Мефодий задергался и засучил ногами, стараясь разорвать свитер, однако тот, как назло, проявлял чудеса стойкости.
Мефодий слышал, как на мосту ударило еще несколько выстрелов, а затем громкий всплеск упавшего тела дал понять, что Мигель – мертвый или живой – добрался-таки до воды. Вслед за всплеском забарабанили автоматные очереди, и по воде зашлепали пули – если противника не удалось захватить живьем, его следовало безжалостно уничтожить…
– Еще раз дернешься – и я оторву тебе голову! – гневно бросила Афродита. Дружелюбия в ее голосе не было.
– Отпусти немедленно! – Мефодий тоже хотел выглядеть разъяренным, но у буксируемого за шиворот это получилось как-то неубедительно.
– Или что? – издевательски рассмеялась Афродита. – Мальчик, да стоило мне тогда, на острове, на тебя только краем глаза глянуть, как ты едва сознание не потерял! Ты еще молодая и глупая особь, и не тебе тягаться со мной! И не такие, как ты, ползали предо мной на коленях. О, как же вы предсказуемы – слов нет! Как же легко вертеть вами! Пожалуй, я не отдам тебя Нептуну, а оставлю при себе – будешь моим ручным землянином. В конце концов, ты молод и в самой кондиции, мне такие по нраву. Будешь покладистым – останешься жить. Если же нет…
– Прости, любимая, но вынужден отклонить твои руку и сердце, – проговорил Мефодий, чувствуя, что свирепеет – перед его глазами вдруг отчетливо предстали обезглавленный Джейкоб, расстрелянные в упор Роберто и Александр, хладнокровно добиваемый раненый Мигель, прочие погибшие Исполнители и смотрители, с кем он не был знаком, но смерть которых произошла сегодня на его глазах. – Я чертовски трудно приручаюсь! И не убивайся сильно, я уверен, что в будущем ты наверняка встретишь того, кто полюбит тебя и такую…
– Какую такую? – настороженно спросила Афродита. В тоне Мефодия звучали непривычные ей интонации – та, что умела шутя завоевывать и беспрекословно подчинять, крайне редко нарывалась на дерзость.
– Попорченную! – пояснил Мефодий и выпустил правый слэйер…
Руки Афродиты все еще сжимали ворот его свитера, когда новобранец камнем падал в воды пролива Те-Нарроуз. Сама же Прекраснейшая из Прекраснейших, богиня любви и красоты, вопила где-то в вышине, с каждой секундой отдаляясь от падающего Мефодия все дальше и дальше. Крик Афродиты был вполне объясним: слэйер новобранца с аккуратностью хирурга ампутировал ей обе верхних конечности чуть повыше локтей.
Будь у Мефодия выбор, он ни за что бы, разумеется, так не поступил. Но юпитерианский плен не предвещал ничего, кроме лоботомии и службы в качестве подопытного образца, а самоубийство, по мнению Мефодия, сделало бы много чести этому безжалостному созданию, в чарах которого его угораздило запутаться. Так что слэйер Мефодия вдобавок ко всему разрубил и эти путы – незримые, но крепость имевшие стальную.
Уже перед самым приводнением Мефодия вцепившиеся в него отрубленные руки Афродиты полыхнули голубым пламенем, которое обожгло шею новобранца и наверняка перекинулось бы и на волосы, если бы не удар о воду.
Лютый холод пробрал Мефодия до костей, но сразу же заработавшие системы жизнеобеспечения организма сообщили, что Просвещенный Исполнитель выжил и вполне исправно функционирует.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ ДЕВУШКА СО СЛЭЙЕРАМИ
Одиночеством Мефодия было уже не напугать – после ухода Раисы он привык к нему, как к своей неказистой мебели, и, постоянно занятый работой, просто-напросто не обращал на него никакого внимания. Но то дома, в родном Староболотинске, где, казалось, каждый камень, каждый фонарный столб, каждое дерево готовы разговаривать с тобой на понятном языке и в каждом из них ты волей-неволей признаешь соотечественника.
Здесь же, на другом континенте в другом полушарии, ничего этого не было. Камни, столбы, деревья, стены домов, даже мусорные баки глядели на Мефодия с таким недружелюбием, что поначалу он даже не знал, на чем остановить взгляд. Оттого и нахлынувшее одиночество тоже казалось чем-то ни разу не испытанным и потому пугающим. Но надо отдать должное железной исполнительской выдержке, новобранец не впал в отчаяние и едва только, промокший до нитки, выкарабкался на пирс в статеновских доках, как сразу же начал анализировать сложившуюся ситуацию.
Ситуация была дерьмовее некуда. Исполнители и смотрители понесли катастрофические потери. Они убегают от юпитерианцев на собственной территории. Они нажили себе еще одного врага – землекопа, контроль над которым в этом секторе был полностью утрачен. А если принять во внимание легкость, с какой небожителям досталась эта победа, тотальная потеря контроля над всеми землекопами планеты была не за горами.
Теперь о хорошем. Совет смотрителей функционирует, и возглавляет его достойный преемник покойного Джейкоба. Порох в пороховницах тоже еще остался, хоть и был местами подмочен тем, что юпитерианцы имеют ряд довольно серьезных преимуществ. Усилитель не найден, и хотелось надеяться, что этого никогда не случится – Хозяин наверняка предусматривал и такое развитие событий. Кроме того, враг тоже понес потери, доказывающие, что бить его можно с успехом. Дома, как известно, и стены помогают, поэтому списывать со счетов Единую Охранную Систему планеты можно будет лишь в том случае, если она сама признает свое поражение. А поражения смотрители и Исполнители не признают никогда…
Стояла глубокая ночь. Хлюпая мокрыми ботинками, подошва одного из которых окончательно оторвалась и плавала сейчас в проливе, Мефодий побрел по пустым причалам, жизнь на которых замерла еще неделю назад в связи со всепланетным экономическим кризисом. У пирсов покачивались одинокие суда, их не разгружали и не загружали; они ждали своего часа, который обещал вот-вот пробить, ибо прогнозируемый теперь экономический подъем снова должен был выгнать сухогрузы и танкеры в море.
Мефодий перемахнул через опутанную колючей проволокой ограду, образумил усмирительным сигналом парочку злобных доберманов и напугал окруживших костер бездомных бродяг, один из которых с перепугу запустил в Мефодия пустой бутылкой. Новобранец оставил грубость бродяг без внимания, перепрыгнул через костер и очутился на замусоренной портовой улочке, в этот предрассветный час довольно малолюдной. Парк Латуретт был где-то неподалеку отсюда.
Согласно приказу Гавриила, все выжившие Исполнители обязаны были явиться после операции на оговоренные места встречи. Для группы Гавриила таким пунктом сбора являлся вышеупомянутый парк в Ричмонде, а конкретно – лодочная станция на берегу С-образного озера, расположенного в парке. Срок ожидания Гавриила ограничивался полуднем сегодняшнего дня, так что Мефодий пока не опаздывал.
Мефодий придирчиво осмотрел свой внешний вид. Завтра город наверняка будет продолжать празднование встречи миров (надо думать, неудавшаяся рефлезианская атака на здание ООН не омрачит праздничного настроения горожан), а на Мефодии, как назло, промокшие рваные ботинки, замызганные и проеденные Сатировой кровью штаны да прожженный на спине свитер. Нет, конечно, можно было выдать себя за представителя местного андеграунда – одного из тех, кто только что метнул в Мефодия бутылкой, – но предстоял визит в общественное место, а потому привлекать излишнее внимание не хотелось.
Пройдя вдоль по улице, вскоре Мефодий нашел то, что искал. Интернациональное словосочетание «сэконд хэнд» украшало вывеску неприметного магазинчика под аркой старого дома.
Мефодий еще ни разу в жизни не занимался кражами со взломом, но грабеж и раздевание прохожих импонировали ему куда меньше, а потому пришлось рискнуть. Немного успокаивала мысль о том, что убежать от полицейских он успеет всегда. Оглядевшись по сторонам, начинающий уголовник и рефлезианец Мефодий Ятаганов аккуратно срезал слэйером амбарный замок на двери магазинчика, подергал открытую дверь, немного подождал и, так и не услыхав ни звона сигнализации, ни воя сирен, бесшумно проник внутрь.
Превосходное ночное видение позволило Мефодию подобрать себе подходящий гардероб в полной темноте. Американский «секонд-хенд» оказался на удивление добротным, не чета российскому; видимо, изношенность вещей по эту сторону Атлантики определялась по гораздо более строгим критериям. Чтобы купить у себя на родине кожаную куртку-»косуху» и фирменные, прочные как брезент, джинсы, Мефодию пришлось бы разгрузить на продбазе не один десяток вагонов. Здесь же все это богатство висело свободно и, судя по всему, особым спросом не пользовалось. Мефодий поймал себя на том, что уже начинает придираться к таким мелочам, на которые на староболотинской толкучке не обратил бы никакого внимания, а потому решил закругляться. Дабы несколько успокоить собственную совесть, снятую с себя одежду Мефодий аккуратно развесил на вешалках тут же, хотя и сомневался, что при здешнем богатстве ассортимента она сможет найти себе нового владельца.
Проклиная форсмажорные обстоятельства, новобранец, скрепя сердце, вскрыл кассовый аппарат и распихал по карманам найденные в нем мелочь и купюры. Сумма оказалась не ахти, но до отбытия из Америки могла здорово его поддержать.
Мефодий вышел из магазинчика и, то и дело оглядываясь, побрел по направлению к парку Латуретт. Новобранец особо не спешил – время позволяло, да и не стоило вызывать подозрения у начинающих заполнять улицы граждан.
Ни Гавриил, ни Мигель на месте сбора так и не появились. Мефодий прождал их до четырех часов дня, бесцельно слоняясь вдоль озера и глядя на плавающие по нему стаи диких уток, что облюбовали водоем в качестве транзитного на пути к солнечному Майами. Он спросил у сторожа лодочной станции о том, нет ли поблизости еще одной такой же, но тот лишь отрицательно покачал головой. Впав в уныние, Мефодий купил две банки колы, огромный чизбургер и присел на скамеечку неподалеку от станции обдумать свое горестное положение.
В том, что на месте сбора не объявился Гавриил, не было ничего удивительного – новому Главе Совета требовалось вступать в должность, а не отвлекаться на эвакуацию рядовых бойцов, тем более что на этот счет имелся альтернативный сценарий. Навевало траурные мысли другое – отсутствие Мигеля. Значит, наставник Мефодия все-таки погиб и канул где-то в пучине пролива… Или попал в плен… Хотя нет: пусть Мефодий знал Мигеля совсем недолго, но этого вполне хватало для того, чтобы быть уверенным – Мигель скорее отрежет себе голову собственными слэйерами, чем попадет в плен. Разве что окажется без сознания и у него отберут клинки…
Но даже из такого положения имелся выход. Мефодий не мог думать о нем без содрогания, однако, как истинный Исполнитель, сам готов был проделать это, если потребуется: древний способ самоубийства японских ниндзя. Загнанный в угол ниндзя мог откусить себе язык и умереть от потери крови. А дабы его не успели откачать, откушенный язык и кровь предписывалось проглатывать, до самого момента смерти не показывая вида, что умираешь… Не хотелось думать, что Мигелю суждено пройти через такое, но то, что мастер не прибыл на пункт сбора, указывало на некие непредвиденные и наверняка мрачные обстоятельства.
Мефодий долго сидел на парковой скамье в глубокой задумчивости, однако делать было нечего – пришлось переходить ко второму пункту плана, а именно – выдвигаться на поиск местного представительства «Небесных Врат», чья «контора» располагалась к юго-западу от аэропорта Ла-Гуардия, в Вудсайде. Перенаселенный Куинс являлся неплохим местом, чтобы замаскироваться. Не радовало лишь то, что требовалось снова проделать практически тот же самый путь, но только в обратном направлении.
Немного поколебавшись, Мефодий решил-таки не рисковать, прорываясь через Бруклинский мост, и предпочел более длительную, зато более спокойную поездку железнодорожным транспортом – вариант затеряться среди пассажиров был, пожалуй, лучшим из всех.
Чтобы лучше ориентироваться на незнакомой местности, Мефодий купил подробную карту Нью-Йорка, вызубрил ее наизусть, запершись в кабинке общественного туалета, и там же выбросил, чтобы не походить на приезжего, на которых сегодня будут смотреть с удвоенным подозрением.
Путь предстоял неблизкий, с несколькими пересадками. Мефодий пригляделся к спешащему потоку людей, после чего придал своему лицу такое же озабоченное, как у всех, выражение и нырнул в уличную суету.
Толчея в вагоне была для Мефодия явлением привычным, поскольку ничем не отличалась от подобной толчеи в Староболотинске, разве что окружающая новобранца публика здесь была более многонациональная. У стоящего справа пуэрториканца имелся портативный радиоприемник, посредством которого Мефодий смог войти в курс произошедших за истекшие двенадцать часов событий.
Ликование вчерашнего дня понемногу сошло на нет, и в речах дикторов уже не сквозило то возбуждение, что еще вчера заражало жителей планеты. Один за другим следовали комментарии специалистов по имеющим отношение к «гостям из Космоса» вопросам. Ясности эти комментарии особой не вносили. За редким исключением комментаторы были солидарны друг с другом – Человечество только что шагнуло по пути дальнейшего прогресса. Людям несказанно повезло: они обрели настоящих братьев по разуму.
Особняком стояли известия о спровоцированном вчера рефлезианцами у здания ООН сражении, которое едва не сорвало знаменательные переговоры. Мефодий пропустил мимо ушей сообщения о многочисленных человеческих жертвах (факты явно непроверенные – если даже жертвы и были, то страдали они разве что легкими ушибами), втайне порадовался тому, что «один из миротворцев убит, а один тяжело ранен», и насторожился, когда услышал призывы к гражданам о понимании и непротивлении, если их внезапно остановят на улице и подвергнут обыску.
Далее радио стало транслировать фрагменты проходящих одновременно в разных концах города выступлений миротворцев, целью которых, как уже было известно Мефодию, являлось не желание «гостей» познакомиться с землянами поближе, а продолжение их акции по массовому блокированию каналов телепатической связи в мозгу землекопов.
Мефодий невозмутимо прослушал отрывок пламенной речи Афродиты в Мэдисон-Сквер-Гарденс. Покалеченная жестоким рефлезианцем, миротворица демонстрировала изуродованные руки негодующей толпе и призывала бросить все силы на изгнание с лика прекрасной планеты этого проклятия всех цивилизованных миров, этих кровожадных выродков.
Публика с Афродитой единодушно соглашалась.
Со дня на день обещалось прибытие еще нескольких делегаций миротворцев, собирающихся в качестве миссионеров посетить все континенты и завершить свой вояж крупным конгрессом в Женеве, где и будет выработана доктрина их отношений с землянами на ближайшее будущее. Сегодня же, пока не определено место для представительства миротворцев на Земле, все они находились под эгидой ООН.
Поезд пересек тоннель под Гудзоном и вынырнул на Манхэттене. До нужной Мефодию станции оставалось уже недалеко – пересечь Манхэттен, пересечь Ист-Ривер и несколько остановок в Куинсе.
На станциях Манхэттена царила суета и беспокойство. Как заметил Мефодий из окна вагона, здесь прямо по перрону прохаживались полицейские и те самые типы в штатском. Они обыскивали каждого, кто казался им подозрительным. В первую очередь у всех подвергшихся обыску осматривали запястья.
Был пойман или нет хотя бы один Исполнитель, приемник пуэрториканца не сообщил, поскольку его хозяин покинул вагон вскоре по прибытию на Манхэттен. Мефодий всмотрелся в газеты читающих пассажиров, но там, помимо того, что он уже знал, ничего нового не обнаружилось…
Прежде, чем ступить на перрон в Вудсайде, Мефодий тщательным образом осмотрелся – если количество полицейских и фэбээровцев здесь было то же, что и на Манхэттене, то разумнее было бы проехать еще пару остановок в глубь Лонг-Айленда. Однако, кроме обычного патруля, который просто шатался туда-сюда и не занимался обыском, никого из потенциально опасных субъектов поблизости не было. Мефодий засунул руки в карманы и, стараясь походить на спешащего по делам обывателя, двинулся вслед за толпой.
Двигающиеся по тротуарам огромные людские потоки немного расслабляли, поскольку раствориться в них было проще простого. Иди себе вместе со всеми, нигде не останавливайся, ни на что не отвлекайся, и никто на тебя даже краем глаза не глянет. Простейшая задача, выполнимая и без смотрительского «скользкого колпака»…
Однако несмотря на элементарность, эта стратегия рассыпалась в пух и прах уже через один квартал. Мало того, демаскироваться пришлось по собственной воле.
Мефодий собрался было обойти стороной столпотворение возбужденных граждан (только что подошедшие к толпе люди нетерпеливо подпрыгивали и через головы впередистоящих пытались разглядеть, что там происходит), но что-то заставило его остановиться и прислушаться.
– Эй, приятель, что за тусовка? – спрашивал один обыватель другого. – Что случилось?
– Да рефлезианца поймали! – отвечал тот. – Хотели надавать ему по шее, да копы не дали!..
Расслышав это, Мефодий понял, что уже никуда не идет: кого бы там ни схватили копы – настоящего рефлезианца или всего лишь одного из неудачников-землекопов, выяснить это требовалось во что бы то ни стало.
«А вдруг Мигель?..» – мелькнула в голове новобранца шальная мысль. Мефодий приблизился к толпе и, заработав локтями, стал проталкиваться к ее центру.
Чуда не произошло – это был не Мигель. Однако и ложно обвиненным землекопом пойманный тоже не являлся. Если точнее, то не пойманный, а пойманная.
Мефодию уже была знакома эта девушка. Именно с ней он столкнулся вчера в Ассамблее после схватки со спецназовцами, и именно она ожидала за его спиной приказ Гавриила об эвакуации. Мефодий помнил, что вся ее группа погибла, но кто был у этой Исполнительницы командиром, Мефодий не знал, как не знал и ее имени. Однако после того как угрюмый взгляд поставленной на колени Исполнительницы прошел по толпе и надолго задержался на Мефодии, стало ясно, что она его также узнала.