– Ты уж не подведи меня, дева…
Ульянка снова бросилась на колени:
– Христом-Богом клянуся!
Так вот хоть одно дело устроилось. Кажется, девчонке можно было верить… А другого выхода у Лешки и не было – ну, не сидеть же самому у болота до конца лета?
А день был чудесный – погожий и жаркий. В светло-голубом небе ярко сверкало солнце, дул легкий ветерок, приносивший с лугов запах клевера, шафрана и мяты. Дорога то вилась меж полей, то ныряла в березовые рощицы, то взбиралась на холмы, поросшие редкими корявыми соснами. Припекало…
Когда впереди блеснул неширокий ручей, все трое, не сговариваясь, свернули с дороги – напоить коней. Пользуясь остановкой, Лешка потрогал рукой воду и решительно сбросил с себя одежду – пусть и мелковато, да хоть грязь смыть. Дойдя до середины ручья, бултыхнулся, едва не поцарапав живот о мелкие камни, и, перевернувшись на спину, блаженно застыл, разведя руки в сторону. И тут увидел ее… Нагую черноокую деву, с мокрыми, распущенными по плечам волосами, покрытыми зеленой тиной. Стоя по пояс в воде, дева гладила себя руками по талии и призывно улыбалась Лешке. С берега ее видно не было – мешали кусты.
Интересное дело! И, главное, ведь ни чуточки не смущается. Нет, тут явно что-то не то…
А девчонка меж тем уже принялась махать рукою – иди, мол. На груди ее, большой и упругой, поблескивали бисером маленькие капельки воды. В каждой капельке сияло желтое солнце.
– Ты что там застыл, господине? – забеспокоились на берегу Лешкины спутники. – Русалку увидел, что ли?
Юноша ничего не отвечал, завороженный красотой девы. Поднявшись на ноги, сделал шаг вперед… затем другой… А девчонка вдруг бросилась спиной в воду… Из которой показался на миг… Русалочий хвост! Блестящий, чешуйчатый, в тине! Лешка очень хорошо его разглядел… и услыхал из ближайших кустов негромкий насмешливый голос:
– Не двигайся, паря! Сюда подойди…
Лешка оглянулся и вздрогнул: за кустами прятались бородатые мужики и целились в него из арбалетов. Тати!
– Дружков позови, – приказал один из разбойников. – Да побыстрее!
Лешка покачал головой:
– Не пойдут.
– А ты позови так, чтоб пошли… Не бойся, убивать не станем – не душегубы. Оглоушим да свяжем накрепко. Ну!
– Сейчас…
Юноша развернулся и, сделав вид, что споткнулся нелепо замахал руками, закачался, балансируя на одной ноги – нарочно, чтобы татям было хорошо видно – не специально он, так уж вышло… И – поднимая тучи брызг – нелепо завалился в воду. Хоть и была глубина по пояс, а все ж достаточно, чтобы быстро поплыть под водой – тем более по течению-то. Хоть и невелик пловец был Лешка, а все ж – чего не сделаешь, когда жизнь заставит?
Ага! Попробуй-ка теперь в него попади!
Задержав дыхание, юноша плыл, сколько мог, и вынырнул лишь за небольшим омутком, под свесившейся над самой водою вербою. Отдышался, прислушался…
– Молодец, – насмешливо произнесли с берега. – Хорошо плаваешь!
Лешка быстро обернулся, готовый тут же броситься в воду, да, наверное, это и нужно было сделать, не оборачиваясь, но… Правильно, что обернулся! Тать-то оказался знакомый. Черная бородища, прищуренные цыганистые глаза… Кудеяр!
– Здорово! – выбираясь из воды, ухмыльнулся Лешка. – Людишкам своим прикажи, чтоб моих слуг не трогали.
– А ты кто… Господи! Никак, Алексий? – Кудеяр опустил самострел и хохотнул. – Надо же, свиделись!
– Свиделись. – Лешка уселся на берегу, рядом с разбойником. – Чего девку-то русалкой заделали?
– А что б меньше кровушки лить, – вполне серьезно пояснил Кудеяр и, засунув два пальца в рот, заливисто свистнул.
– Лихо ты свистишь, – ухмыльнулся юноша. – Прям – Соловей-разбойник.
– Своим знак даю, чтоб не безобразничали, – видно было, что разговор этот и встреча Кудеяру в охотку, уж слишком радостно и безмятежно он выглядел. Почему? Ну, наверное, скажет…
– Звал, атаман? – выглянула из противоположных кустов бородатая рожа.
– Звал. Мужичков тех не трогайте…
Разбойник кивнул:
– Так они с саблями рыщут!
– Я скажу, чтоб подождали… – Лешка дернулся было, но тут же замер, хитро взглянув на разбойного атамана. – Впрочем, мне с ними не очень-то надобно. Пусть дальше одни едут.
– Понял! – радостно осклабился Кудеяр. – Слышал, Матяня? Действуй.
Бородатая рожа бесшумно убралась обратно в кусты, и главный тать присел в траву рядом с Лешкой. Ухмыльнулся:
– Видать, мы тебе в чем-то помогли, а?
Юноша кивнул:
– Помогли, врать не буду. У тех мужичков – свой путь, у меня – свой. Не надобно нам вместе. Да… – Лешка чуть помолчал. – Похоже, и я тебе зачем-то нужен?
– С чего это ты взял?
– Да больно уж ты радостный.
Кудеяр расхохотался и хлопнул собеседника по плечу:
– А ведь угадал, Алексий! Ты как-то в корчме говорил – тебе во Львов по делам нужно?
– Нужно.
– Вот и славно. Отвезешь по пути одну вещь. Одному человеку… славному рыцарю пану Велизару…
«Одна вещь» оказалась набитым золотыми монетами поясом, который Лешка по пути, конечно, вскрыл, но ни одной монетки не взял, доставил честно. Ну, а уж – через пана Велизара – и с купцом, и с караваном сладилось… Хорошо все ж таки помогать людям!
– Ты не о Велизаре, о русалке рассказывай! – выслушав, подзадорил Яцек Голый Зад. – Неужто, с ней так и не свиделся?
– Да свиделся, – засмущался Лешка. – Она мне одежку приносила – мою-то старую слуги забрали, хорошо – сумы переметные успели прибрать Кудеяровы тати.
– Выходит, слуги-то еще хуже татей?
– Выходит.
– Так что русалка-то? Что?
– Да ничего… – Юноша чуть покраснел. – Девка как девка – вполне даже пригожая. Мелька – Меланья – племянница Кудеярова. Подошла, позвала меня – одежку, мол, подбирать… Одетая уже… Я возьми, да и спроси по пути – где хвост? А она – сам пощупай!
– Ну?! – весело загоготал Яцек. – И как, пощупал?
– Пощупал, – под всеобщий смех отозвался Лешка. – Как у вас говорят – гарна дивчина. А уж целуется… Едва губы не откусила! А хвост у нее невзаправдашний… так, купчишек завлекать – то Кудеяр придумал. Потом кинутся жаловаться – ограбленные-то – мол, русалка сгубила – и что? Епитимью сразу наложат, да и искать никого не будут – известно как пресвятая церковь к русалкам относится.
Все снова захохотали, даже едущий впереди пан Велизар скривил в усмешке губы, хотя и слышал уже от Лешки всю эту историю.
– Поспешайте! – вдруг посмотрев на небо, махнул рукой Велизар. – Видите, над перевалом тучки? Как бы не принесло грозы.
– Ну, ежели что, заночуем на перевале у хромого Мисаила, – пожал плечами Яцек. – Не хотелось бы, конечно, но в грозу мы перевал не пройдем… Впрочем, может, еще и не будет, грозы-то.
– Будет, – приложив ладонь ко лбу, усмехнулся предводитель наемников. – Чую, как ноют старые раны.
И ведь как накаркал!
Не успел караван въехать в тень горных кряжей, как все небо уже затянули плотные темно-синие тучи. Где-то впереди, в горах, ослепительно сверкнула молния. Громыхнуло.
– Сворачиваем на постоялый двор! – приподнявшись в седле, скомандовал Яцек и погонщики послушно направили мулов на узенькую повертку, вьющуюся средь красно-черных, местами поросших колючим кустарником, скал.
Им повезло – успели до начала грозы. Из-за поворота вдруг показалась сложенная из плоских камней ограда с крепкими воротами и сторожевой башенкой, пристроенной к длинному двухэтажному дому, тоже каменному, с крытой соломой крышей. На башенке маячил сторож – слуга.
– Эй, отворяйте! – подъехав ближе, громко закричал старший приказчик. – То караван купца Игнатия Валюка.
– А, Яцек! – свесившись с башни, узнал слуга. – Что ж, заезжайте, хозяин рад будет…
Ворота, скрипнув, открылись, и караван быстро втянулся на постоялый двор. И вот тут-то загромыхало по настоящему! Едва успели загнать под навес возы! Как-то на 9 мая Лешка смотрел в кинотеатре фильм про Великую Отечественную войну. Так вот: и там так не громыхало, как сейчас здесь! Выскакивающий на свободу гром отражался от скал многократным эхом, по сравнению с которым артиллерийская канонада, наверное, показалась бы детской хлопушкой. На фоне темно синего грозового неба яростно сверкали ветвистые молнии. На вершине ближней горы вспыхнула, пораженная ударом, сосна, загорелась, легко, словно спичка. И, наконец, начался ливень. Он вовсе не начался постепенно, медленно, нет – хлынул сразу, весь, так, что замешкавшиеся во дворе слуги сразу оказались мокрыми, а каменистая почва в миг покрылась лужами, из которых по водоотводам, пузырясь, побежали ручьи. Оглянувшись на пороге, Лешка зябко передернул плечами и поспешно скрылся в доме.
Хозяин постоялого двора хромой Мисаил принял гостей без особой радости, непонятно, почему – ведь караван на постое – ему прямой прибыток. Радоваться надо, расстилаться перед дорогими гостями, подавать все самое лучшее, чтоб заехали и на обратном пути. Ан нет, хромец был мрачен и, недовольно сдвинув густые черные брови, что-то бурчал себе под нос, невпопад отвечая на вопросы новоявленных постояльцев. Лешка не мог отделаться от чувства, что хозяин постоялого двора смотрит на них с досадой, словно на какую-то помеху. И это было странно.
Хозяин постоялого двора хромой Мисаил принял гостей без особой радости, непонятно, почему – ведь караван на постое – ему прямой прибыток. Радоваться надо, расстилаться перед дорогими гостями, подавать все самое лучшее, чтоб заехали и на обратном пути. Ан нет, хромец был мрачен и, недовольно сдвинув густые черные брови, что-то бурчал себе под нос, невпопад отвечая на вопросы новоявленных постояльцев. Лешка не мог отделаться от чувства, что хозяин постоялого двора смотрит на них с досадой, словно на какую-то помеху. И это было странно.
Впрочем, гостей кое-как покормили (большинство караванщиков предпочло собственные припасы), а в качестве места для ночлега предложили просторную залу на втором этаже, с широкими, предназначенными для спанья лавками, покрытыми старой соломой. Ну, и тому были рады – в такую-то погоду все же лучше в сухом жилище, нежели мокнуть под тугими струями ливня.
Гром все гремел, не умолкая, и молнии рвали сверкающими разрывами небо. Дождь, казалось, стал еще больше, неудержимее, и шумел за узенькими оконцами, словно море. Пахло сыростью, но не свежей, как это обычно бывает при грозе, а какой-то затхлой, что ли. Может быть, потому что совсем не было ветра? Это плохо, в таком случае ненастье могло затянуться надолго.
К тому же в том углу, где улегся почивать Алексей, вдруг стала протекать крыша. Юноша заметил это не сразу, а уже когда почти уснул – холодные капли упали прямо за шиворот. Лешка спросонья скривился – вот еще не хватало! – и отодвинулся в сторону… прямо под тоненькую струйку!
Вздрогнув, проснулся уже окончательно, сел на лавке, покрутил головой, прислушиваясь к храпу сотоварищей. Судя по всему, те чувствовали себя вполне уютно – не ворчали, не ругались, даже не ворочались, спали себе вполне даже мирно. А чего бы и не поспать, когда снаружи черт знает что, а здесь – тихо, спокойно и сухо. Впрочем – сухо, это кому как. Входная дверь была полуоткрыта, и из узеньких окон несло сквозняком… тоже каким-то затхлым. Или это так просто казалось недовольному юноше?
Пошарившись в темноте, озаряемой лишь вспышками молний, Лешка понял, что уже вряд ли заснет. Ушел куда-то сон, пропал, улетучился… Да и душновато здесь, несмотря на затхлый сквозняк. Спуститься, что ли, во двор, поточить лясы с караульным? Кто из наемников сейчас сторожит? Кому выпал жребий? Кажется, длинному угрюмому поляку Збышеку? Или, нет мадьяру Ласло – известному балагуру. Вот с кем потрепаться, коли делать нечего… Хотя… Хотя, наверное, там все же Збышек. Вот же черт – и поговорить не с кем! Ну, хоть в трапезную зайти, вина выпить, хоть, по правде говоря, не вино тут у них, а кислятина.
Дождавшись очередной вспышки, Лешка осторожно обошел спящих и, выйдя из опочивальни, стал медленно спускаться по шаткой лестнице вниз, в трапезную, где – о, чудо! – горели свечи! И даже слышались чьи-то приглушенные голоса! Наверное, Бог послал хромому Мисаилу еще одних постояльцев. Ну да, так и есть – у очага собралась компания с полдюжины человек, нет, чуть побольше – семь, если считать за человека черноволосого мальчика лет одиннадцати в белой, насквозь промокшей рубашонке и длинных черных штанах, заправленных в белые онучи – тоже мокрые. Мальчик сидел у самого очага, суша на вытянутых руках красивую бархатную курточку – красную, украшенную желтыми шелковыми шнурами и блестящими пуговицами. Кроме него, остальные припозднившиеся посетители оказались вполне взрослыми – высокий красивый господин с чуть тронутыми сединою висками и небольшой черной бородкой, тоже, как и мальчик, в одной рубахе – мокрый кафтан сушился рядом, на пододвинутой к очагу скамье. Кафтан, насколько мог сейчас судить Лешка, был явно не из дешевых, но и не из очень дорогих, а такой, средний, приличествующий, к примеру, какому-нибудь разбогатевшему ремесленнику – владельцу мастерской – или торговцу средней руки. Рядом, на той же скамейке, примостился добродушного вида молодой человек с простецким лицом, то и дело переворачивающий кафтан – чтоб лучше сох. Напротив указанной троицы, за столом, сидело еще четверо молодцов, одетых довольно просто – в узкие крестьянские штаны с длинными чулками и домотканые рубахи, поверх которых были небрежно накинуты овчинные кожухи. Пастухи или лесорубы. А те трое – отец, со слугой и сыном. Ну да, скорее всего, так и есть – мальчишка здорово похож на седоватого господина: такое же красивое лицо, черные глаза, темные брови.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Алексей. – Что-то не спится. – Он оглянулся на хлопотавшего у котлов хромца. – Вот, подумал – а не испить ли мне вина? Тем более – тут и компания.
– Пожалте. – Хозяин постоялого двора чуть приподнял левую бровь. – Можете и испить, если хотите. Сейчас, приготовлю гуляш и подам вам вино.
– Гуляш? – Лешка потер руки. – Я б и от него не отказался!
– Тогда подождите, скоро будет готов.
Юноша говорил по-гречески, но хромой Мисаил его отлично понимал, как, впрочем, и господин с седыми висками, быстро спросивший:
– Вы грек?
– Да, ромей, – улыбнулся Лешка. – Алексей Пафлагон, воин… охранник из каравана львовского купца.
– А я владею мельницами! – улыбнулся мужчина и, чуть привстав, представился. – Миклош Фарма, так меня кличут. Там у очага – мой слуга Герд.
– А тот мальчик, верно, ваш сын?
– Мальчик? О, нет. Он, мне кажется, сам по себе… И пришел сюда раньше нас.
– Меня зовут Влад, – услыхав, что разговор зашел о нем, обернулся мальчишка. – Я охотился в горах и немного не рассчитал с грозою.
Миклош усмехнулся с усы:
– Родители, небось, беспокоятся?
– Ничуть! – Парнишка сверкнул глазами. – Я же уже взрослый! Ну… почти… Подумаешь, гроза. Эко дело! Вот только жаль, у меня нет с собой денег – а то б и я не отказался от мяса.
– Тогда, господин Влад, – негромко произнес владелец мельниц, – осмелюсь предложить угостить вас ужином. Вижу, вы из хорошей семьи.
– О, да… – Мальчишка встал и с достоинством поклонился. – Можете верить, это так. Имя же моего рода… позвольте пока не называть, – посмотрев на удалившегося за вином хромого, он понизил голос. – Слишком много чести для этой нищей корчмы!
– Это тоже ваши люди? – Лешка кивнул на парней.
– Эти? Нет… Они только что появились. Верно, местные пастухи. Кажется, они совсем не говорят по-гречески.
– Ну, конечно – простые люди.
– Так ведь и мы с вами не из князей, верно?
Лешка с улыбкой кивнул, а юный господин Влад лишь гордо повел плечом, никого не удостоив ответом.
Хозяин постоялого двора наконец принес долгожданный гуляш и вино. Парни, впрочем, перебивались лепешками с сыром – видать, на мясо не было денег. Если они вообще хоть когда-нибудь у них бывали – деньги. Запивая сыр вином из глиняных кружек, они о чем-то негромко разговаривали по-своему, по-валашски, ничуть не интересуясь соседями по трапезной. Впрочем, и те скоро перестали обращать на простолюдинов внимание. Гуляш оказался вкусным, да и вино не таким кислым, как то, что подавали караванщикам. Вполне сносное было вино.
Хозяин – о, чудо! – сейчас был сама любезность и прямо лучился добродушием. Даже на минутку присел рядом:
– Не часто… Не часто Бог посылает мне столь важных гостей… Едете в Тырговиште, господин Миклош?
– Да, туда. – Владелец мельниц кивнул. – Заключил подряд с хозяином замка.
При этих словах мальчишка вдруг вскинул брови… но, ничего не сказав, принялся разделываться с гуляшем.
– Не советую ехать по верхней дороге – там сейчас оползни, – негромко продолжал трактирщик. – Вы знаете другой путь?
– Знает мой слуга Герд.
Мальчишка – Влад – моргнул глазами и кашлянул, но снова ничего не сказал.
А хромой Мисаил уже подсел к нему:
– Вы кого-то мне сильно напоминаете, молодой господин. Не родственник ли вы, случаем, Мирче из Таништэ?
– Нет, – односложно отозвался мальчик. – Позвольте, я все-таки поем. Не люблю говорить с полным ртом.
– О, как скажете, мой юный друг, как скажете…
Улыбаясь, хромой проковылял к парням. О чем они говорили – Лешка не знал, не понимал языка, но, верно, о чем-то веслом, поскольку парни все время смеялись.
– Старая побасенка, – вполголоса произнес Влад. – И чего они ржут, как лошади? Будто раньше не слышали этой истории.
– А что за история? – заинтересовался Лешка.
Мальчишка лишь скривил тонкие губы:
– Да так… Ничего интересного. Вы тоже едете в Тырговиште?
– Нет. – Юноша отрицательно качнул головой. – Наш караван идет в Варну.
– В Варну… – повторив, Влад вдруг мечтательно улыбнулся. – Хорошее место: море, песок… Жаль только – там слишком много турок.
– Вы не любите турок, господин Влад? – тут же переспросил Миклош.
– Ненавижу! – Мальчишка сжал кулаки. – Впрочем, как и все здесь…
– Ох, к сожалению, не все, господин Влад, не все… Далеко не все!
Дальше разговор, как всегда, зашел о политике – а о чем же еще разговаривать меж собой едва знакомым людям? О погоде – скучно, о бабах – скабрезно, остается одна политика. Поговорив минут пять, Миклош и Лешка – Влад по своему малолетству все больше молчал, слушал – дружно решили, что Константинополю против турок одному ни за что не выстоять, не те силы. Одна надежда – на Владислава, молодого короля Польши и Венгрии, на трансильванского воеводу Яноша Хунъяди – известнейшего рыцаря и благороднейшего человека. Лешка еще считал «естественными союзниками ромеев» и Венецию с Генуей, на что Миклош лишь раздраженно хмыкал, доказывая, что никакие они не союзники, а конкуренты, уже задавившие всю международную торговлю империи и без всяких турок.