– «Скажи, есть память обо мне… – повторила растерянно Маргоша. – Есть в мире сердце, где живу я…»?
– Да. Вот я часто говорю себе эти слова утром, когда просыпаюсь.
– Ты к чему это? – холодно спросила Оксана. – О чем, о ком?
– Мам… – Маргоша вздохнула. – Ну хорошие же слова… Не ссорьтесь, пожалуйста. Я тоже буду повторять эти слова, пап, хорошо…
– Ты так изменился, Денис, – внимательно посмотрела на него Оксана. – Что-то случилось?
– И сам не знаю, Оксан. Вроде нет. А вроде и да.
– Пап? – Маргоша тревожно посмотрела на него. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Отлично, – засмеялся Денис, – не переживай, дочка.
– Что, перемены в личной жизни намечаются? – небрежно спросила Оксана.
– Хотел бы тебя порадовать, чтобы ты была уверена, что я пристроен, что в надежных руках, да не могу. Жена моя Оксана.
Оксана, видя, что Маргоша, вздохнув, пошла потихоньку в свою комнату одеваться, одними губами сказала Денису:
– Бывшая!
Он задумчиво покачал головой и развел руками:
– Видишь, как вышло. Позарастали стежки-дорожки…
– Сам виноват, Денис! – Оксана решительно встала. – Так, всё, собрались. Дружная семья. Девочке нужен позитив. Сопли оставь при себе.
– Раз-два… – кивнул Денис. – Как будто и не прощались, да, Оксанка?
* * *Денис вздохнул, поднялся со скамейки. В парке было мало народу, хотя день, может быть, последний теплый день осени, был тих и прекрасен. Денис бродил по пустым дорожкам, разгребая ногами шуршащие, но еще крепкие листья, с удовольствием вдыхал чистый воздух, пахнущий прелой листвой, осенью, грустью, и ни о чем не думал. В голове звучали строчки Пушкина, которые он вчера перед сном прочитал. Никогда Денис не думал, что у него может появиться такой неожиданный собеседник…
Что-то такое знал о жизни великий поэт, что-то тайное, большое, невыразимое до конца… Как хорошо, что он успел сказать эти слова, за три года до своей нелепой смерти. Сказать ровно то и ровно так, как чувствует Денис.
Взглянув на часы, Денис повернул обратно и ускорил шаг. Глядя на краснеющие поверху клены, он не заметил, как задел паровозик, который катил за собой какой-то ребенок. Пластмассовый паровозик рассыпался, вагончики разлетелись по всей ширине дорожки. Мальчик лет пяти растерянно оглянулся, взглянул на Дениса и молча стал собирать вагончики.
Денис замедлил шаг, а потом вернулся и присел на корточки. Он взял два вагона и попробовал их соединить. Яркие вагончики из гладкой тугой пластмассы тихо звенели при каждом прикосновении. Денис вдруг вспомнил раннее Маргошино детство, мягкие блеклые пирамидки и очереди в пустом «Детском мире». Маргоша радовалась каждой новой невзрачной игрушке и долго сопела, гладя крупным пальчиком уродливых мишек и подслеповатых кривобоких неваляшек.
Мальчик смотрел, как Денис безуспешно пытался сцепить вагоны, потом молча взял вагончики у него из рук и ловко соединил, раздался мелодичный звук.
– Ничего себе… – покачал головой Денис. – Хорошая игрушка. У моей дочки таких не было.
Мальчик посмотрел на него, польщенно улыбаясь, и быстро собрал остальные вагоны.
– Ты что – один гуляешь здесь?
– С другом. Он младше меня. Мне пять, а ему только три с половиной. – Мальчик еще не выговаривал «р», поэтому вместо «три» у него получилось «тйи». – Я для него брал паровоз. Я уже большой, умею буквы писать.
– А читать?
– Да… – неуверенно ответил мальчик. – Но не все слова…
Денис улыбнулся.
– А же где твоя мама?
– Так вот! – показал мальчик Денису за спину.
Денис обернулся и увидел невдалеке молодую женщину, которая, поставив ногу на край скамейки, поправляла застежку на легком ботинке. Заметив, что сын разговаривает с каким-то мужчиной, она чуть нахмурилась, распрямилась, помахала мальчику.
– Даня, я сейчас!
Денис вздохнул. Высокая, изящная, с короткими каштановыми волосами, она чем-то неуловимо напомнила ему Алену. Такую, какой она была очень давно, много лет назад, в прошлой, как будто ненастоящей жизни. Какая, интересно, она была бы теперь… Он улыбнулся мальчику:
– Ты извини, что я тебе аварию устроил… Даня, да? Тебя так зовут?
– Да, Данила, – кивнул мальчик и посмотрел на Дениса серьезными темно-серыми глазами, с таким знакомым, горестным разрезом.
Что-то больно качнулось у Дениса в голове и застряло у виска. Этого не могло быть…
Денис перевел дух. Нет, конечно, нет. Он смотрел на мальчика, а тот – на него.
– А как твоя фамилия, ты знаешь? – наконец спросил Денис, видя, что женщина сейчас подойдет к ним.
– Знаю.
– Скажешь?
– Нет, – подумав, ответил мальчик.
Господи, да нет же, нет… Мало ли что может показаться…
– Ясно. Скажи мне, а как зовут твоего папу?
– Он погиб, – охотно откликнулся мальчик. – Он был летчик. – Чуть подумав, он добавил: – И сейчас его душа на небе. Он все время на меня оттуда смотрит. И когда я безобразничаю, он расстраивается. И еще, когда маму не слушаюсь.
– Понятно… А как его звали? Не знаешь?
К ним подошла мать мальчика, слышавшая конец их разговора. Данила с некоторым беспокойством взглянул на нее и не очень охотно ответил Денису:
– Знаю…
Денис встал навстречу молодой женщине. Та, глядя только на Данилу, весело спросила:
– Маленькая авария?
Взглянув на Дениса, она на секунду застыла, затем быстро отвела взгляд, подняла откатившуюся часть паровозика, положила игрушку в маленький клетчатый рюкзачок и ласково подтолкнула ребенка:
– Не зевай. Низкий старт.
Данила вздохнул:
– И майш-два домой, да, мам?
– Вот именно, марш-два! – Она решительно уводила ребенка.
Денис не знал, как остановить их.
– А…
Мальчик вдруг обернулся и сказал ему:
– Его зовут Денис, я вспомнил. Он в море погиб.
Его мать тоже обернулась, с такой чудесной улыбкой, и… очень знакомой… Нет… Нет же! Никогда у Алены не было такой счастливой улыбки, такого уверенного взгляда, не было таких легких кудрей и стремительной походки… Денис, не отрываясь, смотрел на нее, и ее мягкие, спокойные слова доносились как будто через большое расстояние:
– Да. Там многие погибают, многие… летчики. Поэтому море так и называется… – Она сжала ладошку сына, которую крепко держала в своей руке. – Помнишь, как?
– Ммм… да! Помню! – ответил мальчик, – Мертвое.
Денис почувствовал, как сердце неприятно отяжелело и вдруг резко подскочило к горлу, не давая дышать.
– Алена…
Та, не останавливаясь, покачала головой, еще раз мельком взглянув на него:
– Вы что-то путаете. Мы не знакомы.
– Алена…
– Меня зовут по-другому. Извините, мы спешим.
Не знакомы… Сказала она это, или ему послышалось? Все звуки слились в один негромкий гул, который разрастался, наполняя его голову, толкаясь в горячий, тяжелый затылок…
Больно застучали виски, перед глазами струились зеленые ручьи, и лицо Алены в коротких каштановых кудрях уплывало все дальше и дальше, покачиваясь, как на волнах, а маленький мальчик с его, Дениса, глазами, смеялся и убегал, шлепая по этим ручьям, разбрызгивая сияющую воду, раскаленными каплями попадавшую на Дениса.
Очнулся Денис на лавочке, рядом с которой он разговаривал с маленьким Данилой. Очнулся оттого, что огромный молодой парень в расстегнутом белом халате снял с его лица что-то тяжелое и душное.
– Где… где они? – с трудом выговорил Денис, и собственный голос показался ему очень громким и гудящим.
– Они – не знаю. А вот мы здесь, – ответил парень, не давая ему привстать. – И вы тоже уже здесь. Так что полежите пока. Сейчас потихонечку к машине поползем.
– У меня машина… там… – Денис приподнял руку и махнул в сторону мойки.
– Зато у нас здесь рядом. Вы подождите, не вскакивайте… – Он придержал Дениса, пытавшегося слезть со скамейки, и крикнул: – Надь! Ну выйди, посмотри, может, не повезем? Вроде оклемался человек…
Грузная моложавая врач с распухшими ногами с трудом вылезла из машины «скорой помощи» и, охая, доковыляла до скамейки.
– Очухался? Ты что ж, такой симпатичный и – так вот, на природе, учудил? А если бы рядом никого не оказалось?
Денис хотел засмеяться, глубоко вдохнул и тут же почувствовал резкую боль в груди. Хорошая добрая врач хочет его рассмешить, чтобы ему не было так больно… Только ему надо спешить… Денис попробовал спустить ноги со скамейки, но врач прижала их крепкой рукой.
– Подожди, успеешь… Туда все успеем… Тихо, тихо… – Она неожиданно нежно взяла его за запястье и стала считать пульс. – Вот какие мы молодцы, помирать не собираемся… – И со вздохом обернулась к медбрату: – Ох, Коль, давай еще раз померим…
Коля ловко приладил на руку Денису тонометр. От нескольких попыток встать у Дениса закружилась голова и ушли все силы. Он беспомощно откинулся на холодную резиновую подушку. Медбрат ободряюще улыбнулся ему:
Коля ловко приладил на руку Денису тонометр. От нескольких попыток встать у Дениса закружилась голова и ушли все силы. Он беспомощно откинулся на холодную резиновую подушку. Медбрат ободряюще улыбнулся ему:
– Погодите, не всё сразу… еще побегаете… Моему деду восемьдесят два, а как утро, так он портки тренировочные надевает и вперед… От инфаркта бежит дедушка…
– Ты б с ним тоже бегал! – Врач взглянула на Колю.
– Не, я по утрам сплю… Или с тобой, Надюха, подбираю умирающих.
– Коля! – Врач с осуждением покачала головой. – Язык прибери свой. Что вы, я не знаю, такие все, как нелюди… Ну не всё надо вслух говорить, понимаешь? Не всё, что в голове!
– Она сказала ему, что я умер… – с трудом выговорил Денис. – Умер… Что я погиб… Разве так делают? Я…
Врач погладила его по лбу.
– Тихо, тихо… Ох, да что ж мне с тобой делать… Коля, нашатырь давай… – Она легонько похлопала Дениса по щекам и поднесла к носу пузырек с острым, холодным запахом. Денис вдохнул нашатырь и резко откинул голову, чуть не ударившись о перила скамейки. – Видишь меня?
Денис с трудом кивнул.
– Я…
– Так, много говорить не надо.
– Я не погиб…
Каждое слово давалось Денису с трудом, но ему почему-то было очень нужно произнести это вслух.
– Служил, что ли? – спросила врач. – Контузии были? Коля, укол приготовь.
– Я… – Денис старался говорить четко, но слова почему-то комкались и скользили во рту. – Нет, не служил… В молодости только… год в учебке был…
– Ясно. А лет тебе сколько? Ты разговаривай со мной, разговаривай, потихоньку только, спокойно.
– Мне… мне сорок пять лет всего…
Врач кивнула, держа его руку:
– Понятно. А зовут как?
– Денис… У меня есть внучка… И сын…
– Ну вот видишь, как все хорошо. – Она поудобнее устроила его голову на холодной резиновой подушке, расправила смятый плащ, который одна заботливая девушка пристроила ему под голову, и прикрыла его. – А ты говоришь – погиб. Еще погуляешь, раз такой молодой. Вон и плащ у тебя модный… А девушки какие на тебя смотрят! Нас вон дожидалась, «скорую» вызывала… Так, сейчас мы укольчик сделаем, сразу хорошо станет… Коля, что ты возишься? Очень долго…
– У меня сын… ему всего пять лет… Уже пять! А он меня не знает! Смотрит и молчит… – Денис вдруг понял, что ему надо идти, надо срочно встать и догнать их. Догнать, пока они не ушли, не исчезли снова…
Он попытался встать, но медленно качающееся над его головой небо вдруг повернулось и стало съезжать куда-то вбок, вместе с деревьями, скамейкой напротив и толстой женщиной в белом халате, держащей его за руку.
Врач заметила, что Денис закрыл глаза и отпустил ее руку, которую до этого сжимал холодными пальцами.
– Ну-ка, ну-ка… Ай, да что такое… – Она обернулась к медбрату. – Коль! Давай укол сделаем и в машину. Везем.
– Да-а, ну ясно… Сейчас Мишку позову. – Он крикнул водителю, дремлющему в кабине с открытой дверью: – Миш, иди помогай! – и пошел за носилками в машину.
Вместе с водителем они уложили Дениса на носилки. Врач взяла его плащ и, тяжело ступая, пошла за ними.
– Коль, давай вместе понесем, что ли… Как твой шов-то?
Тот обернулся и хмыкнул:
– Иди уж, носилка… Нормально. Быстрее зарастет… Сама дойди, главное…
… Денис бежал по колено в воде, по тяжелой, густой, липкой воде, и острые хищные водоросли цеплялись ему за ноги, больно присасывались с внутренней стороны коленки. Но… но это же вовсе не его ноги… Он ведь знает, он наизусть помнит этот нежный беспомощный сгиб, перечеркнутый тонкими голубыми венками, он знает его… знает на вкус… И он сейчас снимет, отдерет все эти колючки, до крови впившиеся в светлую тоненькую кожу…
– Подожди… Ты только ответь… зачем… зачем ты ему это сказала… Сказала… что я… что я погиб… И почему летчик… зачем ты это придумала… Скажи ему, что я есть! Я есть! Я не погиб!.. Я… – Денис кричал из последних сил, но в коричневой плотной воде, поднимающейся все выше к его горлу, застилающей свет, его слова гасли, теряясь в лохматых кровавых водорослях. Денис увидел, что у водорослей этих настоящие руки, много маленьких шевелящихся рук с беспомощными крохотными пальчиками… И вдруг самая ближайшая к нему водоросль оторвалась и поплыла прочь – жутковатой куколкой с безволосой, большой, непропорциональной головой и застывшей на личике удивленной улыбкой…
– Коль, готовь вентиляцию легких на всякий случай, зря мы столько рассусоливали, надо было сразу везти, – вздохнула врач.
– Довезем?
– Надеюсь. Молодой еще. Возраст, правда, у вас у мужиков самый опасный. Между там и здесь. Не ровен час…
– В смысле? – удивился Коля.
– Да между тем, как вы безобразничаете, себя не бережете, а потом бегаете от инфаркта. Так, посмотри на всякий случай – есть хоть какие документы у него?
… Горькая упругая вода стала опускаться, и Денис почувствовал, как его мокрое безжизненное тело покрывается мурашками на холодном вечернем воздухе.
Алена стояла далеко и смотрела на него. И улыбалась – так, как она всегда ему улыбалась, – радостно и чуть неуверенно. Как будто она первый раз в жизни увидела что-то такое необыкновенное и прекрасное, чудо, какого просто не бывает, оно не может длиться долго и вот-вот исчезнет…
Она была очень далеко, но Денис почему-то видел каждую морщинку, каждую родинку на ее лице… Видел, как выгорели на концах ее темные ресницы, как чуть подрагивают ноздри, как ветер сдувает со лба легкую, непривычно светлую челку.
А рядом с ней стоял он сам, только маленький. Ну конечно, это же его детская синяя пилотка, таких сейчас уже не носят… и слишком длинные, подвернутые брючки с клетчатой заплатой на одной коленке, и вот этот шрамик на щеке… Нет, почему на щеке, у него же шрам на лбу, над бровью… И… у мальчика такие мохнатые ресницы с загнутыми кончиками, и он так смешно раздувает ноздри тонкого носа с едва намечающейся, очень серьезной, недетской горбинкой…
Алена улыбалась и махала ему рукой. И маленький человек, так похожий на него, тоже… Но Денис уже точно знал, что это не он, он – вот здесь, и никак не понимает, зачем же они ему машут и никак к нему не идут? Эта юная, странная, далекая Алена и мальчик, держащий ее за руку, а свободной рукой машущий ему… Почему они ему машут? Они зовут его?
Денис попробовал закричать:
– Идите сюда! Зачем вы там стоите?… – но не услышал своего голоса. Он попытался пробраться к ним, но плотные водоросли держали его ноги и не давали ему ступить. Только бы они не ушли! Сейчас, вот сейчас он… Денис посмотрел вниз и с ужасом увидел, что водоросли уже добрались ему до живота, цепкие, холодные, и он не мог пошевелиться.
Лишь бы только они не исчезли, Алена и маленький мальчик в его пилотке, где маминой рукой были вышиты его инициалы «Д. Т.»…
Нет, нет, они все так же стоят, улыбаются и машут ему. Они зовут и ждут его… Зовут… Или прощаются? Или прощаются…
Глава 6
Алена прикрыла дверь на кухню и набрала номер «скорой».
– Простите, я вчера вызывала «скорую» в парке…
– Фамилия! – нетерпеливо спросила диспетчер.
– Моя? Или…
– Кому вызывали!
Алена вздохнула:
– Турчанец, Денис Игоревич.
– А что вы хотите?
– Узнать, куда его увезли. Я видела, как машина…
– Минуту!
На кухню вошел Данила и посмотрел на мать:
– Мам, ты кому звонишь?
– Хочу узнать, как чувствует себя один… знакомый.
– Который вчера в парке с нами разговаривал?
– Почему ты так решил? – Она взглянула на сына. – Ну да… Сейчас, подожди…
В трубке уже кричала диспетчер:
– Вы слушаете?
– Да-да!
– В Склифосовского отвезли! – Диспетчер тут же отключилась.
Алена задумчиво держала трубку, прислонившись спиной к подоконнику, а Данила уселся за стол напротив нее, подпер подбородок руками и спросил:
– Мам, а почему ты не хочешь говорить о нем? Он кто?
– Дед Пихто. – Алена взяла из шкафа огромный справочник и начала листать его.
Данила, поглядывая на нее, тоже молча открыл прозрачную папку, с которой пришел на кухню, и стал складывать большие квадраты из разноцветных треугольников. Через несколько секунд он снова подал голос:
– Это ты нарочно говоришь, да, мам?
– Именно. Так… – Она нашла нужный номер и сразу набрала его. – Это просто человек.
– А ты сейчас сказала – знакомый… Мам, а почему ты ему сказала, что тебя зовут по-другому?
– Потому.
– А как по-другому?
– Даня… – Алена посмотрела на сына. – Ну… Я просто так сказала.
– Почему?
Алена лишь вздохнула. Конечно, Даня уже очень большой мальчик, но как ему это объяснить?
– Тебя ведь только тетя Наташа зовет Аля, – продолжал допытываться сын. – А все остальные Алена. Значит, он знает тебя. Ты вчера мне обещала, что сегодня все объяснишь.
– Обещала – значит, объясню.
– Вот – я сижу, слушаю.
– А я стою и номер набираю! И там все время занято.