Сунув в папку деньги, я поспешно стала одеваться. Мне даже не интересно, кто он? Человек, которого вызвонила Белка и который должен появиться здесь с минуты на минуту. Муж? Или их много? Целая преступная группа! Шиш вам! Не выйдет!
Я выскочила из ресторана и торопливо прыгнула за руль. Какое-то время мне казалось, что за мной погоня, и я с час колесила по улицам, путая следы. Пробки мне мешали, но они мешали и моим преследователям.
Мой телефон постоянно звонил, но я даже не пыталась ответить. Я знала, что это муж. Через час мне пришла в голову мысль, что вовсе не обязательно ехать домой. Меня там не ждет ничего хорошего, и не очень-то хочется готовить ужин предателю. Он мне козни строит, а я должна его кормить, чтобы не обессилел! И потом: придется смотреть ему в глаза. Сидеть с ним за одним столом, наблюдать, как он ест, и замирать от страха.
И я поехала в гостиницу. В ту самую, где вчера мы с Пашей с таким энтузиазмом ублажали друг друга и где я узнала почти наверняка, что мой муж – предатель.
Администратор улыбнулась мне, как старой знакомой.
– Я хотела бы снять номер, – попыталась я улыбнуться в ответ.
– На сколько часов?
– Пока на сутки.
– Расчетный час – двенадцать дня.
– Хорошо. До полудня завтрашнего дня. Можно оплатить кредиткой?
– Да, конечно.
Я достала кошелек. Признаюсь, сердечко екнуло, когда я его открывала. Но мне повезло: золотой ключик лежал на месте. Если муж и хотел его изъять из обращения, то не успел. Миллионы были при мне, и я вздохнула свободно. Могу жить в гостинице сколько угодно, хоть в этой, хоть в другой, пошикарнее. Мысль поехать на одну из маминых квартир не пришла мне в голову. Там меня легко будет найти, муж знает все адреса, пароли и явки, и после того, как я не ответила ни на один его звонок, наверняка проедется по моей собственности в полном ее объеме. В том, что он будет меня искать, я не сомневалась. Нас слишком многое связывает.
– Заполните, пожалуйста, карточку гостя, – попросила администратор, взяв мою кредитку.
Я покорно принялась выводить буквы в указанных строчках: фамилия, имя, отчество, дата рождения… Взамен анкеты мне выдали пластиковую карту, с помощью которой я вошла в номер.
В Москве не хватает гостиниц, поэтому хорошие стоят очень дорого. Паша выбрал дешевую, а я не стала ничего менять. Мне было все равно, какая вокруг мебель и есть ли в мини-баре красное вино. Я легла на кровать и положила рядом мобильный телефон. Он тут же зазвонил. Я покосилась на дисплей: муж.
Рука сама собой потянулась к трубке. Я сбросила звонок и вытянулась на кровати, закрыв глаза. Мы прожили с Сережей пятнадцать лет, и все эти годы я верила ему, как себе. А он… Он жил со мной из-за денег. Мама была права, когда не хотела этого брака.
Мама… Несмотря ни на что, ее любимой игрушкой была я. Не бесконечные мужчины, которых она меняла, как перчатки, небрежно стряхивая с руки, когда отношения затягивались. И только я оставалась в ее жизни величиной постоянной. Марина Минина оказалась сумасшедшей матерью, и стоило мне задержаться, возвращаясь от подруги, как у нее начинался сердечный приступ. Она контролировала каждый мой шаг, рассуждая в многочисленных интервью, как важно дать взрослому ребенку свободу, а я изнывала от домашней тирании. Моему мужу удалось разорвать этот порочный круг, но я, трусиха, так и не родила ребенка.
Вот в чем моя беда: я не родила ребенка.
Но ведь еще не поздно?
Телефон опять звонил, но теперь я даже не сбрасывала звонок. Просто лежала с закрытыми глазами. Сердце болело: в нем торчал нож. Такое ощущение, будто кто-то большой и сильный навалился на рукоять всем своим телом и давит, давит, давит…
Потом мне пришло в голову позвонить Паше. Я с досадой взялась за телефон: он опять звонил! Пришлось сбросить вызов, перед тем как набрать Пашин номер.
– Хорошо, что позвонила! – обрадовался он. – Ты где?
– В гостинице.
– Почему не дома?
– Мой муж, кажется, в сговоре со всеми. Он что-то против меня замышляет. Я его боюсь и не хочу ехать домой.
– Погоди, я сейчас приеду. Ты в какой гостинице?
– В нашей.
Как это прозвучало! В нашей. У меня есть любовное гнездышко для свиданий с женатым мужчиной. Докатилась!
Я накрылась с головой одеялом, поджала ноги, потому что чувствовала легкий озноб, и стала ждать. А чтобы скоротать время, принялась мечтать. Мой хрустальный купол был уже почти достроен. Оставалось решить одну маленькую проблему: как туда попасть? Ведь нет ни двери, ни окошка, ни даже щелочки. Там, внутри, хорошо, я это знаю. Я видела мягкую зеленую траву, на которой можно валяться всласть, и никто не потревожит. Видела синее небо, легкие, как пух, облака. Даже маму. Она улыбалась мне, обещая обо всем позаботиться. И я ей верила. Пока жива была мама, все обстояло по-другому. Почему же она меня бросила?
Ах, да. Я вспомнила: из-за Егора. И тут же начала беспокойно ворочаться. Он нам мешал, ей и мне. В том, что случилось, есть некая предопределенность. Так надо. Он умер, потому что должен был умереть.
Но теперь мне нигде нет покоя. Я стою посреди огромного города, мне ненавистного, в толпе людей, глядя с тоской на хрустальный купол, и гадаю, как туда попасть?
Из мучительных раздумий меня вырвал телефонный звонок. Я вздрогнула: это не похоже на мобильник. Звонил стоящий на тумбочке аппарат, и я после некоторого колебания сняла трубку.
– Госпожа Петухова? – раздался в ней женский голос.
– Да.
– К вам посетитель.
Поскольку я молчала, женщина переспросила:
– Так его впустить?
– Попробовала бы ты меня не впустить, – раздался на заднем плане Пашин голос. Администраторша ойкнула, видимо, он сунул ей под нос служебное удостоверение или даже пистолет.
Я улыбнулась и положила трубку на рычаг. Через несколько минут в комнату ворвался Паша. Он шел на меня, как ураган, и мне оставалось только изобразить землетрясение. Еще минут десять кровать содрогалась от наших страстных поцелуев и объятий. Стоящий на ковре в пределах видимости хрустальный купол жалобно звенел.
«Интересно, а как там с любовью? – подумала я. – Неужели платоническая?»
Представить свою жизнь без физической близости с мужчиной я не могла и поэтому переселение под купол временно отложила. Вплоть до прояснения момента. Говорят ведь, что все мужики сволочи. Сволочи мне там, в моем хрустальном мире, не нужны. Если я докажу тождество о мужиках-сволочах, то оставлю этот грешный город со спокойной совестью и переселюсь в лучший мир, хрустальный.
– Итак, – весенним ветерком прошелестел Паша, утративший наконец ураганную силу, – ты решила развестись.
– Я просто не хочу ехать домой.
– Уже хорошо.
– Ничего хорошего нет в том, что женщина не хочет ночевать дома, – сердито сказала я.
– Петухов тебе доложил о том, где был в субботу?
– В какую субботу?
– В ту самую. Когда ты разбиралась на даче с влюбленным буржуем.
– Нет. Он сказал: потом. Когда я буду готова.
– А тебе интересно это узнать?
– Конечно!
– Так вот: он был с Маргаритой Николаевной.
Я не сразу поняла, кто такая Маргарита Николаевна. В подлость не хочется верить до конца.
– С?..
– Женой твоего отца.
– Вот как. – Оказывается, Петь сладкоежка, он любит сдобные булки с маком.
– Они перевозили вещи.
– Вещи? – вздрогнула я. – Какие вещи?
– Минины и в самом деле переехали.
– Но почему Сережа мне не сказал, что он был с?..
– Вот смотри. – Паша сел рядом и закурил. Запахло дешевыми сигаретами, и я заволновалась. – Есть три человека, которые явно нуждаются в деньгах. Или твой муж не нуждается?
– У него, по сути, ничего нет. Даже квартиру мама купила на мое имя с условием, что Сергей Викторович Петухов не будет ее собственником. Я его, конечно, прописала, но…
– Что произойдет в случае расторжения брака?
– Ничего.
– Что у него останется?
– Практически ничего. Хотя… Дай подумать. Машина на него оформлена.
– А все остальное?
– На меня.
– Деньги?
– У его нет счетов. Хотя есть. Зарплатный. В какой-то банк ему перечисляют зарплату, но я об этом ничего не знаю. Я ее никогда не видела.
– О твоем отце я вообще молчу, – Паша глубоко затянулся. – Дела у Мининых плохи. Я выяснил, что он взял кредит.
– Кредит? – заволновалась я. – Кто? Муж?
– Отец.
– Папа взял кредит?
– Да. Который согласно полученной мной информации Виталий Алексеевич Минин так и не погасил, и банк продал его коллектору. Там очень нервная обстановка, у Мининых, почему они и переезжают. На съемную квартиру постоянно шли угрожающие звонки.
– Кто тебе это сказал?
– Соседи. У Мининых маленький ребенок, не забывай. Что составляет жизнь мамочек? Кормление, магазины, прогулки в парке. Я спросил о госпоже Мининой, и на меня сразу накинулись: «Вы из банка? Как вам не стыдно!» Давление, я понял, было сильным. К Мининым несколько раз приходили какие-то люди. Как мне доложили, «неприятного вида».
– Почему же папа мне ничего не сказал? – растерялась я.
– А что бы ты сделала? – с интересом спросил Паша.
– Ничего. Не знаю. В общем-то, это их проблемы. Людям надо помогать, но…
– Понятно. Получается, подруга, что ты всем мешаешь, – он снова затянулся.
– Значит, муж.
Я крепко задумалась. Паша беспрерывно курит. Раньше я часто видела его без сигареты во рту, а теперь…
– А если я скажу, что Сергей давно уже нигде не работает? – вкрадчиво спросил вдруг Паша.
– То есть? – вздрогнула я.
– Его уволили аккурат под Новый год. Сокращение штата.
– Но куда же он тогда ездит каждый будний день? – растерялась я.
– Может, к любовнице? – оскалился Паша.
– Нет. Не могу в это поверить.
– Ну, как знаешь.
– Не могу поверить, – повторила я.
– Ты просила узнать, я узнал. Решение за тобой.
– А какое может быть решение? – с опаской спросила я.
– Не знаю, – рассердился Паша.
– Хорошо, я с ним поговорю.
– Будь осторожной.
– Дай мне оружие.
– Что?!
– Дай мне пистолет.
– Ага! – он расхохотался. – Знаешь анекдот? Чапаев два раза на швабру не наступает. Я уже получил в лоб и набил па-а-арядочную шишку.
Он так и сказал с растяжкой: «па-а-арядочную».
– Я его только попугаю, – пообещала я.
– Ага! Так я тебе и поверил! Слушай, сколько ты собираешься положить народу, прежде чем найдешь себя? – хмыкнул Паша. И жестко добавил: – Оружия не получишь.
– Хорошо. А есть основания, как это у вас говорится? Для возбуждения уголовного дела?
– Хочешь упечь «любимого» мужа в тюрьму? Но для этого нужно определить состав преступления.
– Он за мной следил!
– Это не криминал. Вдруг он подозревал тебя в измене? Он так и скажет. Рогатому мужу не возбраняется следить за неверной женой.
– Меня пытались убить!
– Доказательства? – деловито спросил Паша.
– Машина чуть не сбила на переходе!
– Свидетели?
– Камень швырнули в лобовое!
– Хулиганы.
– Но что же мне делать?!
– Не знаю. Думай.
– Ты останешься ночевать? – с надеждой спросила я.
– С ума сошла? Я женат! Меня дома борщ ждет и два дневника с двойками!
– Почему ж у тебя такие глупые дети? – горько улыбнулась я.
– Я тоже плохо учился.
– А жена?
– Жена еще хуже.
– Как же тебя угораздило на ней жениться? Она красивая?
– Нет, – сердито сказал Паша.
– Тогда почему?
– Любовь, знаешь ли, зла.
– Так ты ее любил?
– Чего пристала? Она меня из армии дождалась.
– Выходит, ты из благодарности…
– Мой друг застрелился на боевом дежурстве. Его девушка не дождалась.
– А вот я хорошо училась…
– И почему все-таки у вас нет детей?
Я молчала. Долго объяснять. Я всегда боялась, что любовь мамы переключится на внуков и она сделает с ними то же самое, что и со мной. А я… я с горя отравлюсь или повешусь. Нет уж. Я одна должна нести этот крест.
– Хорошо, не будем об этом, – вздохнул Паша. – Давай о делах насущных.
– Да, – кивнула я. – Ты сказал: доказательств нет. Значит, вся проблема в том, чтобы добыть эти самые доказательства. Иначе говоря, я должна поймать его за руку?
– Не обязательно доводить до крайности, – поморщился Паша. – Мне достаточно записи.
– Не поняла?
– Расколи его на признание.
– Теперь дошло, – кивнула я. – Если мой муж правдиво расскажет о том, как пытался меня убить, и я запишу его признание на диктофон…
– Это и будет являться основанием для возбуждения уголовного дела. Пару лет за решеткой охладят его пыл. А при удачном раскладе и больше может схлопотать. Если действительно являлся организатором покушения на твою жизнь. В общем, тащи из него все. И про Варламова, и про твою мать…
Я вздрогнула:
– Зачем?
– Тебе что, его жалко?
– Нет, но…
– Подумай о том, что он с тобой сделал.
– Я подумала, – моя улыбка была жалкой.
– И?..
– Я согласна.
– Хорошо, – кивнул Паша.
– Но я боюсь.
– Я буду рядом.
– Рядом – это где?
– Ну, скажем, в машине у твоего дома. Или в подъезде.
– Лучше стой под дверью.
– А ты, если что – кричи. Добудь эту запись, поняла?
– Да. Но…
– Что?
– Могу я сегодня остаться здесь? Я уже оплатила номер.
– Хорошо. А я пока подготовлю гарнитуру. Надо все сделать качественно. А главное, незаметно. Во сколько встречаемся?
– В два часа дня. У моего дома. Мне надо собраться с силами.
– Хорошо, – повторил Паша. – Но до завтра будь здесь. Никуда не уезжай, поняла?
– Куда же я поеду?
– Да кто тебя знает? Когда речь идет об Ариадне Петуховой, надо быть готовым ко всему, – пошутил он.
– Я никуда не пойду, – заверила я. – Надеюсь, что муж не станет обзванивать все гостиницы Москвы, чтобы отыскать свою неверную супругу.
– Иди ко мне, – позвал Паша. Как только я заговорила о неверности, выражение его лица изменилось. Глаза потемнели, губы сжались. Я подумала, что это не любовь, а месть. Он целовал меня с таким ожесточением, будто объявлял войну.
Мне даже захотелось убежать. Я почувствовала, что весь последний месяц летела в пропасть. И нет мне спасения…
Как только Паша ушел, я набрала номер мужа. Ответили мгновенно:
– Арина! Ну, наконец-то! Ты где?
– Не беспокойся, я в безопасности.
– Но все же?
– Я тебе не скажу, – я глупо хихикнула.
– Ты можешь объяснить, что случилось?
– Я все знаю, Сережа. Ты нигде не работаешь. С Нового года.
– Ах, это… – мне показалось, он вздохнул с облегчением. – Я сейчас тебе все объясню.
– Нет! – я вздрогнула. – Стой!
Господи, на мне же нет фурнитуры! Тьфу ты! Гарнитуры! Нет диктофона! Если Петь во всем признается сейчас, по телефону, как же я достану запись для Паши?! И как потом докажу, что именно муж пытался меня убить?! Я заволновалась.
– Знаешь что, Сережа? Давай завтра. Я приеду домой в два часа дня. И ты мне все расскажешь.
Пауза. Он обдумывал мои слова.
– Хорошо, – согласился наконец Петь. – Завтра так завтра. Но где ты будешь ночевать?
– Где-нибудь.
– Арина, не пугай меня.
– Не беспокойся: здесь есть свет. И горячая вода тоже есть.
– Ты что, на даче? – обрадовался он.
– Да, – соврала я. – На даче.
Так я тебе и сдала свое убежище! Сначала ты метнешься на дачу. А когда поймешь, что меня там нет, тебе станет немножко плохо. Потому что ты уверен: твоя жена не может врать. Но когда поймешь, что я соврала… О! Ты многое поймешь! Гостиниц в Москве не хватает туристам и командированным, а тебе, если ты примешься все обзванивать, хватит их до утра. Ах, жаль, я не зарегистрировалась под вымышленным именем! Интересная была бы игра! Но ты, любимый, проиграешь в любом случае. Так-то.
– Дай слово, что ты не сбежишь, – попросил Петь точь-в-точь как давеча Паша. Они что, все с ума сошли? Куда мне бежать? Если бы было куда, только бы меня и видели!
Я с тоской посмотрела в окно на хрустальный купол неба, увенчанный солнцем, который был сегодня почти так же хорош, как мой, воображаемый, и сказала:
– Я не сбегу.
– И я увижу тебя завтра?
– Конечно!
– Милая, ты только не волнуйся. Все будет хорошо.
Я очень на это надеюсь. Ты сядешь в тюрьму, Белка тоже куда-нибудь сядет, веснушчатая Маргарита Николаевна разведется с моим отцом. Он ее бросит, узнав, что любимую дочь пытались убить, и мы останемся с ним вдвоем. Я и папа. Уж он-то, надеюсь, не заодно с моими убийцами? Папа – последняя моя надежда. Я – его семья. Я очень этого хочу. Чтобы мы опять стали семьей. Маленькой семьей Мининых. Чтобы мы были вместе. Я даже готова ради этого взять его фамилию…
– До завтра, – сказала я мужу и дала отбой.
Ночь оказалась беспокойной, я знала, что завтра все закончится, и готовилась к этому. Для мужа, судя по всему, тоже все закончится. Но он, в отличие от меня, боялся логического завершения наших отношений и мчался теперь по весенней Москве, надеясь все уладить. Но там, куда он ехал, меня нет.
Мечта
Интересно, что чувствует человек, когда сбывается его мечта? У меня за всю жизнь была только одна мечта, вы знаете (хрустальный купол), и она еще не сбылась. Я почти потеряла надежду. Я ведь ни разу в жизни не чувствовала себя счастливой. Глупый вопрос: «А что такое счастье?» все время вертелся в моей голове. Даже на свадебных фотографиях у меня такое лицо, будто это не свадьба, а похороны, просто я перепутала платья. Надо было надеть черное, а я надела белое. Хотя говорят, что где-то, кажется, в Японии, белый – цвет траура. В день своей свадьбы я мысленно была в Японии. Похоронная церемония бракосочетания прошла под звон бокалов и мои вздохи.
Я не знаю, что такое счастье. Должно быть, из-за ножа, который живет в моем сердце. Мою маму в последние годы ее жизни счастливой делал Егор, и меня это, если честно, злило. Потому что раньше у нас с ней было одинаково несчастное выражение лица. Недаром все говорили, что мы похожи.
Когда я ненадолго забылась сном, мне грезился все тот же хрустальный купол. Я не знаю, что такое счастье, но оно мне часто снится.