– А почему это вас интересует? – подозрительно посмотрел на меня Стасик.
– Дело в том, что я видел Наталью Валерьевну на съемочной площадке и, признаться, был просто поражен ее артистическим талантом, – непринужденно произнес я. – А совсем недавно я имел честь познакомиться с ней лично. Я приходил к ней вместе с дочерью режиссера Альберта Пиктиримова, – добавил я, мельком глянув на лицо Стасика, принявшее какое-то постное выражение.
– Вы Аристарх Русаков? – Ярошевич как-то совсем уж косо посмотрел на меня.
– Да, – ответил я. – Разве я не представился?
– Представились, – неопределенно произнес Ярошевич, не сменяя постной физиономии. – Так, значит, вы ведете расследование убийства продюсера Лисянского?
– Журналистское расследование, – поправил я актера и понял, что наши подозрения относительно близости Стасика и Натальи Алениной, похоже, оказываются верными. А иначе откуда знать актеру Ярошевичу о нашем с Ириной разговоре с Алениной, как не с ее собственных слов?
– И что вам уже удалось выяснить? – стараясь не придавать голосу особого интереса, спросил Стасик, который уже перестал изображать из себя занятого человека, у которого масса неотложных дел.
– Да пока что мало чего, – уклончиво ответил я и незаметно посмотрел на глазок камеры, который был включен. Степа, мой дорогой оператор Степа, всегда понимавший меня с полуслова и полужеста, понял все и на этот раз и снимал «вторую серию» нашего с Ярошевичем разговора на камеру с самого его начала, делая вид, будто бы разбирает и складывает свои операторские пожитки…
– И все же? – произнес Стасик, уже не скрывая своего горячего интереса.
– Ну-у, – протянул я, – по моему мнению, убил Марка Лисянского дилетант, на что указывают ранения, полученные Лисянским. Убийца, скорее всего, знал, что продюсер ужинает в ресторане «Ерема», и поджидал его, не выдавая себя. Возможно, продюсер и убийца были знакомы, поскольку последнему каким-то образом удалось заманить Лисянского в переулок за дом. И там он убил его возле мусорных контейнеров тремя выстрелами в грудь из пистолета.
– Ну, это, в общем-то, общеизвестно, – заметил Стасик.
– Так я и говорю, что выяснить пока удалось очень мало, – тоном оправдывающегося и даже в чем-то виноватого человека произнес я.
– А как вы думаете, причастен к убийству Лисянского режиссер Пиктиримов? – спросил Ярошевич.
– Думаю, что нет, – ответил я. – Ведь Альберт Андреевич не заинтересован в том, чтобы финансирование фильма, которого он столько времени ждал, вдруг прекратилось, – ответил я не совсем правду.
– Но, насколько мне известно, деньги Лисянский уже вложил в производство фильма, и мертвому ему никак не забрать их обратно, – заявил Стасик. – А будь Лисянский жив, он бы мог это сделать.
– Да, это так, – согласился я с доводами актера. – Однако Пиктиримов в тот вечер ужинал вместе с Лисянским в «Ереме» и даже ругался с ним, что подтвердил на допросах официант, который их обслуживал. Альберт Андреевич показался мне человеком порядочным и неглупым, и убивать продюсера и своего друга, который несколько лет его поддерживал, когда все другие отвернулись, вряд ли способен. Кроме того, убить Марка Лисянского в тот же вечер значило попросту подставиться. Ведь Пиктиримов не мог не понимать, что станет главным и, возможно, единственным подозреваемым в убийстве продюсера.
– Но ведь Пиктиримов мог взбеситься, убить в запале, в состоянии аффекта, так сказать, – в свою очередь, не согласился со мной Стасик. – Или просто выпил лишнего и, разругавшись с Лисянским, не совладал со своими эмоциями.
– Альберт Андреевич, насколько мне известно, не пьет уже полгода, – возразил я.
– Ну, а тут выпил, – предположил Ярошевич. – Мало ли… Алкоголик, не пьющий полгода или даже десять лет, не перестает быть алкоголиком.
– Может, вы и правы, – в задумчивости произнес я. – Исключать Альберта Андреевича из числа подозреваемых, наверное, еще рановато. Но вот откуда у Пиктиримова пистолет?
– Тоже верно, – неожиданно согласился Стасик. – А если не Пиктиримов, не наркоман или какой-нибудь иной случайный человек, то кто тогда убил Лисянского?
– Я не знаю, – честно признался я.
– А Наталью Валерьевну вы не подозреваете? – вдруг спросил Стасик.
Этот вопрос поставил меня в тупик. Я с удивлением посмотрел на актера и задумался.
Зачем он это спросил? Хочет прощупать меня, чтобы потом обо всем доложить Алениной? Или это простое любопытство человека, которому задали загадку и он ищет на нее ответ? И что мне в таком случае отвечать?
Все же я решил удовлетворить его любопытство и ответил:
– Да, она у меня тоже на подозрении.
Ярошевич как-то странно посмотрел на меня:
– А зачем ей убивать своего мужа?
– Я не утверждаю, что это она убила, – поспешил я заверить Ярошевича. – Я вообще ничего не могу утверждать, поскольку не располагаю никакими серьезными уликами. Но исключать ее из числа подозреваемых, одинаково как и режиссера Пиктиримова, было бы, наверное, неразумно.
– Вы рассуждаете как настоящий полицейский, – заметил Ярошевич. – Это черное, а это – белое. И более никаких оттенков…
– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался я.
– Вы слишком прямолинейны, – ответил Стасик. – Чтобы распутать это убийство, мне кажется, надо иметь более гибкий ум. К тому же Наталья Валерьевна никак не могла убить продюсера Лисянского, – твердо добавил Ярошевич.
– Почему вы так уверены? – поинтересовался я.
– Потому что у нее имеется железное алиби. Ведь во время убийства она была дома, – ответил Стасик, как мне показалось, с какой-то внутренней усмешкой.
Похоже, я ему уже не нравлюсь… Может, разозлить его окончательно? И он в запале ляпнет чего-нибудь лишнего?
– Она была вместе с вами? – быстро спросил я.
– Да, я в это время был дома у Алениных, – уклончиво ответил Ярошевич.
– Вы настолько близки с Натальей Валерьевной? – поднял я брови и выжидающе уставился на Стасика.
И тут Ярошевич сделал первую глупость, произнеся следующие слова:
– Я не сказал, что я был с Натальей Алениной. Я сказал, что был у Алениных дома.
– Ночью? – теперь настала моя очередь затаенно усмехнуться.
– Собственно, да, а что тут такого? – искренне удивился Ярошевич.
– Вы были ночью в доме Лисянского на правах друга семьи? – спросил я не без ехидства, подчеркнув интонацией «в доме Лисянского».
– Нет, – сказал актер.
«Ну, делай еще одну ошибку, Стасик», – мысленно подзадорил я его. И Ярошевич «внял» моим просьбам, добавив:
– На правах друга дочери Алениной.
– Маши? – улыбнулся я.
– Да, Маши, – твердо посмотрел на меня Ярошевич.
Если бы не работала камера Степы, я бы на этом наш разговор закончил, поскольку уже удостоверился, что Стасик откровенно врет. Ведь он никоим образом не мог являться другом Маши, поскольку к этому времени они неделю как расстались. И она поставила на Ярошевиче в буквальном смысле крест, перечеркнув крест-накрест красным фломастером его фотографию у себя в комнате. И либо Ярошевич заявился к Алениной-старшей, либо у обоих, его и Натальи Валерьевны, просто нет никакого алиби. Тем более железного.
Но камера у Степы работала, и нужно было усилить эффект от своеобразного допроса актера Ярошевича. И я, уставившись в упор на Стасика, чеканя каждое слово, произнес:
– А вот Маша говорит, что вы нашли другую девушку и уже две недели как расстались с Машей и не поддерживаете с ней никаких отношений. А это значит, – решил я забить еще один гвоздь в виртуальную крышку гроба Ярошевича, – что вы говорите неправду и в ночь убийства продюсера Марка Лисянского никак не могли являться гостем Маши.
– На что это вы намекаете? – почувствовал я уже ненависть во взгляде актера.
– Я намекаю на то, Станислав Рудольфович, что вы либо приходили к Наталье Валерьевне, а не к ее дочери, либо попросту не были той ночью в доме Марка Лисянского. И если это так, то данный факт отменяет как ваше алиби, так и алиби Натальи Валерьевны Алениной.
– Вы это серьезно? – уперся в меня взглядом Ярошевич.
– Вполне, – хмуро ответил я.
Ярошевич еще какое-то время прожигал меня ненавидящим взглядом, а потом зло произнес:
– Я это так не оставлю…
– Не возражаю… Нечто подобное я от вас и ожидал, – стараясь быть предельно спокойным, сказал я. – Вам надо как-то гибче быть, что ли, Станислав Рудольфович. Мне кажется, что вы несколько прямолинейны…
– Вы еще пожалеете об этом, – скривилось в злобе лицо Ярошевича.
– Вряд ли, – ответил я.
– А я уверен, – сказал Ярошевич. И, резко повернувшись, пошел прочь, всем своим видом выражая такую решительность, словно он собирается немедленно заняться мной. Не сам, конечно, а через связи родителей, которых у них явно предостаточно…
– А славное получилось интервью, а, Степа? – спросил я оператора, когда актер скрылся из вида.
– А славное получилось интервью, а, Степа? – спросил я оператора, когда актер скрылся из вида.
– Старый, а ты не слишком был крут с этим Стасиком? – заметил Степан. – Мне он тоже не понравился, но можно было как-то поаккуратнее, что ли…
– Нет, в самый раз, – сказал я.
– Он и правда это так не оставит, – произнес оператор, выключив камеру.
– Не оставит, – согласился я. – Что же, будем готовиться к неприятностям. Предупрежден, значит, в какой-то мере защищен.
Степа посмотрел на меня и ничего не ответил…
Глава 8. Любовное гнездышко Алениной, или Если вам сверху говорят: вернись, то непременно следует вернуться
Что делать дальше? Этот вопрос занимал меня последние два часа, пока не позвонила Ирина. Она и вывела меня из некоего ступора, в который я впал после интервью со Стасиком Ярошевичем.
– Ну, как все прошло? – спросила она.
– Как я и предполагал, – ответил я.
– То есть он врал? – попала Ирина в самое яблочко.
– Еще как, – сказал я. – Знаешь, я все больше склоняюсь к тому, что этот Стасик Ярошевич попросту сделал алиби Алениной. А она – ему. И в ночь убийства он в доме Лисянского не был.
– Думаешь, это она его застрелила? – после недолгого молчания спросила Ирина.
– Она, по крайней мере, знала, куда направляется Лисянский и с кем он будет встречаться, – сказал я.
– Не факт, – я слышал, как Ирина вздохнула. – Узнав, что Аленина изменяет ему с Ярошевичем, Лисянский мог и не сказать ей, куда идет. Он совсем мог прекратить с ней делиться чем-либо и вообще разговаривать.
– Мог, – согласился я. – Зато она могла, например, уговорить его дать ей возможность объясниться. Поэтому, выйдя из ресторана, он, если, конечно, это она убила своего мужа, и пошел за ней в тот проулок с мусорными баками.
– Да, с незнакомым человеком Лисянский вряд ли бы пошел в темный двор разговаривать, – в свою очередь, согласилась со мной Ирина.
– Ну, а как твои дела? – поинтересовался я.
– Я все время торчу на съемочной площадке и продолжаю дружить с Машей, – ответила Ирина. – Нового особо я ничего не узнала, но уже знаю точно: она ненавидит свою мать. Видел бы ты, какое выражение лица становится у нее, когда речь заходит об Алениной.
– Ты там только не переусердствуй, – предупредил я.
– В смысле? – не поняла Ирина.
– Не задавай много вопросов и вообще не проявляй особого интереса к Алениной, – пояснил я. – Вся нужная нам информация должна исходить от Маши, как бы по ее инициативе. Без твоего нажима.
– Я так и делаю, – ответила Ирина. – Напрямую никаких вопросов не задаю, и если интересуюсь у нее чем-нибудь, то так, между прочим…
– Молодец, – искренне похвалил я Ирину. – Ты замечательный напарник, и в скором времени мы с тобой вполне можем организовать на паях настоящее детективное агентство.
Я пошутил, но Ирина вдруг ответила вполне серьезно:
– Я тоже думала об этом.
Мысль была интересной и стоила того, чтобы к ней вернуться. Но не сейчас. Позже.
– Я не знаю, что делать дальше, – сказал я. – Надо как-то спровоцировать Аленину, чтобы у нас появились факты, что это она убила Лисянского. Если, конечно, она к этому причастна.
– Я думаю, что причастна, – заявила Ирина.
– Ну и что будем делать? – спросил я.
– Надо установить за ней слежку, – последовал ответ.
– И как ты себе это представляешь? – поинтересовался я. – Мне надо работать, а тебе – готовиться к экзаменам.
– За экзамены я не переживаю, – ответила Ирина. – Я же два года училась в Школе юного журналиста при МГУ, забыл? На это приемная комиссия всегда обращает внимание. Кроме того, у меня много публикаций, а это тоже имеет значение при поступлении.
– Понятно, – сказал я. – Люблю уверенных в себе людей.
– А меня? – вдруг спросила Ирина.
– А тебя – в первую очередь, – ответил я.
– Ты в этом убежден? – услышал я голос Ирины, в котором не было ни малейшего оттенка игривости.
– Абсолютно, – ответил я серьезно. И после нашего обоюдного молчания добавил: – Значит, ты берешь слежку на себя?
– А ты точно уверен, что любишь меня? – Похоже, Ирина была настроена на иную волну.
– Точно, – сказал я. – А у тебя что, имеются какие-то сомнения?
– Нет, – не сразу ответила Ирина. – Сомнений у меня никаких нет. – Так как насчет того, чтобы последить за Алениной? Я беру это на себя, но, конечно, с твоей помощью, – вернулась на нужную волну Ирина. – Нам надо выяснить, являются ли Наталья Аленина и Стасик Ярошевич любовниками. И если это подтвердится, то алиби обоих на момент убийства продюсера Лисянского рассыплется в прах.
– Согласен, – сказал я. – Но если они встречаются, то это вряд ли происходит в их доме. Там Маша, да и посторонних глаз много, а это Алениной совсем не на руку.
– То, что они встречаются в другом месте, я почти не сомневаюсь, – выдохнула в трубку Ирина. – Маша говорила, что Аленина после съемок не сразу приезжает домой, а где она бывает, она «не знает и знать не хочет». Это ее собственные слова. Проследив за Алениной, мы можем узнать про их с Ярошевичем любовное гнездышко. И мне это сделать удобнее, потому что я часто бываю на съемочной площадке с отцом.
– Как он? – спросил я.
– Нормально. Не арестовали еще. Но и подписку о невыезде не отменили. Так что он со дня на день ожидает ареста, – ответила Ирина.
– Ничего, будем надеяться на лучшее, – заявил я. – И еще, будь, пожалуйста, осторожна… Что-то как-то напряженно все это.
– Буду, – ответила Ирина.
– И все время оставайся на связи, – попросил я. – Как что-нибудь не так – немедленно звони мне, поняла?
– Поняла, – ответила Ирина.
– Удачи тебе, – пожелал я.
– И тебе, – услышал я в ответ.
А удача никогда не бывает лишней, верно?
Кстати, насчет удачи и везения. Не знаю, можно ли назвать этими словами то, когда вас кто-то словно оберегает от несчастий. Уводит в нужный момент в сторону, и сосулька с крыши падает не на голову, а возле ваших ног. Или заставляет вас вдруг споткнуться без причины и остановиться, и в это время мимо вас на бешеной скорости проносится автомобиль. Еще шаг, и вы бы оказались аккурат под его колесами. Но этот шаг вами сделан не был, поскольку вы споткнулись буквально на ровном, даже гладеньком месте. Вывод: этот шаг вам попросту не дал сделать тот, кто оберегает вас от подобного. Провидение ли это или ангел-хранитель – не столь важно. Важно другое: вовремя разглядеть и распознать знаки, ниспосланные вам для спасения жизни.
Почему я говорю об этом? Потому что вечером следующего дня после звонка Ирины, когда я, проводив ее, шел домой, меня едва не убили…
Ирина позвонила где-то около семи вечера.
– Я жду тебя в Ново-Переделкино на Чоботовской улице. Это между Лукинской улицей и Боровским шоссе, – сказала она. – Сойдешь на «Юго-Западной».
– Знаю, не переживай, – ответил я. – А где конкретно встречаемся?
– Семнадцатый дом, – сказала Ирина. – Такой панельный, буквой «Г»… – Она немного помолчала, потом добавила: – Двадцать два этажа… Приезжай, пожалуйста, скорее. Кажется, я нашла любовное гнездышко Алениной и Ярошевича.
Я собрался и поехал. И как только вышел из подъезда дома, у меня развязался шнурок. У меня отличные кожаные башмаки «Мауро» испанской фирмы «Кампер» на резиновой подошве. Легкие, удобные, на шнурках, которые не рвутся и не развязываются сами по себе. Туфли эти мне очень нравятся. Шесть с половиной тысяч рубликов стоят, кстати.
Так вот, вышел я из подъезда, и у меня развязался шнурок. То, что это был знак, посланный мне охраняющими меня силами, дабы дать понять, что идти туда, куда я собрался, не следует, а следует незамедлительно вернуться домой и не высовывать на улицу носа, я понял позже. А тогда я просто удивился, что шнурок, не имеющий привычки самостоятельно развязываться, вдруг взял да и развязался. Я его завязал потуже и потопал дальше.
Ирину я нашел на подходе к дому со стороны Чоботовской улицы, поскольку дом номер семнадцать располагался в глубине улицы.
– Он от нее уже ушел, – выпалила Ирина.
– Ярошевич? – посмотрел я на нее.
– Конечно, кто же еще! – снова выпалила она.
Я удивился: вот до чего доводит людей желание разгадать тайну. Девушка была, несомненно, возбуждена. И это возбуждение вызывало в ней самый настоящий охотничий азарт. Внешне спокойная, Ирина, оказывается, была азартной женщиной! Только вот пока непонятно: это хорошо или плохо?
– А ты видела, из какого подъезда выходил Ярошевич? – спросил я.
– Видела, – ответила Ирина. – Теперь надо вычислить, на каком этаже они снимают квартиру.
– Значит, они все же любовники, – уверенно произнес я.
– Это к бабке не ходить, – посмотрела на меня Ирина блестящими от возбуждения глазами. – Поэтому Маша и ненавидит свою мать, что она отбила у нее этого Стасика.
– Верно, – согласился я. – Все складывается.
– И алиби на убийство Лисянского наверняка они друг другу обеспечили, – заключила Ирина.