– В чем дело, «Гарпун-четыре»? – тут же поинтересовался обеспокоенный командир звена. – Доложите немедленно!
– Сэр, вы видели это? – воскликнул майор Стюарт.
– Конкретнее, «Гарпун-четыре»! – потребовал командир. – Что вы заметили?
– Не знаю, сэр… – промямлил майор. Неуверенная речь майора никак не вязалась с его статусом опытного пилота. – Я только что едва не врезался в… в группу людей! Человек тридцать или даже больше… Они… они парили в воздухе и словно прятались в облаке!
– Вы что, заметили парашютистов? Да здесь в округе на сотни миль ни одного транспортника!
– Никак нет, сэр, это были не парашютисты, а… обычные люди, как… как там, внизу…
– Что вы несете, «Гарпун-четыре»? – После подобного заявления тон ведущего звена сразу обрел суровость. – Какие люди в облаке? Вы что, пьяны или обкурились?!
– Никак нет, сэр! Но уверяю: там были именно люди!
– Возвращайтесь на базу, «Гарпун-четыре»! – распорядился командир. – Это приказ! Вы снимаетесь с задания! И по прибытии немедленно в медчасть на экспертизу!
– Есть, сэр! Сэр, но я и правда… Слушаюсь, сэр!
Выхлопная струя «Томкэта» перевернула Гавриила в воздухе и несколько раз крутанула через голову, прежде чем он сумел вернуть контроль над собственным левитирующим телом.
«Вот мерзавец! – подумал Гавриил. – Чуть не спалил мне волосы! Как догнал бы да врезал по закрылкам!..»
Выправив курс, Гавриил пустился вдогонку за остальными смотрителям во главе с Джейкобом. По приходе известия о битве «тарелок» с внеземным агрессором члены Совета приняли решение лично проконтролировать ситуацию и при необходимости вмешаться, благо от Гренландии до Азорских островов было всего ничего – три часа быстрого смотрительского полета.
«Летающие тарелки» выстроились в равносторонний треугольник и только теперь позволили рассмотреть себя обстоятельней. Вернее, рассмотреть – не совсем точная формулировка, поскольку рассмотреть на них можно было не более, чем на крутящемся пропеллере или волчке. Все пятнадцать «тарелок», помимо того, что излучали матово-белый свет, ко всему прочему бешено вращались вокруг собственной оси, отчего и напоминали формой эти самые «тарелки». Истинный же вид находившихся во вращении объектов определить было невозможно.
Самолеты-разведчики поначалу издалека, настороженно, а затем немного приблизившись, описывали вокруг этого треугольника окружности и производили его съемку со всех сторон. Сама же группа объектов зависла без движения и ничего не предпринимала, словно демонстрируя суетящимся вокруг наблюдателям миролюбивый характер.
Как и с предыдущим Объектом, связь с «тарелками» при помощи радиоволн наладить не получилось, однако это еще не могло считаться доказательством их родства с только что убравшимся восвояси агрессором. Но все равно, если уж нынешние визитеры не желали, чтобы их отождествляли с их злобными предшественниками, начать диалог обязаны были они, а не земляне.
И диалог этот – первый в истории диалог землян с «братьями по разуму»! – состоялся.
Медленно, как будто «летающим тарелкам» было выдвинуто предупреждение: «Одно резкое движение – и по вам откроют огонь!», объекты разбили треугольник и, на мгновение разлетевшись в стороны, снова изобразили в воздухе фигуру. Теперь форма их построения являла собой громадную, чуть ли не в две сотни метров высотой, латинскую букву «W»…
Небо говорило! И хотя всего час назад оно собиралось обрушиться на Землю в виде мерзких туманообразных тварей, теперь землянин готов был ему это простить, простить раз и навсегда, лишь бы только тоненькая ниточка образовавшегося контакта не пропала, разорванная чем-либо непредвиденным…
Наблюдатели подлетели еще ближе, транслируя двадцать третий по счету символ латиницы на весь мир. И сразу же землянин задался вопросом: что бы это значило?
«Тарелки» не стали слишком долго держать землянина в неведении и, таким же плавным маневром расформировав «W», тут же перестроились в «Е».
«Мы» – таково было первое слово, показанное пришельцами обитателям планеты. У тех же опять возникли сомнения: совпадение ли это произвольно выбранных букв или пришельцы действительно объяснялись с Человеком по-английски? Расставить все точки над «i» обязано было следующее перестроение «тарелочного» звена.
Дав землянам понять, что их маневры не носят в себе ни единой враждебной ноты, в третьей и далее попытках «тарелки» принялись перестраиваться гораздо быстрее и теперь изображали буквы со скоростью одного символа в пять секунд. По их изящным перемещениям, отвергавшим такие незыблемые земные факторы, как инерция и гравитация, можно было судить о том, что «тарелки» способны и на более скоростной показ своих посланий. Но, очевидно, из уважения к землянам гости старались быть предельно доходчивыми и корректными.
То, что они выдают не абстрактный набор символов, а вполне осмысленный текст, выяснилось уже через две минуты, когда миллионы людей на всей Земле повторяли за «тарелками» пока единственную показанную ими, но зато долгожданную и емкую фразу: «Мы не враги».
Разрядка всепланетной напряженности вылилась в ликование также подлинно всепланетного масштаба. Митинги и демонстрации в мгновение ока переродились в массовые гуляния, веселье царило повсюду, а слезы радости не выступали на глазах разве что у каменных статуй.
Однако пришельцы не ограничились только этим официальным посланием к человечеству. Последующие двадцать минут их слаженная, как кордебалет, группа упорно рисовала в небе слово за словом, а человечеству оставалось лишь внимательно следить и обдумывать смысл получаемой информации.
«Мы не враги, – вещали «тарелки» в объективы самолетов-наблюдателей. – Мы ваши друзья… Враги были они… Их цель – ваша гибель… Мы – миротворцы Вселенной… Мы оберегаем такие крохотные миры, как ваш… Наша цель…»
Совет смотрителей полным ходом рассекал разреженный воздух, стараясь не опоздать к месту происходящих событий. Ледяной ураганный ветер бил смотрителям в лица и то и дело сбивал их в сторону, но они упорно возвращались на прежний курс и продолжали путь. Целью смотрителей была группа интервентов, что находилась уже совсем неподалеку и демонстрировала на виду у миллионов землекопов какой-то сумасшедший балаган.
Приходилось по возможности держаться скоплений облаков, бывших на этих высотах перистыми и, как назло, почти прозрачными. Поэтому миновать самолеты, которые при приближении к точке контакта попадались все чаще, становилось все труднее и труднее. Окружающий группу интервентов эмоциональный фон был настолько силен (еще бы – ведь на данный участок планеты было направлено внимание миллионов землекопов!), что указывал на них с огромного расстояния и возбуждал в смотрителях самый настоящий охотничий азарт.
«…Наша цель – мир и порядок во Вселенной… Сегодня мы оградили вас от врага, но он еще вернется… Нам нужно встретиться и обсудить это… Мы давно следим за вами и знаем, что вы – достойный вид разумной жизни… Нью-Йорк, через три дня… Будьте готовы… Дайте нам безопасный воздушный коридор с восточного направления… До встречи…»
И возвратившись к изначальному построению треугольником, миротворцы умчались вверх.
Коллега и друг отосланного обратно на авианосец майора Стюарта капитан Брайан Оллсуорт на мгновение зажмурил глаза, пытаясь прогнать видение, а когда снова распахнул их, то все равно успел заметить метнувшиеся врассыпную от истребителя не то странные тени, не то человеческие фигуры. Но едва он открыл рот для доклада, как вдруг подумал о проходящем сейчас внизу, на базе, наркологическом тестировании приятеля Чарли и сразу передумал.
«Перенервничал. Простая галлюцинация, не более, – рассудил капитан Оллсуорт. – Однако интересно: Чарли видел то же самое или нечто другое? Призрак Заблудившихся Парашютистов, мать их всех, вместе взятых…»
И капитан нервно ухмыльнулся под надетой на лицо кислородной маской.
– Опоздали! – огорченно произнес Джейкоб, замерев на месте и приняв в воздухе вертикальное положение, отчего и его, и последовавших его примеру остальных смотрителей моментально подхватил порыв ветра и помчал в обратном направлении.
– Сами убрались! – торжествующе, но как-то невесело сказал смотритель Рашид. – Но что за театр они здесь устроили?
– Возвращаемся, – распорядился Джейкоб. – Посмотрим последние землекоповские хроники и узнаем, что тут происходило десять минут назад. Однако устраивать перед землекопом балаган – это что-то новенькое и для Юпитера, и для Кроноса… – Он повернулся к летящему по правую руку от него Гавриилу. – Смотритель Гавриил, скажите, вы ожидали чего-то подобного?
– Не ожидал, – признался Гавриил. – И можете соглашаться, а можете нет, но скажу вам гораздо более страшную вещь: в действиях противника мы пропустили какой-то ключевой момент, и теперь инициатива полностью перешла в его руки.
– Не ожидал, – признался Гавриил. – И можете соглашаться, а можете нет, но скажу вам гораздо более страшную вещь: в действиях противника мы пропустили какой-то ключевой момент, и теперь инициатива полностью перешла в его руки.
– Чего же вы тогда от него ждете? – спросил смотритель Рашид. – Второй Антарктической битвы?
– Хуже, многоуважаемые члены Совета, – ответил Гавриил. – Сдается мне, дела обстоят гораздо хуже…
Сто восемьдесят четыре флага входящих в ООН государств, вывешенные на длинных флагштоках перед залом Генеральной Ассамблеи, лениво колыхались под порывами легкого ветра. Прохладная с утра, но несколько потеплевшая к полудню октябрьская погода нисколько не способствовала улучшению настроения Мефодия, который с момента прибытия на американский материк оставался угрюмым и подавленным.
Мефодию еще с детства претили различного рода массовые сборища. В детском саду он люто ненавидел праздничные утренники, когда обычно приходилось в шутовском наряде выплясывать перед незнакомыми родителями одногруппников. В школе Мефодий любым путем старался избегать торжественные линейки, на которых приходилось подолгу стоять столбом и выслушивать длинные и скучные дежурные речи. В университете Мефодий сторонился различных акций наподобие «Молодежь протестует против бомбардировок Сербии», хотя сербам он, как и многие его сокурсники, искренне сочувствовал. Просто любителя спокойной, тихой обстановки – обстановки для творчества – Мефодия подавляла любая атмосфера, где царила суета и нервозность.
Вот и теперь, пребывая в окружении огромных толп народа, что заполнили собой улицы Манхэттена, Мефодий ощущал психологический дискомфорт, какой, вероятно, переживал бы, если бы вдруг очутился выброшенным посреди бушующего океана без каких-либо спасательных средств. Людской океан, правда, пока не бушевал, а лишь испытывал легкое волнение, выраженное возбужденными разговорами, выкриками, скандированиями и ленивой толчеей.
Все собравшиеся возле комплекса зданий Генеральной Ассамблеи ООН находились в нетерпеливом ожидании, ибо то, что предстояло им сегодня здесь увидеть, могло сравниться разве что со вторым пришествием Иисуса Христа. Пережив две тревожные недели в ожидании инопланетного корабля-агрессора, Человечество теперь готовилось приветствовать тех, кто называл себя миротворцами Вселенной и отныне считался официальным избавителем Земли от инопланетной угрозы.
Конечно же, Мефодий был не единственный Исполнитель, что позволял отдавливать себе здесь ноги. Помимо него, в галдящей толпе растворилось огромное количество Исполнителей со всех концов Земли и вдобавок Совет смотрителей в полном составе. Смотрители были рассеяны на всей территории близ Генеральной Ассамблеи и держали друг друга в зоне устойчивого телепатического контакта, создавая таким образом единую, способную к мгновенному координированию действий, сеть. Исполнители сгруппировались возле смотрителей, готовые к немедленному осуществлению любого поступившего от тех приказа.
Самому Главе Совета Джейкобу ценой невероятных усилий удалось вклиниться в комитет по встрече миротворцев под видом сотрудника секретной службы, благо его внушительная комплекция позволила произвести внедрение гораздо проще, чем если бы на эту роль претендовал, скажем, щупленький Гавриил.
Столь высокая плотность смотрительско-исполнительского контингента объяснялась довольно легко: подобных наглых попыток вторжения небожители не осуществляли со времен Антарктической битвы, однако там все разрешилось без вовлечения в инцидент землекопа. Сегодня же землекоп оказывался втянутым настолько глубоко, что пришлось Совету пойти на экстренные меры: проведение широкомасштабной зачистки, причем произвести ее предстояло самым нежелательным для всех – публичным – способом. «Низкий сорт! Нечистая работа!» – говорил в подобном случае Остап Бендер, но иного выхода уже не было – выпущенные кишки физиотерапией назад не вправишь…
Нью-Йорк не понравился Мефодию сразу. Выросшего в провинции, его и родной Староболотинск подавлял довольно-таки ощутимо – сказывались бешеные городские ритмы, требующие от уроженца тихого райцентра слишком много сил для привыкания. Нью-Йорк превосходил Староболотинск по всем параметрам и во много раз: жизненный ритм здесь не бил Мефодия, а вдалбливал его в асфальт; уличная суета не просто нервировала, а сшибала с ног и размазывала по тротуарам; ну а те высокогорные хребты и одиночные пики, что в Нью-Йорке принято было считать зданиями, нависали над Мефодием и мешали ему нормально дышать.
– Это сегодня здесь так многолюдно, – видя подавленное состояние новобранца, сказал ему Мигель. – Обычно малость поспокойнее, но все равно я с тобой согласен – пренеприятное место…
Изречение, что Нью-Йорк – это, дескать, город контрастов, тоже показалось Мефодию высосанным из пальца, поскольку уж в чем в чем, а в контрастах он как художник разбирался неплохо. Да, действительно, нищета уживалась тут бок о бок с лакированными «Ферарри», отороченными мехами пальто, дорогими костюмами яппи и вышколенными, как дрессированные пудели, швейцарами. Но вот контраста почему-то во всем этом не наблюдалось и в помине. Казалось бы, изначально несовместимые вещи неким мистическим образом сочетались в этом мегаполисе и не только не контрастировали между собой, а даже наоборот – дополняли друг друга со странной гармонией…
Со дня знаменательного парада «летающих тарелок» и обозначения ими места своего будущего визита Нью-Йорк захлестнули потоки паломников со всего света, обрушившиеся на город с таким напором, что уже через сутки он был объявлен закрытым и окружен тройным кольцом федералов. Естественно, смотрителей и Исполнителей это не остановило, и они проникли за оцепление без проблем – под смотрительским «скользким куполом» можно было совершить экскурсию даже по закромам форта Нокс.
Гавриил и его группа – Мигель, Роберто, Александр и новобранец Мефодий – миновали оцепление с юга, со стороны Нью-Джерси. В Штаты все они прибыли под личиной участников конгресса программистов и от Вашингтона до Трентора добирались на обыкновенном междугороднем автобусе. Огромные пробки на дорогах при въезде в Нью-Йорк подвигли их на пеший марш-бросок, и лишь в черте города Гавриил позаимствовал у владельца автопроката микроавтобус, который вскоре тоже пришлось бросить, потому что Ричмонд также был заблокирован пробками.
Людское море, разлившееся на восточном побережье Манхэттена вокруг Генеральной Ассамблеи ООН, начало образовываться здесь с того момента, когда генсек ООН объявил о месте встречи прибывающих на Землю высоких гостей. Пробиваться к Ассамблее было на редкость затруднительно даже для смотрителя, но Джейкоб поставил перед группами четкую задачу – выйти к парадному входу в зал Генеральной Ассамблеи во что бы то ни стало. Так что, протискиваясь в толпе, группы двигались едва ли не черепашьими темпами, однако все-таки двигались.
Врачи «Скорой помощи» и полиция, выставленные по периметру огромного скопления народа, выглядели жалкими и растерянными. Им, невольникам служебного долга, приходилось постоянно совершать тяжелейшие рейды в глубь толпы, дабы извлечь оттуда какого-нибудь потерявшего сознание бедолагу либо разнять повздоривших из-за оттоптанных ног дебоширов. И врачи и полицейские молили лишь об одном: только бы вся эта масса не ударилась в панику, поскольку прогноз жертв вероятной давки даже по минимуму исчислялся не сотнями, а тысячами.
Больше всего Мефодий опасался, что его оттеснят от Гавриила и придется потом затратить не один час на прокладывание обратной дороги. Мефодий старался ни на шаг не отступать от своего коллектива.
И все же группе Гавриила повезло куда больше, чем многим другим, оставленным в арьергарде, группам Исполнителей. До парадного входа в зал Генеральной Ассамблеи оставалось всего ничего – несколько рядов стоящих впереди зевак, – но ближе подбираться смысла уже не было. Выстроившаяся там плотная цепь «голубых касок» все равно не позволила бы сделать дальше ни шагу.
– Достаточно! – отдал Гавриил группе телепатический приказ – самый надежный и защищенный от перехвата вид связи. – Теперь стоим и дожидаемся дальнейших приказаний…
Слева и сзади, на расстоянии полусотни шагов, Мефодий разглядел в толпе одного из знакомых ему членов Совета – смотрителя Чжоу Ли Хо в окружении его соотечественников-Исполнителей. Посмотрев направо и настроив зрение, Мефодий сумел различить среди мельтешения лиц еще одно знакомое смотрительское лицо. Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже, но ударные группы выходили на заданные позиции.
Дабы не томить пришедших полюбоваться на эпохальное событие зрителей ожиданием, над входом в Генеральную Ассамблею был водружен огромный телевизионный экран, который транслировал прямые репортажи Си-эн-эн о предстоящей встрече и обо всем, что происходило вокруг нее.