучше, — тихо сказала она.
Его взгляд немного посветлел.
— Спасибо, дорогая.
И это было все, что они сказали друг другу, прежде чем он вышел, чтобы ехать в Уайтхолл. Но этого было достаточно. Она всегда будет любить отца.
Однако через минуту отец вернулся в столовую.
— Для тебя письмо, Марша, — сказал он. — Я оставил его в библиотеке на письменном столе.
Сердце тревожно екнуло.
— Ты знаешь, от кого оно?
Он сказал после заминки:
— От герцога Бошана.
Марша боялась поднять взгляд, зная, что мать и Дженис наблюдают за ней с тревогой.
— Спасибо, папа.
— А зачем к тебе пишет герцог? — спросил Питер. — Да еще такой старый?
— Наверное, прочел сегодня утром в газете о помолвке Марши и решил — дай-ка я тоже сделаю предложение. Вдруг еще не поздно? — предположил Грегори.
— Хм, Марша и старик! — воскликнул Роберт.
— Хочешь, чтобы я и мама прочли письмо вместе с тобой? — участливо спросил отец.
Отодвинув стул, она встала.
— Нет, спасибо, я прочту его сама. — Расправив складки платья, она взглянула на отца, который по-прежнему стоял в дверях столовой. — Ступай, папа. Право же.
Отец с матерью переглянулись.
— Что-то случилось? — спросила из-за стола Синтия.
— Ничего, — сказала Дженис. — Пей свой шоколад.
— Не то его выпью я, — оживился Роберт.
— Иди, дорогой, — сказала маркиза. — Иначе опоздаешь на вторничную встречу с ребятами.
«Ребятами» были двое закадычных приятелей-ирландцев, которые тоже заседали в английском парламенте.
— Хорошо, — сказал он неохотно.
Марша задержалась в дверях столовой. Бербанк подал отцу шляпу и трость.
— Всего хорошего с утра пораньше, Бербанк, — сказал отец.
— И вам хорошего дня до вечера, милорд. — Английский дворецкий завершил традиционное приветствие в ирландском духе и захлопнул дверь за хозяином дома.
Этот утренний ритуал Марша обожала. Она обернулась к тем, кто сидел в столовой. Нужно ценить то, что у тебя есть. Синтия торопливо допивала шоколад, глаза у нее были круглые, точно блюдца. Роберт жадно наблюдал за ней. Грегори с Питером обсуждали последний матч по боксу у «Джентльмена Джексона».
Мать и Дженис не сводили с нее глаз. У обеих были нахмурены брови, а глаза посылали молчаливый сигнал «Мы с тобой».
Проглотив стоявший в горле ком, она вышла и направилась в библиотеку. Там она вскрыла конверт и прочла:
«Дорогая леди Марша, не вините себя в том, что наша сделка не состоялась. За любовью всегда остается последнее слово.
Примите поздравления по случаю помолвки.
Бошан.»
Она тяжело вздохнула. Вот официальный конец ее мечте сохранить Оук-Холл. Подержав пергамент над огнем, он бросила его тлеть на угольях. И вдруг, повинуясь безотчетному порыву, выхватила его из огня проворными пальцами.
— Черт! — прошипела она, бросая письмо на коврик перед камином — уголок письма уже занимался, и она наступила на него ногой. Оглянулась — не смотрит ли кто из-за двери? А потом сунула послание в ирландскую фарфоровую вазу в отцовском антикварном шкафчике. На его же письменный стол она положила другое послание, тщательно составленное ею самой.
Глава 34
Лучшим способом подготовиться к встрече с Маршей Дункан счел прогулку в парке с Джо. Тут он мог спокойно подумать.
Дул порывистый ветерок. Шелестели листья деревьев. Все на свете кажется возможным, когда наблюдаешь, как маленький мальчик играет с щенком. Даже в серый, пасмурный день, когда надежда маячит где-то в недостижимой дали.
Они находились в той части парка, которую облюбовали леди Джерси и ее закадычные приятельницы. Однако здесь Дункан увидел, что прямо через лужайку к нему направляется лорд Уэстдейл.
— Уэстдейл! — Дункан бросил мяч и стал смотреть, как собака несется за ним вдогонку, а мальчик — вслед за собакой. — Как дела?
— Спасибо, хорошо. — Уэстдейл, как всегда, был исключительно любезен. — Я вас искал.
— Вы? Зачем?
Джо и щенок примчались обратно. Джо вопил, щенок яростно лаял. Дункану пришлось дожидаться, пока Уэстдейл сможет ответить.
— Джо, — брат Марши присел на корточки и широко улыбнулся мальчику, — это твой щенок?
— Да, — ответил Джо. — Его зовут Черная Борода.
— Черная Борода? — с живостью подхватил Уэстдейл.
Джо просиял.
— Да. Или Черныш — так короче.
И умчался прочь, с собакой по пятам.
Уэстдейл встал, с веселой ухмылкой на лице.
— Простите, Чедвик, но что за имя для рыжей собаки?
— Знаю. Черная Борода — это воображаемый противник Джо, а иногда и друг, смотря в какую пиратскую игру он играет. Я и не предполагал, что он существует, пока у нас не появился щенок. Джо сообщил, что Черная Борода заставит его пройти по рее, если он не назовет щенка в его честь.
— Щедрый жест. — Грегори засмеялся. — Что ж, когда вы женитесь на Марше, у Джо не останется времени на воображаемых подлецов, которые притворяются друзьями.
«Когда», значит. А не «если».
Это радует.
А потом Дункан задумался. Неужели Уэстдейл ненароком открыл новый смысл истории с воображаемым противником Джо? Может быть, мальчик чувствовал, что Финн как раз тот самый воображаемый подлец, который притворялся их другом?
Дункан еще не говорил сыну, что Финн больше у них не появится. Но Джо и не спрашивал о нем, явно не скучал без него.
— Впрочем, речь не о мальчиках и не о собаках. У меня плохие новости, Чедвик, — мрачно сказал Уэстдейл. — Марша сбежала в Бэллибрук. Ее горничная тоже исчезла.
— Господи, почему же вы не сказали мне сразу?
— Тут был Джо. И Черныш. — У Уэстдейла был действительно глуповатый вид. — Кроме того, сейчас мы ничего не можем сделать.
— Что, черт возьми, это может значить? — вскричал Дункан, чуть не хватаясь за сердце. — Надеюсь, за ней уже поехали, чтобы привезти обратно?
Уэстдейл покачал головой.
Уэстдейл покачал головой.
— Родители решили оставить ее в покое.
— Оставить ее в покое? Что вы хотите этим сказать? Она разорвала помолвку?
— Да. — Уэстдейл смотрел на него с сочувствием. — Мне очень жаль. Мы никому не говорили, и газетчики пока не пронюхали. Собрались гости, все спрашивали, где она, и мама сказала, что Марша в Бэллибруке, готовит дом к бракосочетанию. Они поверили, что для мамы стало большим облегчением.
— Это смешно, — сказал Дункан, расхаживая взад и вперед. — Я не могу спокойно оставаться в Лондоне, пока…
— Родители считают, что ей нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о замужестве. Она одумается. По крайней мере, они на это надеются.
— А вы что думаете? — Дункан остановился.
Уэстдейл пожал плечами.
— Она очень упряма.
— Я еду к ней, — заявил Дункан. — У меня так и не нашлось времени, чтобы сказать ей о своих чувствах.
Уэстдейл схватил его за руку.
— Нет. Родители всерьез боятся — если вы броситесь за ней вдогонку, она станет упорствовать еще сильнее. Я с ними согласен. Уж мы-то ее знаем, Чедвик.
— Да, но я люблю ее и хочу, чтобы она стала моей женой. А она этого не знает! Она думает, — в отчаянии Дункан схватился за голову, — что я просто хочу… — Он осекся. Знает ли Уэстдейл всю правду, до конца?
— Спасти ее?
— Да, именно так. Откуда вам это известно?
— Прочитал записку, которую она оставила на письменном столе отца. Примерно час назад. Я и понятия не имел, что за вашей помолвкой стоит нечто большее, пока родители мне не рассказали. И я рад, что они оказали мне доверие, потому что теперь могу вас заверить — если сейчас вы поедете за сестрой, она сбежит из Бэллибрука неведомо куда. Возможно, и адреса не оставит. Надо подождать, Чедвик, хотя бы несколько недель. Посмотрим — вдруг она пришлет письмо? Умоляю — дайте ей время и вволю свободного пространства. Никаких визитов. Никаких писем. Пока мы сами не получим от нее весточку.
Подняв с земли палку, Дункан зашвырнул ее далеко, как только хватило сил.
— Держите. — Нагнувшись, Грегори подал ему другую.
Дункан сломал палку о колено и бросил обломки в сторону.
— Проклятие. — Согнувшись пополам, он стоял, упираясь ладонями в колени. — Разве я смогу ждать? — Он выпрямился. Он был вне себя от тревоги за Маршу. От злости на себя самого. От горя, что вынудил бежать женщину, которую любит. — Я должен что-то сделать.
— Нельзя. Вы это знаете, и я знаю. Кто угодно разозлился бы. Эта девица разозлит кого угодно!
— Действительно, — согласился Дункан, — она это умеет, черт подери! — И он тяжело вздохнул.
Уэстдейл хлопнул его по спине — как следует хлопнул.
— Сегодня вы напьетесь и придумаете, как убить следующие несколько недель. Я вам не завидую. Мне как-то не приходилось влюбляться. И понятия не имею, зачем вообще делать такую глупость.
— Да, помощи от вас не жди, — процедил Дункан.
— Действительно. Вот. — Уэстдейл извлек из кармана фляжку, открыл ее и протянул Дункану.
Дункан сделал щедрый глоток и чуть не поперхнулся, однако огненная жидкость отчасти успокоила его отчаяние.
— Отцовская особая смесь, — с ухмылкой сказал Уэстдейл. — Принимать только в случае крайней необходимости. Держите у себя.
— Благодарю. — Заткнув горлышко пробкой, Дункан сунул фляжку к себе в карман. Она составит компанию оловянному солдатику и ириске, которую Джо уже пососал, а потом снова завернул в бумажку, когда они добрались до парка и пришла пора побегать сломя голову с другом Чернышом.
Уэстдейл наблюдал за одержимой парочкой.
— Если вас это утешит, могу сообщить, что отец раскаивается, что не внял вашему вчерашнему совету отложить помолвку до конца сезона. Он винит себя, а не вас.
— Маркиз поступил так, как поступил бы любой любящий отец на его месте. Это моя вина. Если бы я признался ей в любви, как следовало сделать, мы с ней нашли бы выход. И школу спасли бы, и лорду Брэди угодили.
— Поздно посыпать голову пеплом, — твердо сказал Уэстдейл. — Бросьте сожаления, не то я буду вынужден отвезти вас на ринг и выбить их из вас на боксерском поединке.
— Ха! Вы бы не продержались и минуты. И тогда вам самому нашлось бы о чем жалеть.
Наследник маркиза Брэди весело рассмеялся. И Дункану сразу же полегчало, совсем чуть-чуть.
Вместе с Уэстдейлом они понаблюдали за Джо и щенком. Но через несколько минут Уэстдейл коснулся полей шляпы.
— Пора идти. Мне велено передать вам приглашение к обеду. Вам и Джо. Она и отец, разумеется, питают уверенность, что однажды вы все-таки станете их зятем, а Джо — внуком. Мама велела передать вам это и не отчаиваться.
У Дункана потеплело на душе. Он давно понял, что Марша во многом унаследовала великодушный характер леди Брэди.
— Я напишу маркизе записку, чтобы поблагодарить за приглашение, однако мне придется отказаться. Благодарю, что передали приглашение. В следующий раз я приду к вам на обед в обществе Марши, моей невесты, или не приду вовсе.
— Уверены? Мы все на вашей стороне, Чедвик.
— Совершенно уверен. — Дункан изобразил подобие вежливой улыбки. — Я ценю вашу заботу.
Уэстдейл кивнул.
— Понимаю и желаю удачи. Следующие несколько недель будут тяжким испытанием, для вас в особенности. Нужен внимательный слушатель или собутыльник — обращайтесь, я к вашим услугам.
— Непременно.
Джо остановился и замахал рукой. Несколько преуспевающих бездельников, приятелей Уэстдейла, заметили его издалека и принялись кричать и улюлюкать, чтобы привлечь его внимание. Дункан смотрел, как его новый друг идет к ним, и на миг ему стало тоскливо. Нужно признать, было бы чудесно, если бы Шервуды приняли его как родного. У них с Джо появилась бы семья, и немаленькая. И эта семья не рассыпалась бы, точно карточный домик, не была бы… испорченной, как гнилые яблоки, которым уподобились его отец и Финн.
Но главное, что их с Джо окружали бы люди, которые любили Маршу так же, как любят ее они.
Он с сомнением наблюдал, как мимо шествуют две дамские компании, в противоположных направлениях, едва не задевая Джо и собаку. Было видно, что дамы перешептываются. Явно насчет Джо или его, Дункана, помолвки с Маршей.
И снова Дункан подавил в себе желание спрятаться или начать извиняться.
Однако на сей раз ни одна из дам не имела безрассудства ляпнуть что-нибудь оскорбительное вслух. Что ж, этот поворот событий можно счесть обнадеживающим.
Пасмурный пейзаж вдруг расцветился новыми красками, и Дункан решил, что не будет больше торопиться по крайней мере в том, что касается Джо. Хотя, кажется, именно так и придется себя вести в отношении леди Марши, простив ей побег в Ирландию — от него, от родителей.
Или так оно и было?
«Ваша гонка начинается, Чедвик», — сказал ему герцог Бошан.
Пока Джо и Черныш играли, Дункан обдумывал свое печальное положение. Его сердце согревал образ Марши — вот она, здесь, с ними, в парке, подзадоривает Джо бросить мячик собаке. Она смеется, делая свое присутствие более зримым, а их маленькую семью — полной.
Глава 35
Минуло четыре недели с тех пор, как Марша сбежала из Лондона. Теперь все, что произошло с ней после ухода из Оук-Холла, казалось ей сном. Все, только не Дункан.
Даже здесь, в уютном убежище, каким являлось имение Бэллибрук, приткнувшееся на берегу прекрасного озера, среди изумрудно-зеленой травы и пронизанных радугой облаков Ирландии, ее ночи нельзя было назвать спокойными — граф снился ей в мучительных снах.
— У вас круги под глазами. — Алиса, которая служила экономкой в Бэллибруке еще с тех пор, когда маркиз был ребенком, всматривалась в лицо Марши. На экономке было ее привычное кобальтово-синее платье с белоснежным фартуком. На поясе висела связка ключей. — Вам бы спать сном младенца!
Марша покачала головой.
— Не получается.
— Не возьму в толк, с чего бы это. — Алиса взбила подушки и подоткнула Марше за спину. — Вы добрались домой. Здесь весна, воздух — точно мед. Жизнь хороша!
Кэрри, благоговевшая перед седовласой экономкой, чьи шаги были бесшумны, точно у лесной феи, вошла в спальню с утренним чаем и намазанными маслом тостами на соде. Поставила поднос на колени хозяйке.
Поблагодарив Кэрри, Марша снова взглянула на Алису.
— Вы правы. Думаю, мне следует больше гулять. — Она не раз совершала долгие вылазки в обществе Кэрри, но, видимо, этого было мало, чтобы избавиться от беспокойных ночных видений.
— Вспомните, что в Бэллибруке проходит любая печаль, — подмигнула ей Алиса.
Лежа у камина, старый Тигр заколотил хвостом по полу. Он любил слово «Бэллибрук».
— Только гляньте на него, — с улыбкой заметила Алиса. — Он знает, о чем я толкую.
— Что ж, вы правы оба — и он, и вы. — Марша тоже улыбнулась. — Нет ли писем из Дублина? — спросила она у Кэрри.