Грохот вминаемой крыши и треск вылетающих автобусных стекол перекрыл истеричный визг преимущественно женской части публики. Едва ли не громче женщин кричали только журналисты, ибо столь драматичный финал с самоубийством террориста ни одной камерой зафиксирован не был. Как водится, История подобных оплошностей не прощает…
Но по-настоящему начать кусать свои локти журналистам предстояло чуть позже, поскольку дальнейшее, отразись оно хотя бы на одной видеопленке, могло гарантировать отснявшему ее Пулитцеровскую премию. Однако счастливчиков среди журналистов не оказалось, и виной тому был не поддающийся никакому объяснению массовый отказ записывающей аппаратуры…
Перед глазами Мефодия все дрогнуло, но тут же встало на место. Усиленный опорно-двигательный аппарат со своей задачей справился отменно, смягчив приземление именно так, как и предписывали стандарты для человеческого варианта-три. Мефодий даже устоял на ногах в вогнувшейся и ставшей похожей на большую ванну крыше автобуса. Затем он снова оттолкнулся и повторно взмыл в воздух над разбитым автобусом и головами сбегавшихся к нему со всех сторон людей. Описав над ними высокую плавную траекторию, Мефодий наконец-то коснулся земли ботинками, швы на которых от череды головокружительных прыжков не выдержали и полопались.
Мефодий выпрямился и прямо перед собой увидел широкоплечего человека в черном берете. Большие парные звезды на его погонах сразу же выдали в нем подполковника Мотылькова. Подполковник смотрел на Мефодия так, будто хотел о чем-то его спросить, но не знал ни слова из великого и могучего русского языка. Мефодий нашел это забавным и улыбнулся подполковнику легкой усталой улыбкой, в ответ на которую Мотыльков вспомнил-таки первую букву алфавита, но и та прозвучала из его уст как-то неубедительно.
– Удачного вам дня, товарищ подполковник! – окончательно добил Мотылькова Мефодий и, не мешкая, кинулся к выходу из переполненного людьми двора.
Пальцы Мотылькова произвели хватательное движение в сторону убегающего террориста, но тот был уже вне досягаемости. Тогда, повинуясь другому рефлексу, Мотыльков раскатисто зарычал и, требуя объяснений, развернулся всей массой своего могучего тела к тщедушному Гаврилову, собираясь спросить с него за все, но…
…Но полковник Гаврилов словно в воду канул! Секунду назад он еще стоял по левую руку от командира СОБРа, а теперь бесследно пропал! Лишь брошенный им мегафон остался лежать возле ноги Мотылькова…
Какое-то смутное предчувствие намекало подполковнику, что его целенаправленно и нагло обвели вокруг пальца. Однако профессионализм Мотылькова не дал ему впасть в замешательство, и потому, даже без поддержки мегафона, Мотыльков рявкнул на всю близлежащую округу:
– Оцепление!!! Ангел уходит!!! Взять его!
Через линию оцепления Мефодий перемахнул все таким же высоким прыжком. Внизу мелькнули разинутые рты курсантов школы милиции, и среди них распахнутый едва ли не до вывиха челюсти рот Кирилла. В голове же Мефодия не звучало ничего – ни криков, ни сирен; ничего, кроме вагнеровского «Полета валькирий»…
Оставив позади пораженную его трюками толпу, Мефодий припустил вдоль по улице трехметровыми скачками, двигаясь с резвостью скаковой лошади. Встречный ветер бил ему в лицо и развевал отросшие до неприличия патлы. Легкие Мефодия качали воздух подобно мощному компрессору, и, если бы ему сейчас дали воздушный шарик, Мефодий надул бы его за пару секунд. Дабы нечаянно не сбить кого-нибудь из прохожих, Мефодий выскочил на проезжую часть и побежал по ней, улавливая краем глаза удивленные физиономии водителей.
Кованую фигурную ограду городского парка – того самого парка имени Розы Люксембург, в котором Мефодий провел за этюдником столько времени, – он преодолел с разбега с весьма солидным запасом. Стайка школьниц испуганно взвизгнула, когда вдруг прямо перед ними откуда-то сверху упал взъерошенный человек. Человек этот бросил «прошу прощения» и широкими скачками умчался в глубь парка – туда, где под сенью листвы можно было легко скрыться от глаз досужих наблюдателей.
Остановился Мефодий в самой гуще деревьев, что уже мало походили на ухоженные насаждения из центральной части парка, а кучностью и непролазным подлеском смахивали скорее на настоящую дикую чащу. Дорожки здесь если и попадались, то были едва различимы в нетоптаном травяном ковре. Посетители забредали сюда нечасто и в праздничные дни, а сейчас наткнуться на кого-то в этих дебрях представлялось и вовсе маловероятным.
Где-то за неразличимой в деревьях парковой оградой бесновались милицейские сирены, давшие знать о себе с явным опозданием. Мотылькову пришлось ждать другого транспорта – накрывшая кольцо блокады электромагнитная аномалия не пощадила аккумуляторы милицейских автомобилей. Мефодий был уверен, что парк в ближайший час наверняка прочешут вдоль и поперек, но интуиция подсказывала ему, что лучшего места для передышки поблизости пока не найти.
– Великолепно! – возле уха раздался уже знакомый Мефодию тихий, но проникающий в каждую частицу сознания голос. – Превосходный дебют, поверь моему опыту! Ну и как ощущения?
– Вы нарочно это подстроили? – не оборачиваясь, спросил Мефодий у подкравшегося тише воды Гавриила, как оказалось, по совместительству являющегося также псевдополковником ФСБ Гавриловым. – Тест на выживание?
– Нет, конечно, – ответил тот. – Мы вообще-то планировали вернуться за тобой, как только решим проблему с Титаном, но кто бы мог предположить, что все вот так обернется…
– И даже…
– И даже мы! – грустно промолвил Гавриил. – Не такие уж мы всесильные, как кажемся на первый взгляд… Скажи спасибо агенту Пелагее – если бы не она, к обеду ты бы был обычным покойником. Сколько моих драгоценных усилий пропало бы даром, уж прости за эгоизм – черта мерзкого характера… Нет, вы только подумайте: родной брат, а как поступил! Вот откуда берутся потом землекоповские сказки про Каинов и Авелей!
– Ну и где мне теперь со своей знаменитой физиономией можно будет показаться?
– Ерунда, – махнул рукой смотритель. – Ты же никого не убил, и это главное – «шлейфа» за тобой, кроме разрушений и чудесной неистребимости, не тянется. Завтра зайду куда следует, побеседую с кем нужно…
– Опять будете рыться в мозгах?
– А что поделаешь? Служба такая – неприятно, а надо. Кстати, как я все провернул! – явно гордясь собой, проговорил Гавриил. – Жаль, ты концовки не увидел – стоят, глазами хлопают, ничего не понимают, бранятся друг с другом, в ФСБ названивают… Я им короткую вставочку о себе в память занес, а две минуты назад она бесследно самоликвидировалась. «Кто такой Гаврилов? Зачем Гаврилов? Откуда Гаврилов?..» Никто не знает. Так и про тебя через три дня думать будут. По соседям пройду, в милицию схожу, на телевидение… Был хулиган Мефодий – и сплыл хулиган Мефодий. А остался добропорядочный гражданин Мефодий Петрович Ятаганов – работник солидной фирмы.
– А брат? А родители?
– А чем твой брат хуже остальных? Зайду и к нему. Мало того – он сам позвонит твоим родителям и все сегодняшнее опровергнет.
Мефодий задумался. Гавриил невесомой походкой, не приминая травы, подошел к нему поближе и ободряюще потрепал по плечу.
– По правилам Просвещения должен сделать тебе еще одно предложение. Его доводят до каждого Просвещенного, и, к слову сказать, очень многие соглашаются. Если желаешь, я внесу тебе в мозг установку, что для тебя якобы продолжается нормальная жизнь, а все твое «исполнительство» будет казаться лишь увлекательным сном. Это твое законное право, и считаться с ним мы обязаны. Но однако вижу, что ты…
– Не надо, – сказал Мефодий. – Переживу, не маленький. Превратили черт знает в кого, а теперь хотите всей полноты ощущений лишить? Дудки!
– Вот слово не варианта-два, но три! – уважительно кивнул Гавриил. – Вот это по-нашему! «Дайте мне всю правду и ничего, кроме правды…»
– И да поможет мне Хозяин! – закончил за него Мефодий.
– Молодец! – похвалил Гавриил. – Осваиваешься, причем осваиваешься даже быстрее, чем положено. Не скажу, что это плохо, но все-таки немного нетипично.
– Кстати, что там с вашей проблемой?
– С нашей, уважаемый! – поправил Гавриил. – Теперь уже с нашей. Ничего хорошего. Кронос что-то задумал, это очевидно. Титан на планете – явление неординарное. Последний раз подобное случалось… Когда там у землекопов Тунгусский метеорит упал?
– В начале века. Тысяча девятьсот восьмой, если мой архив памяти не поврежден.
– Твой архив памяти я устанавливал лично, а вот кто бы мой подрегулировал… Да, тысяча девятьсот восьмой, верно. Это была разведка боем: Гиперион хотел наскоком проверить вероятное место сокрытия Усилителя, да только что-то у него не получилось и он лишь тайгу под собой повалил… Пока мы прибыли, он уже сбежал. Но эта тактика для Титанов была привычной, а вот сегодняшний случай мне очень не нравится… Да еще на мою голову здесь, в пятьдесят пятом секторе…
– Известно, где именно?
– Нет, но присутствие Палланта чувствуется во всем… Однако ты пока не забивай себе голову. Сейчас поедем на базовую точку и завершим начатое деблокирование.
– Не сочтите за неуважение, но смею напомнить, что я…
– Не бойся, выйдем в открытую. Правда, придется сделать тебя «скользким».
– Как это?
– Просто станешь невидимым. Невидимым в том плане, что ни один землекоповский взгляд не задержится на тебе дольше, чем на полсекунды. Самый незаметный из незаметных людей в мире – мечта разведок и террористов… Мигель!
Из-за ближайшего дерева вынырнул «наниматель» Мефодия, который, похоже, скрывался там с самого начала их с Гавриилом разговора.
– Будешь нас прикрывать, – приказал Гавриил Мигелю, – но не так, как в прошлый раз, когда ты проморгал Циклопа, заглядевшись на какую-то землекопку!
– У всех бывают проколы! – огрызнулся Мигель, видимо, позабыв недавнее стояние на голове за «разговорчики в строю». – И, виноват, даже у вас! Забери вы новобранца на точку сразу, и он бы ничего такого не выкинул…
– Опять за свое! – угрожающе прищурился Гавриил.
– Молчу-молчу! – тут же сдал назад Мигель.
– И вот с этими людьми мне приходится работать! – обратился смотритель к новобранцу. – Опекай вас, оберегай, носы подтирай!.. А что взамен? Одна лишь черная неблагодарность и хамство… Хочу надеяться, что вы, молодежь, будете проявлять к нам хоть немного почтения… А впрочем, сколько себя помню, когда такое было?..
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВИЗИТ РЕТУШЕРА
Августовское солнце, теплое, но уже не такое обжигающее, как пару недель назад, светило в глаза и, даже несмотря на автоматическую регулировку светочувствительности, заставляло Мефодия щуриться. По старой памяти, что ли? Мигель же, словно не доверяя всем этим исполнительским усовершенствованиям, просто нацепил на свой большой испанский нос солнцезащитные очки такого размера, что под ними, помимо глаз, умудрялась спрятаться половина лица.
Их «Рэнглер», маленький юркий внедорожник с открытым верхом, двигался по кривым улочкам пригородного поселка Рогово и выглядел среди полузасыпанных золой канав и мусорных баков несколько странновато – престижная техника в жуткой грязи, хотя изначально именно для грязи джип и предназначался.
– …В этом нет ничего особенного, – отвечал Мигель на заданный Мефодием минуту назад вопрос. – Что бы там ни говорил Гаврик про отсутствие дискриминации среди Просвещенных, она была, есть и будет. Ну сам посуди: кого Совету не жалко потерять в первую очередь – «коренных» или нас?.. А тем более новобранца… Вот и суют в пекло. Привыкай – такая незавидная служба…
Новобранец вышел на тропу войны всего десять дней назад, а до этого момента больше месяца провел среди непроходимой тайги севернее Староболотинска. Там, в глубине забытой людьми, богом и даже геологами местности, его, что называется, доводили до ума. Группа инструкторов, в основном из «коренных» и по большей части небоеспособных в связи с боевыми увечьями, проверяла и перепроверяла качество произведенной Гавриилом деблокировки. У одного инструктора даже отсутствовала половина черепа и левый глаз, что по землекоповским стандартам было попросту смертельно, но, несмотря на это, ясность рассудка он имел кристальную, хотя самостоятельно передвигаться уже не мог.
Сам же Мефодиев деблокировщик периодически наведывался на точку и исправлял обнаруженные в ходе тестирования недоработки. Во время своего последнего визита он приволок в обычном полиэтиленовом пакете пару новеньких слэйеров вместе с крепежными устройствами, что означало: новобранец готов встать в строй и выполнять все предписываемые Исполнителю задачи.
Привыкнуть к подчиняемому мысленным приказам металлу было нелегко. «Представь себе меч, – поучал Гавриил новобранца, предусмотрительно стоя от него на почтительном расстоянии. – Ведь ты же бывший художник! Тебе представить что-либо в мыслях, как мне лямбда-кодировку осилить – вопрос пары секунд! Представь меч любой формы, какой только хочешь, представь, как ты рубишь им и повергаешь противника одним ударом…»
Мефодий делал все, что от него требовали, но каждый раз в его ладонях оказывались два непонятных предмета, по форме и по остроте напоминающих рессоры от «Жигулей».
«Яснее! Четче! Кожей ощути рассекающее плоть острие клинка! Почувствуй боль в отрубаемой им конечности!» – продолжал Гавриил вдалбливать Мефодию азы владения слэйерами.
Наконец Мефодию все-таки удалось нечто внятное, и родившийся из бруска люциферрума прямой кавалерийский палаш едва не отсек новобранцу ухо. Только тогда Мефодий понял, почему его сэнсэй каждый раз отскакивал, когда он морщил лоб в потугах родить на свет хотя бы один экземпляр холодного оружия.
«Осторожнее! – предупредил смотритель. – Когда вызываешь слэйер, держи руку кистью к земле! Техника безопасности – она и для нас, высших форм Человека, никогда не бывает излишней!»
В конце концов рекрут начал хоть и со скрипом, но выполнять то, чего от него так настойчиво добивались. Проблема заточки режущей кромки клинка – довольно серьезная для не имевших ранее опыта обращения с холодным оружием – тоже была решена: Мефодий автоматически устанавливал режущую кромку по подобию резака для оправки карандашей, которым он пользовался много лет. Этого стандарта при немалой прочности люциферрума было вполне достаточно.
Фехтование слэйерами было записано в основных исполнительских установках мозга, и от начинающего требовалась лишь некоторая шлифовка техники и навыков движения. Ускоренному прогрессу в данной дисциплине способствовало и то, что, несмотря на метровой длины лезвие, весил слэйер около полукилограмма и для выносливых рук Исполнителя был не ощутим вовсе.
Так что, пройдя недельный курс владения слэйерами двумя руками одновременно, порубив при этом несколько гектаров кустарника и в финале выдержав экзаменационный поединок с одноруким инструктором, Мефодий был выпущен из учебного заведения и сдан на поруки Мигелю. Ценитель собственной независимости, Мигель был не очень-то обрадован этому поручению: ворчал, огрызался, ругался на всех языках народов мира, но против смотрительского приказа ничего поделать не мог.
А ситуация в их пятьдесят пятом секторе была далека от спокойной…
– …Пока ты там в тайге прохлаждался, мы тут такого натерпелись! – вращая баранку «Рэнглера», рассказывал Мигель. – Джейкоб лично прибыл и такой разгон учинил, что Гаврик три дня, красный, как кетчуп, носился и на нас отрывался. Прощупали мы каждую подворотню по всему сектору, разговоры землекоповские прослушали, где только возможно, – все вроде бы как обычно, за исключением одного: под Роговом тарелки летающие появляться начали. Что ни день, то статья в газете, к тому же с фотографиями…
– Появление НЛО еще не признак вторжения, – заметил Мефодий. – Их всегда можно списать на преломление света и прочую ерунду.
– Это верно, – согласился Мигель. – Но только единичные случаи. Массовые же подлежат обязательным проверкам. Небожители, как ты помнишь, при переходе в материальную форму вращаются волчками и носятся по верхним слоям атмосферы – у их организма такая особенность. На этом обычно они и прокалываются. Редко кто способен в переходном состоянии не потерять над собой контроль и так или иначе не засветиться.
– Титаны?
– Да, эти могут… Юпитерианцы, все, кроме Сатиров, при желании тоже могут, но они хитрее – сразу уходят под воду, там их сложно засечь. А Циклопы с Бриареями первое время резвятся как щенки, так на них воздействует наша атмосфера. Бывает, что и спрятаться потом забывают. Хозяин знал толк в приготовлении атмосферных коктейлей…
Мимо мелькали покосившиеся заборы, зеленые насаждения и деревянные фронтоны древних, еще дореволюционной постройки, домов. При приближении к центру Рогова на Мефодия вдруг нахлынуло неприятное ощущение сродни тому, когда в студенчестве его окружала толпа бритоголовых гопников с намерениями поспорить о смысле жизни. Разве что теперь паники не было и в помине.
– Тоже чувствуешь? – спросил Мигель и, когда Мефодий кивнул, удовлетворенно произнес: – Значит, курс верный. Если страх отчетлив, тут должно скрываться не менее двух особей. А вот Паллант пока не ощущается…
Возле водопроводной колонки маленький старичок с растрепанной бородкой наполнял водой подвезенную на тележке алюминиевую флягу. Завидев «Рэнглер», он зыркнул на него с такой неприкрытой злобой, что Мефодию стало не по себе, однако он все же попросил Мигеля: