– Работа на свежем воздухе плюс ежедневная физзарядка, – съязвил Мефодий. – Голодание по Брэггу, закаливание по Иванову и бодибилдинг по Шварценеггеру… Ну вот, опять двадцать пять!..
Горбатого, говорят, только могила исправит. И хоть внешне Кирилл нотрдамского звонаря не напоминал, исправить при жизни его характер было так же невозможно. Взывая к брату о перемирии, он нащупал оброненный Конопатым электрошокер и решил, что найденное оружие вернуло его на прежние позиции.
Мефодий перехватил летящие в него игольчатые контакты за провода, потом намотал их на кулак и вырвал электрошокер из рук Кирилла.
– Проваливай! – бросил он прикусившему губу брату. – Я тебе сказал: еще несколько дней, и я отсюда съеду. Несколько дней, Кирилл! За несколько дней никуда твоя дача не убежит. И передай жене, что обид на нее я не держу – что было, то было. А вам обоим счастья, богатства и долгих лет жизни.
Мефодий гостеприимно проводил отлитую им кое-как водой и обезоруженную компанию до порога. Вся банда, включая Кирилла, тащила под руки бесчувственного Василия Пантелеевича – все же апперкот Мефодия оказался не настолько щадящим, как того хотелось. Помятые конопатовцы – кто со здоровенной шишкой, кто с расквашенным носом, кто вымазанный в известке – исподлобья бросали на Мефодия недружелюбные взгляды. Однако во взглядах тех читалась не только злоба, но и плохо скрываемое уважение к более сильному противнику.
Удрученный тем, что нажил себе смертельных врагов, Мефодий все-таки был уверен, что если конопатовцы и явятся брать реванш, то произойдет это не раньше, чем через два-три дня, а за два-три дня ситуация с его неопределенным положением может и проясниться. Однако, обладая даже исполнительской интуицией, он и не подозревал, что все произошедшее сегодня было лишь опылением цветочков, ягодки на которых имели мичуринскую скороспелость…
Добропорядочные и законопослушные соседи Мефодия по подъезду (исключая, естественно, того, кто занимал весь предпоследний этаж) не прошли мимо кутерьмы, что царила весь вечер на восьмом этаже. Потому появление милицейского наряда через час после стихшей баталии было событием предсказуемым.
Милиционерам не составило труда определить, откуда исходили будоражившие жильцов звуки – вырванная с частью косяка, а теперь просто прислоненная к его остаткам дверь явно выдавала их источник. Старший наряда, усатый старлей, постучал в сорванную дверь, но ответа так и не получил. Мефодий грешным делом подумал, что милиционеры решат, будто никого в квартире нет, а поскольку побоище утихло, просто развернутся и уйдут.
Почесав затылок, старлей помялся секунду в нерешительности, а затем с помощью двух дюжих сержантов отставил дверь в сторону.
Мефодий сделал вид, что крепко спит, хотя ему, разумеется, не поверили ни на грош. А пока командир наряда, старший лейтенант Казимиров, задавал Мефодию дежурные вопросы («Да так, с братом малость повздорили; ничего страшного…», «Да нет, все в порядке…», «Что вы, что вы! Обещаю: больше не повторится!..»), сержанты провели беглый осмотр квартиры. Самый же ушлый из них – сержант Седыченко, неоднократный участник рейдов по отлову наркоторговцев, – то ли рефлекторно, то ли целенаправленно заглянул под крышку сливного бачка – распространенный тайник для хранения наркотиков и прочей сопутствующей им атрибутики.
Ни слова не говоря, он вышел из туалета, прошел в комнату и, наставив на Мефодия куцый ствол автомата, скомандовал:
– На пол – лицом вниз – руки за голову – живо! – И для коллег пояснил: – Тайник с оружием. В сливном бачке. Два «ствола», шокер и кистень…
Мефодий подчинился. Медленно опускаясь на пол, он успел подумать о том, что поскольку рекомендованное логикой самое надежное место для сокрытия улик было обнаружено землекопами с такой легкостью, то следовало бы указать смотрителям на необходимость усовершенствования некоторых исполнительских функций логического анализа.
Старлей возвратился из туалета, держа оба конопатовских револьвера за предохранительные скобы спускового крючка.
– Твои? – ехидно полюбопытствовал он у лежавшего под дулами автоматов Мефодия.
– Нет! – ответил Мефодий, что было истинной правдой.
– Я так и знал, – кивнул Казимиров. – Ну раз не твои, тогда чьи же?
– Если скажу, что нашел на улице, все равно ведь не поверите? – на всякий случай поинтересовался Мефодий.
– Не поверим, – честно признался Казимиров и, смешно поводя носом, обнюхал «пушку», что стреляла резиновыми пулями. – Ого! А вот эта недавно использовалась!
– Пули резиновые, – уточнил Мефодий. – Это не «пушка», это обыкновенный пугач.
– Не скажи, не скажи, – возразил старлей. – Уж коли «ствол» может стрелять чем-то покрепче газа, то имя ему уже «боевой». Я так понимаю, раз «стволы» не твои, значит, и разрешения на них ты тоже не имеешь?
– Как вы догадались? – саркастически произнес Мефодий, уже смирившийся с тем, что опять вляпался в историю. Приказ таких нюансов, как возможный арест, не оговаривал, а значит, покидать квартиру с милицией, равно как и с конопатовцами, было запрещено.
– Дедукция, – кратко пояснил Казимиров, кидая револьверы, шокер и стек в полиэтиленовый пакет и снимая с брючного ремня наручники. – На то мы и существуем, дабы во всем разбираться как следует. Седыченко! Бесчестный! Препроводите коллекционера-оружейника к машине!
«Да, – решил про себя Мефодий, – не понос, так золотуха… Похоже, мира этому дому в ближайшую ночь точно не видать. Где же, черт побери, вас носит, многоуважаемый смотритель?..»
В атмосфере помещения запахло предгрозовым озоном новой баталии.
Сержанты наручниками сцепили Мефодию руки за спиной и поставили его на ноги. Мефодий горько усмехнулся, потом тяжело вздохнул и одним резким движением разорвал соединяющую наручники цепочку, после чего ухватил автоматы сержантов за стволы и задрал их к потолку. Столь внезапное сопротивление повергло сержантов в растерянность, но более опытный Седыченко сразу же убрал палец со спускового крючка. Второй же сержант, со странной для милиционера фамилией Бесчестный, запаниковал и спустил курок…
Очередь ударила в потолок, и несколько отрикошетивших пуль заметалось по комнате. Одна из них разнесла люстру, две других впились в мольберт, еще две вошли в диван, но последняя, к несчастью, отскочила от стены и, находясь уже на излете, угодила Казимирову в руку. Старлей от неожиданной и сильной боли завопил благим матом.
Мефодий толкнул ногой Бесчестного в грудь и отобрал у него оружие. Лишенный автомата паникер перекувыркнулся через диван и отлетел к батарее отопления. Седыченко последовал в том же направлении мгновением позже.
Подняться им с пола Мефодий не позволил. Не медля ни секунды, он конфисковал у обоих милиционеров наручники и прицепил сержантов к отопительной трубе. Автоматы их он отшвырнул в дальний угол комнаты.
– Э-э-э, а вот этого делать не надо!.. – Мефодий подскочил к Казимирову, сумевшему-таки выхватить «ПМ» не задетой пулей рукой, и в последний момент обезоружил и его. – Вы бы лучше прилегли на диван, а я сейчас вызову «Скорую помощь», – заботливо порекомендовал Мефодий старлею.
– Ты… ублюдок!!! – шипел Казимиров, держась за раненую руку. – Ты вообще понимаешь, что делаешь?! Ты напал на сотрудников при исполнении! Приказываю тебе!..
– Я-то понимаю, а вот вы нет, – оборвал его Мефодий. – Но вам я ничего не буду объяснять, просто делайте то, что говорю. Прилягте, прошу вас, поберегите силы.
И протянул руку к телефону.
Но Казимиров, как видно, дожидаться «Скорой помощи» не планировал. Бросившись мимо Мефодия, он выскочил на лестничную клетку и, перелетая через четыре ступеньки, помчался вниз. Где-то с площадки второго или третьего этажа до Мефодия донесся его сбивчивый доклад по рации:
– Дежурный! Говорит старший лейтенант Казимиров. Нападение на наряд милиции! Я ранен, а Седыченко и Бесчестный захвачены в заложники! Срочно запрашиваю бригаду СОБРа!..
– Вот влип так влип! – проговорил Мефодий, обращаясь то ли к самому себе, то ли к сверлящим его свирепыми взглядами Седыченко и Бесчестному.
– Немедленно отпусти нас! – повелел прикованный к батарее Седыченко, видя, что захватчик настроен в целом не агрессивно и убивать их вроде бы не намерен. – И лучше сдавайся сразу, а иначе тебе несдобровать!
– Не могу, – вздохнул Мефодий и, не собираясь скрывать от пленников своих намерений, добавил: – Мне бы только время выиграть. Устроим переговоры, поторгуемся, а к утру, может, что-нибудь да прояснится…
– Глупо все это, – поморщился Седыченко. – Никто тебе за нас денег не даст.
– А мне денег и не надо, – сообщил Мефодий. – Мне бы только как Мальчишу-Кибальчишу: ночь простоять да день продержаться. Но без смертоубийств: не простят мне это…
– Да ты просто кретин! Натуральный кретин, каких еще… – со злобным презрением заговорил было Бесчестный, но Седыченко ткнул его в спину носком ботинка: нечего, мол, лишний раз нервировать взявшего тебя в заложники человека с оружием.
– Да ты просто кретин! Натуральный кретин, каких еще… – со злобным презрением заговорил было Бесчестный, но Седыченко ткнул его в спину носком ботинка: нечего, мол, лишний раз нервировать взявшего тебя в заложники человека с оружием.
К грядущей осаде Мефодий готовился основательно. Намертво прибитая к косякам дверь была вдобавок приперта изнутри поставленным на попа диваном, который в свою очередь подпирал в днище массивный мольберт. Снятые со стен кухни подвесные шкафчики образовали бруствер на подоконнике кухонного окна, а стол и тумбочка – в окне комнаты. Снайперов, верхолазов и прочих персонажей Мефодий вдоволь насмотрелся в многочисленных боевиках и криминальных хрониках. Дверной проем на балкон наглухо перекрыл принесенный из кухни холодильник, благо нынешняя физическая форма позволяла проделывать такие трюки без усилий и даже с некоторой долей показной эффектности. Так что к тому времени, когда погруженную во мрак июньской ночи округу огласил режущий вой сирен, формирование цитадели было практически завершено.
Мефодий взял казимировский «ПМ» и весь обратился в слух, ожидая, когда сжимающий кольцо блокады противник даст наконец о себе знать.
– Один?! – переспросил Казимирова командир бригады СОБРа подполковник Мотыльков. – Вы хотите сказать, что один-единственный хиппи надавал по шее трем мордоворотам, потом скрутил двоих и отобрал у всех оружие?! Ну, знаете, в моей практике такого еще не было!
– Я же говорю: есть подозрение, что он под стимуляторами! – оправдывался отгружаемый в «Скорую помощь» Казимиров. – Я даже не понял, как все и произошло-то.
– Ясно все с вами, – отмахнулся от него Мотыльков. – Кто вам только оружие распорядился выдать, молокососы!
Слепящие лучи мощных фонарей зашарили по стене дома, сойдясь в итоге на занимающем неположенное место холодильнике, как зенитные прожектора на вражеском бомбардировщике. Загромождающая окна мебель также указывала на местонахождение интересующего Мотылькова субъекта.
Подполковник настроил громкоговоритель, долго произносил в него «раз-раз», после чего откашлялся и обратился к невидимому с земли противнику:
– Ладно, парень, слушай меня: пошутил, и хватит! Отпускай людей и сдавайся по-хорошему! Думаю, что крови на сегодня ты уже пролил достаточно!
Мефодий не стал уточнять виновника пролитой крови – все равно не поверят, – а, культурно поздоровавшись, сразу же перевел беседу в конструктивное русло.
– Двести тысяч долларов?! – возмутился Мотыльков, услыхав размер требуемой суммы. – Да ты хоть представляешь себе, какие это деньги? И не надейся!
Мефодий посмотрел на внимательно прислушивающихся к переговорам Седыченко и Бесчестного, на их угрюмый вид, потом подумал о том, сколько неприятностей им еще предстоит по поводу утраты оружия, и сжалился до ста тысяч.
Однако и эта сумма была воспринята Мотыльковым в штыки. Но больше всего не понравилось подполковнику требование преступника предоставить ему самолет до Пакистана.
– И что ты собрался делать в Пакистане? – негодовал подполковник, следя за крышами, где выходили на позиции его снайперы. – Думаешь, ты им там, в Пакистане, нужен? Да они в тот же день вернут тебя обратно!..
– Мое последнее слово: сто тысяч долларов, машину до аэропорта и самолет до Пакистана! – настаивал Мефодий, лишь смутно помнивший, где вообще находится такое государство – Пакистан. – Сроку вам до восхода; потом начинаю убивать заложников!
И для убедительности выстрелил два раза в деревянный мольберт.
При слове «убивать» заложники занервничали, но Мефодий, опасаясь, как бы они не выкинули какую-нибудь глупость, ободряюще им подмигнул: дескать, все нормально, это я, ребята, для пущего эффекту…
А за дверью уже ощущалось суетливое копошение – группа захвата изолировала подъезд, эвакуировала жильцов с площадки восьмого этажа и предупреждала остальных о необходимости сидеть, не высовывая носа.
Бряцание оружием слегка умерило гнев подполковника, и он ушел на второй план, а его громогласный бас сменился елейным голоском только что прибывшего милицейского психолога по работе с личным составом – единственного, кто был на службе в столь поздний час.
Отсутствие у психолога опыта при действии в подобных ситуациях и его дрожащая речь больно резали обостренный слух Мефодия. Психолог так старательно умолял его сохранять спокойствие, что от волнения стал заикаться сам. А так как Мефодий, оттягивая время, переспрашивал у него по три раза одно и то же, то их диалог смахивал на попытку описать глухонемому красоту звучания флейты. Через полчаса подобной пытки Мефодий наконец отпустил несчастного «мозгоправа» перекурить, за что тот его даже поблагодарил.
Мефодий загривком чуял, как из соседней десятиэтажки его квартиру обшаривают вооруженные оптикой ночного видения хищные взгляды снайперов, уровень квалификации которых не хотелось проверять на практике. Электричество на лестничной площадке давно было отключено, но Мефодий в отличие от заложников не испытывал по этому поводу никаких неудобств. Глаз Исполнителя мог различить сквозь мрак не только нижнюю строчку на офтальмологической таблице, не только число ее типографского тиража, но и посторонние вкрапления в волокнах ее бумаги.
Между тем оживление во дворе нарастало с каждой минутой. Дом оцепили курсанты школы милиции и ОМОН. После того как Мефодий необдуманно пообещал расстрелять газовый баллон, пожарные принялись спешно эвакуировать жильцов уже всех подъездов. На помощь милицейскому психологу прибыла его более опытная коллега из главка, и теперь они на пару стали убеждать Мефодия в том, что жизнь, несмотря ни на что, все равно прекрасна и незачем такому молодому гражданину губить ее в самом расцвете сил.
Через два часа осады на запах жареного прибыли вездесущие журналисты. Однако все присутствующие официальные лица отказались давать какие-либо комментарии. Тогда, за неимением лучшего, спецкоры и собкоры обратились к выгнанным из квартир жильцам оцепленной многоэтажки.
Мефодий прекрасно слышал все происходящее внизу, но для полноты картины все-таки включил свой маленький приемник на батарейках.
– …И вот по неподтвержденным пока данным, – тараторила популярная в Староболотинске ведущая горячей хроники одного из местных радиоканалов, – нам удалось выяснить, что в захвате заложников и ранении милиционера обвиняется некий Мефодий Ятаганов, безработный художник двадцати пяти лет. Что побудило господина Ятаганова на подобный поступок, мы пока не знаем; на данный момент эта информация выясняется. Хочется лишь заметить, что волна захлестнувшего страну террора и насилия наконец докатилась и до нашего города. Итак, кто же скрывался под личиной безобидного художника все эти годы? Комментарии его соседей по подъезду…
Соседи в преимуществе своем думали именно то, что и должны были думать законопослушные граждане, выгнанные на улицу далеко за полночь в майках, халатах, бигуди и шлепанцах. За пять минут прямого радиоэфира Мефодий узнал о себе столько нелицеприятного, что ему стало попросту стыдно. Кое-кто, знавший Мефодия не так хорошо, как ближайшие соседи, причислял его к пособникам международного терроризма, кто-то доверительно сообщал о подозрительных личностях, наведывавшихся к художнику накануне.
Ажиотаж среди журналистов усилился вдвое, когда возле оцепления остановился припозднившийся кортеж Тутанхамона. Виктор Игнатьевич с опаской вылез из машины, настороженным взглядом окинул заполонившие двор милицейские подразделения и лишь благодаря бдительному Коляну был огражден от налетевших на него со всех сторон репортеров.
– Ваши комментарии? – выпалил первым какой-то паренек с диктофоном.
– Это не ко мне, – огрызнулся Тутанхамон. – Я только что с… конференции, поэтому не в курсе, что у вас здесь происходит.
Ему вкратце поведали о происходящем.
– Ничего себе, – только и сумел вымолвить Тутанхамон. – А ведь такой приличный человек! Никогда бы не подумал…
– Это правда, что вы собираетесь баллотироваться на пост мэра? – последовал новый вопрос, очевидно, волнующий данного корреспондента куда острее, чем текущий.
Эта тема для беседы Тутанхамону приглянулась больше.
– Была такая мысль! – улыбнулся Виктор Игнатьевич. – Думал на досуге. А когда выборы?..
– Как будущий мэр Староболотинска не хотите ничего сказать вашему соседу в защиту сержантов Бесчестного и Седыченко? – послышался вопрос с ярко выраженной издевкой.
– Что могу сказать? – замялся Тутанхамон. – А он меня слышит?.. Ну если слышит… Шишкин, что хочу сказать? Не губи талант по тюрьмам и бросай этот беспредел!.. У меня все.
Завершив свое триумфальное выступление, Тутанхамон сел обратно в автомобиль и отправился прочь от этой кутерьмы в более спокойную атмосферу ближайшего ночного клуба, где, по меткому выражению ветерана шансона Александра Новикова, «на десерт дают стриптиз»…