Зов ангела - Гийом Мюссо 14 стр.


Маделин затащила свой мотоцикл на тротуар и встала прямо под золотой доской на стене здания, на которой современными буквами была выгравирована надпись: «Фонд ДеЛилло».

Затем припарковала свой мотоцикл возле зала Плейель и вернулась обратно. Снежная утренняя погода уступила место солнцу, но холод был еще достаточно сильным, и изо рта Маделин валил пар.

Она находилась в хорошем районе; здесь было достаточно торговых точек для гурманов: Дом шоколада, Братья Марьяж…[28] Стараясь не потерять из вида вход в здание, но при этом желая согреться, Маделин заняла столик в одном из самых известных чайных домов в Париже.

Здесь все было уставлено полками из массива дуба, украшенными десятками железных коробок с наиболее ценными сортами чая. Пахло ладаном и жасмином. Выбор различных видов чая был даже чрезмерным. Ничего не понимая в этом, Маделин решила руководствоваться исключительно поэзией названий и выбрала чашку «Гималайских туманов», а к ней — песочное пирожное с кремом.

Почти рефлекторно она достала свой компьютер, подсоединилась к беспроводной сети и вошла в Интернет.

Она запустила поиск по Фонду ДеЛилло и узнала, что Фрэнк ДеЛилло, отец Франчески, создал эту организацию за несколько лет до своей смерти. Задача Фонда состояла в том, чтобы помогать ярким, но обездоленным ученикам продолжать учебу, получая стипендии. Эта ассоциация — одна из самых щедрых в мире — имела штаб-квартиру в Нью-Йорке, но было у нее и парижское отделение, управляющим которого значился… Жорж ЛяТюлип.

Маделин в задумчивости отхлебнула чаю со вкусом ореха и муската. Петля вокруг ЛяТюлипа затягивалась, все дорожки вели к нему. Каким же чудом этот человек из ничего оказался в состоянии получить благосклонность мощной группы, вышвырнувшей Джонатана, а также его Франческу?

Каждое из сделанных открытий выводило возбуждение на новый уровень. Расследование вдохновляло Маделин. Сейчас она уже не думала о своих букетах, украшениях и вообще о своем магазине. Она была одержима тем, чтобы открыть тайну Жоржа ЛяТюлипа, которая — она была в этом уверена — была и тайной разрыва Франчески и Джонатана.

* * *

Два с половиной часа спустя


Была уже почти ночь, когда Жорж покинул здание Фонда ДеЛилло. Тем временем Маделин успела отведать несколько различных сортов чая. Она торопливо заплатила по счету, показавшемуся ей просто сумасшедшим, и вернулась к своему мотоциклу — как раз в тот момент, когда «Порше» на полной скорости выезжал на бульвар Де Курселль.

«Вот дерьмо!» Она оседлала свой «Триумф» и вдавила педаль газа, но к тому времени, когда прибыла на площадь Терн, она потеряла из виду «Панамеру».

«Не паниковать!»

По логике, Жорж должен был вернуться в ресторан на вечернюю работу.

Бинго! Она нашла седан в круговом движении на площади Звезды. И вновь Маделин почувствовала некий волнительный трепет. Она все больше и больше втягивалась в игру своего «расследования». Надо было пробить завесу тайны Жоржа, обыскать его квартиру, допросить его, чтобы он все выложил на стол, надо было…

«СТОП! Ты больше не коп!» — крикнул голос в ее голове.

Это было правдой: вести расследование гораздо труднее, когда нет полицейского удостоверения. Невозможно связаться с комиссариатом или запустить обыск в чьем-то доме. Но в отсутствие силы она могла воспользоваться хитростью, чтобы найти способ установить контакт с ним и заполучить его доверие.

Какой?

Обдуваемая всеми ветрами, Маделин следовала за автомобилем по авеню Виктор Гюго и остановилась на красный свет. До «Кафе Фанфан» оставалось меньше двадцати метров.

«Найди что-то. Прямо сейчас».

Когда свет стал зеленым, она ускорилась и догнала «Панамеру».

«Только все же не надо рисковать сломать себе все кости!»

Но какая-то сила толкала ее вперед.

«Только не покалечь свой замечательный мотоцикл!»

Когда «Порше» замедлил ход, Маделин подрезала его и резко затормозила, заблокировав задние колеса. Бампер машины врезался в мотоцикл, когда тот уже падал. Маделин была сброшена с «Триумфа», скользнувшего по асфальту и закончившего движение, уткнувшись в фонарный столб. Маделин несколько раз перевернулась на асфальте, ее голова ударилась о землю, но она была защищена шлемом, и удар был смягчен низкой скоростью в момент столкновения.

Колеса «Панамеры» завизжали, оставив черные следы на асфальте, и машина остановилась. Растерянный Жорж оставил своего стального монстра и бросился к Маделин.

— Я… Я сожалею! Вы меня подрезали!

Маделин отметила степень повреждений: ее куртка была потерта, джинсы порваны, кожа на руках и предплечьях содрана. Но все это было не так серьезно.

— Я сейчас вызову «Скорую помощь», — сказал Жорж, доставая мобильник.

— Мне кажется, в этом нет необходимости, — заверила его Маделин, снимая шлем.

Она взъерошила волосы и послала ему свою самую красивую улыбку.

Желание сверкнуло в глазах Жоржа: это был пыл охотника.

Опершись на руку, протянутую ей, Маделин уже знала, что она получила право переступить его порог.

Это был этап номер один: проникнуть на территорию противника.

* * *

Сан-Франциско


Джонатан кликнул на последний файл. Фотография открылась во весь экран. Это была копия листовки, развешанной тысячами экземпляров на всех углах Великобритании и сообщавшей об исчезновении Элис Диксон. В центре листовки находился портрет девчонки пятнадцати лет, со светлыми жесткими волосами, легкой улыбкой и очень бледным лицом, покрытым веснушками. Это изображение было выбрано потому, что девушка на нем была именно в том свитере, в который она была одета в день ее похищения: воротник, переходящий в капюшон, розово-серый цвет, марки «Эберкромби энд Фитч». Свитер был слишком велик для нее, и она украсила его, пришив эмблему футбольной команды «Манчестер Юнайтед».

Изучая различные документы «досье Диксон», Джонатан в основном сосредоточивался на личных пометках Маделин и официальных деталях расследования. Это был первый портрет Элис, который он нашел время рассмотреть.

Как только картинка появилась на экране, его сердце чуть не выскочило из груди. Волна беспокойства охватила его. Затем его взгляд встретился со взглядом Элис, и у него заныло внизу живота.

Он знал эту девочку.

Они уже пересекались в жизни.

Он с ней говорил.

Охваченный ужасом, он быстро закрыл компьютер. Пульс у него зашкаливал, а руки тряслись. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, но это не помогло.

Воспоминание о встрече, оставившей в его сознании неизгладимый след, с силой поднялось на поверхность. Он попытался отогнать это воспоминание, но все его тело вдруг покрылось холодной дрожью, как будто он растворился в своем страхе.

Надо было во всем разобраться.

18 Под гипнозом

Сан-Франциско

Понедельник, 19 декабря

22.30


Джонатан спустился по канатной дороге в двух кварталах от собора Грейс. Город был погружен в белую дымку, глушившую звуки и обволакивающую улицы завесой тайны. Он покинул Пауэлл-стрит пешком, пробежал сотню метров и подошел к госпиталю Ленокс.

— У меня встреча с доктором Моралес, — сказал он в приемной.

Его попросили подождать, и он опустился на диван в зале ожидания, вынув из кармана бумагу, на которой был напечатан портрет Элис.

Лицо девчонки стояло у него перед глазами весь день. Он пытался отогнать воспоминания, убедить себя, что ошибается, но у него ничего не получалось. Когда он встретил Элис Диксон, она была брюнеткой и представилась Элис Ковальски, но она была одета в тот же розовый свитер и глаза у нее были такие же грустные.

— Добрый вечер, Джонатан.

— Добрый вечер, Ана-Люсия, — ответил он, поднимая глаза на довольно молодую женщину с матовой кожей и черными как смоль волосами.

Доктор Моралес источала элегантность и строгость. Будучи маленького роста, она носила медицинский халат поверх блузки, словно приталенный жакет, что весьма выгодно подчеркивало ее фигуру.

— Пройдем в мой кабинет?

Он решительно проследовал за ней в лифт.

— Давненько, — заметила она, нажав кнопку шестого этажа.

— Немногим более года, — признал Джонатан.

Кабина поднималась бесшумно. Он встретился с Аной-Люсией Моралес в первые месяцы своего пребывания в Сан-Франциско. Это был трудный период в его жизни. Психиатра ему посоветовал Элиот Купер, хирург, постоянный клиент его ресторана, который в итоге стал его другом. «Она не в состоянии разобраться во всем борделе своей собственной жизни, но она знает, как помочь другим, даже при том, что она, пожалуй, слишком красива для психиатра», — предупредил старый доктор.

Кабина поднималась бесшумно. Он встретился с Аной-Люсией Моралес в первые месяцы своего пребывания в Сан-Франциско. Это был трудный период в его жизни. Психиатра ему посоветовал Элиот Купер, хирург, постоянный клиент его ресторана, который в итоге стал его другом. «Она не в состоянии разобраться во всем борделе своей собственной жизни, но она знает, как помочь другим, даже при том, что она, пожалуй, слишком красива для психиатра», — предупредил старый доктор.

Джонатан прошел несколько сеансов терапии, на которых он немного приоткрыл душу, затем появлялся лишь для того, чтобы получать транквилизаторы, а потом перестал приходить вообще. Психоанализ — это было не для него, во всяком случае, он был к этому еще не готов.

Однажды вечером, через несколько недель после своего последнего визита, он случайно встретил Ану-Люсию в баре в Норт-Бич. То заведение больше походило на забегаловку для байкеров, чем на приличное кафе. Одинокий гитарист на сцене выдавал что-то из старого доброго «Лед Зеппелин», одной ногой ударяя по барабану, а другой управляя семплером.[29] Джонатан никогда не носил траура по своей бывшей жене. Ану-Люсию только что бросил ее бойфренд, какой-то спекулянт, собственник и эгоист, живший на другом конце страны, но сильно запавший ей в душу. Они выпили по несколько кружек пива, немного пофлиртовали и обнаружили, что вполне готовы совершить какую-нибудь глупость. У всех в жизни случаются такие провалы…

— Ты выглядишь как-то не очень, — сказала она, чтобы нарушить молчание.

— Да, я знавал времена и получше, — признался он. — На самом деле у меня к тебе просьба.

Двери лифта открылись, и они вышли в длинный коридор, ведущий в кабинет Аны-Люсии: небольшую комнату, освещенную мягким светом и выходящую окнами на Гайд-стрит.

— Я тебя слушаю.

— Если я правильно помню, когда я приходил на консультации, ты записывала наши беседы, не так ли?

— Да, но такие беседы можно пересчитать на пальцах одной руки, — вспомнила Ана-Люсия, введя имя Джонатана в компьютер. Получив доступ к его досье, она заявила: — Да, у меня имеются три записи.

— Можешь дать мне файлы?

— Конечно, я пошлю их по электронной почте сейчас же. Это часть терапии. Тебе нужно что-нибудь еще?

— Спасибо, все в порядке, — заверил ее Джонатан, вставая.

— Хорошо, я не настаиваю. — Она тоже встала, снимая халат и вешая его на вешалку. — Моя работа закончилась, я тебя провожу? — предложила она, надевая плащ из коричневой кожи, который делал ее похожей больше на топ-модель, чем на врача.

— Я согласен. — Он прошел за ней до подземного паркинга, до ослепительно-новой «Ауди Спайдер».

— Сколько же надо проводить консультаций в неделю, чтобы позволить себе такой автомобиль?

— Это не мой, — уклонилась от ответа она, включая зажигание.

— Понимаю: твой спекулянт вернулся.

— А твоя жена?

Найдя вопрос абсурдным, Джонатан пожал плечами.

Машина выехала на Буш-стрит и повернула на Левенворт. Ана-Люсия любила опасность. Вот и сейчас она воспользовалась длинной прямой на Калифорния-стрит, чтобы резко дать по газам.

— Эй, что ты делаешь?

— Прости. — Она замедлила ход, в задумчивости повернула, молча поднялась по Грант-авеню, потом выехала на Ломбард-стрит. Через некоторое время она решилась поделиться своим наблюдением: — Ты, Джонатан, как и многие другие люди, потерялся в своих темных сторонах. И тебе не станет легче, пока ты не избавишься от груза этих своих фантомов.

— Фантомы не могут быть очень тяжелыми, — пошутил он.

— Но цепи, которые за ними тянутся, весят тонны, — ответила она.

Он размышлял об этом на протяжении остальной части пути, а потом Ана-Люсия высадила его на вершине Телеграф-Хилл.

— А ты, тебе стало лучше? — спросил он, открывая дверь «Спайдера».

— Нет, — призналась она. — Но это уже другой вопрос.

— Хорошо, я не настаиваю.

Она улыбнулась и, словно смерч, исчезла в городских огнях.

Вернувшись к себе, Джонатан открыл дверь в дом. Маркус лежал на диване, заснув под старый сериал «Звездный путь». Джонатан выключил телевизор, а потом заглянул в комнату сына, чтобы убедиться, что все хорошо. Чарли крепко спал. Он лежал прямо на своей игровой приставке, помогая злым птицам в их борьбе против зеленых свиней.

Немного рассердившись, Джонатан приставку отключил. Когда он был в таком же возрасте, то засыпал с книгой, а не перед экраном! И он подумал о тех далеких временах, когда с головой погружался в «Тантана», «Трех мушкетеров», Марселя Паньоля и Жюля Верна, а затем, чуть позже, в Стивена Кинга и Джона Ирвинга. Как же все это было далеко. Все эти телевизоры, приставки, компьютеры, телефоны и мониторы вторгаются теперь в нашу жизнь в очень молодом возрасте. И это в большей степени плохо, чем хорошо.

«А не превратился ли я в старпера?» — спросил себя он перед тем, как, в свою очередь, уступить соблазну своего компьютера, желая убедиться, что электронная почта от Аны-Люсии дошла до него.

Дошла, и там находились три файла в формате MP3, соответствующие трем сеансам психотерапии, которые он прошел с ней. Он точно знал, что ищет. Отрывок, который он хотел прослушать, находился в начале второго сеанса.

Он надел наушники, выключил свет и сел на диван, чтобы прослушать запись.

Первые несколько минут был слышен в основном голос Аны-Люсии, невероятно успокаивающий, когда она пыталась погрузить пациента в состояние полной релаксации, можно даже сказать, в легкий гипнотический сон.

Потом началось то, что он искал.


— На прошлой неделе вы рассказали мне о худшей неделе в своей жизни: о тех нескольких днях, когда вы потеряли как жену, так и работу. О той неделе, в течение которой вы также узнали о смерти своего отца, с которым не разговаривали пятнадцать лет. Вы сказали, что долго колебались, идти ли на его похороны. И наконец вы прилетели в Париж, не так ли?

Помолчав немного, Джонатан начал свою исповедь. Со времен своего медиауспеха он был привычен к различным телешоу и хождениям по интервью. Но вот уже два года, как не слушал себя говорящим, и теперь ему было странно обнаружить, насколько его манера говорить и произношение были тогда полны эмоций и страданий:


— Я прибыл в Париж 31 декабря, в конце дня. В этом году зима была холодной по всей Франции. За неделю до этого шел снег, и в некоторых местах столица стала похожа на горнолыжный курорт…

19* Пересечься на дороге

Париж

Двумя годами ранее

31 декабря 2009 года


Прямо в аэропорту я арендовал автомобиль, немецкий седан, удобный и надежный, способный помочь мне проделать путь в приятных условиях. Я мог бы совершить перелет до Тулузы, но из-за праздников похороны моего отца были перенесены на 2 января, и идею провести рождественскую ночь с сестрой и ее мужем пришлось отбросить.

Так что я решил доехать до Оша на автомобиле, выехав на следующий день вечером. А пока мне оставалось как-то убить двадцать четыре часа. Я не спал три дня и рассчитывал положить конец своей затянувшейся бессоннице. Я мечтал о наборе таблеток, которые могли бы сразить целый полк, но у меня не было с собой лекарств, а найти врача в такое время было нелегко. Прежде всего мне нужно было найти отель, потому что тот, в котором я обычно останавливался, в VI округе, был полностью забит.

— У нас под завязку, — сухо ответили мне на ресепшн.

Обычно, даже когда я приезжал неожиданно, менеджеры отеля как-то выкручивались, чтобы принять меня с большой помпой, потому что я был Джонатаном Лемперером, потому что для них было большой честью то, что я выбрал именно их заведение, потому что они вывесили мою фотографию с автографом у себя в салоне, рядом с прочими VIP-персонами, которые останавливались здесь. Но новости распространяются быстро, и теперь сотрудники были осведомлены о моем «разжаловании», а посему никто не сделал ни малейших усилий, чтобы помочь мне. Я знал нескольких людей в гостиничном и ресторанном бизнесе, но у моего мазохизма были границы, и я решил не отдавать то, что от меня осталось, им в подарок. После нескольких телефонных звонков я наконец нашел комнату в скромной гостинице на углу бульвара Барбес и улицы Пуле. Мой номер и в самом деле был скромным и выглядел почти по-спартански. Прежде всего в нем стоял страшный холод. Я попытался поднять температуру, но это мало что изменило. Было пять вечера, то есть было уже темно. Я сел на кровать и обхватил голову руками. Мне не хватало сына, мне не хватало жены, мне не хватало моей жизни. За одну неделю я потерял все. Несколько дней назад я жил со своей семьей в ТрайБеКа,[30] я управлял целой империей, у меня была Black Card и тридцать запросов на интервью в неделю… Сегодня вечером мне хотелось плакать, и мне предстояло встретить Новый год в одиночестве в убогом гостиничном номере.

Назад Дальше