— Нет, клянусь Господом! — Маркиз хватил кулаком по столу. Его глаза гневно сверкали. Но гнев внезапно улетучился. — Я прочитал это у нее в глазах, — прошептал он. — Услышал в голосе, когда она рассказала мне, когда она плакала у меня на руках.
Он стоял, навалившись на письменный стол, и плечи его поникли под гнетом тягостных воспоминаний.
Переживал ли он снова исповедь Марши? Или вспоминал, какой беззаботной была дочка в ранней юности? До того, как потеря невинности изменила ее безвозвратно?
— Знаю, как тяжело услышать такое, — негромко сказал Дункан, — и что вы еще не оправились от удара. Но клянусь вам — отсрочка не нарушит наших планов.
Лорд Брэди поднял голову.
— Быть мужчиной иногда означает обязанность принимать трудные, почти невозможные решения. — В его голосе зазвенела сталь. — Рисковать благополучием любимой дочери, откладывая брачный союз или бросить в беде Оук-Холл? — Он выпрямился. — Школу пусть спасают другие. Мой долг — спасти дочь.
— А чего вы ждете от меня? — горько спросил Дункан. — Когда она войдет сюда и узнает, что должна немедленно стать моей женой, — и этот союз, при тех условиях, на которых настаиваете вы, развеет в прах ее мечты?
В нем вскипел гнев — он швырнул в огонь свой пустой стакан. Стекло звякнуло, рассыпаясь осколками, и на долю секунды он почувствовал некоторое облегчение, а затем жестоко устыдился.
— Значит, вот как вы собираетесь справляться с трудностями, которые неизбежны в браке? — спросил лорд Брэди. — А их будет немало, если вы женитесь на моей дочке. Если вы этого еще не знаете, вас ждет сюрприз!
— Простите, — покаянно сказал Дункан. — Я заплачу за стакан. Подобное поведение недопустимо.
Подойдя к нему, маркиз хлопнул его по плечу.
— Выбросьте это из головы. — И он засмеялся.
Дункан повернулся к нему и почесал подбородок. Ему было очень стыдно.
— Я повел себя как последний дурак, — признал он.
— Время от времени все мы так поступаем. — Лицо маркиза смягчилось. — Вот вам, молодой человек, отличная возможность доказать, чего стоят ваши слова и вы сами. Если вы искренне любите мою дочь, вы сумеете помочь ей пройти через это. Я поставил бы на вас, Чедвик.
Последовало долгое молчание.
Дункан почувствовал, что напряжение мало-помалу спадает. Какой прок злиться на человека, который полагает, что исполняет отцовский долг? Отдает за него дочь в надежде, что он, Дункан, станет ей хорошим мужем?
— Благодарю вас, милорд.
Маркиз приподнял бровь.
— Вы готовы?
— Да, — ответил Дункан. Она его возненавидит, но он постарается завоевать ее любовь. Это задача не из легких, но он с радостью примет вызов.
Будущий тесть дернул шнур звонка. В дверях возник Дженкинс.
— Пришлите сюда леди Маршу, — кратко повелел лорд Брэди.
Дункан обхватил себя руками, пытаясь унять бурю противоречивых чувств: желание видеть Маршу и признаться ей в любви; волнение — как она отнесется к требованию лорда Брэди? Была еще тревога — как, черт возьми, он докажет, что сумеет быть и хорошим мужем, и хорошим зятем?
Прошла долгая минута, пока Дженкинс ходил за леди Маршей. И вот Дункан услышал ее шаги на лестнице, неспешные и уверенные.
Войдя, она сразу же его увидела, и ее глаза вспыхнули.
— Что вы здесь делаете, лорд Чедвик?
— Я здесь, чтобы взять вас в жены, — ответил он, прежде чем успел вмешаться лорд Брэди. Это было его предложение руки и сердца! Никто не должен ему мешать. Он сам все скажет. — Позвольте мне объясниться. С глазу на глаз.
Марша потрясенно взглянула на отца, затем снова на Дункана.
— Только через мой труп, — заявила она.
Она бы еще зашипела, будь она кошкой. А будь коброй — вонзила бы ядовитые зубы.
И она вышла, не удостоив взглядом ни отца, ни Дункана.
Глава 33
— Нет, я вам не открою. — Марша не обращалась к матери так с тех пор, как ей было тринадцать. Тогда мать почему-то раздражала ее по десять раз на дню, причем без всяких на то оснований.
Маркиза постучала снова:
— Откройте дверь, юная леди.
— Я не ребенок! — через дверь крикнула Марша, дрожа от злости и утирая слезы. Она была и разгневана, и напугана. Ее мир снова грозил рассыпаться, выйти из повиновения. — Оставьте меня в покое!
— Я уже оставляла тебя на час.
— Не желаю никого видеть! — крикнула Марша.
— Но когда же?
— Не знаю. Может быть, через несколько лет. Может быть, я останусь здесь навсегда. Не впущу никого, кроме Кэрри. — Она понимала, что ведет себя ужасно грубо и нелогично.
— Ты впустишь меня сейчас же, — твердо велела мать. — Если будет нужно, я принесу ключи.
Марша с отчаянием вздохнула.
— Ладно, — сказала она, — я открою. — Она долго возилась, отпирая дверь, потому что руки дрожали.
Марша никогда не видела мать в таком состоянии: лицо бледнее обычного, заплаканные, покрасневшие глаза. Когда мать вошла в комнату, Марша поняла, что она в ярости. В ярости!
Марша испуганно попятилась.
Мать прошла мимо нее.
— Закрой дверь.
Пальцы все еще дрожали, и дверь просто так не закрылась, поэтому пришлось навалиться на дверь спиной, чтобы притворить ее поплотнее.
Они с матерью долго смотрели друг на друга и молчали.
А затем мать раскрыла объятия.
Марша посмотрела себе под ноги, посмотрела в сторону. Ее грудь вздымалась. Она словно задыхалась, даже пришлось хватать воздух ртом.
Мать хранила молчание.
Марша подняла голову.
— Иди ко мне, дорогая! — Мать ждала, протягивая к ней руки.
— Не нужно меня жалеть, — сказала Марша. Голос ее был похож сейчас на воронье карканье.
— Я тебя не жалею. Я тебя люблю. — В материнских глазах выступили слезы.
Марша медленно пошла к матери. И та шагнула ей навстречу. Когда они встретились, то стиснули друг друга в объятиях, крепко-крепко. Марша и не знала, что объятия матери могут быть такими крепкими.
— Мама, — прошептала она.
— Ты наша храбрая девочка! — воскликнула она. — Мы гордимся тем, какой ты стала!
Мать и дочь стояли, обнявшись, пока Марша не обнаружила, что больше не задыхается.
Они разомкнули объятия.
— Сядем, — сказала мать, взяв дочь за руку.
Марша села на кровать подле нее.
— Я знаю, что ты пыталась помочь Дженис, — сказала мать. — Но посмотри, что произошло в итоге. Все это очень несправедливо!
Гнев матери уже остыл. Теперь она смогла посмотреть на себя со стороны и увидела девушку, положение которой было не совсем обычным. Не ей первой было приказано выйти замуж, чтобы прикрыть грех и восстановить свое доброе имя.
— По крайней мере я уберегла Дженис от несчастья.
— Это так. И мы с отцом очень тебе благодарны.
Марша невесело улыбнулась.
— Странный способ меня отблагодарить.
Вздохнув, мать крепко сжала ее пальцы, холодные и безвольные.
— Папе было очень нелегко пойти на такой шаг. Но он глава нашей семьи и вынужден делать то, что считает правильным.
— Мама, ты могла бы его остановить. Ты же знаешь — он никогда не сделает ничего наперекор твоему желанию.
— Это так. — Мать потянула Маршу за руку, чтобы та смотрела ей в глаза. — Но я согласна с папой. Думаю, что лучшего решения просто не найти. Лорд Чедвик достойнейший человек. Разумеется, мне жаль Оук-Холл. Очень грустно думать, что твоя школа в беде.
Марша пожала плечами.
— Теперь ее наверняка закроют.
Мать задумчиво погладила свой изящный подбородок.
— Должен же быть какой-то выход. Может быть, отец выкупит школу у леди Эннис?
— Правда?
Однако матери эта затея была явно не по душе.
— Не знаю, дорогая. Нам следует хорошенько подумать. Уверена, это обошлось бы недешево.
— Я не хочу, чтобы вы с папой это сделали. Если только вам самим это будет в радость. Не могу я просить о такой огромной жертве ради меня.
Дверь спальни распахнулась настежь. На пороге стояла Дженис, с покрасневшим лицом, сжав руки в кулаки.
— Что ты наделала? — пронзительно закричала Дженис.
Марша с матерью вскочили одновременно.
— Дженис, — позвала мать, — входи.
Дженис стояла в дверях, тяжело дыша.
— Ты погубила мою жизнь, — сказала она Марше, глядя на нее с враждебностью и недоумением. — Я думала, что ты меня любишь.
— Я тебя люблю, — сказала Марша, делая шаг к сестре.
Дженис выставила вперед руку.
— Назад!
— Дженис, входи сейчас же, — строго повторила мать.
Дженис поджала губы, расправила плечи, захлопнула за собой дверь и встала посреди комнаты. Лицо ее было непроницаемо.
— Дженис, — обратилась к ней Марша, но сестра вдруг судорожно ахнула, словно Марша поразила ее стрелой из лука.
— Я знаю, что ты страдаешь, — сказала мать.
Дженис поморщилась.
Дженис поморщилась.
Подойдя к дочери, мать обняла ее за талию.
— Пойди сядь рядом с сестрой.
— Я не могу, — безразличным тоном сказала Дженис.
Мать не стала дожидаться, пока она уступит. Взяв дочь за талию, буквально подтолкнула ее к кровати — шаг за шагом. Дженис робко села, не глядя на старшую сестру. Марша села рядом.
Мать встала перед ними, скрестив тонкие руки. Медленно прошлась взад и вперед, потом остановилась и в упор взглянула на Дженис.
— Твоя сестра спасла тебя от незавидной участи — стать женой негодяя.
Дженис ударила по постели кулаком.
— Он не…
— Он мерзавец, — заявила мать. — Знаю, сейчас ты страдаешь, но скоро станет легче. Разбитое сердце — это адские муки. Нас здесь трое, кто теперь знает это.
Дженис недоверчиво покачала головой, теребя пальцами покрывало.
— О чем ты говоришь? — спросила она мать, по-прежнему избегая смотреть на сестру.
Мать взглянула на Маршу, словно спрашивала у нее разрешения что-то рассказать.
У Марши потеплело на сердце. Этот союз показался ей чудесным. Она кивнула.
Мать ответила ей благодарным взглядом. Затем сплела пальцы и посмотрела вверх, в потолок, собираясь с духом. Наконец она сказала:
— Несколько лет назад Финниан Латтимор соблазнил твою сестру, когда она была совсем юной и доверчивой.
Дженис, ахнув, посмотрела на Маршу.
— Правда?
— Да, — едва слышно ответила Марша.
— О-о! — Дженис прижала ладонь к губам и уставилась в окно. Затем перевела взгляд на сестру. — Мне очень жаль. — И она разрыдалась.
Марша и мать понимали — она оплакивает и крушение своего романтического идеала, и беду сестры. Марша погладила Дженис по плечу и крепко обняла. Дженис не противилась, позволив сестре укачивать ее несколько долгих минут.
— Все хорошо, — приговаривала Марша. — Все у нас хорошо. И у меня, и у тебя.
Опустившись на колени, мать обняла обеих дочерей.
— Мы всегда будем поддерживать друг друга. Всегда!
Дженис всхлипнула еще раз-другой, затем слезы отступили. Она сидела, ссутулившись, как будто ослабла и смертельно устала. И такого печального лица Марша никогда у нее не видела.
Мать распорядилась подать чаю.
Марша с Дженис забрались под одеяло, подоткнув под себя подушки. Кэрри принесла поднос с намазанными маслом гренками и украдкой послала хозяйке любящий взгляд. Марша подмигнула девушке — пусть не беспокоится.
Мать разливала чай, бросив в чашки по лишнему кусочку сахара. Так она делала, когда они были еще крошками и плакали из-за расцарапанной коленки или случайно найденной мертвой птички. Присела к ним на кровать. Обняв ладонями чашки, сестры начали пить чай.
Через несколько минут Дженис протяжно вздохнула. Взглянула ясными, но по-прежнему печальными глазами.
— Итак, что из этого следует?
Марша поняла — она спрашивает, какое наказание понесет Финн.
— Папа переговорил с лордом Чедвиком, — со вздохом сказала мать. — Марша выйдет за него.
Она ждала, пока дочери обдумают эту новость.
Ни слова не говоря, Дженис отдала ей чашку, и мать поставила ее на поднос. Потом Дженис повернулась к Марше:
— Так ты выходишь замуж?
Марша прикусила губу.
— Пусть мама скажет.
— Сообщение о помолвке появится в завтрашних газетах, — сказала мать. — И мы надеемся, что через день-два получим особое разрешение. Свадьбу устроим дома. Присутствовать будут члены нашей семьи, кузен лорда Чедвика Ричард и его семья, а также лучшая подруга Марши из Оук-Холла, если Марша захочет ее пригласить.
— Конечно, я позову Дебору, — негромко сказала Марша. — Когда я ушла, Дебора заняла мой пост. Я скучаю по ней и буду рада увидеться снова.
Лицо Дженис вытянулось.
— Марша, а ты действительно этого хочешь?
Марше не хотелось, чтобы сестра чувствовала себя виноватой, но сказать правду она была обязана:
— Я не хочу прожить остаток жизни рядом с человеком, которого со мной связывает лишь долг чести. Ты бы такое хотела?
— Нет! — страстно воскликнула Дженис. — Но разве лорд Чедвик таков? У меня сложилось впечатление, что он тебя обожает. А ты несколько раз привозила к нам Джо. Я думала, это потому, что вы с графом… что у вас отношения.
Марша поджала губы.
— Мне очень нравится лорд Чедвик. — «Ты его любишь», — едва слышно подсказал внутренний голос. — Почти всегда нравился. Но я не хочу, чтобы он женился на мне по обязанности. И не только это. Наша помолвка означает, что школа Оук-Холл будет закрыта.
— Как так? — спросила Дженис.
Марша объяснила.
Дженис снова взяла ее за руку.
— Как печально! И все из-за меня.
— Иногда все так запутывается. — Мать погладила ее по руке. — Ты нисколько не виновата в сложившемся положении, дорогая.
— Мама права, — сказала Марша. — Это началось несколько лет назад, без твоего участия, Дженис!
Она знала — для сестры это слабое утешение. Но щеки Дженис снова порозовели, когда она опустила голову на плечо сестры.
— Не хочу, чтобы ты была несчастна, — сказала она тихо.
На мамином лбу залегла деликатная складка.
— Девочки, ваш долг не раскисать, — сказала она в привычной мягкой, но строгой манере. — Мы должны видеть во всем хорошее. Марша может стать счастливой, если захочет. Смотри, Дженис, какого успеха она добилась за эти годы.
Марша предпочла не обсуждать эту тему, просто попросила еще чаю и кусок хлеба с маслом. Нельзя, чтобы Дженис думала, будто она впала в уныние и грустит. Мама, возможно, догадывается. Несомненно, догадывается. Они обе будут делать вид, что все чудесно.
Когда Марша допила чай и съела весь хлеб до крошки, мать встала.
— Завтра у нас будет много гостей, — сказала она. — Все захотят тебя поздравить. Поэтому сегодня мы останемся дома, чтобы хорошо отдохнуть.
Дженис посмотрела на сестру с участием.
— Сегодня я могла бы спать у тебя, — предложила она.
Марша улыбнулась:
— Было бы хорошо.
— Завтра тебе придется принять также и лорда Чедвика, — сообщила мать. — В четыре часа.
— Но я…
— Ты его примешь. — Мать ничего не желала слушать.
Дженис схватила руку сестры и сжала до боли, которая привела Маршу в чувство. Теперь она могла сосредоточиться на ней, забыв о неминуемой встрече с графом, со своим рыцарем в сияющих доспехах.
Плохо, думала она, что нельзя обнять рыцаря в сияющих доспехах. Доспехи — вот и все, что останется в руках.
Она могла бы обойтись без рыцаря. Но сможет ли она обойтись без этого мужчины с горячей кровью, рядом с которым лежала в постели, который шептал ей на ухо милые глупости, занимаясь с ней любовью в милом уютном домике, под тихое потрескивание огня в камине?
Лежа рядом с Дженис, Марша всю ночь видела в сновидениях Дункана. Это были тревожные сны. То она убегала от него, а вокруг полыхало жаркое пламя, и она боялась, что оно подберется к ней. То погибала от холода, выкрикивая в отчаянии его имя, а его все не было…
Проснувшись утром, Марша поняла, что сегодня будет вынуждена говорить с Дунканом — только это и имело значение. Ей было страшно, как будто она боялась заразиться оспой. И все-таки она не могла дождаться, когда же он придет. Так мотылек летит на огонь.
Она поняла, что хочет поскорее с ним увидеться, поняла, что любит его!
За завтраком все собрались вместе, как будто кто-то им приказал. Хотя, вероятно, так оно и было. Сегодня великий день: дочь выходит замуж, и скоро об этом узнает весь свет, который читает лондонские газеты.
Мальчики глуповато хлопали глазами. Они были ужасно смущены и обращались с Маршей так, словно она была тяжело больна.
Взглянув на нее украдкой, Питер поспешил отодвинуть для нее стул.
— Спасибо, Питер, — сказала она. — Какой ты милый.
Он покраснел. Он был самым забывчивым из братьев, когда нужно было отодвинуть для дамы стул.
— Хочешь, Марша, я принесу тебе яйцо? — спросил Роберт, который имел привычку хватать последнее яйцо всмятку, не подумав спросить, не хочет ли его кто-нибудь другой.
— О нет, спасибо, — ответила она. — Сегодня только хлеб с грудинкой. Выберу самые лучшие кусочки. Грудинка — это то, что я люблю.
— Ты любишь, чтобы ломтики хрустели, — сказал Грегори. — Вот, съешь эти два. Они самые хрустящие, уверяю тебя. — И переложил ей грудинку с собственной тарелки.
Роберт с Питером взирали на него с возмущением.
В обычной ситуации Марша бы развеселилась, но сегодня невидимая мрачная туча тяжким бременем легла ей на плечи.
Вошли мать с отцом и заняли свои места. Газета отца лежала наготове. У матери в руках был особый горшочек для шоколада, который маркиз преподнес ей в качестве подарка на свадьбу. С ним была связана какая-то история, которую дети не знали, но мать почему-то очень любила этот горшочек.