– Ага, почти целых три месяца! – криво усмехнулась другая соседка. – Потом эстафету еще кто-то принял. А потом еще и еще. Андрей, должно быть, в конце концов от отцовства отказался. К чему оно ему, если ребенок не его! Да и в браке с Нинкой они никогда не состояли.
– Не любила Нинка это дело, – кивнула третья женщина. – Сколько мужиков у нее сменилось, а ни с одним до загса не дошла.
– А как выглядел этот Ювелир, вы описать можете? – спросила Инна.
– Как? – соседки растерялись.
– Симпатично выглядел, – наконец произнесла тетка Маня. – Волос черный. Но мягкий и вьется. Глаза темные. Сам из себя тощий, но не мелкий. Да вы чего, девки, это же когда было-то! Почти тридцать лет назад! Человек за эти годы знаете как измениться мог!
– А этот Ювелир тут у Нинки потом больше не показывался? – спросила Инна.
– Ни разу его не видели, – покачали головами соседки, давая понять, что больше они никакими сведениями не располагают.
Подруги уже почти добрались до выхода, когда их догнала тетка Маня.
– Я вам вот что скажу, – прошептала она подругам. – Вы если к Нинке пойдете, то обязательно ей не водки, а вина сладкого возьмите. То есть водки тоже возьмите, но для знакомства лучше будет вино и пирожные. Нинка страсть как из себя благородную корчить любит. Увидит, что вы к ней с водкой пожаловали, скандал устроить может. Дескать, чего это вы к ней как к алкоголичке. Хотя, если разобраться, кто она такая? Алкоголичка и есть!
Мать Павла Нину подруги застали в тяжелый для женщины момент. Пьяный хмель у нее из головы немного выветрился, выпитое с утра вино бывалый организм уже переработал и теперь требовал новой порции. Но до вечера нечего было и думать получить от Гоги вожделенную бутылочку. Он крайне негативно относился к тем, кто пьет днем. И Нинка, как ни отважна была, лишний раз не рисковала дразнить своего сожителя.
Как ни крути, а комната-то теперь его. Ну, а договор пожизненного содержания… Так это же просто бумажка. Ее и переписать, чего доброго, можно. От этих мыслей Нинка помрачнела и злобно сплюнула.
Конечно, можно было бы пришить где-нибудь в подворотне черноглазого Гоги. Нинка часто об этом задумывалась. Да и Павел предлагал этот вариант. Что и говорить, Гоги в последнее время стал надоедать Нинке. Должно быть, сказывался ее возраст. Все-таки не девочка, хоть для своих сорока с изрядным хвостиком выглядит как конфетка. Особенно если накраситься поярче, а свет в комнате поубавить. Но все же хотелось иногда вечером просто поваляться одной перед телевизором, а не слушать чужую речь Гоги и его гостей, которых Нинка к тому же не понимала. Но убить Гоги было страшновато. За ним стояла не только его многочисленная родня, но и дружки. Того и гляди сама на нож напорешься. А то увезут в глухой лес да и прикончат там. Дикие люди! Нет, связываться с таким делом Нинке не хотелось. И как раз, когда Нинка обдумывала, откуда бы ей достать деньги вообще, а конкретнее – на бутылку мадеры, в дверь ее комнаты постучали.
– Входите, открыто! – крикнула Нина и с удивлением увидела двух девушек, которые осторожно проскользнули в ее комнату.
В руках Мариша с Инной держали бутылку кагора и какое-то десертное китайское вино. Обе бутылки мигом расположили Нину в пользу нежданных гостий.
– Вы ко мне? – постаравшись принять величественную и в то же время изящную позу, спросила она.
Подруги переглянулись. Нинка им показалась слегка не в себе. Да и как прикажете относиться к особе, которая сидит на продавленном диване в дешевом китайском халате с драконами и корчит из себя герцогиню. Что и говорить, вино Нина приняла с истинно аристократической небрежностью. У нее даже хватило ума и душевных сил, чтобы не выразить слишком явно своей радости. Впрочем, дальше этого дело не пошло. Руки у Нинки, когда она извлекала пробку, заметно дрожали. Вино и в самом деле оказалось приятным, подруги с удовольствием выпили с Ниной по бокалу. И беседа дальше потекла гладко.
Несмотря на уверение соседок, что Пашкина мать совсем спилась, в комнате у Нины было очень чисто. На окнах висели чудовищно аляповатые, но новые занавески с обилием золота и вышивки. На полу лежал яркий восточного рисунка и расцветки ковер. Покрывала на диване и креслах были тоже новыми. Конечно, между собой все это никак не сочеталось, потому что занавески были зеленовато-синими, ковер – преимущественно вишневым, а накидки на креслах – сиреневыми с серебристым узором. Все вещи были явно недавно приобретены, но по отдельности даже радовали глаз.
– А мы с вами и не познакомились, – спохватилась Нинка, когда тема установившейся ясной погоды и неожиданный визит президента Америки в Чехию окончательно себя исчерпали. – Вас ко мне привело какое-то дело?
Подруги переглянулись и изложили ей цель визита.
– Так вы от Марка Семеновича! – протянула Нина. – Что же, я понимаю. Должно быть, мой Павел что-нибудь начудил?
– Да как сказать, – пробормотала Мариша. – Вообще-то…
– Что вы от него хотите? Мальчик рос без отца! – быстро оправдала любые выходки сына Нинка. – Сама я не могла уделять его воспитанию достаточно много времени. Нужно было зарабатывать деньги. И потом… Я была так молода. У меня было много поклонников. И я иногда просто физически не могла заняться сыном. Вы понимаете, о чем я?
Подруг даже перекосило от такой откровенности. Но они постарались не подать вида. И лишь отпили еще по глотку вина.
– И, конечно, будет справедливо, если отец Павлуши захочет сделать хоть что-нибудь для него.
– Что-нибудь – это что? – вежливо осведомилась Мариша.
– Он достаточно обеспеченный человек и может отписать Павлу в наследство часть своей собственности. Или просто подарить.
– Просто подарить? – эхом откликнулась Инна. – А он вообще знает, что у него… что вы от него…
– Разумеется! – кивнула Нина. – Я сообщила ему о том, что я в положении, сразу же… Ну, не сразу же, но сообщила. Торопиться нужды не было, все равно Марк в это время был арестован. И кажется, даже уже сидел где-то в колонии. Да, точно в колонии под Архангельском.
– Под Архангельском? – переспросила Мариша. – Вы уверены?
– Мне так кажется, – кивнула Нина. – Но когда он освободился, я приглашала его зайти ко мне, взглянуть на нашего мальчика.
– А как он отреагировал?
– Боже мой! Ну как мог отреагировать молодой парень? Разумеется, начал протестовать, что Павел не от него. В общем, постарался ускользнуть от ответственности. Я даже не стала Марка и терзать. Сама вырастила сына. Но теперь… Павел просто вылитый отец в молодости! – внезапно воскликнула она. – Можете мне поверить.
Подруги как раз и не поверили. У них в голове не укладывалось, чтобы Марк Семенович в дни своей юности выглядел бы, как Павел сейчас.
– Скажите, а за что Марк Семенович сидел? – спросила Мариша.
– Понятия не имею, – покачала головой Нина. – Никогда не интересовалась.
– Но как же так?
– А так! Он своим собственным сыном не интересовался, а чего ради я стану лезть к нему с расспросами? А вот вы, если так интересуетесь, почему сами его не спросите? – неожиданно трезво поинтересовалась Нина. – Вы ведь с ним знакомы.
– О, вы еще ничего не знаете? – удивилась Мариша. – Павел вам не сказал?
– Что не сказал? – насторожилась Нина.
– Марк Семенович тяжело ранен. В него стреляли вчера вечером.
– Ой нет! – воскликнула Нина. – Только не это! Скажите, он жив?
На ее лице отразилось такое неподдельное волнение, что подруги даже растрогались. Вот ведь как бывает! Оказывается, эта спившаяся женщина пронесла в своем сердце через всю свою жизнь привязанность к мужчине, бросившему ее с малым ребенком.
– Он жив? – допытывалась Нина. – Не томите меня! Говорите, жив?
– Да, – кивнула Мариша.
– Слава богу! – воскликнула Нина, и краски стали возвращаться к ее побелевшему лицу.
– Не волнуйтесь так, – растроганно произнесла Мариша.
– Легко вам говорить – не волнуйтесь! – посетовала Нина, наливая себе вина. – У вас небось все бумаги уже выправлены. А Павла Марк еще по закону не признал. Господи, если есть в этом мире справедливость, пусть он помрет не раньше, чем законным порядком признает Павла своим сыном и впишет в завещание. Тогда пусть и помирает. Плакать не стану.
И, произнеся это заклинание, Нина в два глотка осушила свой бокал. Ничего себе, красивая история! Да эта Нинка просто корыстная бабенка с замашками профессиональной шлюхи. Но тут подруги подумали: если эта Нина расстроена известием о ранении Марка Семеновича, значит, не с ее подачи в него стреляли. Да и Павел, несмотря на свою никчемность, не производил впечатление полного дурачка. Должен был понимать, что от смерти недавно обретенного папули сейчас много не выиграет. Да и алиби у него хоть и плохонькое, но все же имелось.
– Скажите, а когда Павел узнал, кто именно является его отцом?
– Скажите, а когда Павел узнал, кто именно является его отцом?
– Да он всегда знал! Тайны я из имени никогда не делала, – фыркнула Нина. – Только Павел и сам с Марком не рвался общаться. Знали бы вы, сколько мне сил пришлось потратить, чтобы он сейчас пошел знакомиться с родителем.
– Но вроде бы Марк Семенович тоже не стремился общаться с сыном, – произнесла Мариша.
– Не стремился, но, видать, любопытно стало, потому что с Павлом все же встретился, – ответила Нина. – Но своим сыном признать его отказался. И на экспертизу не согласился.
– Довольно странно для одинокого человека, – пробормотала Мариша. – Тут все-таки родная кровь. Мог бы попытаться сделать из сына человека. Учиться бы отдал или иначе как-то поддержал. Ведь деньги у него были. На кого же их одинокому человеку и тратить, если не на единственного сына?
– Да кто вам сказал, что у Марка мой Пашка единственный? – удивилась Нина.
– Но… Он сам! – ответила Мариша.
– Вот ведь горазд врать! – возмутилась Нинка. – Не таким он был в молодости! Совсем не таким! Даже странно, что он так изменился. Но, впрочем, тюрьма и колония многих калечат, – добавила она задумчиво. – Наверное, и я виновата. Ни одного письма ему туда не написала. А ведь могла бы.
И Нина задумалась еще глубже.
– А насчет детей, так у Марка еще дочь есть старшая, – очнувшись от своих мыслей, произнесла она. – Постарше Павла та девочка будет.
– И Марк Семенович о ее существовании тоже знал? – прошептала Инна. – Как и о Павле?
История становилась все чудней и чудней. Сначала сын, теперь еще и дочь.
– Конечно, знал! – сказала Нина. – Да вы слушайте, как дело-то было.
С явным сожалением она выцедила в свой бокал последние капли китайского вина, выпила и потянулась за штопором и бутылкой кагора. Когда с пробкой было покончено, а темно-красное густое сладкое вино было разлито по бокалам, Нина наконец начала свою повесть.
– Я как раз в тот день из женской консультации пришла домой, а соседка у нас тогда была – тетя Надя – самая первая сплетница. Так она меня у дверей уже караулит и говорит, что ко мне какая-то баба пришла. Вся в слезах, Марка будто бы ищет. Я удивилась, даже подумала, что его раньше срока выпустили. И бегом к ней. Вижу, сидит в комнате какая-то бледная немочь, пальтишко плохонькое, сапоги и вовсе худые. Всю мою ревность как корова языком слизнула. Подсела я к ней, чайку поставила да и давай у нее выпытывать, зачем ей Марк понадобился. Вот она мне и рассказала, что у нее от него ребенок. В загс они с Марком не ходили, но помогать дочке он не отказывался. По сто, а то и по сто пятьдесят рублей каждый месяц ей приносил.
– По сто пятьдесят? – удивилась Мариша.
– Вы вот молодые небось и не помните тех цен, – неодобрительно пробурчала Нина. – Но можете мне поверить: сто рублей по тем временам были хорошие деньги. А уж сто пятьдесят, да в виде алиментов, и вовсе роскошно.
Подруги переглянулись. Пьяненькая Нина немного ошиблась. И Инна, и Мариша еще отлично помнили то время, когда пачка сливочного масла стоила семьдесят две копейки. Килограмм баранины рубль двадцать. А литр разливного совхозного молока вечернего удоя, прямо из-под коровки, – двадцать восемь копеек. Но вот молодой человек неполных двадцати лет от роду вряд ли мог дослужиться до зарплаты в четыреста рублей. Тут явно пахло какими-то левыми заработками, что в Советском Союзе совсем не приветствовалось.
– Так вот, прорыдала она у меня почти полчаса, – продолжала Нина, – и я с ее слов поняла, что два месяца назад Марк не явился к ней с деньгами. А когда он и в этом месяце не пришел, она всерьез встревожилась. Конечно, ничего удивительного в этом не было, Марк уже сидел в следственном изоляторе, но Ане почему-то об этом ничего не было известно. Наверное, Марк не хотел ее волновать. Или надеялся, что его отпустят.
– А вы откуда знали, что он арестован?
– Так его же на улице взяли, когда он со мной шел, – вздохнула Нина. – Выследили, должно быть. Хотя потом говорили, что случайно вышло. Он навеселе был, еще и сопротивление оказал. Его в ментовку увезли. А там еще на него что-то нашли. Так и пропал мой Марк.
Похоже, винные пары ударили ей в голову, потому что Нина подперла рукой щеку и закручинилась.
– И что дальше? – затеребили ее подруги, испугавшись, что она сейчас запоет или заснет. – Вы потом с этой Аней встречались еще?
– Нет, но адресок ее я себе оставила, – сказала Нина. – Вообще-то она какая-то блаженная была. Как узнала, что Марка арестовали, так сразу вся и загорелась к нему в тюрьму бежать. Даже в колонию за ним ехать собиралась. Не знаю, получилось у нее что-нибудь или нет, только Павел мне сказал, что сейчас живет Марк один. Никакой старшей дочерью возле него и не пахнет. Так что сдается мне, что и с Аней Марк после колонии поступил не лучше, чем со мной.
Нужный подругам адрес блаженной Ани у Нины сохранился.
– Правда, я уж и не знаю, там ли она до сих пор живет. Но сдается мне, что такая мямля лишний раз с места не сдвинется. Так что коли от голода не померла, так в своей квартирке и живет.
Вторая бывшая пассия Марка Семеновича, от которой у него была дочь, жила на Московском проспекте. Но вот нужная подругам квартира долго не находилась. Подруги мужественно прошагали всю лестницу сверху вниз и снизу вверх два раза, но тринадцатая квартира словно сквозь землю провалилась. Впрочем, не было и четырнадцатой. Зато пятнадцатая дублировалась целых два раза. Друг в друга смотрели двери квартир, украшенных табличками пятнадцать А и пятнадцать Б.
– Мистика какая-то! – пробормотала Мариша. – Где тринадцатая-то квартира? Куда она у них делась?
Инна лишь растерянно покачала головой. Подруги вышли во двор и принялись озираться по сторонам. Наконец их внимание привлекла сухонькая старушка, ведущая войну со здоровенным кобелем дворовой породы. Несмотря на свое плебейское происхождение, пес был очень красив – густая светлая шерсть, умная морда и красивый темный ремень вдоль спины.
– Ну иди сюда, ирод проклятущий! – кричала на него старушка, маша рукой с зажатым в ней поводком. – Не съем я тебя! Домой пора идти! Дик, иди сюда, молочка дам!
Но Дик молочко явно не любил. Он весело прыгал вокруг хозяйки, далеко не убегал, но и в руки не давался.
– Поймать его вам? – подошла Мариша к вконец обессилевшей старушке.
– Ой, миленькая, поймай! – взмолилась та. – Ноги не держат, небось давление подскочило!
Старушку поставили возле подворотни – перекрывать Дику пути отступления. А сами подруги пошли на него. Но пес то ли сам утомился, то ли струхнул, что разозлившаяся хозяйка отдаст его чужим девицам. Он вдруг самостоятельно подошел к хозяйке, ткнулся ей в руку и позволил взять себя на поводок. Тем не менее старушка преисполнилась благодарности к подругам.
– Вот спасибочки вам! Уж и не знала, что и делать! – квахтала старушка.
– Скажите, а где тут тринадцатая квартира? – спросила у нее Мариша.
– А вы не нашли?! – изумленно воскликнула старушка. – Так во флигеле эта квартира. И четырнадцатая там же. – А кто вам в тринадцатой нужен? – проявила интерес старушка.
– Анна или ее дочка – Света.
– Тоже хватились! Они уже почти год, как отсюда съехали, – рассмеялась старушка.
– Надо же? – удивились подруги. – А куда?
– Квартиру себе выменяли! – с важным видом ответила старушка.
– А их нового адреса вы не знаете? – с надеждой спросила Мариша.
– А зачем вам они? – насторожилась бабка.
– Понимаете, – начала импровизировать Инна, – им пришел денежный перевод из Америки. Но, должно быть, отправитель имел только старый адрес. Конечно, можно было бы вернуть перевод обратно. Но тогда, по правилам нашей компании, отправителю придется заплатить двойной процент. Он возмутится. Будут неприятности.
– М-да, – покачала головой старушка, – хотела бы помочь, да не знаю как. В доме Аня ни с кем не дружила. И свой новый адрес, насколько я знаю, никому не оставляла.
– А что, если спросить у того мужчины, который вселился в их квартиру? – искала выход из положения Инна. – Вы не знаете, как его зовут?
– Иван Тимофеевич! Только его сейчас дома нет. Видите, вон его место для машины. А самой машины и нет, – огорчилась бабуля.
Подруги с интересом посмотрели на темнеющий прямоугольничек земли, на котором стояла машина – он резко выделялся от остального заснеженного двора.
– Но вы все же поднимитесь, может быть, домработница его сейчас дома. А от кого перевод-то? От мужчины? – любопытничала старушка.
– Имя мы вам назвать не можем, это тайна. Но да, от мужчины, – кивнула Мариша.
– Неужто отец у Светланки выискался? – пробормотала старушка. – Они одни всегда жили. Никаких родственников вроде бы не имелось. Кто же мог вдруг о них вспомнить?
И она внимательно уставилась на подруг, словно надеясь на их лицах прочитать ответ на свой вопрос. Но девушки не оправдали ее надежд. Вежливо попрощавшись с бабулей, они отправились во флигель. Им повезло – домработница и в самом деле оказалась дома. Правда, переговоры согласилась вести только через дверь. Похвальная бдительность, которая, увы, так редко встречается среди наших сограждан. Да и телефон своего хозяина тетка дать отказалась наотрез. Просто сущий клад, а не домработница. Осторожная до безобразия. Удача поворачивалась к подругам спиной.