– Долго здесь рассиживаться нельзя, – вслух рассуждал Пройдесвит, тяжелым мрачным взглядом обводя комнату. – Но сперва нужно хорошенько прибраться.
Его взгляд остановился на развешанной на стене обширной коллекции холодного оружия, а именно на тяжелой стрелецкой секире, висевшей в самом центре в окружении сабель, мечей и шпаг. Левая часть рта Пройдесвита искривилась в людоедской ухмылке матерый диверсант знал, как лучше всего избавиться от трупов...
24
– Пожалуйста, гостиница «Шаратон», – садясь в такси, на вполне сносном немецком проговорил Майкл Солби. Водитель, немолодой немец с пухлыми, гладко выбритыми щеками, молча кивнул.
Оказавшись на заднем сиденье триста двадцатого «Мерседеса», американец откинулся на велюровую спинку сиденья и прикрыл глаза. Последняя неделя выдалась крайне напряженной, он спал урывками от случая к случаю по нескольку часов в сутки. Только теперь, когда был готов план и утвержден на самом верху, во время подготовки операции Майкл мог наверстать упущенное. Спал он теперь, где только удавалось преклонить голову, в самолете во время перелета через океан и сейчас, едва прикрыв глаза, он тут же задремал.
Тем не менее мозг Солби по-прежнему оставался в рабочем состоянии, как на дисплее компьютера в очередной раз прокручивая пункты составленного им плана. Каждый из пунктов которого, как кирпич в стене, был залогом крепости всего строения. Впрочем, сбоя не должно было быть, все нюансы были учтены.
Сейчас было главное – заложить первый кирпич...
– Мистер, мы приехали, – голос таксиста вырвал Майкла из паутины дремы. Американец раскрыл глаза, встряхнул головой и достал из бумажника несколько банкнот.
В холле гостиницы «Шаратон» его встретила моложавая дама в строгом черном костюме. Она мило улыбнулась, смерив его оценивающим взглядом из-под очков в тонкой золотой оправе, и быстро заговорила по-английски с истинно британским акцентом.
Номер для Солби был забронирован через «фирму», конечно, это был не президентский, но все же номер «люкс». Оформление заняло всего несколько минут, после чего Майкл в лифте поднялся на пятый этаж. Едва он вошел в номер, прикрыв за собой дверь, как раздалась мелодия мобильного телефона.
– Да, слушаю.
– С приездом, Майкл, – раздался голос старого знакомого Солби, однокашника по курсам разведки. – Твой фигурант сейчас обедает в ресторане при гостинице. Помощь нужна?
– Да нет, пока сам справлюсь, – прозвучал короткий вежливый отказ.
Сергей Анатольевич Правдин, несмотря на свое крестьянское происхождение, считал себя истинным гурманом. И как настоящий гурман отдавал предпочтение французской кухне.
Сейчас, сидя в отдельном кабинете, Правдин с удовольствием поглощал холодные закуски. Перед Сергеем Анатольевичем стояло большое серебряное блюдо, на колотом льду лежала дюжина тихоокеанских устриц. Правдин выбирал себе ракушку, потом обильно поливал студенистую массу лимонным соком, а затем серебряной ложечкой аккуратно выбирал моллюска и отправлял в рот, непременно сдабривая деликатес добрым глотком «Шабли». При этом он громко чавкал и утробно рыгал – бывший депутат мог себе это позволить, все-таки в этом ресторане ему был зарезервирован отдельный кабинет.
Жизнь складывалась как нельзя лучше для правозащитника, его пригласили в Германию прочесть цикл лекций о «нарушении прав человека в России». Тема, которой очень интересовались обыватели Западной Европы, позволяла лектору уже месяц занимать номер «люкс» в отеле «Шаратон» и от пуза питаться в ресторане при гостинице, а еще впереди маячил солидный гонорар...
Наконец Сергей Анатольевич расправился с последней обитательницей раковины и в ожидании горячего допил остатки вина. Сегодня он заказал седло молодого барашка под вишневым соусом и с тушеными овощами. Под горячее он предпочел триста граммов охлажденного «Смирноффа».
Неслышно появился официант, быстрыми неуловимыми движением убрал со стола и так же незаметно исчез. Через минуту вместо официанта с очередным блюдом в кабинет вошел незнакомый молодой человек.
– Здравствуйте, Сергей Анатольевич, – поздоровался незнакомец. Правдин тут же отметил, что у того присутствовал заметный американский акцент. Почему-то эта деталь бывшего парламентария привела в ужас, он решил, что сейчас его будут убивать.
– Кто вы такой, что вам нужно? – срываясь на фальцет, вскричал правозащитник.
– Успокойтесь и не устраивайте представление, – поморщился молодой человек, отодвигая стул и усаживаясь напротив Правдина. Потом молча положил на стол часть разорванной тысячерублевой банкноты. С облегчением вздохнув, Правдин порылся в одном из отделений портмоне и вытащил вторую половинку. Перед ним сидел один из представителей американской разведки, или, как про себя называл их правозащитник, «спонсор».
– Рад встрече, – слегка приподнявшись, лакейски улыбаясь, сказал Сергей Анатольевич и протянул американцу руку. – Что-то случилось?
– А вы что думаете, я перелетел через океан, чтобы пожелать вам приятного аппетита? – глядя сурово исподлобья, проговорил Майкл Солби. Он уже просчитал психотип своего собеседника и выбрал свою манеру поведения – этого труса для беспрекословного повиновения следовало давить морально. – Сложилась определенная ситуация, в которой необходима ваша помощь.
Услышав, что янки нуждаются в нем, Правдин тут же приосанился и с чувством собственного достоинства произнес:
– Внимательно вас слушаю.
– Мне нужна группа опытных боевиков из ваших спецгрупп, – тихо, но отчетливо произнес Солби и, как удав на свою жертву, уставился на Правдина тяжелым взглядом.
– Нет, что вы, это невозможно, – сглотнув подступивший к горлу ком, запинаясь, пробормотал Сергей Анатольевич. – Я к этому не имею никакого отношения.
– Прекратите блеять, Кардинал. – Американец повысил голос, умышленно назвав собеседника оперативным псевдонимом, данным ему в ЦРУ. – Вы являетесь нашим координатором по созданию националистических формирований. Через вас идут деньги на поддержание скинхедов. Или это неправда, а деньги вы тратите на свои нужды?
– Нет, – потупив глаза, еле слышно произнес Правдин, – деньги все уходили по назначению. Но ваши действия напоминают танго слона в посудной лавке. Вашему сослуживцу потребовался молодой перспективный политик. Я все устроил, и что? Мальчик почти месяц гниет в застенках Лубянки, так чекисты скоро и до меня доберутся.
– Успокойтесь, Правдин, – уже не сдерживаясь, прорычал Майкл. Пора было ставить иуду на свое место, чтобы не рыпался, а выполнял все, что от него требовалось. – Ваш сладенький мальчик Арнольд Цехановский не страдает в застенках Лубянки, а находится в одиночной камере «Матросской тишины», ваши коллеги-правозащитники совместно с западными журналистами едва ли не каждый день по всем каналам талдычат о нем, как о жертве политических репрессий. Фото Нолика в Европе и США обывателям известно не хуже, чем портреты руководителей своих стран. Я думаю, вскоре вашего мальчугана выпустят и он станет желанным призом для любой партии правого толка. Именно таким образом куются крупные политические фигуры. Кстати, когда ситуация стала рискованной, именно мы вывели вас из-под удара. Или вы, Сергей Анатольевич, до сих пор думаете, что ваше проживание, питание и покупку проституток оплатили прижимистые боши? И не жалейте, Кардинал, своих костоломов из нациков. В конце концов, и правозащитники, и скинхеды – фигуры одного кукольного театра. Действия одних оправдывают существование других.
– Может, вам больше подойдут чеченские боевики? – негромко поинтересовался Правдин. – Они прирожденные воины.
– Мы в курсе, как в годы первой Чеченской войны вы защищали сепаратистов. Даже консультировали одноногого Шамиля, когда тот со своими абреками захватил роддом, – отрезал Солби. – Для нашей миссии необходимы европейцы с определенными навыками и соответствующим мировоззрением. Завтра утром на известный вам электронный адрес должны прийти досье на десять боевиков.
– Вы же сказали пять-шесть? – чуть ли не взмолился Правдин.
– Чтобы было из чего выбирать. До завтра, мистер Кардинал, – Майкл резко отодвинул стул и вышел из кабинета. Только оказавшись в фойе гостиницы, Солби ощутил, что эта беседа вымотала его окончательно, все мысли сейчас занимала постель и глубокий сон, который он заслужил...
25
Остроносый катер, из-за раскраски похожий на гигантскую тропическую рыбу, на полной скорости совершил разворот, подняв фонтан белых брызг, и мягко причалил правым бортом к пирсу. На нос ступил полураздетый гигант с бронзовой от загара кожей. Держа в правой руке швартовый конец, он легко спрыгнул на пирс, быстрыми и четкими движениями намотал конец на бетонный кнехт.
Из чрева катера высунулась седая голова старого рыбака, такого же загорелого, как и его пассажир. Старик вытащил наружу брезентовую сумку с рыболовными снастями и торчащими наружу сложенными прутами спиннингов, потом протянул гиганту его улов – нанизанные на нейлоновый тросик три большие кефали.
Из чрева катера высунулась седая голова старого рыбака, такого же загорелого, как и его пассажир. Старик вытащил наружу брезентовую сумку с рыболовными снастями и торчащими наружу сложенными прутами спиннингов, потом протянул гиганту его улов – нанизанные на нейлоновый тросик три большие кефали.
Мужчины перебросились на французском несколькими фразами, потом гигант чему-то громко засмеялся и похлопал старика по костлявому плечу. У кромки берега его ждал автомобиль.
Городок Алерия расположился на восточном берегу острова Корсика. Здесь, у мягких вод Тирренского моря, жизнь текла размеренно. Жители города были просты, открыты и весьма далеки от ханжеской грязи материка.
Владимир Панчук, который приобрел в пригороде Алерии небольшую усадьбу, кастой местных жителей был принят доброжелательно.
Бросив сумку со снастями и улов на заднее сиденье своего «Виллиса», Владимир сел за руль, когда за спиной прозвучала русская речь:
– С удачным уловом тебя, Шатун.
Мышцы Панчука мгновенно напряглись, профессиональный преступник, за которым несколько лет безуспешно гонялся Интерпол, благодаря военной разведке России благополучно «погиб» в вагоне Восточного экспресса. И вот он, зов из прошлого...
Владимир будто нехотя обернулся. На противоположной стороне улицы стоял могучего сложения мужчина в камуфляжной расцветки шортах, кожаных сандалиях и длинной майке защитного цвета, обнажавшей неестественно мускулистые руки. Верхнюю часть лица прикрывала надвинутая на лоб несуразная панама «феррари» и очки «пилот». В левой руке верзила держал большую дорожную сумку, а правую держал за спиной. По мнению Панчука, там незнакомец вполне мог прятать пистолет.
До сих пор ничего не боявшийся и всегда шедший до конца, смерть воспринимавший как какую-то черту, за которой всего лишь начинался другой мир, Владимир вдруг понял, что не готов и не хочет умирать, потому что в его жизни появились жена и сын – самые дорогие ему люди.
Лицо Панчука выражало растерянность, а улыбка на губах незнакомца казалась зловещей. Мир как будто бы для него замер, не слышно было даже плеска морских волн, а разделявшая мужчин узкая полоса дороги, выложенная из квадратов серого гранита, казалась ему Летой, рекой забвения, по которой с минуты на минуту должен был проплыть перевозчик мертвых душ Харон.
Правая рука незнакомца медленно опустилась, оружия в ней не было. Потом мужчина сдвинул на затылок панаму и снял очки. На Панчука с улыбкой смотрел старый боевой товарищ Пройдесвит с непривычно небритой физиономией.
– Здорово, бача[14], – еще шире улыбнулся Котовский.
– Григорий Иванович, – тяжело выдохнул Владимир. Мужчины крепко обнялись, как обычно здороваются люди, связанные чем-то большим, нежели серой обыденностью.
– Какими судьбами? Что за прикид? – забросал старого товарища вопросами Панчук, привыкший к тому, что в последние годы его бывший ротный был одет как член британского парламента, а тут на тебе, несуразный хипповский наряд и седая щетина в палец толщиной.
– Слышь, Косой, мне надо схорониться, – на манер Доцента из старой комедии прохрипел Пройдесвит.
– Что, все так серьезно? – сразу посуровел Шатун.
– Более чем.
– Поехали, – больше ни о чем не спрашивая, Панчук указал рукой на автомобиль. – По дороге все расскажешь...
Усадьбу Владимир выбрал на небольшой ровной площадке среди поросших зеленью скал, которые создавали благотворный микроклимат. Двухэтажный особняк, выстроенный из кусков горной породы, обвитый зарослями дикого винограда, гармонично вписывался в окружающий ландшафт. Даже беседка на краю небольшого бассейна казалась естественным творением природы.
– Значит, у большого бизнеса большие проблемы? – остановив «Виллис» перед домом, задумчиво произнес Владимир, глядя на своего ротного.
– Вот именно, большой бизнес – большие деньги, и чем их больше, тем больше хочется. Это уже не просто желание комфортно жить и обеспечить себе старость, это болезнь, затуманившая мозг. Недаром же говорят «с жиру бесятся», вот эти бешеные ни перед чем не останавливаются, только бы побольше хапнуть. – Пройдесвит выудил из мятой пачки сигарету, прикурил и глубоко затянулся.
– Да все понятно. Но если ты, Григорий Иванович, не такой, так чего же не отдал этим живоглотам свои акции?
– Во-первых, я никогда не пасовал перед всякими уродами. Во-вторых, им не только нужны были акции, также требовалось, чтобы я встал на сторону заговорщиков. А когда последовал с моей стороны отказ, «путчисты» решили завалить меня, чтобы не мог противостоять мятежу внутри компании, – пояснил Котовский.
– Значит, Захара упрятали на кичу?
– Да, менты не верят в самооборону ну и держат при себе Атамана. Я ему, конечно, «зарядил» путевого адвоката, сейчас он в «Матросской тишине», условия пятизвездочного отеля. Людке его тоже денег заслал, чтобы не причитала, что ее суженый опять в шнягу угодил, – глубоко затягиваясь, сообщил Пройдесвит.
Пальцы Панчука нервно забарабанили по рулю.
– И что дальше?
– Дальше? А дальше нужно переждать, потом я вернусь в Россию и уж там раздадим всем сестрам по серьгам. – Котовский вопросительно посмотрел на Владимира и спросил: – Так что, на постой берешь?
– Без вопросов, – ответил Шатун и спросил: – Ты где хочешь поселиться? В доме есть просторная комната или... – Владимир указал на небольшой домик, примыкающий вплотную к скале. – Это флигель садовника, там все условия и сейчас он пустует.
– Второй вариант мне больше подходит, – заверил друга Пройдесвит, выбираясь из салона внедорожника.
– Значит, так, Григорий Иванович, приводи себя в порядок с дороги, отдохни, а вечером жду на уху.
– Уха или рыбий суп? – невинным тоном поинтересовался Котовский.
– Какая разница? – удивился хозяин усадьбы.
– Эх, Вова, давно ты не был в родных пенатах, все напрочь позабыл, – с ложным сожалением и укором проговорил бывший ротный. – С водкой – уха, а без – рыбий суп.
– Уха будет, Григорий Иванович, уха, – засмеялся Шатун, подхватывая с заднего сиденья сумку со снастями и небогатый улов.
– Вольдемар, кто этот мужчина? – едва Панчук вошел в дом, его окликнула супруга. Франсуаза стояла у окна, указывая в направлении домика садовника.
– Бог услышал твои молитвы, Фрося, – усмехнулся Панчук. – Это привет с далекой родины и уже сегодня вечером ты будешь иметь возможность пообщаться с человеком, который для меня почти что родственник...
26
Жизнь – это непостижимый карточный расклад, и ни один в мире шулер не сможет обыграть кон, что порой выпадает.
Шестеро молодых людей, устремившихся из России в теперь уже чужую Латвию, прежде между собой знакомы не были, и тем не менее их объединяла общая идея. Все они были выходцами из разных социальных слоев, кого-то бабушки в детстве водили в специализированные школы, а кто-то сшибал мелочь у младшеклассников. Теперь они все были объединены одной идеей – прославляющей превосходство белого человека, а конкретно – славянина.
Невысокий плотный Райс, в прошлом сержант внутренних войск, отвоевавший пять лет на Северном Кавказе, в мирной жизни приспособиться не смог, поэтому и присоединился к скинхедам, искренне считая, что «русская земля станет чище без нацменов». После попал в учебный центр, где готовили воинов дружины «Российские барсы». Забыв свое имя, фамилию, он стал Райсом. Изнурительные тренировки были делом привычным, но лекции о превосходстве белой расы и недочеловеках бесили его сознание. Со временем Райс свыкся со своей новой жизнью, втянулся в новый ритм. В конце концов это было почти то же самое, что и в армии. Физподготовка, марш-броски, полоса препятствий и стрельба. За прошедший год такая жизнь стала обыденной. Произошедший несколько месяцев назад случай, когда его напарник ради «стеба» застрелил двух африканцев и тем самым сделал из него подельника, неожиданно обернулся отъездом за границу. Райс воспринял эту «командировку» как очередное жизненное испытание. Сейчас, сидя в высоком кресле туристического автобуса, он неприязненно скосил глаза в сторону соседа. Рядом с ним дремал Понтий. Его злой гений.
В то же самое время в автобусе, следовавшем из Москвы в Латвию, ехали двое боевиков националистической организации «Славянский реванш» Шварц и Дитрих, в прошлом бывшие культуристы и боксеры. Их распирало чувство славянского превосходства над остальными народами и они обладали недюжинной силой. В сущности, они были биологическими роботами. Говоря о величии русских, сами не нюхавшие пороху, они были готовы ехать в любую точку земного шара, чтобы на деле доказать свое расовое превосходство.
Одновременно из Воронежа выехали двое мрачных крепышей – Зигфрид и Бухенвальд. Бывшие студенты, помешавшиеся на расовом превосходстве, именно они создавали под «чутким руководством» боевую дружину «Новая империя», боевики которой избивали и калечили иностранных студентов и приезжих из соседних республик гастарбайтеров. Когда молодняк не справлялся, на «тропу войны» выходили их учителя. В последний раз Бухенвальд и Зигфрид переборщили, уходя, оставили за собой четыре трупа. Пятый таджик-гастарбайтер выжил и даже помог милиционерам составить фоторобот нападавших...