— Откуда вы знаете об этом наследстве?
— Можете презирать меня, мисс Вестон, но я подслушивал.
— А теперь? Теперь, когда вам все известно, когда вы знаете, что я разыскиваю стоящую целое состояние драгоценность, когда вы знаете, что меня преследуют, вы намерены шантажировать меня?
— Будем говорить откровенно? Подумывал и об этом, но, знаете, как-то не идет. Перед вами, мисс Вестон, я чувствую себя вроде как первоклассником перед тетей учительницей. Судя по всему, я слишком уважаю вас, и это чувство лишает меня решительности как раз в те моменты, когда следовало бы действовать. Я хотел бы принять участие в вашей игре, но я не шантажирую. Если вы прогоните меня, я уйду.
— В полицию, чтобы донести на меня, — насмешливо проговорила Эвелин.
— Мисс Вестон! — самолюбиво ответил Эдди, так покраснев, что сразу было видно, какой это все-таки еще большой ребенок. — Вы несправедливы ко мне. Я человек легкомысленный, люблю деньги и способен на всякое, но сокровище это я и вправду хотел найти только для того, чтобы принести его вам и попросить вашей руки.
Эвелин засмеялась.
— Ладно, Эдди. Серьезным человеком вы, похоже, никогда не станете. Вечный фантаст и сумасброд. Я готова принять вашу помощь. Мне и впрямь до сих пор было очень одиноко… не было никого рядом.
— Главным образом потому, — объяснил профессор Рансингу, — что мой халат слишком привлекал внимание и мне приходилось прятаться на заднем сиденье…
— Теперь это уже не повторится. Больше вам пускаться в путь из-за меня не придется.
— Мисс Вестон… я уже не раз слышал это… Могу лишь повторить, что все мы в руке божьей…
— И тем не менее, заверяю вас, что не угрожаю и никогда больше не буду угрожать вашему покою.
«Какая красивая женщина, — подумал Баннистер, — только невозможно предсказать, когда она неожиданно превратится в бушующий ураган».
— Я вернулась, потому что мы снова поменялись сумками. Я случайно забрала ваш несчастный несессер. Не беспокойтесь — я только приоткрыла вашу святыню и сразу же вновь захлопнула ее. Вот он, сэр, чтоб ему провалиться! — Эвелин так швырнула сумку, что лезвия и квасцы заплясали в брюхе Будды. — И отдайте, пожалуйста, мою сумочку. После этого мы с Эдди удалимся и никогда больше не станем тревожить вас.
— Любопытно, что на Кингс-роуд соседи зовут друг друга по имени, как до сих пор в Англии было принято лишь между родственниками или по-настоящему близкими друзьями…
С этими словами профессор подошел к каминной полке и взял оттуда сумочку.
— Но это же моя сумка… Вы не напутали, мисс Вестон? — Инстинктивным движением профессор открыл сумочку.
Три головы с приоткрытыми ртами склонились над сумкой, три сердца застучали сильнее в наступившей на мгновенье тишине.
На самом верху лежал оранжевый конверт с пятью печатями на нем.
Эвелин шагнула наконец решительно к сумочке, но Баннистер уже захлопнул ее и положил сверху руку, словно огромный ленивый лев, охраняющий свою часть добычи. Съест он ее, может быть, только позже, но трогать, тем не менее, не позволит никому.
— Верните, пожалуйста, мою… сумочку, — нервно проговорила девушка.
— Сумочку вы, разумеется, можете взять, но конверт я вам, увы, отдать не могу. До сих пор я старался убедить себя, что все происходящее не касается меня. Сейчас, однако, дело обстоит так, что конверт должен попасть к вам и к тем, на кого вы работаете, через мои руки. Это сделало бы из меня такого же шпиона, как, скажем, Мата Хари…
Эвелин задумалась. Действительно, до сих пор профессор играл в этом деле лишь пассивную роль. Отдав конверт, лорд Баннистер, однако, превратится в прямого соучастника! А ведь это серьезный претендент на Нобелевскую премию, всемирно известный ученый и, что даже еще более существенно в данном случае, образцовый джентльмен!
— Вы видите, мисс Вестон, что требуете от меня невозможного, если хотите, чтобы я передал вам этот конверт. Обещаю, однако, дать вам время скрыться и только после этого передать этот документ властям.
Рансинг поглаживал горлышко бутылки, явно ожидая лишь кивка Эвелин, чтобы запустить ею в голову профессора и тем закончить этот неприятный разговор. Эвелин, однако, знака не подавала.
Она размышляла. Баннистер озабоченно смотрел на нее. Наконец девушка, задумчиво глядя на лорда, проговорила:
— Вы не слишком устали, чтобы проделать довольно долгий путь на спине верблюда?
— Так я и знал… — устало вздохнул профессор.
Первый, слабый еще порыв циклона уже ударил ему по нервам. Снова в дорогу! Боги бросили жребий, и вихрь судьбы вновь, вопреки всему, подхватил всемирно известного, но беззащитного исследователя сонной болезни.
— Вы ведь хотите передать конверт властям, не так ли?
— Да, но я предпочитаю попасть к ним пешком, а не верхом на верблюде. С недавнего времени я испытываю — не знаю, справедливо ли, — болезненную неприязнь к любому транспорту…
— Если вы собираетесь сделать это здесь, в Марокко, то мы пойдем в полицию вместе с вами. Не думаю, однако, что истинный английский джентльмен, гуманист и интеллектуал сможет отказать в помощи, когда речь идет о беззащитной женщине и чести оклеветанного человека.
— На этих же основаниях я уже — один раз во фраке, а другой раз в халате, — исколесил половину Европы.
— Сейчас речь идет всего лишь о соседнем оазисе.
— Сейчас да. Но после того, как мы отправимся в путь, вполне может оказаться, что остановиться мы при всем желании не сумеем до самого Кейптауна. Не говоря уже о том, что верблюд не автомобиль и если в нем не будет хватать пары частей, мы так и останемся в пустыне.
— Не надо насмешек! Можете, если хотите, прихватить с собой надежный конвой для охраны. Нам надо попасть в оазис Марбук. Это всего два дня пути на верблюде. Документ можете оставить у себя и выпустить из рук только в том случае, если вы убедитесь, что он попадет именно туда, куда следует. Поступив иначе, вы ради комфорта и безопасности пожертвуете благосостоянием бедной семьи, честью невинно страдающего человека, всем, что мне пришлось уже перенести.
Смерч начал уже затягивать профессора в свою воронку, делая бесполезным всякое сопротивление.
— Но чем вы все это можете доказать?
— Большую часть могу засвидетельствовать я, — сказал Эдди.
— А остальное я сейчас вам объясню. Дело в том, что…
— Погодите! — перебил профессор. — Не надо. После всего того, что писалось в газетах, чем меньше я буду осведомлен, тем, пожалуй, будет лучше. В данный момент моя роль в этом деле сводится к следующему: вы передали мне этот конверт, попросив передать его властям не здесь, а в оазисе Марбук, и я готов выполнить вашу просьбу. Лучше, если мы на этом и остановимся. У меня, во всяком случае, совесть будет спокойнее. Вы, словно вихрь, увлекаете меня с такой силой, что я, к величайшему своему прискорбию, даже не пытаюсь противоречить. Предупреждаю, однако, что дальше за Сахарой расположено Бельгийское Конго, и туда я ни ради наследства, ни для спасения чьей-либо чести, ни потому, что вас преследуют, отправляться не намерен. Дальше Сахары ни шагу ногой!
Эвелин грустно взглянула на профессора.
— Вы в этом уверены, сэр?
Решимость профессора несколько поколебалась.
— Во всяком случае… вы должны будете обосновать… — начал он неуверенно, — но, даже если мы и заедем, скажем, в Конго, то уж никак не до Кейптауна… и вообще… Короче говоря, я не возражаю, поехали!…
…Профессор сидел на верблюде с таким суровым видом, словно руководил карательной экспедицией. Еще больше портило ему настроение то, что кишевшие в шерсти верблюда насекомые, судя по всему, жаждали проанализировать состав крови известного исследователя сонной болезни. Он сидел на верблюде, покачиваясь в такт его шагам, и с горечью размышлял о том, что ради гуманизма и спасения чьей-то там чести он все едет и едет, едет и страдает. Впрочем, фактически положение вещей выглядит, пожалуй, гораздо проще.
Он — пусть немного напыщенно, но, в общем-то, повинуясь вечному закону тяготения к прекрасному полу — последовал, без всякого смысла и цели, за красивой женщиной в Сахару. Просто, поскольку он ученый и лорд, его поступок, ничем по сути дела не отличающийся от стандартного набора выходок влюбленных, требует более сложного и не столь унизительного объяснения.
— Рег-лакк! Рег-лакк!
Перешедший на рысь верблюд повернул голову и так ткнул лорда в грудь, что у того на миг перехватило дыхание.
— Рег-лакк! Рег-лакк!
Профессор потерял очки, но даже не попытался остановиться. С момента отъезда из Парижа больше было потеряно.
После того как верблюд еще пару раз толкнул его в грудь, профессор выпрямился в седле и от этого сразу почувствовал себя сильнее и значительнее.
— Рег-лакк! Рег-лакк!
К чести профессора надо сказать, что Рансинг, несмотря на свой жеребячий возраст, гораздо хуже справлялся с тяготами путешествия. До него скоро дошло, что верблюдов не зря называют кораблями пустыни, поскольку вскоре у него появились явные симптомы морской болезни. От пыли нещадно щипало в глазах, и по временам ему казалось, что больше он не выдержит и минуты.
К чести профессора надо сказать, что Рансинг, несмотря на свой жеребячий возраст, гораздо хуже справлялся с тяготами путешествия. До него скоро дошло, что верблюдов не зря называют кораблями пустыни, поскольку вскоре у него появились явные симптомы морской болезни. От пыли нещадно щипало в глазах, и по временам ему казалось, что больше он не выдержит и минуты.
У Эвелин был уже небольшой опыт, к тому же женщины вообще легче приспосабливаются к тропикам, так что она относительно бодро ехала рядом с проводником.
В лучах заходящего солнца тени от барханов, ряды которых уходили, казалось, в бесконечность, делали пустыню похожей на гигантскую шахматную доску, испещренную темными и светлыми клетками.
— Мы не поедем обычной дорогой, мадемуазель, — проговорил вдруг Азрим, их проводник.
— Почему?
— Аллах пожелал, чтобы вы подарили моей дочке амулет, и он же избавил вас от большой беды тем, что вы обменялись сумками и должны были вернуться. Дома я узнал, что сегодня ночью много дурных людей собрались, а потом стали лагерем У колодца на караванном пути, ведущем в Марбук. Среди этих людей был и тот, который вчера интересовался вами и, обманув меня, выведал, что мадемуазель собирается в Марбук.
Эвелин чуть не вывалилась из седла.
— Я думаю, что они устроили засаду, чтобы ограбить и убить вас. Но мы поедем другой дорогой — через солончаки. Это не длинная дорога, только плохая и немного опасная. Все же я думаю, что это лучше, чем быть убитым.
Конец беседы слышали и подъехавшие поближе Рансинг и Баннистер.
— Они все-таки нашли меня! — чуть не плача, воскликнула Эвелин.
— Кто они? — спросил лорд.
— Союз бандитов и шпионов. Тех самых, из-за которых была устроена облава.
Лорд задумался.
— В Марбуке вы действительно собираетесь передать конверт в должные руки?
— Да.
— И, если нужно будет что-то выяснить, с чистой совестью предстанете перед полицией?
— Разумеется.
— Хорошо, — кивнул лорд, — тогда мы поступим именно так, как предписывает нам гражданский долг. Мы известим полицию, что она может схватить всю эту опасную шайку у колодца на дороге в Марбук.
Все удивленно уставились на профессора.
— Если вы сдадите конверт и вам нечего бояться, — объяснил лорд, — то почему бы не спровадить эту банду мерзавцев туда, где ей и положено быть? Мистер Рансинг с трудом выдерживает эту скачку, мы же с мисс Вестон лучше приспособились к ней, так что, мне кажется, разумнее будет, если молодой человек вернется и даст знать полиции о том, что мы услышали.
Рансинг не стал особо возражать — особенно после того, как Эвелин заявила, что для нее эта услуга будет стоить не меньше, чем если бы он стал сопровождать ее до самой цели.
— Заблудиться вы не можете, — сказал Азрим. — Вам надо все время ехать спиной к заходящему солнцу, пока вы не увидите отроги Большого Атласа, а потом держать путь прямо на них.
Рансинг попрощался с ними и, обливаясь потом в своем красочном наряде, затрусил назад, спиной к солнцу…
— Рег-лакк! Рег-лакк!
Они все подгоняли верблюдов. Кроваво-красные и лиловые тени все гуще заполняли промежутки между барханами. В пыльном, вонючем воздухе трудно было дышать.
Этот едкий, отдающий сероводородом запах солончаковых болот становился все сильнее и сильнее. Баннистер недовольно погладил подбородок.
— Опять забыл побриться… — пробормотал он, но, перехватив взгляд Эвелин, немедленно умолк.
В конце концов, разве несессер не с ним! Лежит в одном из тюков на несущем бурдюки с водой верблюде! Когда они прибудут в оазис, он побреется, что бы там ни творилось вокруг…
Вторую сумку профессор не выпускал из рук ни на минуту.
Пустыня, где кости стольких людей, убитых во имя кровной мести, смешались с мелким песком, навела и Эвелин на мысль о жестокой, по древним образцам, расплате.
Она приняла решение рассчитаться с несессером.
Да! Здесь с ним будет покончено! Его поглотят блуждающие пески Сахары, поглотят вместе с платяной щеткой, кремом для бритья и лезвиями.
Вероятно, Отелло подкрадывался к Дездемоне так же коварно и ловко, как, немного отстав от профессора и проводника, подкрадывалась к верблюду Эвелин. И вот уже сверкнул нож убийцы и под его лезвием лопнул один из ремней. Надрез… Еще один… Едва слышный шорох, с которым мерзкая вещь свалилась в мягкий песок, и маленький караван уходил все дальше и дальше…
Лорд был настолько поглощен своими мыслями, что ничего не заметил. Эвелин бросила взгляд назад. Теперь уже только она одна могла бы заметить вдалеке крохотную, неподвижную точку…
Несессер остался в пустыне. В нем остался «Дремлющий Будда», а в Будде — драгоценный камень ценой в миллион фунтов.
Рансинг старался вернуться поскорее в город. Было жарко, как в аду, пот заливал глаза, его мутило, у него болела голова, и ныла каждая косточка. В седле его удерживали лишь воспоминания о времени, проведенном в Мюглиам-Зее.
Все — таки здесь, в Сахаре, люди относятся друг к другу гораздо лучше… Интересно, дядя Артур сошел с ума или покончил самоубийством? Во всяком случае, стоило бы посмотреть, что там происходило после свадьбы. Вероятно, улыбку невесты, так напоминающую оскал уволенного в отставку японского министра, делало хоть сколько-нибудь сносной лишь ощущение близости алмаза. А потом бывшая девица Воллисгоф со своей изумительной улыбочкой и опустив, наверное, глаза покинула прежнюю девичью комнату и направилась в спальню.
И вот тогда-то! О! Дядя Артур дорвался наконец до статуэтки!
Он унес ее в самый дальний угол парка, большой дугой обогнув окна полуподвала, в котором Виктория, жена садовника Кратохвила, проводила время с певцом Вильгельма Телля, господином Макслем, обсуждая, надо полагать, разные творческие проблемы. И вот наконец… наконец при свете карманного фонарика он хлопнул «Дремлющего Будду» о край фонтана.
Будда разлетается вдребезги, из эмалированной коробочки сыпятся нитки, наперсток, ножницы. Дядя Артур ищет… ищет и ищет и…
Эдди задрожал.
Боже, до чего же чудесно в Сахаре!
Как все в мире относительно. Воспаленные глаза и пятидесятиградусная жара могут выглядеть приятным времяпровождением по сравнению с такой вот женитьбой.
Солнце зашло. На пустыню опустилась чудесная, звездная африканская ночь…
Глава десятая
Акционерная компания Адамс-Гордон, как окрестил банду толстяк, бывший врач, вместе с тридцатью наемными убийцами-арабами вот уже сутки стояла лагерем у расположенного в тени чахлых пальм колодца.
Все они бывали уже в тропиках — за исключением Райнера, основательно, однако, подготовившегося к пребыванию в пустыне. Его верблюд был нагружен доброй дюжиной вьюков, наполненных разнообразными предохраняющими, защитными и лечебными средствами. На верблюде Райнер восседал в темных очках и с зонтиком от солнца в руке.
Как только был разбит лагерь, Райнер смазался какой-то жидкостью, спасающей от москитов, но зато наполнившей Сахару таким зловонием, что все остальные постарались установить свои палатки как можно дальше, а верблюды начали дико метаться на привязи.
Через час почти все переставили свои палатки еще дальше. Райнера это, впрочем, не смутило. Что этому необразованному сброду известно о комарах и москитах — переносчиках малярии, желтой лихорадки и сонной болезни? На всякий случай Райнер поинтересовался у доктора Курнье каких именно насекомых должен отпугивать этот жуткий запах. Доктор взглянул на стоявшую рядом с Райнером бутылку, заткнутую резиновой пробкой. Этикетка на французском языке гласила:
ВЕРБЛЮЖИЙ ЖИР
Хорошенько смажьте поврежденное копыто и поставьте животное в отдельное стойло, чтобы резкий запах мази не отпугивал других верблюдов.
КОПЫТА НАДО БЕРЕЧЬ!
— Я думаю, — сказал Адамс каторжнику, — что разумнее всего не церемониться с этим Брандесом-Мюнстером, а просто захватить с нашими людьми оазис и отобрать у него Будду.
— Лишь бы не возникли какие-нибудь помехи, — заметил доктор.
— Опять закаркал! — буркнул Окорок, даже в пустыне не отказавшийся от смокинга и зеленой ленточки, теперь украшавшей его пробковый шлем.
— Вы путаете пессимизм с предвидением, — мягко, но с легким упреком в голосе ответил дипломированный отравитель, не слишком популярный из-за своих барских манер. — По-моему, нами была допущена маленькая ошибка, ничтожная ошибка, но разве не случалось, что один-единственный разболтавшийся винт выводил из строя всю огромную машину. — Он помахал перед лицом шелковым платочком, потому что ветер подул со стороны Райнера и зловонный запах достиг прямо-таки наркотической силы. — Корень этой ошибки лежит, по-моему, в бороде нашего глубокоуважаемого коллеги Жоко.
— Попрошу меня за волосы не притягивать, — буркнул Жоко.
— Спокойно, не надо так волноваться. Речь ведь идет о наших общих интересах…