– Нервничали?
– В этом нет ничего необычного, если вспомнить события последнего времени. И… – Черт бы его побрал! – За мной кто-то следит.
– Вы видели, что за вами кто-то следил?
– Нет, но я это чувствую. Это не игра воображения. Теперь я знаю, что такое, когда кто-то следит за каждым твоим шагом. Вы, наверное, в курсе того, что случилось со мной несколько лет назад.
– Да, я все знаю.
– То же самое знакомое чувство. Причем вот уже несколько дней.
Эйбра посмотрела на окно, которое забыла закрыть, на застекленную дверь, выходящую на крыльцо, на горшки с цветами, которые она выставила на солнце.
– Я часто ухожу из дома и большую часть ночей провожу с Эли. Но поскольку я забываю закрыть окна и тем самым проявляю беспечность, вынуждена признать, что злоумышленник мог легко проникнуть в мой дом и подложить этот пистолет. Но для чего? Не понимаю, почему он выбрал меня и мой дом. Зачем? Если кто-то решил опорочить меня, подвергнуть сомнению алиби Эли, зачем ему прятать пистолет у меня, а не в Блафф-Хаусе?
– Мы обыскали дом Эли Лэндона до того, как злоумышленник успел подложить пистолет. Или, возможно, тогда он не собирался этого делать, – сказал Хансон. – Извините, детектив, что перебил вас.
– Ничего страшного. В последние дни Вулф пытался получить ордер на обыск вашего дома, мисс Уолш. Но его начальство на это не пошло, так же как и мое. Однако он продолжает гнуть свою линию. Утверждает, что получил анонимный звонок, в котором сообщалось, что звонивший видел женщину с длинными волосами, направлявшуюся к маяку в ту ночь, когда был убит Кирби Дункан.
– Понятно, – отозвалась Эйбра. Ей казалось, будто в ее желудке разверзся бездонный каньон. – Вы находите в моем доме пистолет. Из этого следует, что это я стреляла в Дункана или была сообщницей убийцы. Неужели мне придется звонить моему адвокату?
– Вообще-то это не помешает, но в данный момент мне все это сильно напоминает ловушку. Но тем не менее нам придется сделать все, что требуется по закону.
– Хорошо.
– Послушайте, мисс Уолш… Эйбра, – произнес он, попробовав лимонад. – Я скажу вам, как мое начальство смотрит на это дело и как мой начальник поведет себя. Если вы имеете какое-то отношение к убийству Дункана, то почему вы, черт побери, не выбросили пистолет со скалы в море, особенно после того, как мы произвели обыск в Блафф-Хаусе? Для чего вам было прятать оружие в коробку с благовониями? В таком случае вы получаетесь круглой дурой, которой не хватает мозгов, чтобы избавиться от улик. Но при общении с вами понимаешь, что вы совсем не такая.
Не доверяя собственному голосу, Эйбра кивнула в ответ.
– Вы нашли в своем доме пистолет и позвонили в полицию, чтобы сообщить о находке. По случайному совпадению, полицейский, занимающийся расследованием убийства жены Эли Лэндона, получает анонимный звонок – с заранее оплаченной одноразовой симки, – в котором сообщается, что через три недели после случившегося этот самый аноним в ночь убийства видел возле маяка женщину, похожую на вас, Эйбра, с такими же волосами и такой же фигурой.
– И детектив Вулф поверил этому анониму.
– Мы этого точно не знаем, но он пытался на основании этого звонка добиться ордера на обыск в вашем доме. Судя по всему, пистолет вам действительно подбросили. Преступник подстроил ловушку, причем, как мне кажется, не слишком убедительную. Думаю, что и Вулф не поверит в нее, но от своей затеи обыскать ваш дом тоже не откажется.
– Но здесь нет ничего такого… Ничего… только этот пистолет.
– Нам придется поступить так, как требует закон. Я могу обратиться к начальству за ордером, но будет лучше, если вы сами разрешите полиции осмотреть дом.
Эйбре была неприятна сама мысль об этом. Но что поделать? Лишь бы все поскорее закончилось.
– Хорошо, обыскивайте, смотрите, ищите, делайте все, что вам нужно.
– Великолепно. Когда мы закончим, я хочу, чтобы вы убедились, что окна и двери в вашем доме надежно закрыты.
– Обещаю вам. Думаю, что ночи я буду проводить или в Блафф-Хаусе, или у моей соседки, до тех пор, пока… в общем, какое-то время. Да, вам ведь теперь придется и Эли сообщить об этом? – Она опустила руку, поймав себя на том, что машинально крутит на шее кулон. – Скоро приезжает его семья. Они хотят все вместе отпраздновать Пасху. Если станет известно, что я нашла пистолет, все ужасно расстроятся.
– До тех пор, пока не возникнет необходимости еще раз поговорить с ним я ничего не стану ему рассказывать.
– Спасибо.
– Я позвонил начальству и попросил, чтобы прислали кого-нибудь снять отпечатки пальцев…
– Я все понимаю, это работа.
– Верно.
Вскоре появились вызванные Корбеттом специалисты. Дом невелик, подумала Эйбра, обыск проведут быстро. Придется уступить, уйти, чтобы не путаться под ногами. Наверное, Эли испытывал то же самое, решила она, когда к нему домой в поисках улик приходила полиция и обыскивала все комнаты. Ему, как и ей, казалось, что дом на какое-то время перестал быть его домом. Принадлежащие ему вещи перестали быть его вещами.
К Эйбре подошел Винни.
– Они уже заканчивают. Ничего не нашли, – сообщил он. – Ни на окнах, ни на коробке отпечатков не обнаружено. – Он дружески погладил ее по спине. – Обыск – это формальность, Эйбра. Успокойся. То, что ты согласилась на него, не требуя ордера, лишь добавляет очков в пользу в версии, что оружие тебе подбросили.
– Я понимаю.
– Хочешь, я еще побуду с тобой?
– Нет, не надо. Тебе нужно домой, к семье. – Раскрашивать вместе с сыном пасхальные яйца, мысленно добавила она. – Зачем тратить на меня свое личное время?
– Тогда звони мне когда угодно и по любому поводу.
– Обязательно. Сейчас немного приведу себя в порядок и отправлюсь в Блафф-Хаус. Хочу увидеться с Эстер.
– Передавай ей от меня привет. Могу тебя подождать, и мы вместе выйдем из дома.
– Нет, спасибо, не надо. Не беспокойся за меня. Сейчас светлый день. На берегу полно людей. Он не посмеет напасть на меня.
– Обязательно закрой двери и окна.
– Непременно.
Эйбра проводила Хансона до порога. Соседка из дома напротив помахала ей рукой и продолжила вскапывать в палисаднике землю. По улице катились на велосипедах двое мальчишек.
Вокруг слишком много людей, заверила себя Эйбра. Никто не осмелится напасть на меня в этот час. Да и какой смысл?
Взяв пакет для мусора, она зашла в спальню, где, опустившись на колени, сложила в него все, что было рассыпано по полу, вместе с коробкой. Она не знала, к чему прикасался этот тип. Но даже если бы и знала, то все равно выбросила бы все, что было в шкафу.
Затем она слегка освежила макияж, взяла сумку и сунула в нее нужные вещи, включая рисунок. Прибрав в кухне, достала пироги с земляникой и ревенем, что испекла накануне, сложила их в картонную коробку. Отнесла все это в машину и вернулась за кошельком. Закрыв входную дверь, Эйбра почувствовала, как екнуло ее сердце.
Она так любит этот дом! Вот только когда она снова почувствует себя в нем в безопасности?
Глава 19
Блафф-Хаус наполнился людьми, шумом и суетой. Эли уже забыл, как могут звучать одновременно много голосов, как много дел могут накладываться одно на другое, как много может возникнуть вопросов, требующих немедленного ответа. После короткого первоначального шока он пришел к выводу, что ему даже нравится воцарившийся в доме хаос. Нравится переносить багаж наверх, а тарелки на кухню, нравится наблюдать за шустрой племянницей, сующей нос во все углы, видеть, что сделал матери приятное, когда предложил фрукты и сыр, сказав, что все, наверное, проголодались с дороги.
Но самое большое удовольствие ему доставило наблюдать за стоящей на террасе Эстер. Она смотрела на море, и ветер трепал ее седые волосы. Эли подошел к ней, и они обнялись. Сидящая у ног бабушки Сэди подняла голову, вильнула хвостом и снова погрузилась в сон.
– Солнце согревает старые косточки, – сказала Эстер. – Мои и Сэди. Ох, как же я соскучилась по дому.
– Понимаю тебя, – ответил Эли. – Думаю, что и дом соскучился по тебе.
– Мне тоже хочется так думать. Смотрю, ты высадил в горшки анютины глазки.
– Это не я, это Эйбра. Я их только поливаю.
– Коллективная работа – хорошее дело. Меня согревала мысль о том, что в доме теперь ты, Эли. Для меня самым главным было не то, что за ним кто-то присматривает, а то, что в нем поселился ты, мой внук. Мне кажется, дом соскучился и по тебе тоже.
Эли испытал знакомое чувство раскаяния.
– Прости, что я так долго не приезжал в Блафф-Хаус. Нужно было сделать это раньше.
– Ты знаешь, что я терпеть не могла заниматься домом?
Эли оторопел.
– Ты?! Эстер Лэндон? Я всегда думал, что ты любишь этот дом.
– Твой дед в нем души не чаял. Мне приходилось принимать пилюли, чтобы мой желудок работал исправно. Я люблю море, но предпочитаю любоваться им с берега. Мы часто отправлялись в море на корабле, и я не жалею ни об одной минуте, проведенной там вместе с мужем. Брак – это непрерывная цепочка компромиссов, и в лучших своих проявлениях они становятся основой жизни и брачного союза. Ты постоянно шел на уступки, Эли, и тебе не за что извиняться.
– Ты знаешь, что я терпеть не могла заниматься домом?
Эли оторопел.
– Ты?! Эстер Лэндон? Я всегда думал, что ты любишь этот дом.
– Твой дед в нем души не чаял. Мне приходилось принимать пилюли, чтобы мой желудок работал исправно. Я люблю море, но предпочитаю любоваться им с берега. Мы часто отправлялись в море на корабле, и я не жалею ни об одной минуте, проведенной там вместе с мужем. Брак – это непрерывная цепочка компромиссов, и в лучших своих проявлениях они становятся основой жизни и брачного союза. Ты постоянно шел на уступки, Эли, и тебе не за что извиняться.
– Я готов завтра выйти с тобой в море.
– Нет, спасибо, лучше не надо, – рассмеялась Эстер.
– Тогда зачем ты держишь яхту?
Когда Эстер, ничего не сказав, лишь улыбнулась ему, он все понял. Ради любви, подумал он, и прижался губами к щеке бабушки. Она отодвинулась и заглянула ему в глаза.
– Говорят, теперь у тебя есть собака.
– Можно сказать и так. Барби было нужно жилье. Я взял ее к себе.
– Обзавестись собакой – разумное дело. – Эстер оперлась на трость и еще раз посмотрела на внука. – Ты выглядишь лучше, чем раньше.
– Хочу надеяться. Кстати, ты тоже, бабуля.
– Знаешь, я тоже на это надеюсь. Мы с тобой парочка израненных воинов, разве не так, юный Эли? – усмехнулась она.
– И теперь мы с тобой идем на поправку, чтобы снова встать в строй. Пойдем-ка в дом, тут прохладно.
Эстер вздохнула и, крепко взяв его за руку, позволила отвести себя в комнату и усадить в кресло.
– Мне еще долго предстоит выздоравливать.
– Ты прекрасно подлечишься здесь. Я буду с тобой столько, сколько понадобится.
– Садись, Эли, – велела она ему. – Да, я намерена вернуться, но чуть позже. Было бы непрактично и неразумно переехать сюда и постоянно ездить в Бостон к опостылевшим врачам.
– Я могу отвозить тебя туда, когда понадобится. – Он только сейчас, увидев, как Эстер с террасы любуется морем, понял, как сильно истосковался по ее возвращению в Блафф-Хаус. – Мы можем договориться о твоем лечении здесь, в Виски и Бич.
– Боже, мы даже думаем одинаково! Это первое, что мне пришло в голову, когда я очнулась в больничной палате. Желание вернуться сюда, в наш дом, помогло мне пережить самое тяжелое время. В нашем роду никогда не было хлюпиков, а жизнь с твоим дедом закалила мой дух. Доктора, которые были во мне не уверены, еще удивятся, когда я окончательно стану на ноги.
– Просто они не знали, кто такая Эстер Лэндон.
– Теперь знают, – ответила Эстер. – Не все делается так быстро, как хочется. Мне нужна твоя мать. Мне нужен твой отец. Он хороший сын и всегда был таким. Я уже встала на ноги, но мне часто нужен отдых, подолгу ходить я пока не могу. Так что я, мой дорогой, побуду в Бостоне, пока не пойму, что здоровье мое полностью восстановилось. А ты, Эли, оставайся здесь.
– Как скажешь. Если тебе этого хочется.
– Вот и решили. Сейчас мне хочется лишь этого. Как, впрочем, и всегда. Было время, когда мне казалось, что я буду последней из рода Лэндонов, кто жил в Блафф-Хаусе. Я не раз задавала себе вопрос: неужели моя неприязнь к Линдси была вызвана тем, что она так старалась привязать тебя к Бостону?
– Бабушка…
– Это может показаться неприятным, но отчасти все было именно так. Я бы примирилась с этим или хотя бы попыталась примириться, если бы она сделала тебя счастливым, как Триша – своего мужа.
– В этом моя сестра – дока, великий талант, согласна?
– Она пошла в вашего деда и вашего отца. Она была рождена и воспитана для того, чтобы продолжить семейное дело. Ты, Эли, больше похож на меня. Мы справляемся с делами и можем вести наш бизнес, когда того требует судьба, да и разумом господь нас не обделил. Но все-таки главная наша стезя – служение высокому искусству. – Эстер потрепала внука по руке и добавила: – Даже когда ты решил стать юристом, истинное счастье тебе все-таки приносила литература.
– Да, творчество казалось мне развлечением, забавой, а не работой. Но сейчас оно стало работой, смыслом жизни. Когда я был юристом, мои адвокатские дела представлялись мне куда более важным делом – в отличие от грез наяву, как тогда я воспринимал литературное творчество.
– Ты считал это грезами?
– Не совсем. Это Линдси так говорила. – Эли почти забыл об этом. – Вряд ли она хотела меня обидеть… но несколько коротких рассказов – это действительно не слишком впечатляет. Ей больше нравилось то, что производит впечатление, так что у нее и в мыслях не было меня оскорблять. Она не притворялась, она всегда была самой собой. Но если считать брак цепочкой компромиссов, то, увы, следует признать, что Линдси редко шла на уступки. Или я просто не замечал ее уступок. Те, кто утверждает, что о мертвых следует говорить только хорошее, просто не имеют мужества говорить правду.
– Но ты мужественней человек.
Эли не ожидал, что с кем-то заговорит о Линдси, тем более с собственной бабушкой. Но, наверное, это случилось потому, что они с Эстер сейчас в их родовом гнезде.
– Не могу сказать, что это была исключительно ее вина.
– Согласна. Так не бывает, чтобы кто-то был полностью в чем-то виноват.
– Я думал, что мы с ней пойдем по жизни вместе, соединим наши сильные и слабые стороны для достижения общих целей. Но я женился на принцессе. Отец Линдси ее так всегда и называл, принцессой.
– Да, верно, теперь я вспоминаю.
– Она всегда получала то, что хотела. Ее воспитали в убеждении, что в жизни ей все будет доставаться легко, без особых усилий. Она от природы была обаятельна, красива и непоколебимо уверена в том, что ее жизнь должна быть совершенной, такой, как она захочет.
– Но жизнь – не сказка даже если ты считаешь себя принцессой.
– Верно, – согласился Эли. – Оказалось, что ее жизнь со мной была далека от сказочной.
– Да, она была молодой и избалованной, но думаю, что с возрастом стала бы мудрее. Она была обаятельна, разбиралась в искусстве, моде, интерьере. Но надо честно признать: Линдси была тебе не пара. Вы с ней были слишком разными, совершенно не созданы друг для друга.
– Ты права, – согласился Эли. – Совместная жизнь у нас не сложилась.
– Самое мягкое, что можно о вас сказать, – вы оба допустили ошибку. Но она заплатила за свою ошибку слишком большую цену, и мне ее жаль. Такая молодая, такая красивая женщина. Ей бы жить и жить, но ее жизнь оборвала смерть, бессмысленная и жестокая. И тут уж ничего не поделаешь.
Не совсем так, подумал Эли. Убийца должен ответить за это.
– Хочу задать тебе вопрос, – продолжила Эстер. – Ты счастлив здесь?
– Я был бы безумцем, если бы не был счастлив в родном доме.
– Тебе хорошо здесь работается?
– Лучше, чем я ожидал или надеялся. Большая часть прошлого года, когда я только взялся за книгу, была, по сути, попыткой бегства от жизни. Теперь писательство – мое главное занятие. Я хочу стать хорошим писателем. Думаю, что мое пребывание здесь помогало мне в этом.
– Потому что это – твой родной дом, Эли, а Виски Бич – твой родной край. Что касается Триши, то ее жизнь, ее семья и ее дом – в Бостоне. – Эстер посмотрела через застекленные двери террасы на Сэди и Барби. – Блафф-Хаус для нее – это место, куда можно приехать на выходные и праздники, где можно проводить отпуск летом и отдыхать зимой. Блафф-Хаус никогда не был для нее родным домом.
– Это твой дом, бабушка.
– Да, ты прав, Эли, – согласилась Эстер и посмотрела на морскую гладь. – Вон на том берегу я влюбилась в твоего деда. Это было пьянящей весенней ночью. Я поняла, что он будет моим и этот дом станет нашим домом, в нем появятся на свет наши дети, в нем мы проживем наши жизни. Это мой дом, и я вольна им распоряжаться как угодно.
Она повернулась к Эли. Ее нежный взгляд сделался решительным и твердым.
– Если только ты не скажешь мне или не убедишь меня в том, что он тебе не нужен и ты не можешь жить в нем и быть счастливым, я отдам распоряжение оставить его тебе в наследство.
Эли в изумлении посмотрел на нее.
– Бабушка, ты не можешь отдать мне Блафф-Хаус.
– Я могу поступить так, как пожелаю, мой мальчик. – С этими словами Эстер похлопала его по руке. – Я всегда довожу до конца то, что задумала.
– Но, бабушка!…
Эстер снова похлопала его по руке, на этот раз строже.
– Блафф-Хаус – это дом, а в доме непременно кто- то должен жить. Ты его наследник, и на тебя ложится ответственность за него. Я хочу знать, желаешь ли ты сделать его своим. Или ты хотел бы жить где-то в другом месте?
– Нет, не хотел бы.
– Тогда решено. Уфф, я как будто сбросила с сердца тяжкий груз, – сказал Эстер и, удовлетворенно вздохнув, снова посмотрела на море.
– Неужели?
– Меня окончательно убедило то, что ты оставил себе собаку, – улыбнулась она и ласково погладила внука по руке.
В следующее мгновение дверь, ведущая на террасу, распахнулась, и на пороге появилась Триша.
– Если вы способны оторваться от кресел, то добро пожаловать в нашу компанию. Пора красить пасхальные яйца.