Наконец Мэллори отыскал голую лампочку, подвешенную под стропилами, подошел и дернул за свисающий с нее измызганный шнурок. Помещение залил резкий белый свет, лампочка закачалась туда-сюда, и по стенам заплясали тени.
- Есть тут кто? - окликнул детектив и чуть не подскочил от удивления, когда услышал ответ.
- Да.
- Где вы? - он с опаской огляделся.
- Здесь.
- Где здесь?
- Посмотрите вниз.
Посмотрев вниз, Мэллори увидел миниатюрную, не более девяти дюймов в холке, лошадку, стоящую прямо рядом с ним.
- Так это ты говорил? - спросил детектив, присев на корточки, чтобы разглядеть элегантное животное.
- Да, - подтвердил конек. - Вон там висит маленькое полотенце, - он махнул головой в сторону ближайшего стойла. - Не будете ли вы добры взять его и положить мне на спину?
Подойдя к стойлу, Мэллори взял полотенце и бережно накинул его маленькому коньку на спину, как попону.
- Спасибо, - сказал конек, не удержавшись от крупной дрожи. - Здесь становится холодновато.
Мэллори изумленно таращился на крохотное животное.
- А я и не знал, что лошади умеют говорить, - заметил он наконец.
- Конечно, умеют.
- А я ни разу не слыхал.
- Наверное, им просто нечего было вам сказать.
- Наверное, - согласился Мэллори. - Кстати, ты-то сам лошадь, не так ли?
- Определенно.
- А это конюшня?
- Совершенно верно.
- У вас тут, случаем, не расквартированы единороги, а?
- Боюсь, нет, а что?
- Я тут следовал за одним по ездовой тропе и подумал, что он мог остановиться здесь, чтобы укрыться от непогоды.
- Я бы с удовольствием вам помог, - сказал конек, - но уже больше месяца ни один единорог у нас тут не останавливался. - Он помолчал. - Они большая редкость, знаете ли. Вряд ли во всем Манхеттене их нынче сыщется больше двух дюжин. А в каком он двигался направлении?
- Думаю, на север. Я не сумел нагнать его, чтобы убедиться в этом окончательно. - Открыв дверь, Мэллори высунул голову на улицу, обнаружил, что видимость по-прежнему нулевая, и решил подождать еще пару минут, прежде чем снова двинуться навстречу ветру и снегопаду. - Я еще ни разу не видел такого маленького коня.
- Я не всегда был так мал, - ответил тот.
- Да?
Конек горестно покивал головой.
- А что же случилось? - полюбопытствовал Мэллори.
- По моему виду не скажешь, но я был беговой лошадью.
- Может, я и видел тебя на бегах. Я бывал в Белмонте и Акведуке три-четыре раза в неделю.
- Да я был не очень-то хорош. Когда я родился, на меня возлагали большие надежды, но я изрядную часть своей карьеры провел, бегая в местах вроде Тристлдауна, Латонии и Фингер-Лейкс.
- А как тебя зовут? - спросил Мэллори.
- Вас интересует имя, которое мне дал владелец, или настоящее?
- Пожалуй, настоящее.
- Эогиппус.
- Ни разу о тебе не слыхал.
- Я бегал не под этим именем. Это имя я избрал, когда понял свое истинное предназначение. - Фыркнув, Эогиппус продолжал: - Как я сказал, я был не очень хорошим бегуном.
- Похоже, ты как раз из разряда тех лошадей, на которых я всегда ставил, - холодно заметил детектив.
- Мой владелец и тренер делали все от них зависящее, чтобы помочь мне добиться успеха.
- Например?
- Первым делом они выхолостили меня.
- И это придало тебе прыти? - с сомнением поинтересовался Мэллори.
- Это придает мне прыти, когда я вижу приближающегося ветеринара, вот что я вам скажу, - с горечью молвил Эогиппус и заржал; эхо его ржания долетело из сумрачных глубин конюшни, словно вздох. - Едва я оправился, меня вернули на ипподром.
- Может, им следовало испробовать шоры, - предположил Мэллори.
- Пробовали.
- Помогло?
- Шоры помогают лошадям, которые озираются по сторонам и отвлекаются от дела. Я был не таков. Я вкладывался душу в каждый свой шаг. А шоры лишь заслоняли от меня две трети мира, и только. - Он помедлил. - Потом в ход пошли медикаменты.
- Запрещенные законом?
- Совершенно законные, - покачал головой Эогиппус. - Мой тренер считал, что у меня болят мышцы, а лекарства должны были заглушить боль. - Он снова заржал. - Они искалечили мою сестру, которая и помыслить не могла, что у нее воспалена лодыжка, пока не порвала связки. Но я-то был совершенно здоровым!
- Просто медленным, - подсказал Мэллори.
Конек печально покивал головой и несчастным голосом подтвердил:
- Просто медленным.
- Что ж, не каждому коню дано быть Сиэттл-Виражом.
- Он был моим дядей, - сообщил Эогиппус.
- Правда? Я едва не разорился, пытаясь найти лошадь, способную обставить его.
- Когда он бежал по дальней прямой, деревья клонились к земле, - при этом воспоминании в голосе Эогиппуса зазвучало благоговение. - А я так отчаянно хотел быть похожим на него! Для того я и родился на свет - бегать настолько быстро, чтобы мои ноги едва касались земли, чтобы опережать ветер. Ах, как я старался! Я бегал до потери пульса, - он выдержал трагическую паузу, - но у меня просто не было способностей.
- И что же случилось?
- Однажды я бежал на третьеразрядном ипподроме в Нью-Мексико и уже отстал от лидера больше чем на корпус, как всегда со мной бывало через полмили или около того, и жокей начал нахлестывать меня, но вдруг седло соскользнуло, и он свалился.
- Твой тренер плохо затянул подпругу.
- Точно так же подумал и я, но в тот же вечер заметил, что ясли с овсом будто бы стали чуточку выше. А когда помощница тренера пнула меня во время разминки на следующий день, седло опять съехало. Тогда-то я и понял, что уменьшаюсь. Всякий раз, когда меня били, я становился чуточку меньше. - Он помолчал. - В конце концов я стал слишком мелким для бегов, и меня списали, но я все равно продолжал уменьшаться. И тут наконец я понял всю правду: всякий раз, когда любую из лошадей хлещут плетью или дурно с ней обращаются, я становлюсь мельче. Вот тогда-то я и сменил свое прежнее имя на Эогиппус - первая лошадь. Во всех беговых лошадях есть что-то от меня, а во мне - что-то от них.
- И давно это продолжается?
- Уже лет десять.
- Да ты вроде бы не уменьшился за время нашей беседы, а ведь гдето на планете в это самое время непременно проводятся бега, где хлещут беговых лошадей.
- Так и есть, - подтвердил Эогиппус, - но теперь я крайне мал, и перемены во мне так же пропорционально малы, и от недели к неделе едва заметны.
- А как тебя занесло в Центральный парк?
- Это конюшня для списанных беговых лошадей, избежавших мыловарни, - пояснил Эогиппус. - Большинство таскает тележки, а пара-тройка возит жирных мальцов по ездовым дорожкам.
- Только не говори, что ты возишь тележку!
- Нет, но здесь я живу в полном довольстве.
Тут Мэллори услышал за спиной вполне отчетливый лошадиный смех. Обернувшись, он узрел вороного коня, вперившего в него взгляд.
- О каком довольстве тут может быть речь?! - изрек вороной. - Мы всего лишь сборище надломленных духом и телом кляч, дотягивающих свой срок по пути к могиле или фабрике собачьих консервов.
- Твои слова полны горечи, - заметил Мэллори.
- А как же может быть иначе? Не все же мы похожи на Эогиппуса, а уж тем паче на Меновара или Секретариата.
- Очень немногие лошади похожи на Меновара или Секретариата, - указал детектив.
- Это потому, что очень немногие так же здоровы! - огрызнулся конь. - Я был бегуном целых шесть лет, и ни разу не сделал твердого шага, не провел ни дня без боли. Я привык чувствовать, как кнут жокея впивается в меня, в то время как я выкладываюсь, хотя ноги у меня сводит, а бабки прямо пылают огнем, и все ломал голову, чем же эдаким заслужил, чтобы Бог так люто ненавидел меня.
- Прискорбно слышать.
- Тебе не было так прискорбно в тот день, когда ты швырнул мне билеты в лицо, а тренеру велел порубить меня на корм рыбам.
- Я?! - удивился Мэллори.
- Я запомнил твое лицо на всю жизнь.
- Тогда прими мои извинения.
- Вот уж порадовал, - с упреком буркнул конь.
- На ипподроме я теряю контроль над собой, - смутился Мэллори.
- Только люди теряют контроль над собой на ипподроме. Лошади - никогда.
- Это не совсем так, - мягко вклинился в разговор Эогиппус. - Бывают исключения.
- Назови хоть одно, - с вызовом потребовал вороной.
- Мне вспоминается Бандитка, - крохотная морда Эогиппуса озарилась при этом воспоминании внутренним светом. - Она была без ума от ипподрома. - Он обернулся к Мэллори. - Вы хоть раз видели ее?
- Нет, но слыхал, что она представляла собой нечто особенное.
- Лучшая кобылка всех времен без исключения, - непререкаемым тоном заявил Эогиппус. - Она была впереди с первого шага до последнего.
- И была мертва шесть часов спустя, - добавил вороной. - Последний шаг сломал ей ногу.
- Верно, - уныло согласился Эогиппус. - В ту ночь я потерял целый дюйм. - Он тряхнул гривой. - Можно подумать, что против нее сделал ставку сам Гранди.
- Гранди? - оживился Мэллори. - Что вам о нем известно?
- Это самый могущественный демон в Нью-Йорке, - объявил Эогиппус.
- А зачем ему понадобилось красть единорога? - продолжал Мэллори допрос.
- Верно, - уныло согласился Эогиппус. - В ту ночь я потерял целый дюйм. - Он тряхнул гривой. - Можно подумать, что против нее сделал ставку сам Гранди.
- Гранди? - оживился Мэллори. - Что вам о нем известно?
- Это самый могущественный демон в Нью-Йорке, - объявил Эогиппус.
- А зачем ему понадобилось красть единорога? - продолжал Мэллори допрос.
- Кроме обычных резонов?
- Не знаю. А каковы обычные резоны?
- Ну, к примеру, хотя бы выкуп.
- Нет, - отрицательно повертел головой Мэллори, - он не предъявлял никаких требований.
- Что ж, всегда остается рог. На черном рынке он стоит целое состояние.
- А Гранди нужно состояние?
- Нет.
- А для чего еще годится единорог?
- Да почти ни для чего, - презрительно изрек вороной.
- При каких обстоятельствах он был похищен? - поинтересовался Эогиппус.
- Он был передан под опеку эльфа по имени Мюргенштюрм и похищен часов десять назад Гранди и лепреконом по имени Липучка Гиллеспи.
- Я слыхал о нем, - задумчиво проронил Эогиппус. - Он и сам по себе устрашающий субъект.
- А ты хотя бы вчерне не знаешь, где я смогу его отыскать? - спросил детектив.
- Нет. Но мне не по нутру мысль, что хоть какое-нибудь животное подвергается дурному обращению. Если вы подождете до завтрашнего утра, когда снегопад прекратится, я с удовольствием составлю вам компанию.
- Я не могу ждать, - возразил Мэллори. - Фактически говоря, я и так тут задержался дольше, чем следует. Отведенный мне срок истекает.
- И какой же это срок? - заинтересовался Эогиппус.
- Гильдия Мюргенштюрма прикончит его, если я не найду Лютика к рассвету.
- Лютика?! - заржал пораженный Эогиппус. Это имя прокатилось вдоль конюшни эхом - все лошади повторяли его тоном величайшего благоговения.
- А он отличается чем-нибудь особенным? - справился Мэллори.
- Еще бы, раз Гранди его заграбастал! - ответил Эогиппус.
- Что-то я не понял.
- Раз в тысячелетие на свет рождается единорог с почти безупречным рубином во лбу, в точности под рогом, - поведал Эогиппус. - Это своеобразное родимое пятно.
- Из чего я заключаю, что у Лютика таковой имеется.
- Имеется, - подтвердил крохотный конек.
- И это так поднимает его в цене, что может заинтересовать даже Гранди?
- Деньги здесь ни при чем. Рубин открывает дверь между мирами, да и сам по себе является источником невероятного могущества. У Гранди уже есть два таких камня, потому-то он и Гранди. Кто знает, кем он станет, если заполучит еще и третий?
- Все только и твердят мне о том, что никакого волшебства не существует, - пожаловался Мэллори, - и тем не менее, смахивает на то, что это единственная сила, правящая тут бал.
- Камни вовсе не волшебные, - не согласился Эогиппус. - Они обладают определенными свойствами, находящимися в полнейшем соответствии с законами, управляющими физической Вселенной, создавая проницаемую мембрану между вселенными и позволяя своему владельцу канализовать электромагнитные излучения мозга куда более эффективно, чем всякому другому.
- А что бы камни делали, будь они волшебными? - недоумевал Мэллори.
- То же самое.
- Тогда разница лишь в названии.
- Разница в научном содержании, - поправил его конек.
- Но результат-то один.
- По сути.
- Как по-твоему, что Гранди собирается делать с этим могуществом?
- От этого мира он уже получил все, что хотел. Я склонен предположить, что дальше он намеревается распространить свое влияние и на ваш мир. Простите меня за столь поспешные выводы, но ведь вы из того, другого Манхеттена, не так ли?
- Да.
- Вот я и думал, что вы бывали там не только для того, чтобы играть на бегах.
- Почему?
- Потому что вы тут только и разглагольствуете, что о волшебстве, как будто средства важнее, чем результат. На самом деле существенно только что Гранди сделает с камнем Лютика, а не как он это сделает.
- Поддерживаю, - согласился Мэллори, направляясь к двери. - Я лучше пойду.
- Куда же вы пойдете? - спросил Эогиппус. - Даже если единорог, которого вы преследовали, и в самом деле Лютик, вы все равно не сможете отыскать его след в такую пургу.
- Знаю. Думаю, мне остался лишь один возможный курс действий - найти телефонную книгу.
- Зачем?
- Мне надо разыскать полковника Каррутерса, если он живет в Манхеттене.
- А какое отношение Каррутерс имеет к Лютику? - осведомился Эогиппус.
- Ни малейшего. Но поблизости он вроде бы единственный эксперт по единорогам - во всяком случае, единственный из тех, о ком я знаю. - Мэллори на миг задумался. - Если объявится Мюргенштюрм, скажите ему, пусть выяснит адрес Каррутерса и нагонит меня там.
- Я с вами, - решительно заявил Эогиппус. - Вы тут чужак, вы рискуете потерять не один час на одних лишь поиски телефонной книги, не говоря уж о том, чтобы отыскать этого полковника Каррутерса.
- Мне придется тебя понести, - сказал Мэллори, наклоняясь, чтобы взять крохотное животное на руки. - Снег тебе выше головы.
- Но мне-то он не выше головы! - возразила рослая гнедая лошадь в дальнем конце конюшни. - Я могу везти вас обоих.
- Нет, - возразил сивый мерин. - Их повезу я.
- Тихо! - гаркнул вороной, наклоняя голову, чтобы зубами открыть щеколду двери своего стойла. - Их повезу я.
- Я думал, ты меня ненавидишь, - заметил Мэллори, когда конь приблизился к ним.
- Так и есть, - холодно откликнулся тот.
- Тогда почему?..
- Чтобы распалить свой гнев. Кроме ненависти, у меня ничего не осталось, а ненависть, как и любовь, нуждается в постоянном подкреплении.
- Что ж, если начнешь скользить и спотыкаться, неустанно тверди себе, что ненавидишь Гранди еще больше.
Мэллори открыл дверь, поставил Эогиппуса на возвышение, вскарабкался туда сам и осторожно уселся на вороного.
- Что ж, на радость или на беду, пора в дорогу, - молвил Мэллори, и вороной вышел на улицу, где хлесткий ветер и вихрящийся снег мгновенно ослепили их.
- Держись за мою гриву, - сказал вороной, переступая порог.
- Но ты ведь не собираешься бежать в этом месиве, а? - с опаской поинтересовался Мэллори.
- Тебе ведь важно выиграть время, разве не так?
- Добраться до места целым и невредимым не менее важно, а я еще ни разу не ездил на неоседланной лошади.
- Тогда тебе придется научиться, не так ли? - с нотками удовлетворения в голосе заявил вороной.
- Земля совсем обледенела. Ты опять повредишь себе ноги.
- Я буду лелеять свою боль. Она будет напоминать мне о тебе.
- А твое имя, часом, не Пролет? - саркастически полюбопытствовал Мэллори.
- Имя мне, - отрезал вороной, - легион.
И сорвался на бег. Мэллори, держа Эогиппуса под мышкой, отчаянно вцепился закоченевшими пальцами в покрытую снегом вороную гриву, а его черный плащ развевался на ветру, как громадная крылатая тварь.
Глава 6
Полночь - 00:27
Дрожащий Эогиппус стоял в снегу, пока Мэллори, привалившись к стенке будки, поспешно перелистывал телефонную книгу.
- Ну как, есть Каррутерс в списке? - поинтересовался конек.
- Полковник В. Каррутерс, - зачитал Мэллори. - Вряд ли их может быть двое.
Выудив из кармана монету, детектив опустил ее в щель автомата и набрал номер, но через несколько секунд объявил:
- Не отвечает.
- Наверное, празднует Новый год, - предположил Эогиппус. - Как там насчет адреса?
Мэллори снова заглянул в книгу.
- Улица Уныния, 124, - сообщил он, нахмурившись. - Что-то я о такой не слыхал.
- Это между Леностью и Отчаянием, - сказал вороной.
- Это такие улицы? - уточнил Мэллори.
- Да, в этом Манхеттене.
- А ты бывал на улице Уныния?
- Я таскал похоронные дроги, - кивнул вороной, - после одной из устроенных Гранди эпидемий чумы.
- Похоронные дроги?
- Гранди ставит на большие числа, - угрюмо бросил Эогиппус.
- Да уж, пожалуй, - согласился Мэллори, положил Эогиппуса на холку вороного и неуклюже вскарабкался следом, затем прижал Эогиппуса к груди и обвил черную гриву вороного вокруг пальцев правой руки. - Ладно, поехали.
Вороной затрусил через бескрайнее белое поле, в которое превратился Центральный парк, словно светившееся во мраке мерцающим, переливчатым светом. Проехав четверть мили, Мэллори обратил внимание, что по белому полю там и тут расставлены странные фигуры.
- Это что еще за черт? - спросил он, указывая на самую крупную.
- Это не черт, а снежная баба, - ответил Эогиппус.
- Ни разу в жизни не видел ничего подобного!
- Вернее, на самом-то деле это снежная горгона.
- У какого-то ребенка чертовски буйное воображение, - прокомментировал детектив.
- Да, - согласился миниатюрный конь. - Ступни должны быть гораздо крупнее.
- Ты хочешь сказать, что в этом мире действительно существует нечто подобное?
- Разумеется, - подтвердил Эогиппус.
Снежные творения становились все более и более замысловатым, достигнув кульминации в снежной крепости, которая вполне могла бы приютить целый батальон.
- Чудесная работа, - отметил Эогиппус. - Обратите внимание, что все кирпичи сделаны изо льда. Держу пари, что подъемный мост работает по-настоящему.