И вот я в шикарном заведении около знаменитого московского кинотеатра. Такси домчало меня туда по ночному городу достаточно быстро. Схема на листе тетради лежит передо мной, она проста и содержит всего семь позиций. На каждую клетку наибольшая разрешенная ставка. Вот эти позиции, они навсегда врезались мне в память.
1. Зеро, тройка–зеро, семерка.
2. Пятерка, одиннадцать, черное, нечет.
3. Семнадцать, двадцать два, красное, чет.
4. Тройка–зеро, девятка, красное, нечет.
5. Тридцать, десять, красное, чет.
6. Зеро.
7. Один–зеро, два–зеро, три–зеро.
Прекрасные позиции, не правда ли?
«Здравствуй, мама! Пишет твоя дочь Жанна. Как ты живешь? Я живу хорошо. Папа пишет мне письма. Живу я у бабушки. Бабушка приехала из Охотска и теперь живет тут в поселке. Папа все, что заработал в тундре, оставил бабушке. Он ее и уговорил пожить со мной, пока он устроится в городе и заберет меня. Мама, что тебе прислать и можно ли тебе послать рыбу? Это в тюрьму, говорят, что нельзя посылать посылки, а в ЛТП, наверно, можно их посылать?
Целую. Твоя дочь Жанна».
Папа прилетел, даже не доработал сколько положено в своей геологии, примчал прямо на геологическом вертолете, всех тут напугал, сел прямо у нашего дома, выскочил из вертолета, весь бородатый, в зеленой куртке с капюшоном — энцефалитке, которую все геологи носят, с большущим рюкзаком. Заходит домой, а мамка лежит с похмелья, в таз блюет. Он на нее так посмотрел, я думала — сейчас ударит. Но он на кухню вышел, меня обнял и давай из рюкзака доставать всякие вещи.
Он мне привез когти медведя и клыки. Он там медведя убил. Когти к тапочкам спереди пришиты. И, когда ходишь, получается медвежья лапа, следы такие же. Медведь вообще на человека похож. У медведицы даже груди, как у женщины.
Он говорит, что не хотел убивать, что медведь все время у них из ручья продукты воровал: масло, еще разную еду. Они в ручье, как в холодильнике хранили продукты.
А потом он за собаками начал охотиться, подстерегать их около лагеря, где они в палатках жили.
Там так смешно получилось. Начальник приехал — поставил палатку в стороне от лагеря, где все жили. И спирт привез. Все пили, а утром к нему в палатку за похмелкой. Он сперва давал, а потом давай ругаться. «Нет говорит, спирта, идите вы, алкаши…
И тут опять кто–то в палатку заходит. А он сидит на раскладушке карту рассматривает. И не видит, кто зашел. Думал, опять за спиртом. «Нет, ругается, пошли вы… А тот кто–то как рявкнет! Он обернулся, видит — медведь у входа рычит. Он тогда говорил «Есть спирт есть». А у него коробка печенья была, он им завтракал. Вот он печенье медведю бросил, тог понюхал, съел, понравилось. Зашел в палатку и уселся. И кушает печенье. Потом все печенье кончилось, медведь посидел, рявкнул и ушел. А начальник выскочил из палатки и орет: «Медведь, медведь!
Но это еще не все. На другое утро опять кричит начальник: «Медведь, медведь!» Папа первый прибежал и видит что начальник следы около палатки увидел. Но это не настоящие следы были, а от тапочек, которые мне папа подарил. Он своего медведя еще раньше убил, когда тот на собак напал.
У них там полно медведей было. На них летом никто не охотится, а еды у них много они горбушу, икру отметавшую и помершую, едят. Красная рыба, когда икру отмечет, умирает. Все берега ручьев в тушках кеты и горбуши.
Папа мне много чего про тундру и тайгу рассказал. А там где он работал, не тундра, а лесотундра, что значит что там стланик растет, такой кедр, но маленький, который стелится по земле, и карликовые березы, и еще разные деревья. И горы там были, сопки по дальневосточному.
Папа рассказал, что они медведей ракетами из ракетницы отгоняли. Так их там много было. И все вороватые.
Но это папа мне все потом рассказал. А тогда в избу вертолетчики зашли, и папа поставил на стол угощение:
спирт, а мне сказал принести от соседей еды какой–нибудь. Я к корейцам пошла и попросила яиц, сала. Они сперва не хотели в долг давать, а когда я сказала, что папа прилетел, сразу дали всего.
Ну, вот, они за столом сидели, ели, пили, а тут мамка выползла из комнаты и давай похмелку просить. И они ей налили, а потом вертолетчики улетели, а папа остался. И мы с ним весь вечер проразговаривали…
Теперь моя любимая книжка: «Маленький принц». Ее французский летчик написал давно. Папа мне ее вслух читал, а теперь я сама читаю еще раз. Я вообще не очень люблю читать. Гораздо интересней, когда папа читает. Он разными голосами читает, как артист. И этого «Маленького принца» я сперва не очень полюбила, но папа объяснил, что это все про нас, про сейчас. Это везде так, что мы всегда в ответе за тех, кого приручили, сказал он. И посоветовал представить, будто я сама «Маленький принц». У меня сперва не получалось представить, а теперь получается.
Я даже стихи написала, будто я «Маленький принц».
А папа поехал в Охотск, расчет получать за работу. Дело в том, что он раньше времени уволился из–за меня, у них сезон еще только через месяц кончается, а он из–за моего письма прилетел раньше.
А маму из КПЗ выпустили и она сидела дома, ждала суда и пила. Вот папа и не понял — чего это я его с работы сорвала. Но он ничего не сказал, а только уехал в Охотск.
А потом из Охотска приехала знакомая и сказала, что папа живет там в гостинице и сильно пьет. Я хотела поехать, но меня не отпустили. А тут сам папа приехал, пьяный. Они весь вечер с мамой пили и ругались. А потом мамка отрубилась, а папа пил уже один.
И потом папа пошел купаться в море. Я за ним пошла тихонечко, чтоб он не видел. Он совсем без трусов купался, а у нас никто не купается, у нас и летом в море льдины плавают. Но папа долго плавал у берега, а потом оделся прямо на мокрое тело и, вдруг, меня увидел за камнями.
— Ты чо, — говорит?
А я говорю:
— А ты чо? Ты теперь всегда пить будешь, как мамка/
А он говорит:
— Что ты, доча! Нет, конечно. Я скоро в город поеду,
устроюсь там с жильем, с работой, и тебя к себе заберу.
Тут мне делать нечего.
И видно, что он уже почти трезвый. Он потому и
полез купаться, чтоб протрезветь от холодной воды.
И назавтра он уехал, а на другой день был суд и маме дали два года ЛТП. А потом приехала бабушка, сказала, что тех денег, которые ей папа дал, нам хватит на несколько месяцев и что папа скоро за мной приедет, увезет в город, на материк. И стала со мной жить. И еще бабушка форму привезла, ее папа в Охотске купил. И теперь я снова папе пишу письма. А когда папа уезжал, я с ним прощалась и сказала:
— Прощай, папа, я буду тебя ждать.
А он вздрогнул весь, обнял меня и говорит:
— Не прощай, а до скорой встречи. Спасибо тебе, родная, что ты меня папой назвала. Я постараюсь быть достойным этого высокого звания.
И уехал».
…Восьмой ход, ставлю все на Зеро.
…Не надо было ставить все!
…Единственный способ выиграть в казино — это стать его владельцем!
Махачкала, июнь, второй год перестройки
Уже полгода я работаю в этом зверинце. За плеча ми Северный Кавказ, Куйбышев, Тольятти, всякие мел кие городки на этих маршрутах. За плечами и железнодорожный переезд, когда мне впервые пришлось пере водить слониху из фургона в товарный вагон.
С работой, со своей своеобразной должностью я освоился полностью. Знаю ее, как клавиатуру пишущей машинки. Удалось обновить и значительно улучшить коллектив рабочих. За копытными у меня теперь ухаживает некто Боргес, фанат лошадей, которого я купил у кооператива по катанию на лошадках. У них тяжело заболел красивый скакун–производитель и я вылечил его, а взамен председатель уступил мне своего конюха. Боргес не пьет, ужасно жаден на деньги, угрюм, со свои ми подопечными возится с утра до ночи.
Живет он в каморке, с которой я начинал. Пробовал селить его с другими рабочими — не уживается. Он, конечно, с причудами, но для меня — находка. Когда мы познакомились поближе и он начал мне доверять, показал коллекцию презервативов, штук пятьсот. В то же время, несмотря на тридцать лет, он, по–моему, еще девственник. Слишком робок.
Вторая находка — ветфельдшер, ухаживающий одновременно и за хищниками. Молодой красивый татарин, удачливый ловелас. Он тоже не пьет, любит хорошо одеваться. Поселил я его в ветлаборатории, которую удалось организовать, несмотря на противодействие толстозадой Веры Петровны, главбуха. Каждое утро оттуда выныривают молодые девчонки.
Третий — недавно освободившийся мужчина с же ной, которую лупит каждый вечер. Пьет он умеренно, работает яро и умело. Поставив его бригадиром, я освободился от необходимости постоянно контролировать уборку, кормление и прочие заботы зоозала. Метод руководства и воздействия на нерадивых у него простой — крепкий кулак. Тем не менее, порядок поддерживается регулярно.
Последняя находка — муж и жена Мордвины. Без ропотные, тихие работяги. Почти непьющие. Так что теперь после получки голова болит только за техническую службу. В моем «государстве» порядок, что несколько удивляет директора. Ему с кадрами везло нечасто: он сам подбирал обычно людей от какого–нибудь порока зависимых, падших, чтобы иметь над ними полную власть. Я пытался ему доказать, что рабский труд непроизводителен. Теперь доказал фактами.
Тем не менее, мой запой его обрадовал. Я, как он надеется, теперь попадаю в клан согрешивших, а значит — зависимых.
Сегодня утром «доброжелатели» уже порассказывали мне о кое–каких моих похождениях. Якобы на весь зверинец орал Вере Петровне: «толстожопая». Антонине заявил: «Я для тебя ночью член на окно положу, можешь брать», а увидев директора, вместо того чтоб смутиться, возмутился: «Я же вас еще вчера уволил, какого черта вы тут крутитесь? Ну–ка, марш с территории».
Все это забавно, но у меня не было сил даже улыбаться. Хорошо, что, наконец, Филиппыч принес пиво. Я выпил две бутылки взахлеб и почувствовал себя не много лучше.
В это время пришел Жopa. Он сам сильно болеет с похмелья, поэтому сегодня полон сочувствия. Подмигивает и достает из–за пазухи на две трети полную бутылку красного. Я всасываю целый стакан и совсем оживаю. Даже в состоянии закурить и глубоко затянуться без опасения тошноты.
Под окнами пронзительно орет Тоня: «Иваныч, тебя к директору».
Наскоро бреюсь, иду.
Вместо взбучки встречаю взаимопонимание и сочувствие. Более того, в городе у него есть, оказывается, чудо–врач, выводящий из запоя в один миг.
— Деньги все пропили? — спрашивает шеф.
— Естественно.
Он подзывает «шестерку» Леву, торговца в паях с шефом сладкой ватой (гениальным продуктом, позволяющим мгновенно превращать обычный сахар в рубли), дает ему команду.
Чуть спустя, меня уже везут на такси к местному Айболиту.
Чародей — толстенький, лысенький. Он гарантирует успех после двух сеансов и посылает меня за соком, любым, дает бутылку из–под кефира. Принесенный сок переливает в два стакана и говорит Леве:
— Я буду использовать вашу энергию. Сядьте рядом и выпейте этот сок, держась за руки. Вы ничего не почувствуете и никакого вреда вам не будет. А пациент к завтраку полностью очистится от скверны. Садимся, беремся за руки. Лева недоверчиво нюхает сок, но не возражает, хотя чувствует, что боится. Ай болит сидит напротив, он снял очки и маленькими зеленоватыми глазами уставился мне в переносицу. Пока я пью сок, он внушает:
— Вы полностью выходите из запоя, вы прекращаете пить, алкоголь вызывает у вас отвращение…
Лева выделяет Айболиту триста колов, мы ловим такси и едем обратно. Уже в дороге я чувствую резкие позывы к рвоте, дважды останавливаю машину, чтоб проблеваться.
В своей комнатке я продолжаю блевать. Пью и блюю до позднего вечера, целое ведро воды перекачал через себя в ведро. Но к утру я, в самом деле, довольно свеж.
Вторично я еду к чудодею один. Повторяется тот же трюк с соком, но на этот раз он добавляет туда белый порошок. На этот раз я, по его словам, должен пропотеть, перегореть и окрепнуть. Еще 300 рэ переходят в его карман.
На обратном пути меня начинает жечь, кожа горит, краснеет. И сразу приходит догадка — действие кодеина ни с чем не спутаешь. Остается понять, какое рвотное он так хитро подмешал мне в сок.
Через три дня я опять у него. Он не ожидал моего визита, но мне нужно хоть пару сотен — жить не на что, а опять попросить у директора стыдно. Я поясняю чудодею, что готовлю заметку в местную газету, где намерен поблагодарить его за помощь, а параллельно рассказать о его хитрой методике. Нет, я действительно ему благодарен — из запоя–то вышел, но зачем эта дешевая магия, проще раскрыть рецепт рвотного и ограничиться 50 рублями за услугу.
Айболит чувствует себя так, будто сам заглотил это рвотное вместе с лошадиной дозой кодеина. Тем не менее деньги возвращает, грубо заметив, что он не нищий. Еще бы! У него в коридорчике ждут приема мужиков пятнадцать вместе с женами и родственниками. 60О * 15=9000. Неплохой бизнес за пару дней. Но я не склонен его шантажировать. Не все же его клиенты эрудированны вроде меня. И не сомневаюсь, что многим он помогает на несколько лет завязать с выпивкой. Он же не антабусом ядовитым пользует, а медикаментами безобидными, должными только подкреплять его внушение, вызвать соответствующую реакцию. Короче, мне этот мошенник вполне понятен и чем–то близок. Я сам такой.
А работы за это время накопилось масса. Надо брать анализы на глисты, болеет муфлон — похоже на воспаление легких, пора делать прививки от сибирской язвы, некоторые клетки требуют профилактического ремонта. Да и директор, успокоившись за меня, опять намыливается в командировку, а потом планирует от пуск.
Работать же в Махачкале чрезвычайно трудно. Очень яро выражен национализм дагестанцев. Меня утешают тем, что в Грозном среди чечни будет еще хуже.
Москва, Полежаевская, квартира Верта, 7–30, 2000 год
Дурной голова — ногам правды нет. Так буряты обычно говорят. Интересные люди буряты, у них например, объяснение в любви звучит так: би шанда дуртеп, что означает: я тебя хочу. А слово «люблю» в их лексике отсутствует. Зато для обозначения снега существует несколько самостоятельных существительных, определяющих снег как ранний, плотный, ноздреватый, обледеневший и подтаявший. Есть еще существительные, ориентированные в будущее этого снега: снег, который скоро растает, снег, который скоро выпадет. А слово «люблю» отсутствует, только «хочу».
Ехал я как–то в междугороднем автобусе, народу было немного, молодой парень с девушкой на заднем сидении играли в слова, слева от них сидела в одиночестве опрятная старушка, прислушивалась. Я читал книгу, но краем уха ловил разговоры.
«Кол, — сказал парень, — тебе на «л».
«Мы, вроде, все слова на «л» перебрали, — сказала девушка. — Ну, может, листать…»
«Это глагол, — сказал парень, — а надо существительное».
Девушка примолкла, не могла вспомнить слово. И тут старушка возмущенным и очень звонким, молодым голосом сказала:
«А — ласка, любовь! Эх вы, лопари!»
Наверное, у лопарей тоже нет такого слова.
Я, вот, со словом «любовь» знаком. Но кого я люблю больше: дочку, себя? Вчерашнее (нет, сегодняшнее) казино — лучшее тому свидетельство. Это же надо, спустить за ночь 12 тысяч. Хорошая квартира во Владивостоке для любимой дочери!
Эх, подумал я, жалко, что выпить не могу. Сразу стало бы легче.
А внутренний голос, привыкший поддакивать, выразился, вдруг, вполне независимо.
«У тебя еще имеется 18 тысяч, — сказал он, — поезжай тот час в банк и переведи их дочке. Ну, не все 18, а хотя бы десять. Ей на квартиру вполне хватит. А тебе восьми оставшихся так же хватит. Все равно у тебя еще пару месяцев назад и бычка покурить не было».
«А что, — сказал я внутреннему голосу, — и поеду. Вот банк откроется к девяти, и поеду. Все равно же промотаю деньги зазря».
«Ну, ну, — сказал внутренний голос скептически, — попытаюсь поверить».
Я пустил горячую воду. Пока ванная набирается, успею приготовить завтрак, а потом, чистый и свежий, позавтракаю и поеду. Главное — кофе побольше и послаще.
Кофе в шкафу не набралось и на глоток. Выдул вчера остатки.
Я посмотрел на часы — без пятнадцати восемь. Внизу, кажется, был гастроном круглосуточный. Да и в ларьках должен быть кофе. Я быстро оделся и подошел к бурчащему телевизору, выключить.
По ТНЧ (Твоя Новая Чушь) шли «влагальные» новости. Я порадовался, что звук приглушен. Один вид этого «вещателя» вызывал у меня (сам не знаю почему) брезгливую дрожь. А голос вообще выбивал из колеи: я мгновенно проникался яростью, видно выброс адреналина в кровь был угрожающе велик. Поэтому, заткнув ему глотку нажатием кнопки телевизионного выключателя, я испытал некоторое довольство. (Как мало нужно человеку для счастья!)
Потом вновь направился к двери, но, похоже, мне не суждено было сегодня до нее дойти. Дело в том, что дверь проявила некую самостоятельность, ранее ей неприсущую, — открылась сама. Этой я ей мог простить, но она, вдобавок, впустила мужика совершенно отвратительной внешности. Сказать, что он был похож на столь мне антагоничного «влагального вещателя», — значит, ничего не сказать: он был еще противней.