— Господин вице-адмирал, сообщение, по красному коду. Изволите прочесть?
— Давайте...
Я взял конверт, глянул на часы, расписался в журнале и проставил время. Еще не открыв конверт, я предположил, что там очередное merde — неприятности поодиночке не ходят. Я не ошибся в своих предположениях.
Набат!
Совершенно секретно
Шифром ВМФ
Командующему УАГ-4
Вице-адмиралу Безбородову
Довожу до Вашего сведения, что сегодня, в шестнадцать сорок П[33] в Танжере на улице Пятого февраля неизвестной вооруженной группой в количестве не менее 6 был схвачен и увезен в неизвестном направлении живым Флота капитан второго ранга В.П. Бородин, прикомандированный к экипажу Паллады и выполнявший специальное задание в городе. Сопровождавшие его лица: лейтенант по адмиралтейству Галыгин тяжело ранен и обожжен, сержант по адмиралтейству Степанюк не пострадал. Потери нападавших — предположительно 2. Сержант по адмиралтейству Степанюк находится в гражданской больнице под надзором местной полиции.
Докладываю для получения распоряжений.
Командир крейсера-авианосца[34] Паллада
Флота капитан первого ранга
М.В. Бердынский.
Офицер встречался с агентом в городе. Агент оказался двойным, офицера похитили. Скорее всего, чтобы пытать и отрезать голову. Они знают, что с нами шутки не проходят — мы не обмениваем заложников на схваченных и ожидающих суда террористов.
Могло быть и так, что агент не был двойным. Его просто раскрыли — но не отрезали сразу голову, а решили сделать из него наживку и посмотреть, кто придет...
Когда же все это закончится...
Сунув спецсообщение в карман, я отправился в адмиральскую каюту. Еще один аврал — только этого нам и не хватало...
— Мафия?!
Ударной авианосной группой Александра Второго командовал, на мой грех, полный адмирал, Николай Ильич Казарский, граф Казарский[35]. Ему был семьдесят один год — достаточно для того, чтобы быть упрямым как осел и никогда не менять своих решений. Кроме того — его очень уважали в Главморштабе. На флоте вообще очень много династий, например наша, Воронцовская — насчитывает четыре поколения, военными моряками были и прадед и дед и отец и я сам. Получается как в той книге... Оруэлла, кажется. Все животные равны — но некоторые из них все же равнее. Казарский до сих пор прибавлял к своим словам «-с» и терпеть не мог любое отступление от классических канонов ведения боевых действий на море. Военно-морской спецназ он считал кем-то вроде бездельников, прохлаждающихся на борту непонятно зачем, а разведчиков, типа меня — еще и бесчестными бездельниками. Мое предложение — как раз и подтверждало мое бесчестие — связаться с мафией для того, чтобы спасти попавшего в больницу моряка и возможно — найти второго, похищенного.
Что на Николае Первом, что на Александре Колчаке — я бы нашел понимание. Проблема в том, что первый в Атлантике, второй — на ремонте и переоснащении на верфях. Я и моя группа — все равно, что цыгане: нас и наше оборудование в контейнерах просто перекидывают с корабля на корабль, в зависимости от того, какой корабль находится в нужном секторе. Приходится налаживать связи с капитаном и с командующим УАГ. С Казарским — мне так и не удалось это сделать.
— Совершенно верно, мафия. Они держат город, они контролируют преступную жизнь и частично полицию там. Они могут быть полезны.
— Уголовные преступники! — Казарский пошевелил усами — как можно-с...
— Господин адмирал, эти уголовные преступники могут помочь быстро и тихо. Возможно, за деньги — но это дешевле, чем иметь проблемы. По крайней мере — я могу гарантировать, что попавший в больницу сержант исчезнет оттуда быстрее, чем кто-то успеет что-то понять. Не помешает их помощь нам и при расследовании, что именно произошло. Я лично знаю одного из самых влиятельных мафиози города.
— Это вас не красит сударь, да-с... И думать забудьте. Русский флот — не имеет дело с таким дерьмом. Я уже отправил депешу в Главморштаб. Будем действовать согласно их указаниям, слышите?
— Глухота до сих пор не входила в число моих недостатков — отрезал я и вышел
— Вице-адмирал Воронцов, вернитесь!
Чуть не обернулся, чтобы показать на пальцах нехорошее...
Кстати — мое вице-адмиральское звание — уже действующее, два года назад я отозван из действующего резерва и приписан к военно-морской разведке. Основная задача — уничтожить генерала Абубакара Тимура. Любыми средствами и любой ценой...
Я спустился на вторую палубу, где стоял мой мобильный штаб — несколько контейнеров, подключенных к системе связи и энергоснабжения авианосца. По пути — я уже продумал, что именно буду делать...
— Так, офицерам внимание! — я хлопнул в ладоши и офицеры повернулись ко мне — у нас чрезвычайная ситуация в Танжере. Один морской пехотинец тяжело ранен, один похищен — возможно, убит, но возможно — еще жив. Временно переключаемся на этот инцидент, примерно пятьдесят процентов ресурсов бросаем на это, оставшимися пятьюдесятью — отслеживаем ситуацию, связанную с основной целью. Что с потерянным беспилотником?
— Пока не нашли...
— Оставьте это команде Александра, пусть ищут сами. У нас есть дела поважнее и мы им не подчиняемся. Мне нужны два беспилотника над Танжером, один отслеживающий остановку в городе, второй — на подхвате. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
— Господин вице-адмирал, до особого распоряжения все полеты беспилотников запрещены...
— Кем?
— Господином адмиралом Казарским.
Вот... идиот.
— Еще раз напоминаю — мы часть центрального подчинения. Подчиняемся непосредственно Санкт-Петербургу и у нас есть свои беспилотники, а не беспилотники авианосца. Поэтому — распоряжения адмирала Казарского, затрудняющие или делающие невозможным выполнение нами своей работы я заранее отменяю, какими бы ни они были. Для нас они никакой силы не имеют, если кто-то в этом сомневается, пусть телефонирует в Главморштаб и выясняет по статусу нашей группы. Всем понятно, что я сказал?
— Так точно, господин вице-адмирал
Вообще то могут быть и проблемы. Беспилотники у нас свои — но топливо и обслуживание то местное. Вот прикажет Казарский не давать топлива — и чего?
— Я направляюсь на Аврору, буду наводить оттуда. Установите прямой секретный канал с Палладой, немедленно. За старшего Москвин. Вопросы...
— Как быть, если не дадут топлива для беспилотника?
Да, мысли идут в одинаковом направлении. Если кто-то кому-то на корабле хочет устроить веселую жизнь — ему обычно это удается. Особенно — если это командующий УАГ.
Я снял с шеи ключ на стальной цепочке, бросил его Чернову. Показал на сейф — там на оперативные расходы лежало полмиллиона рублей в различных валютах.
— Отстегните немного старшему офицеру команды обслуживания, он вас заправит. В чем проблема, реактивный самолет на форсаже сжигает за минуту столько топлива, сколько наш беспилотник за полчаса. Думаете, не найдут, как отчитаться? Или думаете, адмирал будет круглые сутки смотреть, что взлетает с палубы? На обратном ходе — заход в Ниццу, деньги всем нужны.
Из раза в раз учу своих подчиненных главному — импровизируй. Не останавливайся перед трудностями, тем более, если эта трудность — требования устава или идиот в мундире. Делай все, чтобы выполнить задачу. Оправдание можно найти даже провалу, не может быть оправданий только для одного — бездействия.
Рано или поздно я из этой группы уйду, а они — останутся. Потому что со смертью генерала Тимура — террор не закончится.
— Еще вопросы...
— Порядок взаимодействия...
— Ориентируйтесь на меня. Я попробую обойтись ударными силами Паллады, но разведка и связь на вас, ясно?
— Так точно.
— С нами Бог, господа!
— С нами бог, за нами Россия!
Пальцем поманил Москвина, отошли в сторону...
— Со стариком веди себя тихо, не нарывайся. Он после обеда спит полтора — два часа, на это время ориентируйся, чтобы поднимать и сажать свои пташки, ясно? Фон Валь может отказать, ориентируйся на Баратынского. Перед тем, как что-то запускать — поставь человека на первой палубе у адмиральского салона. Во избежание, скажем так.
— Понял.
— И входи в курс. Привыкай.
— Понял...
Танжер, Танжер... Город мафии, наркотиков, свободного секса и европейского декаданса на африканской земле. Крайний раз — я видел Танжер с борта снижающегося пассажирского дирижабля, как раз такого, который плывет себе в нескольких милях от нас, величаво и спокойно. Сейчас, увы — я путешествовал в куда менее комфортных условиях — на борту ударной лодки с жестким днищем, идущей со скоростью около тридцати миль в час, почти на пределе...
Соленый ветер летел в лицо. Сорочка промокла от брызг — я на всякий случай переоделся в гражданское и теперь жалел об этом. Пулеметчик на носовой спарке — ради тренировки отслеживал проносящиеся мимо яхты. Думаю, не самая лучшая идея...
Пролетели мимо марины. Дальше — грузовой порт, стационеры стоят либо пришвартованные в нем самом, либо на рейде. Военной гавани здесь нет — потому что и военного флота нет, только множество полицейских катеров, которые борются с контрабандой и торговлей наркотиками. Катера по военным меркам несерьезные — переделанные контрабандистские «сигареты», дающие до пятидесяти пяти миль на воде — но при этом из вооружения у них только ротный пулемет и крупнокалиберная снайперская винтовка, по двигателям стрелять. Как раз такая «сигарета» пристраивалась сейчас к нам, нагло пользуясь преимуществом в скорости, но опасаясь подходить ближе из-за пулеметов по бортам. Их у нас три, точнее даже четыре — спарка на носу и по одному по бортам...
Капитан-лейтенант Островский приложил ладонь ко лбу, чтобы солнце не светило, невооруженным взглядом осмотрел «сигарету».
— Отсигналим?
Я пожал плечами
— Валяй.
Островского я знал довольно давно, еще с тех времен, когда он попался мне в Лос-Анджелесе, раненый и убегающий одновременно и от полицейских, и от мексиканских и негритянских банд. Я засунул его в самолет, летящий в Империю — но ему довольно быстро удалось отплатить мне: он вывез невредимыми из САСШ Юлию и Майкла. Так получилось, что он с тех пор прибился ко мне. Североамериканцы знали его — у него была отличная подготовка, он закончил сразу два курса специальной подготовки, наш и североамериканский (североамериканцы его и подставили). Учитывая тот факт, что он был «засвечен» — в его личном деле стоял запрет на службу в подразделениях боевых пловцов. Но я пробил его прикомандирование к отдельному разведцентру под моим командованием в качестве силовой подгруппы обеспечения. То есть — если мы выйдем на генерала Тимура — именно капитан — лейтенанту Вадиму Островскому и его людям придется захватить или убить его. Плюсом было то, что служба здесь засчитывалась как участие в боевых действиях, соответственно шло утроенное жалование, и выслуга лет умножалась на два. Минусом — то что капитан-лейтенант и его люди превратились в чисто сухопутных крыс, практически не делая даже учебных погружений.
Островский — снял с автомата фонарь — прожектор (если на автомате — могли неправильно понять) и быстро отстучал — следую своим курсом. На морском языке это означало — пошли на ... .
У полицейских — не оказалось даже фонаря и человека, знающего азбуку Морзе, чтобы ответить нам. Вместо этого — они заорали требование лечь в дрейф и застопорить двигатели для досмотра...
— Ага, щаз-з-з-з... — раздраженно сказал Островский — лоцман, полный вперед. Готовность на пулеметах.
Сам он — поднял на антенне Андреевский флаг, чего мы не хотели делать, чтобы не светиться. Флаг был маленький, и судно наше было маленьким, третьего ранга — но вот флот, который мы представляли — был сильнейшим в мире...
Полицейские — связываться не решились, хотя и следовали за нами неотступно до самой Паллады...
Крейсер-авианосец Паллада был относительно пожилым кораблем. Он был построен в семьдесят седьмом году, но в две тысячи четвертом прошел полную реновацию с изменением функций. Так что его можно было считать новым кораблем.
Он был последним в серии шести систершипов, построенных в соответствии с военно-морской доктриной второй половины двадцатого века. Тогда — после двух десятилетий бурного развития авианосцев, за которое авианосцы прибавили в весе в два — три раза и превратились из средства обеспечения ПВО линкоров в самостоятельные и очень мощные ударные единицы — возник вопрос, как воевать против авианосцев. Один из асимметричных ответов — развертывание мощных подводных сил. Тем более — первые атомные подводные ракетоносцы появились в пятидесятые, а вот первые атомные лодки — охотники — как раз в конце шестидесятых. В конечном итоге: лодок-охотников во флотах стало столько, что возникла серьезная угроза для авианосцев.
Основная угроза для подводной лодки — это торпеды и глубинные бомбы. Кроме того — для обнаружения торпедной подлодки — нужны буи, большое количество акустических буев и возможно, морские мины — быстро заминировать опасный участок, чтобы преградить выход подлодки на огневой рубеж. Встала проблема и морских мин — во Второй Тихоокеанской японцы активно использовали подводные минные заградители. Мины стали для кораблей столь опасными, что стало невозможно использовать ни минные тральщики, ни минные тралы на больших кораблях — единственными средствами борьбы с современными минами стали буксируемые тяжелым вертолетом минные тралы и боевые пловцы из подводных команд разминирования. Современная война требовала наличия на борту ударной авианосной группы не менее десятка различных вертолетов, в том числе тяжелых. В то же самое время — вертолетного ангара по тем временам не было даже на некоторых крейсерах старых проектов, не говоря о фрегатах и эсминцах. К тому же — в это время были списаны последние летающие лодки — Вторая Тихоокеанская показала, что выжить в современном бою они не могут, и к тому же — на флоте не стало самолетов, которые могли бы нести и применять торпеды. Вообще не стало...
Несколько тяжелых катастроф показали опрометчивость «немедленного» решения — за счет сокращения авиагруппы тяжелого авианосца ввести в него восемь вертолетов. Да, у авианосца есть спасательные вертолеты — но это все не то. Палубная команда авианосца не могла обеспечить одновременную летную работу двух принципиально разных типов летательных аппаратов — самолета и вертолета — с палубы авианосца, для базирования восьми тяжелых вертолетов Сикорского, способных нести четыре торпеды, а не одну как вертолет других флотов потребовалось слишком сильно сократить боевые возможности ударного авиакрыла авианосца. Получился этакий недо-авианосец и недо-вертолетоносец. Вертолет требовал своих запчастей, своего запаса топлива, несовместимого с реактивным. Летный штаб авианосца — тоже оказался не в состоянии обеспечить управление одновременно и вертолетными и самолетными вылетами. В итоге — ситуация зашла в тупик.
У морской пехоты были самостоятельно построенные корабли, на которых базировались вертолеты — но флот счел их недостаточно мореходными, не способными поддерживать ход авианосного ордера в течение длительного времени. В итоге — шесть крейсеров — три уже построенных и три заложенных — перестроили в специализированные легкие вертолетоносцы. По расчетам — для обеспечения надежной противолодочной защиты авианосного ордера — требовалось не менее четырех работающих вертолетов Сикорского. Новый крейсер-авианосец нес десять, из них четыре могли работать, шесть — ремонтироваться, дозаправляться и быть в резерве. Таких крейсеров — авианосцев построили шесть — по числу существовавших на то время авианосных ордеров.
В девяностые годы — эта проблема была решена по-другому. Авианосцы крайнего проекта — изначально были спроектированы под восемь вертолетов противолодочной борьбы. Крейсера дальней океанской зоны в качестве обязательного требования должны были иметь ангар на три средних или два тяжелых вертолета, фрегаты — на два средних или один тяжелый, эсминцы— на один средний. Современные системы связи и управления с использованием боевого интернета — позволили-таки штабу авианосца управлять и вертолетами и самолетами одновременно. То есть — ударная авианосная группа нового проекта оказалась способна сама обеспечить свою противолодочную и противоминную оборону, без использования специализированного корабля.
Крейсеры — вертолетоносцы хотели списать — но передумали. Все они прошли модернизацию и стали использоваться как специализированные корабли — стационеры. Вместо десяти противолодочных вертолетов — на них стали базироваться два тяжелых вертолета Сикорский-80 для высадки морской пехоты и четыре ударных — для ее огневой поддержки. Изначально на крейсере был очень мощный информационный центр — потому что крейсер-вертолетоносец в составе УАГ должен был полностью принимать на себя роль штаба противолодочной и противоминной борьбы — его модернизировали и превратили в разведывательный центр. Для обеспечения решения задач, возлагаемые на суда — стационеры — на корабле забазировали роту морской пехоты. Команды — подобрали с собой тщательностью — они должны были и заниматься разведкой и представлять Империю на чужбине. Именно к такому кораблю мы сейчас причаливали — под дулами автоматов дежурной смены морской пехоты, занявшей позиции на палубе. Судя по тому, что крупнокалиберные пулеметы были расконсервированы и поставлены на станки — на корабле было объявлено военное положение...