Возможно, это прозвучит не очень хорошо, но важно, что мы об этом заговорили. Потому что это только первый из способов наказать гостей. Я – бог Моментальной Кармы. Мгновенной. Зло возвращается к вам тут же. Не нужно ждать доставки от четырех до шести недель. Если гость делает расистское замечание о таксисте – грядет возмездие. Если какой-нибудь невежественный гость считает уместным чесать свою гомофобию об кого-то рядом – даже не об меня, – я вершу правосудие. Суровое. Мгновенное. Правосудие.
Например. К разговору о телефонных кодах. Один из самых замечательных инструментов в моем арсенале – разместить клиента в определенный номер на двенадцатом этаже. Чем же он так страшен? С виду – ничем: нормальный по всем параметрам номер. Тем не менее, если я поселю вас в комнате 1212, ваш телефон не умолкнет из-за звонков тех, кто «не туда попал». Почему? На удивление многие постояльцы не в курсе, что для звонка из отеля нужно набрать цифру выхода. Обычно, чтобы сделать вызов, нужно сначала нажать «9» и только потом – номер, местный или международный. Таким образом, весь день и, поверьте, всю ночь идиоты, рассредоточенные по всему зданию, снимают трубку телефона и пытаются набрать прямой номер, начиная с 1 (212)[36]. Что бы они ни нажали после этого, неважно, потому что они уже набрали номер 1212, и тот, кто живет в нем, снимает трубку в три часа ночи и слышит, как какой-то пьяный постоялец жмет дальше на кнопки и говорит:
– Алло? Алло? Кто это?
– Который час? Почему вы мне звоните? Кто это?
– Я хотел бы заказать курицу по-сычуаньски, пожалуйста. Простите? Это Happy Family Palace[37]?
И так весь день и всю ночь.
Уже на втором году работы я изобрел «бомбу-ключ», которая тут же стала хитом. Кому-то – например, посыльному – она иногда требовалась.
– Эй, Томми, – говорил Трей, отводя меня в сторону от стойки. – Дай этому чуваку ключ-бомбу. Он сказал про таксиста расистское ругательство. Мне не хотелось бы услышать такое еще раз.
– Хорошо, Трей-Трей.
Я нарезаю ключи для бомбы немного не так, как остальные. Вновь прибывающий гость должен получить то, что называется «первоначальным ключом»: при первом контакте с замком он сбрасывает блокировку дверей, отключая все предыдущие ключи. Гости, похоже, думают, что эти замки – суперкомпьютеры, подключенные к беспроводной сети, и поэтому, если во время расчета на рецепции они понимают, что что-то забыли в сейфе, то спрашивают меня, будут ли работать их ключи. Я заверяю их, что будут. Затем гости указывают на то, что я их уже выписал. Но, боже мой, ключи все равно будут работать, пока не прекратят действовать автоматически в определенную дату и время (назначенные автоматически при регистрации и установленные на пятнадцать ноль-ноль дня отъезда). Ключи перестанут работать, когда закончится их срок действия или если в замок вставят новый «первоначальный ключ».
Поэтому, дорогие гости, если вы соберетесь продлить свое пребывание, даже если стойка регистрации забудет сообщить вам об этом (а мы забудем), да, вам нужны будут новые ключи. (Приветствую вас, люди у стойки, я только что сказал одну из наших тайн!)
И НЕТ, на ключах нет вашей личной информации, данных кредитной карты, номера паспорта и возраста ваших детей. Кто пустил такой слух, не знаю. Зачем, черт возьми, нам записывать личную информацию на одноразовый ключ-карту?
Но вернемся к ключу-бомбе. Если я хотел, то мог даже не программировать ваши ключи, а просто вручить вам любой старый набор и отправить вас в бой. Замок номера откажется вас впустить, а потом вы перетащите свои чемоданы вниз, чтобы получить новые ключи, которые я мог опять не запрограммировать правильно – я проводил карточку через программирующее устройство, но записывал туда, например, только пользование фитнес-клубом. Вы в момент запаритесь – вот почему ключ-бомба так замечательна. Я всего лишь вырезаю один «первоначальный ключ», а затем начинаю все сначала и вырезаю второй такой же. Оба они рабочие. Вы вставляете в замок один из них – загорается зеленый, и, пока вы пользуетесь первым ключом, все будет хорошо. Но велика вероятность, что в какой-то момент вы перепутаете карточки и сунете в замок второй ключ; тогда этот дурацкий агрегат сочтет первый ключ старым и недействительным. Без сомнения, рано или поздно дверь будет заблокирована, вы будете яростно всовывать свой первый ключ в слот, борясь с этим проклятым красным светом – или, может быть, желтым (какая хрен разница). Вот он, ключ-бомба. Считаете, дело во мне? Ничего подобного. Дело в том, что вы сказали своей девятилетней дочери заткнуться, резко сорвав рюкзачок с ее плеча передо мной при регистрации. А вы и не в курсе.
Кроме того, я знаю, что электронные шторы в номере 3204 не работают, и там по утрам слишком солнечно. Хорошего вам сна.
Недавно я позвонил Перри, и он пересказал мне историю, услышанную от посыльного из другого отеля. Среди карательных методов есть один – наисильнейший и безупречный. Например, такой:
– Так у этого ублюдка было четырнадцать сумок. Гонял меня три раза, вверх-вниз, вверх-вниз. Ну, я ж не против, в смысле, этот чувак один из самых крутых спортсменов на свете, не говоря уже о том, что он в кино снимается. Чуваку хорошо платят, а я тут как тут, подставил карман, чтобы поймать струйки этого потока. Так я ставлю его последнюю сумку на ковер, вытираю пот со лба, и этот парень жмет мне руку, пустую, просто дружеское рукопожатие и улыбка. Улыбка дятла из диснеевского мультика, я чуть не взбесился. Он закрыл передо мной дверь. Я слышал, он славился своей скупостью, но не верил, особенно после того, как я так поработал. Так, блин, я же не мог пропустить, как он вышел из фойе, и знал, что он будет выступать на стадионе «Супердом» следующие четыре часа. Поэтому я пошел обратно в его номер, открыл дверь и вошел в ванную. Он уже распаковал вещи, выложил весь багаж, и я хотел уже сделать пару движений его зубной щеткой в своей заднице… когда меня осенило. Бум. Ну, у парня есть парфюм, и он им пользуется. Так я открутил крышку, вылил немного из флакона в раковину и наполнил его доверху. Своей мочой. Цвет подошел идеально. Немножко встряхнул флакончик, брызнул пару раз для проверки. И ушел. Как же мне было приятно, когда я увидел, как он выходит через фойе, собираясь на какую-то вечеринку, весь такой элегантный и пахнущий мочой посыльного. Профессиональные спортсмены, приятель. Жадные уроды.
Будьте осторожны и остерегайтесь сотрудников без бейджа. Они что-то задумали и не хотят, чтобы кто-то узнал их имя.
* * *Легко представить себе, как в этом городе поток раздражения, который немного отступил в Новом Орлеане, стал быстро превращаться в штормовую волну. Я получал выговоры за злоупотребление отгулами (их я заслужил), но, кроме того, меня по-прежнему атаковали вредные постояльцы.
К тому же Тремблей внедрил замечательную новую политику. В гостиничном бизнесе принято дарить любимому сотруднику бутылку вина или ликера – это традиция. Бутылку приносят на торжественный ужин. Дорогой напиток дарят на день рождения. Также принято преподносить бутылку сотруднику рецепции, который всегда предоставляет вам апгрейд и ни разу не намекнул, что знает, как часто вы изменяете жене. Или, может быть, мы вспомнили, что вы провели у нас свой медовый месяц три года назад, и устроили вам праздник в годовщину. Это заслуживает бутылки белого, а? Но в отелях есть общее правило: нельзя выносить из здания спиртное, которое здесь продается. Было бы слишком просто, знаете ли, взять кочующую бутылку из-за кулис и показать ее охранникам со словами: «Это мое, подарила пара из номера 912». Такому подарку будет трудно выбраться за двери отеля вместе с работником и попасть к нему в печень. Если я получаю бутылку «Джека Дэниелса» (который у нас тоже продается), то кладу виски в пакет, заворачиваю в свитер, который кладу в другой пакет, затем насыпаю сверху грязные черные носки, и все это запихиваю в рюкзак. Я стараюсь проскочить мимо охраны так быстро, будто мой последний автобус уходит через пять минут. Даже если меня остановят, чтобы заглянуть в сумку (а охранники должны делать это всегда), они не будут копаться в моих грязных носках. Они кивнут и скажут:
– Убирайся отсюда. И постирай свои носки.
– Я как раз собирался, босс.
Но из-за бутылки вина не стоит разрабатывать операцию вроде «Побега из Шоушенка». При богатом выборе спиртного почти не бывает совпадений подарка с ассортиментом отеля. Не говоря уже о том, что сомелье любят заказывать и откупоривать старинные бутылки по полтыщи баксов, а не уродливые цилиндры «Йеллоу Тейл», один из которых как-то оставил мне постоялец. Бутылку с вином мы показываем нашему непосредственному начальнику, и он или она выдает вам «красный ярлык» с подписью директора по безопасности. Можно протащить мимо охраны даже 50-дюймовый телевизор с плоским экраном, если на нем красный ярлык.
По-видимому, политика в «Бельвью» изменилась, хотя никаких официальных документов не всплыло. И я выяснил это потому, что Кайла была в подсобке. Плакала. Эта девушка никогда и ни из-за кого не плачет. Она, скорее, вырвет обидчику волосы и выцарапает глаза. Но сейчас она стояла в комнате для хранения багажа, прислонившись к графику дежурств, и горько рыдала. Она даже не закрывала лицо руками, не скрывала полностью разрушенный макияж, размазанные румяна и тушь для ресниц и абсолютное отчаяние.
– Крошка, в чем дело? Кайла?
– В этом месте, Томми. Оно проклято. Иногда, когда я в подвале переодеваюсь, у меня такое смертельное ощущение, как будто этот отель построен на индийском кладбище.
Эл влетел с фиолетовой сумкой наперевес и заметил:
– Я езжу сюда на работу из города под названием Массапека. Вся эта чертова страна построена на индийском кладбище.
– Хорошо сказано, Волк, – ответил я ему в спину, когда он выбегал в фойе. – Но, Кайла, что они с тобой сделали? Влепили выговор?
– Ну, я тоже получила выговор, да. Но они делают это теперь каждую неделю. Дело не в этом. Нет, они обокрали меня.
– Сотрудник?
– Я так сначала подумала, но нет. Ты знаешь Хауэллов, пожилую белую пару? Ну, они никогда мне ничего не дают. Но я помогаю им все время, и жена действительно любит меня. Я упомянула о том, что у нас с мужем проблемы, понимаешь? После последних родов? Я только вскользь упомянула об этом миссис Хауэлл. Она сказала, что бутылка хорошего вина может исправить любую ситуацию, а две бутылки вылечат любую болезнь.
– Очень мило.
– Да, так вот, она вчера принесла мне две бутылки вина, и, я не знаю, они выглядели дорого. Я не могла забрать их домой после работы, я шла в спортзал, потому что моя задница толстеет. Поэтому я подписала бутылки своим именем и оставила в кабинете менеджера. Я почему-то передала мужу слова миссис Хауэлл, и он взял отгул, остался дома и готовил весь день. Все четверо детей были в Бронксе с бабушкой, и он готовил ужин для меня, я же должна принести вино, и мы бы ели и пили, а потом занялись бы сексом. И, может быть, записали бы секс на видео, как мы обычно делаем в День святого Валентина.
– Звучит неплохо.
– Я знаю. – Она опять расплакалась. – Но когда я пришла сегодня, вино пропало, и они сказали мне, что политика изменилась, и нам нельзя больше выносить спиртное из отеля. У меня даже была записка от миссис Хауэлл, где говорилось о вине, но они не отдали мне его.
Что-то во мне оборвалось в тот момент. Кайла плакала навзрыд и по-прежнему не закрывала лица руками. Я обнял ее, и она зарыдала еще сильнее, но затем стала успокаиваться. Когда она отстранилась, моя белая рубашка вся почернела от туши, но мне было наплевать. К горлу подкатывала нешуточная ненависть.
Почему ей было просто не купить две другие бутылки дорогого вина? Ее муж, посыльный в «Дабл Три», сломал руку год назад. Одной рукой не очень-то потаскаешь чемоданы. Врач даже сказал ему, что в связи с повреждением нервов, из-за сдавления (длинная история), он, возможно, никогда не сможет носить тяжести. За шесть месяцев он не мог найти работу, а затем, наконец, нашел место лифтера – ездил вверх-вниз целый день в грузовом лифте за мизерную зарплату. У них четверо детей. И теперь у них долги почти за четыре месяца. И это вино было особенным. Доброта, забота и слова ободрения наделили эти бутылки особенной силой. Почему Кайле было просто не купить две бутылки другого хорошего вина? Разуйте глаза!
Не успев опомниться, я уже бежал в кабинет генерального директора. Я был в ярости, в лифте меня трясло, я смотрел, как бегут номера этажей, и благодарил Бога, что рядом нет постояльцев, которые могли бы меня увидеть и начать расспрашивать. Я застал Тремблея в коридоре не с кем иным, как с директором по безопасности. Идеально. Наш толстый баклажаноподобный генеральный походил на маленькую матрешку рядом с гигантским главой охраны, которого неприязненно называли «Лерч»[38]. Наш прежний начальник отдела безопасности, работавший до продажи отеля, бывший полицейский (как почти все начальники охраны), был ниже среднего роста. Мы все любили его. Итальянец до мозга костей, он всегда громко говорил и постоянно обвинял меня в том, что я сижу на коксе, хотя наверняка знал, что уж я-то точно никогда не притрагивался к наркоте. Я называл его «Коп-шоу», потому что, о чем бы он ни говорил, даже о макаронах с сыром, казалось, будто он вещает на канале CSI или типа того. После того как его уволили, появился Лерч, который выглядел, как два «Коп-шоу», поставленных друг на друга и завернутых в какой-то безумный пиджак, огромный, как парус. Никому не нравился этот парень. Он не был коренным нью-йоркцем, а это плохое начало для любого нью-йоркского директора по безопасности. Задрав голову, я посмотрел в его бледное лицо и подождал, пока один из директоров откроет рот – мне хотелось перебить его.
– Что слу…
– Почему изменились правила в отношении спиртного? С каких пор нам нельзя забирать из отеля то, что нам подарили?
– Уже четыре месяца. Разве вы не заметили? Не думаю, что вы получаете много подарков.
– Таких, какие вам можно выпить, совсем не получаю, мистер Тремблей. – Каков придурок!
Но мне, вероятно, не следовало это говорить. Махинатору всегда лучше молчать. Настоящие дельцы никогда, никогда не светятся. («Let me tell it you was just another guy in the crowd»[39]. – Ти-Ай[40].)
– Просто Кайла сейчас плачет в рабочее время, потому что она оставила две бутылки в кабинете директора, и теперь их нет. Не хотите сказать мне, где они?
– Вам больше нельзя выносить спиртное из отеля, – сказал Лерч, огромная ублюдочная горилла.
– Это я уже понял. Мой вопрос в следующем: где бутылки сейчас?
– Что вы имеете в виду?
– Хорошо, – и тут мои эмоции вспыхнули неоновым огнем, – их включили в меню нашего ресторана? Теперь вы извлекаете прибыль из подарков вашим сотрудникам? Или, может – скорее всего, так и есть – один из вас взял эти бутылки домой и выпил их? Один из вас конфисковал подарок, сопровождавшийся запиской в доказательство, – «Коп-шоу» был бы в восторге, услышав от меня это слово. – Это был дар сотруднице рецепции, которая все десять лет своей работы демонстрировала исключительный сервис, приведший к лояльности клиентов… скажите, один из вас унес эти бутылки домой и выпил их? Кто из вас выпил вино Кайлы?
Мама дорогая, меня несло.
Тремблей пытался прожечь меня взглядом. Что ни говорите, этого человека трусом не назовешь. Весь отель ненавидел его, даже менеджеры, которые целовали его в зад на корпоративных совещаниях. И вы думаете, всеобщая ненависть за его спиной хоть как-то беспокоила его? Вовсе нет.
Он медленно заговорил:
– Томас, все бутылки с вином и другими спиртными напитками сейчас утилизируются на погрузочной платформе.
– Простите? Вы выбрасываете бутылки, полные вина?
– Нет, охрана заверяет меня, что они откупоривают их и выливают в канализацию на погрузочной платформе.
– Вы хотите, глядя мне в глаза, сказать, что этот человек, – ответил я, указывая большим пальцем на Лерча, такого высокого, что у меня получился жест «все супер!», – откупоривает бутылки с вином и выливает его в канализацию?
– Да, Томас. Таковы правила. – И Тремблей улыбнулся мне одной из тех улыбок, о которую так и хочется разбить пивную бутылку.
Вот он, мой генеральный, глядит мне прямо в глаза, лжет мне в лицо и улыбается.
Где же ты, Чак Дэниелс? Маленький Томми Джейкобс беспомощно ищет тебя глазами.
Что, черт побери, делать с этим? Что бы сделал ты?
Я пошел прочь. Вернулся на первый этаж и, оглядев очередь в фойе, ожидавшую высококлассного сервиса, вошел в систему.
Я набрал свой пароль, нажал Enter и сказал:
– Чем могу помочь? – следующему гостю…
* * *Вот как прошел следующий день моей жизни. Но не обычный, а тот, в который у меня совсем слетела крыша в кабинете директора.
Я проснулся с похмелья, всю ночь прогуляв с несколькими швейцарами в нью-йоркских клубах. Мясоразделочный квартал[41] и все такое. После конфронтации с высшим руководством мне хотелось напиться, а лучшее лекарство – вечеринка со швейцарами. У них есть наличные, огромные толстые пачки двадцаток, и, как правило, они с детства знакомы с владельцем клуба (или с барменом, или хотя бы с парнем на дверях).
Хорошее средство от похмелья? Я знаю одно плохое: ковровая бомбардировка выезжающими гостями. И типичные жалобы. За утро я вычел расходы на мини-бар как минимум на пятьсот долларов, пытаясь не обращать внимание на двадцатиминутный мозговыносящий монолог гостьи о том, как она положила органические злаковые батончики в холодильник поверх гостиничных пакетиков с кешью, чтобы батончики охлаждались, пока она сама примеряет свадебное платье в Сохо, так почему же она должна платить за кешью? Она не ела эти кешью. Она вообще их не трогала. Я вычел эту позицию из счета задолго до того, как клиентка начала рассказывать о злаковых батончиках, не говоря уже об избыточной свадебной информации, и даже не пытался прервать поток слов этой женщины фразой «Эта позиция уже удалена». Ничто не могло помешать сложной и бесполезной истории становиться все более сложной и бесполезной.