– Никогда не спрашивай меня об этом... я не скажу. Просто запомни этот день – это ваш второй день рождения...
После этого они с Машей проводили вместе дни напролет, гуляли с маленькой Аленкой в парке, ездили к Стене Плача, просто пили кофе и разговаривали. Коваль с удивлением убедилась, что не ошиблась: эта девушка действительно оказалась очень похожа на нее саму. Их разделяли девять лет, но день рождения был в один день. Многое во взглядах на жизнь тоже совпадало. Им нравилась одна и та же музыка, одни и те же книги...
– Я никогда не верила, что такое бывает, – призналась Маша как– то. – Ведь говорят, что есть люди-двойники – но что это случится со мной...
– И не говори, – вздохнула Коваль.
С тех пор как-то само собой повелось, что Маша, с легкой руки Хохла трансформировавшаяся в Мышку, стала приезжать к ним то одна, то вместе с дочкой, подолгу гостила в доме. Марина тоже несколько раз ездила к ней и удивлялась, насколько эта девочка успокаивает ее, в трудную минуту находит нужные слова. Стоило только случиться чему-то, как Мышка бросала все и мчалась к Марине. Собственно, пару раз Коваль тоже оставляла все дела и летела в Сибирь, чтобы поддержать подругу. А потом у Мышки обнаружился рак. Она не сказала никому – только Коваль... Та пришла сперва в ужас, потом в ярость: Мышка категорически отказалась оперироваться. Тогда Коваль пошла на крайнюю меру – позвонила ее мужу и безапелляционно заявила, что прилетит завтра и заберет Машу к себе вместе с ребенком. После длительных уговоров Маша согласилась и почти три месяца прожила у Марины. Аленку, которой к тому времени уже исполнилось четыре года, баловали все кому не лень, а Мышка, страшно похудевшая, едва живая после химиотерапии, сидела на балконе в кресле и то и дело плакала, глядя на то, как носится по двору ее дочка, а с ней непременно кто-то из Марининой охраны.
Коваль испробовала все – от ласковых уговоров до крика и брани, – но переубедить настырную Мышку так и не смогла. Та панически боялась операции, хотя сама несколько лет работала врачом и понимала, что шансы невелики, что так, что этак.
– Не зуди ты мне, Маринка, – просила она тихим голосом. – Я не буду делать этого – просто потому, что не хочу остаться инвалидом и смотреть, как страдает рядом мой муж.
– Да?! – орала Коваль, уперев в бока руки, чтобы не врезать упертой девке по лицу. – А если ты, не дай бог, умрешь – ему будет легче?
– Зато ему не придется делать вид, что все прекрасно, не придется врать мне и притворяться, что ему не противно, когда я рядом – такая.
– Дурааа! – стонала Марина, хватаясь за голову. – Ну, почему ты такая дура, Мышка?!
– Ну, вот такая я, – совершенно ровным тоном отзывалась Маша, чем бесила Марину еще сильнее.
Время шло, Мышка была жива, правда, выглядела все хуже, но это не убавило в ней жизненной энергии, и Марина на какое-то время отстала от нее с разговорами об операции, а теперь и вовсе хватало своих проблем. И вот Женька в обход нее позвонил и попросил Мышку приехать – знал, что с ней Коваль будет легче. Однако Хохол не подумал о том, что подвергает теперь опасности еще и ни в чем не повинную Мышку...
* * *Женька вошел в комнату в тот момент, когда Маша, уже переодетая в спортивный костюм, сидела в кресле, придвинутом к кровати, и рассказывала Марине какую-то историю из жизни Аленки. Коваль, заметив появление любовника, зло сощурилась, но промолчала, решив, что разберется с ним позже.
– Ой, Жека, я уже не могу смеяться, – жизнерадостно воскликнула Маша, обернув к Хохлу раскрасневшееся лицо. – Мы тут чуть раньше вспоминали, как нас арестовали в клубе, помнишь? Когда я после выхода из СИЗО напилась, помнишь?
– Да уж! – отозвался он, садясь прямо на пол у кресла. – Я ж тебя, поганку, едва до дому дотащил – настолько ты надралась.
– Я просто испугалась! – защищалась Маша со смехом. – Меня, добропорядочную и законопослушную девочку, сунули в камеру к каким-то жутким бабам! Вот ладно, что как раз в этот момент у одной из них приключилось носовое кровотечение и я ей помогла – а то даже не знаю, что было бы.
Хохол только головой покачал: он помнил тот вечер, когда Марина с Мышкой не вернулись домой из клуба, куда поехали послушать шансон. И надо же было именно в этот день ему простыть так, что своим кашлем он запросто мог заглушить рев самолетного двигателя! Пришлось отправить с ними только Гену и Севу, а те, разумеется, ничего разрулить не могли. Их, собственно, и арестовали вместе с Мариной и Мышкой во время плановой «зачистки», которую проводил отдел по борьбе с наркотиками. Да еще и в машине кто-то из сотрудников сунул в карман джинсов Мышки пакетик с коксом... Бедная Мышка потом рассказывала, что никогда в жизни не испытывала такого ужаса – когда ты четко знаешь, что непричастна, а тебе показывают пакет, к которому ты даже не прикасалась. Разумеется, адвокат Марины уже утром забрал их обеих, но Мышку еще несколько раз дергали к следователю, и та страшно переживала, не ела и почти не спала. Коваль проклинала тот час, когда собралась на концерт, проклинала спеца, подставившего Мышку для повышения раскрываемости в отделе, не пожалела никаких денег на то, чтобы его самого обнаружили как-то рано утром в одном из притонов невменяемого и с табельным оружием без обоймы. Но Мышка зареклась гулять по ночным клубам...
Весь день Маша провела в спальне Марины, там же они и пообедали, хоть Женька и ворчал, что ему пришлось бегать туда– сюда по лестнице с подносом, полным посуды. Но они не обратили на его жалобы никакого внимания, все говорили и говорили. Тем нашлось немало – последний раз Мышка приезжала около года назад и новостей накопилось предостаточно, да и вспомнить тоже было что.
Вечер воспоминаний затянулся за полночь, и только к часу Хохол спохватился:
– Так, девки, а ну – по койкам! Ночь на дворе, а они все чирикают!
Он проводил Машу в ее комнату, зашел проведать Егорку и только потом вернулся в спальню. Коваль курила, облокотившись на спинку кровати, и задумчиво смотрела в темное окно. Женька разделся и прилег рядом, потянул на себя одеяло, и Марина вздрогнула:
– Напугал, черт...
– Ну ты здорова, мать, в себя уходить! Так и вынесут из дома – не заметишь! – улыбнулся он, осторожно притягивая ее к себе, но Коваль вывернулась, села и, поддерживая забинтованную руку, зло спросила:
– Ты на хрена это сделал?
– Сделал – что? – не понял Хохол, и она разозлилась еще сильнее:
– Что ты дурака тут мне изображаешь?! Ты зачем Машке позвонил? Не понимаешь, что тут происходит, да?! Не понимаешь, что девка ни за что пострадает?!
– Марин, Марин, погоди! – попытался остановить ее Женька, но тщетно – Коваль орала все громче, распаляясь от собственного крика:
– Ты идиот, Хохол!!! Как ты не можешь понять, что ее вообще нельзя втягивать – зачем ей еще и это, когда своего по горло?! Ты ведь прекрасно знал, что она все бросит и прилетит! Нельзя играть людьми, как шахматами!
– Это сейчас ты сказала – или мне послышалось? – насмешливо протянул Хохол со своей неизменной ухмылочкой. – Ты – про шахматы? Ты – которая в легкую отправляла людей на тот свет одним кивком головы?
Марина уставилась на него, ничего не понимая. Давно уже Женька не позволял себе разговаривать с ней в таком тоне.
– Ты... ты что, а?
– А что – не нравится? Если хочешь знать, так это не я – это она сама мне позвонила. Сказала: чувствую что-то, а что – не могу понять, вот и звоню. И что я, по-твоему, ей должен был сказать? – Хохол сел на кровати и повернулся лицом к Марине. – Ну? Молчишь?
Коваль опустила голову. Да, у Машки бывало такое – она чувствовала, что с Мариной происходит неладное, и могла позвонить сама. И часто оказывалась права, объявлялась именно в тот момент, когда Коваль было плохо. Так что обвинять Хохла сейчас неправильно.
– Прости...
– Да ладно, – опять усмехнулся Женька. – Спи давай, чудовище.
Сам он уснул почти мгновенно, сказались бессонные ночи и наполненные суетой дни, а вот Марина еще долго не могла уснуть, все смотрела широко распахнутыми глазами в потолок и думала. Вот как все повернулось... И теперь еще один источник переживаний – Мышка. Постоянно влипающая вместе с ней за компанию Мышка, недавно вышедшая после очередной «отлежки» в больнице, маскирующая следы от капельниц длинными рукавами, а сильно поредевшие волосы выкрасившая в черный цвет. Как убедить ее уехать, не оставаться здесь, не подвергать себя опасности? Марина не желала нести груз ответственности еще и за нее. Да, добрая девчонка прилетела, едва узнав, что Марина ранена, но она даже не представляла себе, насколько осложнила своим приездом и без того непростую ситуацию.
– Черт, ну почему, почему Женька не мог удержать за зубами свой длинный язык?! – пробормотала Марина, щелкая кнопкой светильника и беря с тумбочки стакан с соком и таблетку снотворного.
– Потому что она все равно вытрясла бы из меня правду. Она такая же, как ты, – невозмутимо и совсем не сонно ответил Хохол, заставив Марину вздрогнуть. – Ты ведь знаешь – от нее точно так же нельзя ничего скрыть.
– Потому что она все равно вытрясла бы из меня правду. Она такая же, как ты, – невозмутимо и совсем не сонно ответил Хохол, заставив Марину вздрогнуть. – Ты ведь знаешь – от нее точно так же нельзя ничего скрыть.
– Да не гони ты! – сморщилась Коваль. – Ты просто захотел поделиться с кем-то своими проблемами, а тут Машка подвернулась. И даже не подумал, чертов бугай, что ей лучше бы не волноваться.
– Ну прости, хотел как лучше, – вздохнул Женька. – Ложись уже, а? Только задремал – тут ты с этим светом...
– Я таблетку пила, уснуть не могу, – виновато пробормотала Марина, выключая ночник и ложась. – Ты меня обними, ладно?
* * *Через два дня Марина впервые вышла на улицу. Ее сопровождал Хохол, заботливо поддерживал под локоть, чтобы не поскользнулась и не упала на скользкой брусчатке двора. У ворот в сторожке вместо Кота сидел новый охранник, молодой парень из комбаровских. Матвей, узнав о произошедшем, прислал к хозяйке своего доверенного человека, этого самого Казака. Хохол долго общался с ним с глазу на глаз, выяснял, что за фрукт, но потом решил, что парень с головой и ему вполне можно доверять.
– Пойдем в беседку, посидим, – попросила Марина, и Женька послушно свернул с дорожки в глубину двора.
Они уселись на скамью, Марина полезла в карман за сигаретами, но прикуривать одной рукой оказалось неудобно, и недовольный Хохол сам прикурил ей сигарету:
– Голова закружится.
– Отстань.
Она курила, глядя куда-то перед собой, лицо ее казалось совершенно беззаботным, спокойным, и Хохол мысленно взмолился, чтобы только никто сейчас не приехал, не позвонил и не разрушил это ее состояние. Даже Егора с няней он не хотел подпускать близко, увидел краем глаза, что они показались на крыльце, и отчаянно замахал руками, чтобы шли гулять за дом, не приближались к беседке.
Марина продолжала молчать, только щурилась на яркое солнце, прорывавшееся через облака и припекающее уже совсем как весной.
– Сезон скоро начнется у футболистов, – проговорила она вдруг, пряча здоровую руку в карман куртки.
– Что? – не понял Хохол, а потом добавил: – Начнется – и ладно.
– Да не ладно, Женя, – вздохнула она. – Я не справлюсь одна, и даже Матвей не поможет – там столько всяких подводных камней, что нужен отдельный человек, чтобы рулить.
Хохол не ответил, недовольно и настороженно глядя на приближающегося к беседке Казака.
– Чего тебе? – спросил неласково, предчувствуя конец тихих семейных посиделок.
– Там такси, Жека, – остановившись на небольшом расстоянии от беседки, проговорил Казак.
– И что? Мне пойти рассчитаться с таксером, что ли? – прищурил глаза Хохол. – Иди, узнай, кто и зачем.
Казак бегом удалился к воротам, переговорил с приехавшим через окошечко в двери, потом вернулся:
– Говорит, Николай, племянник Марины Викторовны...
– Открывай ворота, пусть заходит, – опередив вставшую с лавки Коваль, велел Женька. – Ну, вот, котенок, проблема твоя решилась: Колька вернулся.
Племянник не вошел – вбежал, чуть прихрамывая, в ворота, бросив чемодан, кинулся к тетке, и только вмешательство Хохла остановило его:
– Стоять! Аккуратно подходим, руками не хватаем, вверх не подбрасываем – у нее плечо прострелено.
Колька остановился в шаге от Марины, открыл рот от изумления. Глаза его расширились, в них выразилось сочувствие:
– Господи, Мариша... Не зря дед позавчера мне среди ночи звонил – предчувствие, говорит, у меня! Ну, я в самолет – и к вам, а тут...
– Ты зря приехал, – прервала его тираду Марина, и Хохол удивленно вскинул брови:
– Ты о чем? Да он нужен сейчас, как никогда раньше!
– Молчи! – велела она негромко, и Женька осекся. – Ты же понимаешь, что сейчас происходит, да? Я не хочу рисковать еще и Колькой, не хочу, чтобы он превращался в мишень! Отец не переживет, если я подставлю его любимого внука.
– Хорош, а? – перебил Колька. – Любимый внук у него теперь Егор Егорович, это раз. А я уже не мальчик, это два. Сезон начинается, а я пока директор клуба, это три.
– Легко исправить! – заверила Марина, услышав в его голосе что– то свое, категоричное и решительное. – Пока я тут президент, я и решаю, кто со мной работает.
– Да в конце-то концов! – взорвался Хохол. – Прекрати этот цирк, Коваль! Никуда ты его не заставишь уехать – я не дам! И директором клуба он тоже останется – я так сказал! И все, поняла?! Хватит уже надрываться в одно рыло!
Он вскочил со скамейки и заметался по беседке, не обращая внимания на насмешливый взгляд Марины и удивленно– испуганный – Николая.
– Фу, что за тон? – поморщилась Марина, в душе очень удивленная подобным проявлением Женькиного гнева.
– А сил нет уже Версаль с тобой разводить! – немного успокоившись, проговорил он, раздувая ноздри. – Тебя убьют, ты не думала об этом?
– Ну, запри меня в бункер, – пожала она плечами, вспомнив вдруг, как Ветка однажды сказала ей точно такую же фразу о Егоре. – Судьба, Женя...
Он порывисто обнял ее, прижимая к себе, и Марина тихо охнула от боли в раненом плече.
– О господи, забыл... – пробормотал Хохол, целуя ее в щеку. – Прости...
– Нормально... Идемте в дом, Колька с дороги...
– Ох, давно я Дашиных плюшек не ел! – мечтательно протянул племянник, направляясь к воротам, возле которых стоял его чемодан. – Тетка, а у тебя охранник новый какой-то?
– Тут, Коленька, много новых людей. И все меньше старых... – Марина держалась за руку Хохла, и тот бережно вел ее к крыльцу. – Как отец-то там?
– Мой или твой? – отозвался Николай, подхватывая за ручку коричневый чемодан и волоча его за собой.
– Оба.
– Ну, с твоим все в порядке. У него сейчас книга выходит о нашем криминале...
– О, могу представить! – усмехнулась Марина. – Теперь он знает об этом не понаслышке!
– Да ладно тебе! – засмеялся и племянник, входя следом в прихожую. – Он так переживает за тебя, что, по-моему, телевизор не выключает, боится новости пропустить – вдруг тут у вас что...
– Ну, мы птицы невысокого полета, так, над местным болотом кружим. – Марина села на стул, подставила Хохлу ногу в высоком сапоге, и Женька привычно взялся за голенище. – А генерал наш как там?
– Так ты не в курсе, что ли? Выперли его из министерства! – сообщил Николай, вешая на плечики куртку. – Ну, он и вообще запил. Мать к нему вернулась было, да не выдержала – он же просто невменяемый сделался. Там дома такое творится – жуть, я к деду сразу перебрался от греха подальше.
Марина почувствовала укол совести – в конце концов, одной из причин увольнения Дмитрия была она, Коваль. Конечно, как сказал отец, ее появление в жизни генерала МВД было только зацепкой, поводом, но все равно Марине было неприятно сознавать, что брат вылетел с работы не без ее участия. Злорадная ухмылка на лице Хохла не укрылась от ее взгляда, и Коваль сверкнула глазами в сторону любовника:
– Прекрати!
– А что? – вполне натурально удивился Женька, помогая ей подняться со стула. – Я не скрываю – мне твой братец перестал нравиться с того момента, когда в Москве открыл свою варежку и начал поливать тебя грязью. А уж после того, как ты вместо него мне под руку на перо попала, я вообще его видеть и слышать не хочу.
Коваль покачала головой, осознав бесполезность разговоров: упертый Хохол, как говорится, был не злопамятным, а просто злым и с хорошей памятью. А уж если он затаивал на кого-то злобу, то о последствиях лучше было даже не думать. Сейчас, когда племянник вкратце рассказал Марине историю о неприятностях Дмитрия, Хохол почувствовал что-то сродни удовлетворению: судьба отомстила генералу.
– Все, пожалуй, хватит про папашу моего, а то поругаетесь, – справедливо заметил Николай, переводя взгляд с тетки на Хохла. – В этом доме ночевать оставляют, или мне придется ехать в «Рощу»?
– Оставляют, – буркнул Женька. – Это по-прежнему проходной двор и ночлежка, вечно кто-то зависает.
– Ой, да не ври ты! – засмеялась Марина, легонько стукнув его кулаком в плечо. – Сто лет уже никого не было! Мышка вот только приехала, а так-то и нет никого.
– А Ветка? – тихо поинтересовался Николай, и Марина вдруг вспомнила, что ни словом не обмолвилась о замужестве ведьмы.
– А что – Ветка? Ветка... – она замялась, и Хохол сразу заполнил паузу, расставляя все точки:
– Замуж выскочила Ветка твоя, теперь только дома ночует. И вообще – нет ее сейчас в городе, они с Бесом в загранку уехали.
– Почему – с Бесом? – не понял Колька, и Марина объяснила:
– Коль... она за Беса замуж вышла.
Лицо племянника помрачнело, глаза потухли. Он сгорбился, как от удара, и пошел в кухню. Марина и Хохол задержались в прихожей, и пока Женька снимал куртку и убирал ее в шкаф, Коваль успела разозлиться на подругу.
– Сука... – пробормотала она. – Я б ее своими руками придушила!
– Прекрати! – велел Хохол, чуть подталкивая ее в сторону кухни. – Он не маленький, справится. Что – первая баба в его жизни? И даже не вторая, и не последняя, так что переживет. Это тоже опыт.