— Интересно, как там наш пленник? Связанному плавать, мне кажется, не очень удобно, — усмехнулся Джумали. — Я бы, конечно, сходил посмотреть, чтобы любопытство удовлетворить, но опасаюсь промокнуть и ангину схлопотать. У меня горло всегда было слабым местом, с самого детства.
— Там в свое удовольствие не поплаваешь, — заметил амир. — Озера в этих местах не образуется. Там уклон сильный, вода вся стекает. Но здесь, в расщелине, мне кажется, дело хуже обстоит. У нас ни одной амфибии нет, наши машины плавать не умеют, и… — Недовольно скривив лицо, он чуть-чуть приоткрыл дверцу и выглянул наружу.
Вода в расщелине подходила уже к середине колес. Слива здесь не было, а тот легкий уклон, что все же существовал от природы, по приказу Чингиса неразумно завалили каменной горкой, сделав мощную запруду. Хорошо еще, что камни в горке разного размера и разной формы, и пространство между ними ничем не заполнено. Вода, наверное, находит себе проходы и между камней, но все же не так, как проходила бы без них. Это была еще одна ошибка Чингиса, но кто мог предвидеть ливень такой интенсивности! Кроме того, не бывает в жизни все предельно гладко, а из двух бед при любых обстоятельствах приходится выбирать ту, которая способна доставить меньше неприятностей. Защитились от ветра, а уж легкий потоп можно как-нибудь выдержать. Главное, чтобы он был действительно легким. Мокрую одежду можно высушить, простуду вылечить стаканом водки с острым перцем, но при этом сохранить жизнь. А при ураганном ветре это проблематично. Хотя, в принципе, подумай амир заблаговременно о сливе для воды, можно было бы камни внизу особым порядком выставить, желоба выложить. Тогда вода сбегала бы быстрее, и никаких проблем вообще бы не возникло. Но если бы знать, где упасть…
Джумали открыл дверцу со своей стороны, чтобы полюбоваться наводнением. В салон вода еще не заливалась, но скоро могло и такое произойти. И эта угроза была реальной. Значит, надо ждать и терпеть. Промокать, мерзнуть, но терпеть. Это, в принципе, все бойцы отряда умели.
— Даже простому глазу заметно, как прибывает… — сказал Джумали и тут же резко захлопнул дверцу, потому что случилось нечто непонятное, испугавшее его.
В расщелине и без того было темновато. Свет сверху проникал в узкое пространство, но и этот свет был цветом урагана, превратившего все цвета в единую безликую угрожающую массу. И вдруг резко и с шумом потемнело, и дождь в какой-то момент прекратился совсем, словно невидимая рука великана взяла и отодвинула его.
Но и это было еще не все. Джумали уселся на свое место за рулем и наклонился, всматриваясь сквозь лобовое стекло вверх, и в этот момент что-то тяжелое и объемное с громким стуком упало на крышу машины, едва ее не проломив. Крыша выдержала, однако вслед за первым ударом последовал второй, упал на капот, с силой и грохотом ударив в металл и сильно прогнув его. Вмятина была глубокой, и вода с машины стекла в нее, образовав лужу. Будь камень побольше, капот проломило бы.
— Что это? — растерянно спросил Джумали. — Кто так бросается? Что происходит?
Но тут же все вокруг машины вернулось к прежнему виду. Стало чуть светлее, и дождь снова забарабанил по машине. Только с крыши уже не шел такой однозначный звук, оставляемый дождевыми каплями, видимо, ее чем-то прикрыло.
— Смерч над нами прошел, — догадался Чингис. — В расщелину не поместился, но что-то на нас сбросил. Может, кусок сломанного дерева, может, еще что-то. Если бы большие камни летели, крышу пробило бы. Можно сказать, нам повезло.
Мерван, сидящий на заднем сиденье, положил руку на дверцу:
— Я посмотрю, амир?
— Посмотри, — разрешил Чингис, которому самому под дождь выходить не хотелось.
Мерван открыл дверцу, выскочил, прикрывая свою широкую лысину ладонью, выпрямился, посмотрел на крышу и стремительно, с заметным испугом вернулся в машину. Он сел, вытаращив глаза, и не мог произнести ни слова.
— Что там? — спросил Чингис, обернулся и, увидев бледное испуганное лицо бойца, повторил вопрос: — Что там, спрашиваю?..
— Это же машина Базаргана… — прошептал Мерван.
— Базаргана, — подтвердил Джумали со смешком. — И что? Базарган пришел за ней?
— Базарган пришел за ней… — автоматически повторил Мерван.
— Дурак! — хмыкнул Джумали. — Мы серьезно спрашиваем.
Мерван испуганно молчал, сжавшись в комок и став ростом меньше и в плечах уже. Только лысина его светилась в полумраке салона бледным пятном.
Джумали сам открыл дверцу и вышел под ливень. Посмотрел и тут же вернулся на свое место, может быть, быстрее, чем это сделал Мерван. И тоже ничего не сказал.
— Что? — опять спросил амир.
— Это машина Базаргана, — выдавил из себя Джумали. И испуганно добавил: — Базарган пришел за ней…
Глава пятнадцатая
— Кстати, Сережа, машина моя, случаем, не сгорела?
— Не помню. Кажется, нет. А что?
— У меня в кабине, в ящике под сиденьем, визор [20] валяется. Хороший, индийский, — сказал Михаил Викторович. — По случаю в Ставрополе у какого-то пьяницы купил. Сто пятьдесят тысяч заплатил. А он стоит, я слышал, в сорок раз дороже. Зачем купил, сам не знаю, мне он нужен не был. Год про него не вспоминал. Пользовался только пару раз, да и то одним тепловизором. Проверял сначала, где у меня тепло из дома выходит, и стену утеплял, потом то же самое с коровником проделал.
— Полезная в армейской жизни штучка, — согласился старший лейтенант.
— Полезная. Как бы вытащить эту штучку оттуда и посмотреть за бандитами. Даже в условиях отсутствия прямой видимости можно все наблюдать, хоть в ливень, хоть в ночь.
— Только не в ураган. Ураган тебя вместе с визором поднимет и в Америку отправит.
— И без урагана можно выбрать условия. Сгодится на «черный» день. А еще больше — на черную ночь. Ночью он поможет. Как думаешь, они на эту сторону не вернутся?
— Думаю, не вернутся, — ответил Заборских, тяжело переваливаясь с одного бока на другой. — Им просто не до нас. Жесточайший цейтнот. Они готовятся урагану противостоять. Мы на грузовике, когда атаковали, как раз их от этого дела оторвали. Помешали. А потом мы с тобой их от тех же дел оторвали вторично. А дел там много. Они загнали машины в расщелину, в которую ты нас хотел спрятать, и каменную горку на выходе возводят, чтобы от ветра укрыться. Им теперь не до нас. Да и побоятся. И сами посчитают, что мы побоимся туда сунуться. Их все же еще много. Но я, честно говоря, до машины не дойду. А если дойду и если что-то случится, убежать не смогу. Значит, только ты сам…
Казак Михаил Викторович с «краповым» старшим лейтенантом отдыхали в своей невеликой расщелине после того, как заставили бандитов бежать с этой половины холма. Как действовать дальше, что им делать, не знали ни тот, ни другой. Точно знали только одно — следует сначала переждать ураган, который приближался с катастрофической быстротой. А вот после урагана — или бежать куда-то, или прятаться в скалах, или бандитов атаковать? Это можно было решить и позже, в зависимости от ситуации. Но Михаилу Викторовичу на месте не сиделось, бездействие казалось казаку опасным, и он искал способы к продолжению борьбы с бандитами Чингиса.
Заборских встал сначала на четвереньки, потом медленно поднялся на ноги, шагнул вперед из расщелины и, повернув голову на восток, посмотрел на небо:
— Если хочешь сходить, поторопись. У нас не больше сорока минут до урагана. Главная волна уже ушла в сторону поселка. Нас боковой волной накроет. Эта чуть посветлее, но тоже приятного несет, думаю, мало. Поторопись. И еще попрошу. У каждого из наших офицеров есть индивидуальный санитарный пакет. Вот в этом кармане «разгрузки» носится, — показал Сергей. — Собери у всех. Все были ранены, у всех пакеты начаты. Принеси, что осталось. У меня уже бинтов нет, а мне перевязку сделать нужно.
— Сделаю. В машине тоже аптечка есть, захвачу.
Михаил Викторович вскочил на ноги, перезарядил и сунул за пояс свой обрез, потом подумал и забросил на плечо ремень автомата, с ним все же надежнее. Так, во всеоружии, полный решимости, он шевельнул усами, выглянул наружу, посмотрел сначала на вершину холма, потом на восток, покачал головой и побежал.
Заборских проводил его взглядом, потом свой автомат приготовил и положил на камень, надеясь в непредвиденном случае прикрыть казака своим огнем.
Михаил Викторович бежал неуклюже, но достаточно быстро для своих лет. Некурящему человеку легкие позволяют не сильно задыхаться на подъеме. Сережа сам никогда в жизни вкус сигареты даже не испытал, но хорошо видел, как задыхаются курящие солдаты даже не в самых сложных условиях, и потому рад был, что ему достался в напарники такой человек.
Бандитов на холме видно не было. Прицел автомата рыскал из стороны в сторону в поисках цели, но цель не появлялась. Потом казак залег и пополз по-пластунски. Делал это он технически вполне грамотно. Его движения Сережа Заборских рассматривал не через прицел, хорошо помня правило, согласно которому заряженное оружие, исключая врага, ни на кого направлять нельзя. Это правило в боевой жизни даже обсуждению не подлежит, и старший лейтенант выполнял его даже тогда, когда никого из начальства поблизости нет и не предвидится.
Бандитов на холме видно не было. Прицел автомата рыскал из стороны в сторону в поисках цели, но цель не появлялась. Потом казак залег и пополз по-пластунски. Делал это он технически вполне грамотно. Его движения Сережа Заборских рассматривал не через прицел, хорошо помня правило, согласно которому заряженное оружие, исключая врага, ни на кого направлять нельзя. Это правило в боевой жизни даже обсуждению не подлежит, и старший лейтенант выполнял его даже тогда, когда никого из начальства поблизости нет и не предвидится.
На самой вершине хозяин «Мерседеса» залегал недолго. Проверил безопасность взглядами в разные стороны, в том числе в сторону приближающегося урагана и в сторону старшего лейтенанта Заборских, но не встал, а пополз дальше, наверное, напрямую к своему грузовику, вернее, к тому, что от него осталось.
Сергей считал минуты, мысленно сам ползком преодолевая дистанцию по памяти, которая какие-то моменты сохранила. Так он «прополз» до грузовика, забрался в кабину, нашел визор, с его помощью осмотрелся. Потом даже машину проверил на предмет возможного ремонта или исправления мелких поломок на месте. Так же мысленно ключи от машины «вытащил», надеясь, что они еще пригодятся, и только после этого, по-прежнему ползком, стал «перебираться» от одного убитого офицера к другому, чтобы собрать санитарные пакеты. Последним «добрался» до солдата-водителя. И все. Можно было возвращаться, и старший лейтенант мысленно «пополз» к перевалу через холм. От всего этого мысленного передвижения, от напряжения, которое должно было бы быть при действительном ползании, у Заборских закружилась голова, ему даже показалось, что раны стали сильнее кровоточить. Он слышал где-то утверждение, что мысль материальна, но не предполагал, что настолько. Захотелось отодвинуться от камня, который он использовал вместо бруствера, лечь на бок и закрыть глаза. Может быть, даже уснуть, если удастся. Но долг товарищества оказался сильнее физической немощи. Михаила Викторовича необходимо было прикрывать на случай появления на холме бандитов, и Сережа остался на своем посту. Единственное, что он себе позволил, это смена позы. Но даже это движение стоило ему больших усилий, видимо, ранение оказалось более тяжелым, чем думалось ранее. От волнения и беспокойства Сергей чувствовал себя еще хуже, наверное, беспокойство поднимало давление, и раны начали пульсировать. Каждый удар пульса — укол боли. Во рту скопилась тошнота. Как же без нее? Ранение в голову не может обойтись без сотрясения мозга, а сотрясения без тошноты не бывает.
Время шло, а Михаил Викторович все не возвращался. Это опоздание еще не было катастрофическим, но все же сильно тревожило старшего лейтенанта. И от этой тревоги красный туман заливал глаза и мешал смотреть. Заборских еще дважды мысленно «прополз» всю дистанцию туда и обратно. Это сильно утомило, отняло так много сил, что Сережа с трудом встал на ноги. Но встал. Ему необходимо было подняться. Он обязан был это сделать. Когда первый из бандитов, что перешли холм, готов был расстрелять старшего лейтенанта, Михаил Викторович вполне мог в скалах отсидеться. Знал же, что бандитов много, а он один, и вооружен только лишь обрезом охотничьего ружья. Знал, что бандиты только что уничтожили хорошо вооруженную группу спецназа внутренних войск, профессиональных «волкодавов», но не побоялся, пришел на помощь. Убил бандита, а потом и второго убил. Неужели теперь его бросать там, на другой стороне холма, попавшего, видимо, в беду или, по крайней мере, в трудное положение?
Конечно, Михаил Викторович мог и просто лежать где-то там, на той стороне, и наблюдать за действиями бандитов. Но он тоже понимает, что Заборских ждет его. И не может наблюдение длиться вечно, пора уже возвращаться. Много раз пора вернуться. Ураган уже близко, он вот-вот налетит, и тогда вернуться будет чрезвычайно трудно. Против ураганного ветра идти человеку чаще всего не дано. Ветер сомнет, свалит и покатит его. Может поднять и унести. Ветер все может. Это не просто ветер. Это ураганный ветер.
Казак все это понимает, не может не понимать. Но не возвращается. А это значит, что его следует выручать, понял старший лейтенант…
Особенно трудно дались первые шаги. Идти пришлось в гору. Сережу шатало и мотало, поэтому он предпочел не путь к вершине холма, а путь рядом со скалами, где можно было остановиться, приложившись к скале плечом, и перевести дыхание. Хорошо еще, что ветер был попутным, он подгонял, а не останавливал. Но скоро старший лейтенант вошел в ритм, и целых пять минут ему казалось, что с каждым шагом силы все больше крепнут. Но через пять минут земля вдруг закачалась под ногами, и ощущение было такое, что Заборских вот-вот упадет. Пришлось в самом деле приложиться плечом к скале и перестоять так минуту. Хотелось сесть или даже лечь. Невыносимо хотелось. Это стало чуть ли не высшей целью его жизни — сесть или лечь. Но Сережа понимал, что потом уже не сможет встать, и пересилил себя. Отдыхал стоя.
Голова горела пламенем. Словно там, внутри, кто-то газовую горелку распалил и постепенно добавляет и добавляет к пропану струю кислорода, чтобы пламя из красно-голубого превратилось в белое и сжигающе-огненное. Нужно было пересилить себя, нужно было идти. Но пламя внутри ослепляло голову и застилало туманом дорогу.
А потом рядом с ним появилась вдруг откуда-то она, первая женщина в его жизни. Она не привиделась ему, она в самом деле появилась.
— Что тебе-то, предательнице, здесь надо? — спросил он с вызовом.
Но она только улыбнулась в ответ, взяла его под локоть, как брала когда-то, и потянула. И он пошел за ней. Они шли вроде бы и в гору, потому что в эту сторону можно было только в гору идти, тем не менее Сережа видел впереди море. Ему странно было осознавать это, и откуда-то появилась мысль, что она ведет его именно туда, желая войти в воду вместе с ним. И тогда он вспомнил, что она умерла, утонула в море через год после того, как они расстались. А когда понял это, женщина вдруг исчезла. Никто уже не тащил его под руку, он шел самостоятельно. И моря впереди уже не было. Был только подъем в гору, который закрывался все более плотным бело-красным туманом. Он стелился под ногами, был липким и вязким, и ноги из него при каждом шаге приходилось вырывать с трудом.
Сережа все же осознал, что навстречу ему из тумана идут два человека. Идут быстро, торопятся, с встречным ветром борются. Он поднял автомат, но упал, не успев дать очередь…
— Слушай, ты вроде бы и не сильно здоровый парень, откуда в тебе столько веса? — выдохнув себе в усы, спросил казак Михаил Викторович, едва Заборских открыл глаза. — Ну, и тяжел ты, брат. Я сюда тебя еле-еле дотащил.
Старший лейтенант пришел в сознание плавно и быстро, секунда за секундой, словно читая какой-то текст, вспомнил все, что произошло. Он сразу узнал место, где они находились. Это была та самая расщелина, откуда Михаил Викторович стрелял в первого бандита, пытавшегося убить Сережу. Потом они вместе там прятались, пока казак не нашел более удобное убежище.
Рядом с Михаилом Викторовичем сидел на земле и перевязывал себе окровавленную кисть левой руки рядовой Никифоров, водитель отрядного грузовика. Рядом с Никифоровым лежал обрез казака. Видимо, Михаил Викторович поделился с водителем оружием, оставив себе автомат, поскольку Никифоров был без автомата. Но осознание окружающего и понимание ситуации пришло чуть позже. А сначала старший лейтенант подумал, что ему снова мерещатся покойники. Он ведь считал рядового Никифорова погибшим. Если ему привиделась первая его женщина, утонувшая в море, то почему не может привидеться погибший в бою рядовой? И если с ним вместе Михаил Викторович, то и он, может быть, уже тоже погиб? Но тогда вставал вопрос — а сам Сережа жив? Разве может живой видеть погибших живыми?
К действительности и реальности старшего лейтенанта вернул звонок сотового телефона. Никифоров резко бросил перевязку и полез здоровой рукой под «разгрузку» и под бронежилет, с треском оторвав липучки на последнем. Этот бронежилет отдал рядовому подполковник Завалило. Водителю бронежилет не полагается, но Завалило сам стал водителем на грузовике, а бронежилет уступил солдату.
Никифоров вытащил телефон, но звонки уже прекратились.
— Тетка звонила… — сказал солдат, словно оправдываясь. — Беспокоится. У них ураган уже прошел, наверное. Там небо посветлело…
— Где — у них? — спросил Михаил Викторович, повернув усы в ту сторону, куда кивал рядовой.
— В поселке. Я к ней забегал, перед тем как сюда выехали. Сестра моего отца, Валентина. Набила мне сразу целую сумку продуктов. Сала, булочек самодельных. Все в машине сгорело.
Михаил Викторович переглянулся со старшим лейтенантом.
— Значит, связь с поселком есть? — спросил старший лейтенант. — Так позвони ей сам.