Клим достал сигареты и зажигалку и закурил.
– Садись уже, у меня дома не хуже воздух. Поехали.
Мужчины сели в машину, Клим завел мотор и не спеша покатил по трассе.
– Слушай, а чем занимается твоя жена? – спросил Комар, подыскивая радиостанцию на магнитоле. – Извини, конечно, за любопытство. Если не хочешь отвечать – не отвечай. Просто интересно, что это за цыпочка такая тебя охмурила.
– Да все нормально – почему бы и не рассказать? – улыбнулся Клим.
По радио звучал какой-то примитивный шансон. Вкусы у Комара были незамысловатыми.
– Если коротко, то такая музыка ей точно не нравится, – прокомментировал выбор приятеля Байков. – А вообще – она музыкант, окончила музыкальное училище, консерваторию.
– Ого! Ни хрена себе! Интеллигенция! – восхищенно присвистнул Комар. – А на чем играет?
– На пианино.
– Ништяк. Уважаю пианины. Наверное, по Европам выступает, на всяких концертах для меломанов?
– Да нет. Не сложилось с этим как-то. Преподает детям в музыкальной школе.
– Училка, значит. Что ж, тоже ничего. У меня в школе была одна любимая, Инесса Васильевна. Телочка, скажу тебе, что надо. Не хуже Анжелины Джоли. У нас весь класс от нее тащился. Непонятно, что она делала в нашей дыре с такими данными – ей самое место было на страницах «Плейбоя», – Комар полностью погрузился в воспоминания. – Однажды я даже пригласил ее на свидание. Ну, как пригласил… Вечером, когда возвращалась после уроков, подошел к ней, предложил проводить. Она согласилась.
– Это и было свидание? – засмеялся Байков.
– Ага! А потом, у подъезда, я полез целоваться, так она мне как вмазала, – заржал Комар.
– Слушай, а как это у тебя вышло? Ну, в смысле не в космонавты пойти или в мастера-стеклодувы, а в бандиты? – сменил вдруг тему Клим. – Извини, что любопытствую. Просто интересно. Если хочешь – можешь не отвечать. Я-то рос как все: родители, школа, учеба, во дворе в футбол погонять, в кино на боевик сходить…
– Почему бы и не ответить? У меня было все так же, как и у тебя. И родители отличные, и дед с бабкой – прямо как из сказки, чуть ли не на руках носили. Вот только мозги у меня, сколько себя помню, всегда были куда-то не туда повернуты. Первые звоночки прозвучали классе в первом-втором, когда я начал тырить у одноклассников деньги на обед.
– М-да, нехорошо детей обижать, – осуждающе покачал головой Клим.
– Это еще ладно. В средних классах я их стал еще и бить. Короче, к девятому классу у меня был полный набор – и штук пять переводов из одной школы в другую, и приводы в милицию, и постановка на учет, и смерть отца с матерью от инсульта из-за всех моих выходок.
– И что, сам дальше жил?
– Нет, из деревни бабка переехала. Несколько лет мы с ней прожили, пыталась перевоспитать. Глухой номер. Тоже вскоре умерла. Один дед у меня остался. Да и тот не хочет про меня ничего и слышать. Сказал: «Не внук ты мне». Вот такая веселая история у меня. – Комар замолк и о чем-то задумался, печально глядя за окно.
Подъехав к дому, Байков, не заглушая мотора, посигналил, чтобы жена открыла въездные ворота.
– Хороший район тут у вас. Без всех этих многоэтажек. Тихо, и воздух как за городом, – похвалил Комар и вышел из машины.
– Ага. Спасибо деду. От него остался. Я немного подремонтировал. Ворота поставил. Газончик посадил.
На сигнал никто не отвечал. Клим вышел и нажал на кнопку домофона у ворот. Но на звонок тоже никто не ответил. Наверное, не слышит Маринка, бегает, на стол накрывает.
– Подожди тут. Я сейчас перелезу, изнутри открою, – крикнул Клим Комару и, схватившись за край забора, подтянулся, после чего забросил одну ногу, вторую и спрыгнул во двор.
Отряхнув джинсы от пыли, он посмотрел на дом, и на него снова нахлынули воспоминания. За пять лет здесь почти ничего не поменялось. Лишь деревья стали выше, краска на лавочке и оконных рамах выгорела от солнца. Вот и все. Он вспомнил, как они с Мариной в теплые дни расстилали на лужайке перед домом плед и устраивали романтические пикники. Как украшали на Новый год растущую под окном небольшую елочку. Как играли в снежки, лепили снеговика. Именно сейчас он отчетливо осознал, как сильно любит свою жену, как истосковался по этим простым человеческим радостям. Наконец-то он сможет вернуться к этой жизни, поделиться с любимой всей той нерастраченной нежностью, которая, несмотря на свиданки на зоне, накопилась в душе.
Клим решил устроить сюрприз и застать Марину врасплох. Он обошел дом слева, куда выходили окна кухни. Наверняка она там стряпает к приезду всякие вкусности. Байков подошел к окну и, прильнув к стеклу, посмотрел внутрь – в комнате было пусто. Он громко постучал – никто не отозвался. Тогда он пошел к крыльцу. За мгновение до того как постучать в двери, он вдруг обратил внимание на полоску бумаги на них. Присмотревшись, Клим не поверил своим глазам – дом был опечатан.
Минут десять Байков, впав в ступор, стоял, уставившись на эту бумажку с печатями полиции. Его словно парализовало. В голове было пусто, ни единой мысли. Он даже не представлял – что могло случиться. Придя наконец в себя, словно в тумане он обошел дом вокруг, сам не зная зачем. Никаких признаков того, что в доме или рядом с ним что-то произошло, не было. Клим попытался было проанализировать ситуацию логически, но все равно не находил никакого ответа. Несколько дней он созванивался с женой. Все было в порядке. Она знала о его приезде. Должна была ждать. Сказала, что готовит приятный сюрприз. Опечатанный дом под определение «приятный сюрприз» никак не подходил. Район здесь тихий, все друг друга знают, поэтому какой-либо криминал тоже отпадал. А если и случилось бы что-нибудь, то Марина нашла бы способ сообщить ему об этом: записку оставить, например.
– Эй, ты где пропал, открывай! – послышался из-за ворот крик Комара.
– Подожди секунду, сейчас.
Байков лихорадочно думал – что делать дальше? Перемахнув через забор, он подошел к Комару и покачал головой.
– Плохие новости.
Тот вопросительно посмотрел на Клима.
– В чем дело?
– Дом опечатан. Даже не знаю, что могло случиться.
– М-да. А внутрь заходил?
– Нет. Что-то не хочется объясняться потом с ментами. Идем – попробую у соседей разузнать, что к чему.
Байков направился к соседней калитке и позвонил в домофон.
– Кто там? – послышался настороженный женский голос.
– Здравствуйте. Это ваш сосед, Клим. Можно с вами поговорить?
– Подождите, сейчас.
Через минуту замок щелкнул и дверь открылась. Перед парнями стояла женщина лет пятидесяти.
– Людмила Андреевна, добрый день! Помните меня? – Байков улыбнулся, переминаясь с ноги на ногу.
Соседка с опаской осмотрела сначала Байкова, потом Комара. Ни один из них не вызывал доверия. Сосед-зэк – что тут может быть хорошего. Она прекрасно помнила, как несколько лет назад тут толклись журналисты, пытаясь взять интервью у жены убийцы. А второй, видимо, тоже – тот еще уголовничек. Людмила Андреевна молча осмотрела синие татуировки на руках у Комара, потом перевела взгляд на Байкова.
– Помню-помню. Что надо?
– Я хотел спросить: почему мой дом опечатан? Вот, приехал сегодня. А Марины нет. Может, вы что-нибудь видели, знаете?
– Ничего не знаю, ничего не видела, – сухо ответила соседка. – А на будущее, молодой человек, прошу вас больше не звонить мне. Я с убийцами не общаюсь.
– Извините, – только и успел ответить Байков, как дверь перед ним захлопнулась.
– Да-а, гостеприимная тетка, – ухмыльнулся Комар.
– Я ее в чем-то понимаю. Ладно, проехали.
Клим обошел еще несколько домов на улице, но результат был аналогичным. Им то вообще не открывали, то встречали неприветливо и ничего толкового сказать не могли. Да, видели полицейскую машину. Больше ничего особенного.
Байков в отчаянии вернулся обратно в машину, откинул голову на спинку сиденья и тяжело выдохнул. После обхода соседей напряжение и тревога выросли вдвойне. Слишком все подозрительно. Дом опечатан, но шума никакого никто не слышал. Никто ничего не видел. Будто в доме вообще никто давно не жил.
Комар сел на соседнее сиденье и похлопал Клима по плечу.
– Спокойствие, только спокойствие. Соберись с мыслями. Думай мозгами, а не сердцем. Эмоции в такой ситуации – плохой помощник. Есть какие-нибудь соображения?
– В том-то и дело, что никаких.
– Ну, тогда вариант один – нужно ехать к ментам.
– И что? – Байков повернул голову и вопросительно посмотрел на Комара.
– А то! Я вижу – у тебя котелок совсем не варит. Они опечатали – они пусть и расскажут, в чем дело. Поехали в участок.
Клим молча завел «Кадиллак», и через пятнадцать минут они уже были у входа в райотдел.
– Здравствуйте! – обратился Клим к дежурному, сидящему у входа. – Не подскажете, к кому обратиться? У меня почему-то опечатан дом.
– Документы, – полицейский протянул руку и ожидающе посмотрел на Байкова.
Клим достал из кармана паспорт и отдал дежурному.
– Ага, понятно, выпустили на волю, значит, – пробормотал страж порядка, развернув выпавшую из документа справку об освобождении. – А почему так долго добирался?
– Почему долго, начальник? – встрял Комар. – Остановились по дороге передохнуть, вдохнуть воздух свободы.
– Знаю я ваш воздух – по проституткам прошлись. Или я не прав?
– Ну зачем так грубо? Просто заехали к старым подругам.
– Ладно. Держи документы. Иди в тринадцатый кабинет, там тебе все объяснят.
В отделении было почти пусто. В коридоре на лавочках сидели только заплаканная женщина с малолетней дочкой и бомжеватого вида старик, громко сморкавшийся в грязный носовой платок.
– Да уж, местечко, – прокомментировал Комар.
– Подожди меня здесь, – сказал Байков и, посмотрев на номер «13» на двери, постучал.
– Входите.
– Добрый день, я по поводу опечатанного дома на улице…
– Садись-садись. Знаю, про что ты. Байков Клим?
– Да, это я.
– С освобождением, Байков. И боюсь, на сегодня это для тебя единственная хорошая новость, – сержант поднялся из-за стола, подошел к окну и закурил.
Клима вдруг затрясло от страха. А вдруг с Мариной что-то случилось?
– Да говорите уже. Что с моей женой? Где она? С ней все в порядке?
Полицейский подошел к посетителю, сел радом на краешек стола и внимательно посмотрел на него.
– Значит, так. Во-первых, сегодня утром к нам пришла бабушка. Говорит: выгуливаю утром свою собачку на набережной, а из воды, недалеко от берега, часть машины виднеется. Вот, смотрите.
Полицейский взял со стола фотографию и протянул ее Байкову. А на ней – его старенькая «Нива». Разбитая, дверки открыты. Клим вспомнил, как два года экономил деньги, чтобы скопить на бэушную машину. Как они с Маринкой радовались покупке. Хоть и старенькая, зато ездила «Нива» как зверь.
– Согласно протоколу, ваша жена около одиннадцати вечера ехала на большой скорости, не справилась с управлением, протаранила ограждение…
– С ней все в порядке?! – Байков вскочил со стула, с отчаянием посмотрел в глаза полицейскому.
– Точно вам не скажу – тело не нашли. Но, исходя из моего опыта, шансов у нее выжить – ноль целых ноль десятых. Машина упала в реку вот здесь, – он протянул вторую фотографию с общим видом места происшествия. – Течение здесь очень быстрое. Скорее всего, тело унесло куда-то очень далеко. Сколько мы ни искали – пока что никаких новостей.
Клим ошарашенно смотрел то на полицейского, то на фото. Потом взял папку с протоколами допроса и трясущимися руками нервно пролистал от начала до конца.
– Приношу свои соболезнования.
– Но ведь тело не нашли?! Какие соболезнования?!
– Возможно, через годик и найдут. А может, и нет – раз на раз не приходится, – мент непроизвольно зевнул.
Бойков опустил голову, обхватив ее руками. Из глаз его покатились слезы, и ему не хотелось, чтобы мент был свидетелем этого. С трудом сдерживая эмоции, он наконец вытер рукавом глаза, поднялся и вплотную подошел к сержанту.
– Вы точно уверены, что она мертва? Она не могла выскочить из машины до падения? А может, машину украли и в ней была не Марина?
Как утопающий хватается за соломинку, так Клим пытался найти хоть какую-нибудь зацепку, дающую ему возможность надеяться на то, что Марина жива.
– К сожалению, в машине нашли ее сумочку. В ней были и ее кошелек, и мобильный телефон. Мы перебрали все варианты, – полицейский сел обратно за стол и, потупив взгляд, забарабанил пальцами по столу. – А насчет вашего дома – мы его опечатали, так как на момент смерти там никто, кроме нее, не жил. Можете спокойно заходить.
– Да-а, спокойно заходить, – словно в тумане, повторил Клим. – Очень спокойно, как будто ничего не произошло.
Клим взял протянутую полицейским связку ключей от дома и пошел к выходу. Выйдя из кабинета, он сел в коридоре на лавочке, пытаясь совладать с хаосом, царившим в его голове. Как такое могло случиться? На большой скорости… Разбила ограждение… Это совершенно не похоже на Марину. Она никогда быстрее шестидесяти километров в час не ездила. Да и куда ее понесло на ночь глядя? Зачем ей было гнать по набережной? Ведь у них там даже из знакомых никто не жил, в том районе.
– Плохо дело, да? – Комар подошел и сел рядом с убитым горем приятелем.
– Она мертва, – только и смог выдавить из себя Клим. После чего закрыл лицо ладонями и заплакал.
– Вот тебе и долгожданная воля, – Комар сплюнул на пол и вздохнул. – Идем, нужно немного прийти в себя.
Байков молча пошарил в карманах и протянул ключи от дома. Так же, не обмолвившись ни словом, они ехали всю дорогу. Комар понимал, что первым заводить разговор не стоит. Смерть не любит расспросов. Клим должен сам собраться с духом и решить – что делать дальше. Рассказывать или промолчать. Поделиться горем или переживать боль утраты наедине с собой.
* * *За окном было уже темно. Байков с Комаром сидели на кухне и пили водку. Одна пустая бутылка уже валялась под столом. Вторая – подходила к концу. Из холодильника Комар достал тарелки с кучей закусок, приготовленных Мариной к приезду мужа. Правда, Клим не притронулся ни к чему. Пил не закусывая, при этом совершенно не пьянея.
– Здесь точно что-то не так. Эти менты – полные идиоты. Я уверен, что Марину убили! – зло процедил Клим сквозь зубы.
– Обоснуй, – захмелевшим голосом отозвался Комар, черпая ложкой оливье из большой пластиковой миски.
– Это все дагестанцы сделали. Клянусь тебе. За Сулеймана решили отомстить. Око за око, зуб за зуб. Кровная месть, мать их. У них же там, на Кавказе, только так дела и решаются. Суки! – Байков от злобы сжал кулаки так, что побелели костяшки. – Это все я виноват. Зачем я тогда полез заступаться? Если бы не моя дурацкая ревность, не попал бы я на зону. И Маринка была бы жива.
– Брат, не стоит, – пошатываясь, Комар подошел к собутыльнику и похлопал по плечу. – Что было – то было. Не нужно сожалеть о прошлом. Ничего уже не изменишь, только зря нервы себе расшатаешь. Давай помянем!
Комар до краев налил обоим в стаканы водку и тут же выпил свой залпом.
– У-у, крепкая, зараза.
Они выпили еще и еще. Клим уже охмелел, но все еще сохранял способность трезво размышлять.
– И все-таки, как ни крути – хоть и маленький, но шанс, что Марина жива, – имеется, – уставившись в дно стакана, произнес Клим. – Ведь есть Бог на свете, не может же он вот так просто забрать на тот свет невинное создание.
– Клим, не начинай, не терзай себе душу.
– А что?! Я Библию на зоне от корки до корки за пять лет прочитал. Если чудо возможно, то почему бы ему не случиться с Маринкой, а?
– Ну, тут я возразить не могу. – Комар задумчиво почесал голову. – Все в руках Божьих. Если так рассуждать, то вообще ничего со стопроцентной точностью нельзя утверждать.
– То-то же!
Клим разлил очередную порцию алкоголя. Выпив, уставился в темное окно.
– Вот только как ты проверишь – случилось чудо или нет? – уже заплетающимся языком промямлил Комар.
В этот момент раздался звонок. «Марина» – сразу же мелькнула мысль в голове у Клима, и он, распахнув двери, помчался по дорожке к калитке. В полутьме, сквозь кованый узор забора был виден женский силуэт. Сердце забилось еще сильнее.
– Марина! – крикнул Байков и, подбежав, отодвинул защелку. И только теперь увидел, что это не жена, а ее подруга Светлана.
– Светка, ты?! – растерянно спросил Клим.
– Можно зайти?
– Да-да, конечно.
– Кто там? – крикнул вышедший на порог Комар, сделал вперед шаг и, не заметив ступеньки, с грохотом упал на траву.
– Ч-черт. – Он поднялся, отряхнулся и, пошатываясь, протянул руку девушке. – Валик. А вы наверное Марина?
– Н-нет, я – Светлана, ее подруга, – девушка неловко протянула мужчине руку.
– Это мой друг, мы с ним… долго рассказывать. Да ты не стой, заходи, – пригласил Клим. – Уже холодно, да, впрочем, какая к черту разница. – Клим безнадежно махнул рукой и остановился на пороге.
Света с Комаром зашли в дом, а он все не спешил – внезапно накатило чувство, похожее на отвращение к этим двоим – и к себе заодно. Вот, сидят, пьют. Я тоже сидел, пил. Все молодые, живые, здоровые. Свободные. А Маринка – неживая, лежит где-то на дне реки, и над ее широко открытыми глазами проплывают рыбы, а может – раки уже сползаются черными тенями, чтобы кромсать и рвать ее тело… Клим так ярко представил себе эту страшную картину, что заскрежетал зубами и со всей дури ударил кулаком по дверной коробке. За что?! Он ведь отсидел – пять лет жизни потратил на то, чтобы искупить свой поступок. Какая вина в том, чтобы заступиться за честь и доброе имя любимой? Он ведь даже покаялся перед священником. Неужели это для Тебя ничего не значит, Господи?! За что Ты отнял самое дорогое, что у меня было, именно тогда, когда я меньше всего к этому готов? Как теперь жить – с этим? Клим прижался лбом к резному наличнику на двери, глубоко вдыхая прохладный воздух, смешанный с запахом старого дерева, уюта и почему-то мха. Потом долго тер лицо руками, чтобы привести себя в чувство – и вернулся в дом.