Секретные личности. Двойные личности. Заговоры. Пи-Джи жил в сложном и запутанном мире паранойяльного шизофреника и, конечно, видел в Селесте не просто девушку, а некую таинственную силу.
Селеста продолжала молчать. Сидела на корточках за балюстрадой, положив одну руку на ружье, лежащее на полу пресвитерия.
Джой надеялся, что она не пустит в ход оружие. Сначала следовало подманить Пи-Джи поближе, на расстояние верного выстрела... или убедить его, что они вообще не нуждаются в оружии, поскольку находятся под защитой святой земли, на которой стоят.
– Знаешь, откуда взялись тридцать баксов, Джой? – спросил Пи-Джи. – Из сумочки Беверли Коршак. Теперь я должен подобрать их, чтобы позже сунуть в твой карман. Сохранить как улику.
Наконец-то Джой понял, какую роль отводил ему Пи-Джи. Брат хотел свалить на него все случившееся этой ночью. Без сомнения, его смерть выглядела бы как самоубийство: лижущий руки священникам, целующий четки алтарный служка сходит с ума, убивает двенадцать человек в сатанинской церемонии, после чего сводит счеты с жизнью.
Он избежал этой участи двадцать лет назад, когда не последовал за Пи-Джи по Коул-Вэлью-роуд, но выбранная им дорога ни к чему хорошему не привела: он плыл по течению, не ставя перед собой никаких целей, ни к чему не стремясь. А теперь ему предстояло побороться за свою жизнь.
– Ты спросил, когда я продал душу? – Пи-Джи по-прежнему стоял в арке, разделяющей нартекс и неф. – Мне было тринадцать, тебе – десять. Мне в руки попали книги о сатанизме, о черных мессах. К тому времени я для них созрел, Джой. Проводил маленькие церемонии в лесу. Приносил в жертву всякую мелкую живность. Я бы перерезал тебе горло и вырвал сердце, малыш, если бы ничего другое не сработало. Но до этого не дошло. Все оказалось гораздо проще. Я даже не уверен, а так ли необходимы эти обряды, знаешь ли. Я думаю, необходимо только одно – хотеть этого. Хотеть всеми фибрами души, хотеть всем сердцем, до боли... и этого достаточно, чтобы открыть дверь и впустить его.
– Его? – спросил Джой.
– Сатану, черта, дьявола, старого страшного Вельзевула, – весело ответил Пи-Джи. – Он, кстати, совсем не такой, Джой. На самом деле он теплый и пушистый, по крайней мере, для тех, кто принимает его с распростертыми объятиями.
И хотя Селеста осталась за балюстрадой, Джой поднялся в полный рост.
– Все правильно, малыш, – поощряя его, улыбнулся Пи-Джи. – Не бойся. Зеленый огонь не полыхнет из носа твоего старшего брата. Его руки не превратятся в перепончатые крылья.
От деревянного пола шел жар.
Стекла все сильнее покрывались конденсатом.
– Почему ты это сделал, Пи-Джи? – спросил Джой, притворяясь, что верит в души и сделки с дьяволом.
– Малыш, я до тошноты наелся бедностью, боялся, что вырасту таким же бесполезным куском дерьма, как наш отец. Хотел, чтобы в кармане всегда были деньги, хотел ездить на хороших автомобилях, хотел выбирать девушек по своему вкусу. И никак не мог на это надеяться, оставаясь одним из братьев Шеннонов, живя в комнате рядом с топливным котлом. Но после того как я заключил сделку... сам знаешь, что из этого вышло. Футбольная звезда. Лучший ученик в классе. Первый красавец в школе. Девушкам не терпелось раздвинуть ноги. Даже те, кого я бросал, продолжали любить меня, страдали из-за меня, не говорили обо мне дурного слова. А после школы – стипендия в католическом университете. Ирония судьбы, не правда ли?
Джой покачал головой.
– Ты всегда был хорошим. И очень умным. Все тебя любили. Ты и так бы это получил, Пи-Джи.
– Черта с два! – впервые он повысил голос. – Бог ничего не дал мне, когда я пришел в этот мир, ничего, ничего, кроме крестов, которые следовало тащить на себе. Он известный сторонник страданий, этот бог. Настоящий садист. У меня ничего не было, пока я не заключил эту сделку.
Болезнь укоренилась в мозгу Пи-Джи в детстве, так что здравый смысл и логика им уже не воспринимались. Слишком давно он переступил черту, за которой начиналось безумие. Джой еще раз убедился, что борьбу предстояло вести в иррациональном мире, используя действенные там методы и средства.
– А почему бы тебе, Джой, не пойти по моим стопам? Тебе не придется учить заклинания, проводить церемонии в лесу. В этом нет никакой необходимости. Просто захоти этого, открой свое сердце, и у тебя появится собственный компаньон.
– Компаньон?
– Как у меня Иуда. Наездник души. Я пригласил его в себя. Я дозволяю ему на какое-то время покидать ад, а он взамен заботится обо мне. В отношении меня у него большие планы, Джой. Богатство, слава. Он хочет, чтобы удовлетворялось каждое мое желание, потому что он испытывает все мои ощущения: ласкает женщин, пьет шампанское, разделяет вкус власти, абсолютной власти, которую чувствуешь, когда приходит время убивать. Он хочет для меня самого лучшего, Джой, и следит за тем, чтобы я его получал. У тебя может быть собственный компаньон, малыш. Я гарантирую, что он у тебя будет, можешь мне поверить, гарантирую.
На какое-то время Джой от изумления потерял дар речи: очень уж круто были замешаны фантазии Пи-Джи. Если бы за эти двадцать лет Джой не читал о самых экзотических случаях психических расстройств, он бы, пожалуй, не сумел понять природу человеческого монстра, с которым имел дело. Конечно же, первый раз он ничего не мог противопоставить Пи-Джи, потому что не обладал специальными знаниями, которые позволяли хотя бы в общих чертах представить себе образ мышления противника.
– Ты должен только захотеть, Джой, – напирал Пи-Джи. – Потом мы убьем эту сучку. Одному из сыновей Долана шестнадцать. Большой парень. Мы все обставим так, будто он убил всех, а потом покончил с собой. Ты и я, мы уйдем вместе и больше не будем разлучаться, станем ближе, чем братья, ближе, чем кто бы то ни было.
– Для чего я действительно тебе нужен, Пи-Джи?
– Да не нужен ты мне, Джой. Не собираюсь я тебя для чего-то использовать. Просто люблю. Или ты думаешь, что не люблю? Люблю, будь уверен. Ты мой младший брат. Мой единственный младший брат. И я хочу, чтобы ты был на моей стороне, делил со мной все блага, выпавшие на мою долю.
Во рту у Джоя пересохло, и совсем не от внезапной жары. Впервые с того момента, как он свернул на Коул-Вэлью-роуд, ему захотелось глотнуть "Джека Дэниелса".
– А вот мне представляется, что я нужен тебе для того, чтобы снять со стены распятие. Может, чтобы повесить его головой вниз.
Пи-Джи промолчал.
– Я думаю, тебе не терпится завершить ту самую "живую" картину, которую ты начал здесь выкладывать, но теперь ты боишься войти в церковь, потому что мы ее восстановили.
– Ничего вы не восстановили, – пренебрежительно бросил Пи-Джи.
– Готов спорить, как только я сниму распятие, задую свечи, разрушу алтарь, то есть это место вновь станет безопасным для тебя, ты тут же нас убьешь, как, собственно, и собирался с самого начата.
– Эй, малыш, ты забыл, кто перед тобой? Я же твой старший брат, который всегда защищал тебя, заботился о тебе. И я собираюсь причинить тебе вред? Тебе? По-моему, ты несешь чушь.
Селеста поднялась с колен, чтобы встать рядом с Джоем, словно почувствовала: подобная смелость с ее стороны поможет убедить Пи-Джи, что она и Джой чувствуют себя в полной безопасности под охраной символов, которыми окружили себя. Чем увереннее они держались, тем тревожнее становилось на душе у Пи-Джи.
– Если ты не боишься церкви, почему ты не решаешься подойти к нам? – спросил Джой.
– Почему здесь так тепло? – Пи-Джи пытался придать голосу былую самонадеянность, но в нем определенно проскальзывали нотки сомнения. – Чего мне здесь бояться? Нечего.
– Тогда подходи.
– Нечего здесь бояться.
– Докажи это. Опусти пальцы в святую воду.
Пи-Джи повернулся к мраморной купели по правую сторону от себя.
– Она была сухой. Вы сами налили туда воду.
– Неужели?
– Она не освящена. Ты – не паршивый священник. Это обычная вода.
– Тогда опусти в нее пальцы.
Джой читал о психически больных людях, которые, будучи уверенными в том, в них вселился дьявол, могли вызывать у себя ожоги на руках, если опускали их в святую воду или прикасались к распятию. Ожоги эти были самыми настоящими, только вызывались они не внешними факторами, а собственной психической энергией, убежденностью в том, что фантазии и есть реальный мир.
– Давай, прикоснись к ней, давай, – продолжил Джой, видя, что Пи-Джи не может оторвать взгляда от озерца воды в купели. – Или ты боишься, что вода обожжет тебе руку, как кислота?
Пи-Джи осторожно потянулся к мраморной купели. Растопырил пальцы над водой. Потом отдернул руку.
– Господи, – чуть слышно выдохнула Селеста.
Они нашли способ обратить безумие Пи-Джи себе на пользу, защититься им от него.
Впервые с того момента, как начался второй отсчет, Джой показал себя не юношей, только-только разменявшим двадцатник, но зрелым мужем, нашедшим, что противопоставить не старшему брату, а психически больному человеку с чрезвычайно могучим и изворотливым умом. Двадцать лет, прошедшие между двумя попытками, были прожиты не зря.
Впервые с того момента, как начался второй отсчет, Джой показал себя не юношей, только-только разменявшим двадцатник, но зрелым мужем, нашедшим, что противопоставить не старшему брату, а психически больному человеку с чрезвычайно могучим и изворотливым умом. Двадцать лет, прошедшие между двумя попытками, были прожиты не зря.
– Ты точно так же не сможешь прикоснуться к нам, – решительно заявил Джой. – Во всяком случае, в этом святом месте. Ты не сможешь сделать здесь то, что собирался, Пи-Джи. Теперь у тебя ничего не выйдет, потому что мы вернули бога в эти стены. И тебе остается только одно – бежать отсюда. Утро неминуемо наступит, и мы будем сидеть здесь, дожидаясь, пока кто-то не придет сюда, разыскивая нас, или не найдет Биммеров.
Пи-Джи вновь попытался опустить руку в воду, но не смог заставить себя коснуться ее. Вскрикнув от страха и злобы, пнул купель.
Широкая мраморная чаша свалилась с пьедестала, и Пи-Джи, вдохновившись этой победой, рванулся в неф еще до того, как она упала на пол.
Джой наклонился, взялся за "ремингтон".
Вода выплеснулась из чаши и, едва Пи-Джи наступил в образовавшуюся лужу, облако сернистого газа заклубилось у его ног, словно вода действительно была освящена и отреагировала как кислота на соприкосновение с сапогом человека, одержимого дьяволом.
Джой сообразил, что пол в нефе, должно быть, гораздо горячее, чем у алтаря, просто раскален.
Еще раньше отметив невероятную жару, царящую в церкви, Пи-Джи мог бы прийти к аналогичному выводу. Но он жил в ином, ирреальном мире, а потому в своих действиях не в состоянии был руководствоваться здравым смыслом. Его охватила паника. Пары "святой" воды до смерти напугали его, он закричал, будто она жгла его. И он действительно страдал, потому что воображаемая боль, вызванная галлюцинациями, ни в чем не уступала настоящей боли. Вопль отчаяния вырвался из груди Пи-Джи, он поскользнулся и упал в воду, подняв новые клубы пара. Скуля, вереща, поднялся на четвереньки. Замахал обожженными руками – его пальцы дымились, – прижал к лицу, тут же оторвал, словно капельки на его руках действительно превратились в слезы Христа, которые жгли Пи-Джи губы, щеки, глаза. Затем встал, пошатываясь, двинулся из нефа в нартекс, к парадным дверям, в ночь, крича от ярости и боли, не человек, не одержимый дьяволом – дикий зверь, корчащийся в невыносимых мучениях.
Джой лишь приподнял "ремингтон". Пи-Джи так и не подошел достаточно близко.
– Боже мой, – вырвалось у Селесты.
– Нам фантастически повезло, – согласился Джой.
Но они говорили о разном.
– Повезло в чем? – спросила Селеста.
– Горячий пол.
– Не такой уж он и горячий, – возразила она.
Джой нахмурился.
– Должно быть, в том конце здания он значительно горячее. Как бы здесь не занялся пожар.
– Пол тут ни при чем.
– Ты же видела...
– Это был он.
– Он?
Лицо Селесты смертельно побледнело, цветом напоминая конденсат на церковных окнах. Она смотрела на лужу, еще дымящуюся в дальнем конце центрального прохода.
– Он не мог коснуться воды. Потому что недостоин.
– Да нет. Ерунда. Соприкосновение холодной воды с горячим полом привело к парообразованию и...
Девушка энергично замотала головой.
– Нечестивец не может прикасаться к святому.
– Селеста...
– Нечестивый, скверный, испорченный.
– Ты забыла? – озабоченно спросил Джой, опасаясь, что она сейчас забьется в истерике.
Селеста встретилась с ним взглядом, и по ее глазам Джой понял, что она полностью контролирует себя, то есть ни о какой истерике не может быть и речи. Ее пронзительный взгляд ясно говорил о том, что она ничего не забыла. Ничего. Более того, он чувствовал, что полнотой восприятия случившегося ему с ней тягаться рано.
– Воду в купель налили мы, – тем не менее напомнил он.
– И что?
– Не священник.
– И что?
– Ее налили мы, это обычная вода.
– Я видела, что она с ним сделала.
– Всего лишь пар...
– Нет, Джой. Нет, нет, – она говорила быстро, слова наползали друг на друга, так ей хотелось его убедить. – Я видела его руки, лицо. На коже вздулись пузыри ожогов, она стала красной, повисла лохмотьями, на деревянном полу пар не мог стать таким горячим.
– Психосоматическая рана.
– Нет.
– Самогипноз.
– Времени у нас в обрез, – Селеста оглянулась на распятие, свечи, чтобы убедиться, что их маленький алтарь все еще в целости и сохранности.
– Не думаю, что Пи-Джи вернется.
– Обязательно вернется.
– Но, сыграв на его поле, войдя в его фантазию, мы испугали его...
– Нет. Его нельзя испугать. Ничто и никто не может его испугать.
Несмотря на то, что Селеста спешила донести до Джоя свои мысли, в ней чувствовалась какая-то отстраненность, словно она пребывала в состоянии легкого шока. Но Джой интуитивно понял, что никакого шока нет в помине, просто в тот момент она воспринимала информацию на другом, недоступном ему уровне сознания.
Селеста перекрестилась.
– ...in nomine Patris, Et Filii, et Spiritus Sancti...[12]
Чем напугала Джоя почище Пи-Джи.
– Психически больной маньяк-убийца, – нервно начал Джой, – пусть и ослепленный яростью, тем не менее подвержен страху, как и любой нормальный человек. Многие из них...
– Нет. Он – отец страха...
– ...многие из них живут в постоянном ужасе...
– ...отец лжи, такая нечеловеческая ярость...
– даже когда они пребывают в своих фантазиях, как он, они живут в страхе...
– ...не отпускает его целую вечность, – глаза у девушки остекленели. – Он никогда не сдается, никогда не сдастся, ему нечего терять, ярость и ненависть переполняют его с момента Падения.
Джой посмотрел на разлитую воду, на которой поскользнулся Пи-Джи. В церкви становилось все жарче, но пар над лужей больше не поднимался. И потом, не об этом падении она говорила.
– О ком ты говоришь, Селеста? – спросил он после короткой паузы.
Она вроде бы прислушивалась к голосам, которые, кроме нее, никто не слышал.
– Он идет, – голос ее дрожал.
– Ты говоришь не о Пи-Джи, не так ли?
– Он идет.
– Кто? Что?
– Компаньон.
– Иуда? Иуды нет. Это фантазия, бред.
– Тот, кто стоит за Иудой.
– Селеста, будь серьезной, никакой дьявол в Пи-Джи не вселялся.
Напуганная его стремлением руководствоваться исключительно здравым смыслом, точно так же, как чуть раньше его пугал ее внезапный уход в мистику, Селеста схватила Джоя за лацканы куртки.
– Джой, время на исходе. Его осталось совсем ничего на то, чтобы обрести веру...
– Я верю...
– Не в то, что важно.
Она отпустила его куртку, перепрыгнула через балюстраду в нишу для хора.
– Селеста!
– Давай потрогаем пол, Джой, – крикнула она, бросившись к калитке алтарной преграды. – Потрогаем там, где разлилась вода, посмотрим, достаточно ли он горячий, чтобы превратить воду в пар. Поторопись!
В страхе за нее Джой тоже перемахнул через балюстраду.
– Подожди!
Селеста уже открывала калитку ограждения.
В барабанную дробь дождя по крыше ворвался новый звук. Не из-под земли. Снаружи.
Девушка бежала по центральному проходу.
Джой посмотрел на окна слева. На окна справа. С обеих сторон церковь окружала тьма.
– Селеста! – закричал Джой распахивая калитку. – Покажи мне свои руки!
Их разделяла половина центрального прохода. Девушка повернулась. Ее лицо покрывал пот. Как фарфоровая глазурь. Поблескивающая в свете свечей. Лицо святой. Мученицы.
Рев усиливался. Двигатель. Двигатель автомобиля, набирающего скорость.
– Твои руки! – в отчаянии выкрикнул Джой.
Она подняла руки. На хрупких ладонях зияли отвратительные раны. Черные дыры, пульсирующие кровью.
С запада, разбивая окна, руша штукатурку, стойки каркаса, крестовины, деревянные панели, в церковь вломился "Мустанг". Надсадно загудел клаксон, полопались передние колеса, наехав на острые, как гвозди, щепки, но автомобиль продолжал двигаться вперед, врубаясь в ряды скамей. Казалось, ничто не может его остановить. Скамьи отрывало от пола, они поднимались на дыбы, валились, сиденья, спинки, скамеечки для колен трескались, ломались, падали друг на друга, превращались в баррикаду, и все-таки "Мустанг", ревя двигателем, уже не на колесах – на дисках продолжал движение, круша все перед собой.
Джой повалился на пол центрального прохода, закрыл голову руками, уверенный, что умрет под этим деревянным цунами. Не сомневался он в том, что умрет и Селеста, то ли сейчас, раздавленная если не "Мустангом", то обломками, то ли позже, распятая Пи-Джи. Джой подвел ее, подвел себя. Он знал, что за ураганом разбитого стекла, за смерчем штукатурки, за лавиной дерева последует кровавый дождь. Потому что, несмотря на рев двигателя "Мустанга", несмотря на надсадный вой клаксона, несмотря на опасный треск проседающих потолочных балок, Джой услышал звук, отличный от остальных, и сразу понял, что он означает: бронзовое распятие свалилось с гвоздя и упало на пол.